|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (91), 2024 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Ведин Н. В.
зам. главного редактора журнала «Проблемы современной экономики»,
доктор экономических наук, профессор (г. Казань)
| |
| | | | | Статья посвящена нетрадиционной трактовке теории стоимости и ее эвристической ценности в контексте вызовов современной информационно-технологической революции. Показано, что положение о сущности стоимости как воплощения общественного труда наталкивается на констатацию частного, изолированного труда производителя, что противоречит идее трудовой стоимости. Ключевое значение для решения данной проблемы имеет применение принципа ретроспекции (возвратного анализа), который был обоснован и реализован Марксом. Показано, что современная реальность разрушает информационно-экономическое обособление труда и придает ему качественно иную форму, которая раскрывается через призму двухуровневой структуры экономического устройства общества — общехозяйственной (кооперативной) и конкурентно-рыночной. Раскрывается основное содержание общехозяйственного уровня как системы коллективного производства и обмена живой деятельностью, обеспечивающих генерирование общественной производительной силы. Обосновано положение о том, что стоимость представляет собой превращенную форму общественной производительной силы, реализующейся в меру ее индивидуального освоения и применения в конкретно-общественном труде и его затратной составляющей. Затрагивается классовый аспект проблемы, связанный с эволюцией структуры рабочей силы наемного работника от преобладания в ней физической составляющей до его становления как субъекта присвоения общественной производительной силы в пространстве глобальных информационных сетей. | | Ключевые слова: стоимость, коллективное производство, системно-целостный подход, обмен живой деятельностью, общественная производительная сила, конкретно-общественный труд | | УДК 330.1 Стр: 56 - 61 |
Кризисное состояние современной теоретической экономики, большей частью находящейся в поле притяжения неоклассического мейнстрима, признается многими российскими и зарубежными исследователями. При этом критики мейнстрима относят к главным причинам кризиса присущие неоклассике формализм; избыточную математизацию; подмену реальных проблем сложными математическими моделями; предсказания, игнорирующие объяснительную функцию науки; отрыв от практики. Неоклассика — это предельная абстракция рыночных отношений, опирающаяся на методологический индивидуализм. Для этого воззрения существенна только одна сторона человеческой натуры — расчетливо-эгоистическая реакция индивида на все проявления социальной жизни (экономический империализм). Моральная ущербность такого подхода имеет и экономический подтекст, заключающийся в том, что мейнстрим игнорирует пусть менее очевидную, но объективную заинтересованность индивида в росте общественного благосостояния, т.е. общехозяйственный интерес.
Оппозиционная мейнстриму классическая политэкономия представлена, прежде всего, марксистским направлением. Опыт новейшей истории свидетельствует о том, что темпы социальных перемен начинают превышать скорость естественного обновления научного сообщества и соответствующих теорий. Марксизм не составляет исключения из общего правила. Тем более что на протяжении многих десятилетий отечественная экономическая наука не очень-то была озабочена его по-настоящему творческим развитием.
Тем не менее, по научной строгости, логике и глубине проникновения в природу капитализма марксизм занимает особое место в ряду экономических концепций. Критический пафос «Капитала» настолько объективен и убедителен, что интерес к нему со стороны широкой общественности, — пусть даже волнообразный, — не иссякает и, видимо, не иссякнет, пока капитализм, при всех его «посткапиталистических» модификациях, остается капитализмом — системой господства и социального неравенства.
Следует признать, что сфера влияния марксистской политэкономии в мире далеко не так обширна, как это характерно для мейнстрима. Тому есть много причин и главная из них заключается в том, что марксизм находится в оппозиции не только к мейнстриму, но, прежде всего, к капиталистической системе. Тем не менее, как отмечает В.Т. Рязанов, «в мировой экономической науке сама политэкономическая школа, потеряв ведущую роль, не исчезла и продолжает достаточно плодотворно развиваться по самым разным направлениям (например, радикальная политэкономия, постмарксизм, гетеродоксальная экономическая теория и др.)» [1, с.12]. Активную роль в этом процессе играет российская школа критического постмарксизма, представленная такими исследователями, как А.В. Бузгалин, А.Н. Колганов, Р.С. Дзарасов, М.И. Воейков, П.С. Лемещенко, А.А. Пороховский и др.
От анализа настоящего к пониманию прошлого: Маркс о путях движения познания экономических форм
Говоря о развитии классической политэкономии в целом и ее марксистской ветви, целесообразно выделить два тесно взаимосвязанных, но все же различных направления исследований.
Во-первых, применение теории и методологии «Капитала» для анализа новых явлений в мировой и национальных экономиках. К последним могут относиться современные проблемы наемного труда и занятости, роль информационных сетей, цикличность, изменение содержания труда, транснациональные структуры, государственное регулирование и т.д. Познавательный процесс при этом движется в обычной исторической последовательности: от глубокого изучения имеющихся марксовых текстов, адаптированных к эпохе промышленного переворота, к их приложению к современности.
Во-вторых, переосмысление той или иной теоретической конструкции «Капитала» Маркса с позиций современности. Заметим, что речь идет не о «ревизии марксизма», но о переходе на новый уровень понимания и содержательной интерпретации теории стоимости через призму формирующегося информационно-коммуникативного пространства современной экономики. Познание здесь движется в направлении, противоположном историческому процессу.
Маркс придавал большое значение этому методу (в современной терминологии — принципу ретроспекции (возвратного анализа) в противоположность принципу проспекции) и неоднократно возвращался к его описанию. Одно из них содержится в первой главе «Капитала»: «Размышление над формами человеческой жизни, а следовательно, и научный анализ этих форм, вообще избирает путь, противоположный их действительному развитию. Оно начинается post festum [задним числом], т.е. исходит из готовых результатов процесса развития. Формы, налагающие на продукты труда печать товара и являющиеся поэтому предпосылками товарного обращения, успевают уже приобрести прочность естественных форм общественной жизни. ...Лишь анализ товарных цен привел к определению величины стоимости, и только общее денежное выражение товаров дало возможность фиксировать их характер как стоимостей». [2, с.85–86]
В Экономических рукописях 1857–1861 гг. Маркс касается другого, не менее важного аспекта, подразумевающего, что знание о теперешнем зрелом состоянии объекта выступает как средство познания определенных сторон его прошлого бытия в историческом движении от прошлого к настоящему: «Буржуазное общество есть наиболее развитая и наиболее многообразная историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его структуры, дают вместе с тем возможность заглянуть в структуру и производственные отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которых оно было построено...» [3, с.39]
Вместе с тем, Маркс не абсолютизирует принцип ретроспекции и рассматривает его как один из аспектов соотношения теории и истории объекта, применяя этот метод в диалектическом единстве с принципом проспекции, ориентированном на выяснение особенностей состояния объекта в историческом прошлом. Буржуазная экономика дает исследователю ключ к прошлому, но «не в том смысле, как это понимают экономисты, которые смазывают все исторические различия и во всех формах общества видят формы буржуазные. Можно понять оброк, десятину и т.д., если известна земельная рента, однако нельзя их отождествлять с последней» [3, с.39]. Также нельзя отождествлять труд современного работника, независимо от любой из многочисленных форм занятости, с трудом обособленного частного производителя в классической товарной форме.
Неуловимая стоимость
Стоимость в теоретической системе Маркса полифункциональна: вокруг нее организуется весь экономический процесс; она инициирует синергию системы и абсорбирует ее эффекты; она является универсальным измерителем результатов деятельности каждого отдельного производителя и всех вместе взятых; она всех уравнивает, но каждому раздает «по заслугам». Иначе говоря, стоимость воплощает свойство целостности по отношению к товарно-капиталистической системе.
И вместе с тем стоимость, если не брать в расчет ее отражение в меновой стоимости, — единственное понятие в марксистской политэкономии, обозначающее ненаблюдаемый объект экономической реальности. Все прочие экономические формы, имеющие стоимостную родословную, — товар, меновая стоимость, цена, деньги, издержки, прибыль, процент, заработная плата и т.д., — вполне наблюдаемы и пригодны как для политэкономического, так и позитивистского дискурса. Заметим, однако, что если стоимость есть, по Марксу, глубинная абстракция товарно-капиталистического производства — категория сущности, в отличие от меновой стоимости товара и его полезности, то она и не может лежать на поверхности явлений.
Можно понять раздражение маржиналистов, вызванное масштабом и силой воздействия на умы современников теоретической системы, в основание которой заложена эзотерическая категория, не поддающаяся рациональному объяснению средствами позитивистского неоклассического анализа эмпирических форм. Марксистскую теорию стоимости они считали величайшей в истории науки мистификацией. Е. Бем-Баверк — один из основателей теории субъективной ценности и предельной полезности — изображает трудовую теорию стоимости как выдумку великого человека, на веру принятую толпой. [4, с.102]
Однако теории стоимости в ее классической интерпретации уже около трехсот лет, а учитывая вклад Аристотеля, — более двух тысяч. Ее путь в науке отмечен именами родоначальников политэкономии — У. Петти, А. Смита, Д. Рикардо, К. Маркса. Тем не менее, единства мнений по поводу содержания и места данной категории в теоретической системе нет даже среди марксистов. «Ненаблюдаемость» стоимости оказалось благоприятной почвой для теоретического разномыслия в ее трактовке. Можно выделить по крайней мере три подхода к пониманию и определению стоимости: субстанциальный, трансцендентный и отношенческий.
Субстанциальный (точнее было бы его назвать субстратным) подход, предполагающий энергетическое «наполнение» трудовой стоимости, хотя он и опирается на некоторые метафорические формулировки из «Капитала» (стоимость как «кристаллизация» труда, «застывшее рабочее время»), сейчас практически не встречается.
Трансцендентный подход не получил большого распространения, но представляет, на наш взгляд, серьезный методологический интерес именно как подход к анализу противоречивости феномена стоимости. Суть подхода, заключается в возможности иррационального постижения феномена стоимости [5, с.251–252].
Из современных российских экономистов отчетливо обозначил свою позицию как трансцендентный подход Ю.М. Осипов. Настаивая на необходимости учета трансцендентности мира, он афористично выразил свое понимание стоимости и, в принципе, обнажил суть проблемы: «Стоимость во всем, но ее нет самой по себе; она от всего, но не от самой себя; о ней можно говорить, но узреть ее невозможно; она действует, но действует не сама по себе. Стоимость трансцендентна (и при этом, заметим, не мистична)» [6, с.8–9]. В сущности, трансцендентный подход придает некую логическую завершенность тому пониманию категории стоимости, которое сложилось на сегодня в марксистской политэкономии.
Традиционной для политэкономов является трактовка категории стоимости, как экономического отношения между объективно взаимозависимыми участниками общественного разделения труда — обособленными, частными производителями — по поводу производства и взаимного обмена продуктами труда. Очевидно, что определение стоимости уже содержит указание на противоречие между частным и общественным характером труда производителя: чтобы продукт частного труда был реализован как стоимость, «частный труд, — отмечает Маркс, — должен... выявить себя непосредственно как свою противоположность, как общественный труд». [7, с.137]
В этой связи представляет интерес комментарий известных исследователей А. Бузгалина и А. Колганова к проблеме противоречия отношения стоимости. Переводя абстрактно-теоретическую конструкцию противоречия стоимости на хозяйственно-практический уровень, исследователи показывают действительно «простой способ» разрешения (и воспроизводства) указанного противоречия. Конкретному производителю, как и любому другому рыночному агенту, выходящему на рынок со своими продуктами (еще не товарами), удается полностью или частично уложиться в рыночную конъюнктуру и также полностью или частично реализовать свои продукты, как уже товары, обладающие меновой стоимостью и общественной полезностью. Для одних пропорция обмена «окажется более выгодной, для других — менее, а часть так и останется нереализованной». Понятно, что могли иметь место ошибки в расчетах, но они бывают и в плановой экономике или даже в натуральном хозяйстве. «Далее все они опять уйдут с рынка и опять на свой страх и риск начнут производить те же или иные... продукты, предназначенные для реализации неизвестно в точности каких именно общественных потребностей» [8].
Таким образом, практически указанное противоречие более или менее успешно разрешается. Чего нельзя сказать о теории, которая остается в «оппозиции» к действительному процессу, так и не обнаружив действительного источника стоимости. Ситуацию с теоретической трактовкой стоимости целесообразно представить в виде антиномии (метод, использованный Марксом при анализе всеобщей формулы капитала): стоимость, как воплощение общественного труда, не может возникнуть в процессе индивидуального (частного, обособленного) труда, но она не возникает и в обмене. Тем не менее она должна возникнуть и в процессе труда, и в процессе обмена. Антиномия полезна в том смысле, что она позволяет яснее обнаружить суть проблемы и возможный путь (или намек на него) ее решения. Очевидно, что обмен, как смена собственника данного товара, по определению не может быть источником трудовой стоимости, хотя и вне обмена стоимость не обнаруживается (не принимает форму меновой стоимости). Следовательно, если рассуждать логически, созидателем стоимости является труд производителя. Однако в парадигме трудовой стоимости труд имеет только одну определенность: он является частным, обособленным, индивидуальным трудом и как таковой не может быть творцом специфической общественной связи между атомизированными субъектами и стоимости как субстанционального ее выражения.
Следует учитывать, что при работе над окончательной версией своей теоретической системы в «Капитале», Маркс стремился сделать тексты своего произведения (особенно первого тома) возможно более доступными для понимания читателей, в том числе недостаточно подготовленных. Отсюда — короткие и емкие формулировки, не допускающие как правило двусмысленных толкований. В этой связи особый интерес приобретает обращение к творческой лаборатории Маркса, представленной ранними версиями его теоретической системы и экономическими рукописями разных лет. Некоторые интерпретации ключевых категорий позволяют глубже понять их смысл и противоречивость.
В работе Маркса «К критике политической экономии» сформулирована проблема, представляющая основную сложность в понимании стоимости: «Рабочее время, представленное в меновой стоимости... это — рабочее время отдельного лица, его рабочее время, но только как общее всем рабочее время, для которого поэтому безразлично, рабочим временем какого именно лица оно является». [9, с.18] По Марксу, дело обстоит так, что «особенный труд частных индивидуумов... только в процессе обмена, через снятие его первоначального характера, оказывается всеобщим общественным трудом. Следовательно, всеобщий общественный труд есть не готовая предпосылка, а становящийся результат». [9, с.32] Диалектически осмысленная формула становящегося результата ориентирует исследование на выявление связи между производством и рыночным механизмом, но принципиально ничего не меняет в форме «особенного труда частных индивидуумов». Стоимость остается неуловимо-бессубъектной подобно «улыбке без кота» в сказке Л. Кэрролла. Можно предположить, что, оставаясь в рамках системы товарных отношений, на чем настаивают А. Бузгалин и А. Колганов, едва ли удастся раскрыть тайну стоимости.
Следует учитывать, что определение обособленного, изолированного труда частного производителя неявно подразумевает не только форму частной собственности, но и реальное, объективно обусловленное, информационное обособление производителя, — носителя собственной индивидуальной рабочей силы, — от деятельностного потенциала, выражающего совокупность общественных связей и зависимостей данного сообщества в целом. Хотя объективно для производителя, отмечает Маркс, существует «общественная зависимость, — но сам он занимается тем или иным трудом по своему выбору; его особенное отношение к особенному труду общественно не определяется; его выбор определяется естественным образом в силу его природных дарований, склонностей, природных условий производства, в которые он оказался поставленным, и т.д.» [10, с.455].
Насколько правомерно такое абстрагирование от внешней социальной среды? Ответ на этот вопрос зависит от ее состояния в эпоху промышленного переворота. Разумеется, нельзя отрицать существование в эпоху растущего капитализма определенных форм социокультурного пространства, представленного образованием, наукой, книгопечатанием, искусством. Но элементы этого пространства были отчасти коммерциализированы и малодоступны для широких слоев населения, а главным образом не имели прямого отношения к хозяйственно-практической деятельности (за исключением некоторых естественных наук). Должно было пройти около полутора столетий, прежде чем информационно-технологическая революция положила начало формированию универсального информационно-коммуникативного пространства.
Циркулирующие в современных коммуникационных сетях информационные потоки, которые превращаются в знания и творческие способности их пользователей, свидетельствуют о процессе формирования общественной производительной силы, реализующейся в трудовой деятельности индивидов и возвышающейся над силой традиционных вещественных условий производства, олицетворяющих власть капитала над трудом.
Формирование информационно-коммуникативного пространства (вторая половина ХХ в. — современность) — процесс, переживающий раннюю стадию становления и характеризующийся активным вмешательством в это пространство рыночных механизмов и официальных институтов, оказывающих противоречивое воздействие на его функционирование. Следует признать справедливым в этой связи мнение В.Т. Рязанова, согласно которому не следует переоценивать роль информационных технологий в экономике: «Действительно, они придают хозяйственным процессам новое качество, но оно в полной мере присутствует всего лишь в финансовой сфере, в которой произошло реальное формирование однородного и открытого пространства». [11, с.274] Верно то, что «реального слияния информационного и хозяйственного пространства» в глобальной экономике еще не произошло — это дело весьма отдаленного и слабо предсказуемого будущего. На данном этапе информационные сети остаются преимущественно привязаны к национальным воспроизводственным системам.
Сказанное, однако, не отменяет того, что исторической миссией информационно-коммуникативного пространства является формирование общественной производительной силы, имеющей нетоварную природу, но оказывающей мощное воздействие на рыночные процессы и капиталистические отношения. При этом сила «всеобщего интеллекта» (К. Маркс) — это не готовая предпосылка, но специфическая экономическая форма, обладающая собственной логикой функционирования и развития и требующая специального анализа.
Теоретическая реконструкция общественной производительной силы в общехозяйственной системе
Как уже отмечалось, пространство функционирования общественной производительной силы совпадает с пространством всего социума. Поскольку же предметом исследования является экономический аспект социума, постольку объективно обусловленным источником возникновения и функционирования общественной производительной силы является общественное хозяйство как целое. Хозяйство, как подчеркивал Н. Бердяев, нельзя мыслить атомистически, «общее» в хозяйственном организме первично по отношению к отдельному хозяйствующему субъекту [12].
Тем самым изначально задается целостный, или «холистический», подход к анализу экономических отношений, складывающихся между людьми по поводу создания и применения/присвоения их коллективной производительной силы для удовлетворения потребностей сообщества. Категория хозяйства, играющая ключевую роль в данном контексте, не пользуется большой популярностью в российском научном сообществе и тем более к ней полностью равнодушен западный мейнстрим, основанный на атомистическом подходе. Это обстоятельство диктует необходимость возможно более детального анализа этого феномена.
Прежде всего следует отметить, что с точки зрения формы экономической связи общественное хозяйство корреспондируется с понятиями кооперации, сотрудничества, коллективного производства, непосредственно-общественного производства. (В дальнейшем мы будем использовать их как эквиваленты). Но в отличие от традиционных представлений о хозяйстве как о различного рода локальных формах совместного труда, уходящих корнями в древность или повсеместно представленных в виде современных обособленных ячеек, нас интересует модель современной экономики национального или иного, более широкого, масштаба. В качестве рабочей формулировки хозяйство можно определить как деятельность экономически неавтономных (несамостоятельных) производителей, сообща создающих совокупный общественных продукт, необходимый для удовлетворения потребностей данного сообщества. Таким образом, данная модель предполагает наличие двух полюсов: совокупный (совместный) труд на одной стороне и общественный продукт — на другой. Й. Шумпетер назвал разработанную им аналогичную модель «полезной абстракцией». Примерно такую же схему, но с автономными производителями своих продуктов как товаров, он использовал в качестве модели статичной экономики. Шумпетер предположил, что «каждый хозяйствующий субъект осуществляет свой вклад» в «народнохозяйственную емкость», а взамен «что-то берет из нее». В то же время, кто-то предъявляет свои права на его вклад. [13, с.143] Справедливости ради надо признать, что Шумпетер вовсе не собирался изобретать модель, альтернативную товарной форме.
Последовательно проведенная абстракция формы сотрудничества предполагает такое взаимодействие неавтономных индивидов, которое не сопровождается взаимным отчуждением их деятельности, что и создает основу для консолидации целей и интересов в коллективном производстве. Отличительная особенность коллективного производства заключается в том, что здесь противостоят друг другу не различные виды или отрасли общественного труда, представленные самостоятельными производителями и соответствующими видами продуктов, но различные функции по производству общественного (коллективного) продукта. При этом ни одна из функций совокупного работника не имеет самостоятельного экономического значения с точки зрения создания продукта, т.е. здесь отсутствуют предпосылки товарного производства. Совокупный продукт выступает лишь как результат коллективных усилий всех участников производства.
Прежде чем приступить к анализу формы сотрудничества, необходимо дать некоторые предварительные пояснения.
До сих пор в экономической науке господствует одномерный подход к экономической реальности как конкурентно-рыночному пространству. Это, с одной стороны, существенно облегчает экономический анализ, превращая его в разновидность интеллектуальных игровых упражнений с использованием математики, а с другой — неизбежно порождает те или иные искажения реальности и накопление нерешенных проблем. Например, до сих не решена проблема целостного подхода (методологический холизм) к исследованию экономической реальности. Опора на методологический индивидуализм и конкурентную модель экономики, в сущности, делает реализацию целостного подхода невозможной. К такому выводу приходит, например, В. Тамбовцев, анализируя различные попытки синтеза принципов методологического индивидуализма и холизма [14]. Разумеется, признание двухуровневой структуры экономики способно сильно осложнить жизнь экономистам.
В интересах теоретического отражения сосуществования в одной и той же экономической реальности двух различных форм экономической связи — товарно-стоимостной (рыночной) и коллективной (кооперативной) целесообразно выделить два аспекта в подходе к данной проблеме: онтологический и гносеологический.
Онтология проблемы представляет собой картину реального переплетения двух форм экономической связи, своеобразной хозяйственной и мотивационной амбивалентности одних и тех же индивидов и организаций. Иначе говоря, предметом исследования становятся реальные экономические процессы и отношения в контексте симбиоза конкуренции и сотрудничества. Экономический анализ, проводимый вне этого контекста, оказывается по определению односторонним, а значит не вполне адекватным.
Гносеологический аспект, как необходимая предпосылка онтологического подхода, предполагает выделение системы сотрудничества из указанного симбиоза и рассмотрение ее в «чистом виде», что и предполагается сделать в данной статье.
В пространстве сотрудничества индивидуальная потребность может быть удовлетворена лишь постольку, поскольку удовлетворяется общая потребность совокупного работника. Поэтому индивидуальный интерес каждого производителя действительно опосредствован общим интересом. Общественный интерес, присутствующий на стороне каждого индивида, объективно задан экономической структурой коллективного производства, имеет своим предметом общественный продукт и проявляется в отношениях сотрудничества.
Для объяснения причинной связи между функциональным (частичным) трудом каждого работника и общественным продуктом (общественной полезностью) как результатом совместного труда достаточно простой констатации того факта, что люди работают вместе, сообща. Следовательно, экономическая связь различных работ (функций) является внутренним моментом процесса производства. Если содержание экономической связи образует обмен деятельностью, то сам обмен по необходимости представлен движением деятельных способностей — знаний и умений, т.е. выступает в виде информационного обмена, который можно интерпретировать как форму языковой коммуникации между различными участниками совместного труда.
Следует учитывать то обстоятельство, что деятельностные способности в буквальном смысле слова, физически, неотделимы от человека. Но вместе с тем они структурно организованы. Не вдаваясь в психофизиологические нюансы этого вопроса, отметим только, что в контексте данного исследования мы понимаем под творческими способностями человека противоречивое единство глубоко индивидуальных свойств, определяющих степень освоения субъектом той или иной деятельности, с одной стороны, и общезначимых форм их выражения и передачи — с другой. Будучи выраженными в языковых или невербальных формах, способности человека утрачивают свою индивидуальность, объективируются, но зато, включаясь в общественную производительную силу, приобретают всеобщность и межличностную подвижность. В свою очередь, языковые формы, воспринимаемые и интерпретируемые человеком в виде информационных сигналов, утрачивают свою всеобщность, субъективируются, но трансформируются в индивидуальные свойства (творческие способности) личности и становятся ее производительной силой.
Свобода и интенсивность движения кодифицированного знания в пространстве сотрудничества, при прочих равных условиях, обеспечивает формирование и накопление общественной производительной силы. Но сила «всеобщего интеллекта», по выражению К. Маркса, не существует как некая самодовлеющая субстанция, отчужденная от каждого отдельного участника совместного трудового процесса. Благодаря коллективному обмену, каждый отдельный работник применяет (в меру ее освоения) и развивает ее как свою собственную производительную силу. Именно это и придает индивидуальному (частичному) труду конкретно-общественную форму, в которой реализуется общественная связь всех участников коллективного производства.
Это качество конкретно-общественного труда, которое обязано своим возникновением участию работника в общехозяйственном пространстве, и вместе с тем, благодаря двойственности экономического бытия индивида, одновременно реализуется и в конкурентно-рыночном пространстве, и в пространстве сотрудничества, где продукты производятся именно как продукты, как общественные потребительные стоимости, но реализуются как товары. Не случайно самое спорное и неоднозначное место в теоретической системе К. Маркса занимает именно стадия производства продукта. Т.е. продукт появляется на рынке уже как общественная потребительная стоимость с соответствующим этой полезности затратным компонентом, денежный (стоимостной) эквивалент которых может варьировать в зависимости от текущей рыночной конъюнктуры. В этом смысле стоимость товара выступает как превращенная (рыночным механизмом) форма общественной производительной силы.
Признавая сам факт совместимости форм сотрудничества и конкуренции, нельзя игнорировать вопрос о причинах совместимости этих форм в реальной действительности, не смотря на их принципиальное различие.
Во-первых, в общем экономическом пространстве они занимают разные сферы и в определенном смысле «не мешают» друг другу. Конкурентно-рыночная форма занимает сферу рыночного обмена; кооперативная форма — сферу производства.
Во-вторых, их «сосуществование» соответствует принципу дополнительности: если форма сотрудничества охватывает обмен живой деятельностью, то предметом рыночного обмена является преимущественно деятельность овеществленная; если координация в рамках сотрудничества основана на непосредственной передаче информации, то в рыночной системе действует ценовый механизм.
В-третьих, просматривается своего рода разделение «сфер ответственности»: система сотрудничества «отвечает», прежде всего, за синергетические эффекты, проинновационные импульсы и эволюционные процессы; за формирование атмосферы доверия и взаимопонимания; за создание институциональной среды. Конкурентно-рыночный уровень экономической системы «отвечает» за создание системы стимулов, обеспечивающих эффективное использование и распределение ресурсов частными хозяйствующими субъектами; за оперативное реагирование производства на изменение текущих потребностей сообщества. Оба уровня образуют противоречивое единство, опосредствуя друг друга, но сохраняя в то же время свою специфику.
Однако все эти позитивные эффекты «совмещения» быстро превращаются в негативные, если по каким-либо причинам (например, экономические реформы выраженного неолиберального или централизованного толка, масштабные природные катастрофы, военные конфликты и т.п.) нарушается баланс в пользу одной из форм — конкуренции или сотрудничества.
Позиционирование наемного труда в информационном пространстве современной экономики
Позиция наемного работника, обладающего профессиональными навыками в какой-либо отрасли труда, т.е. выступающего в качестве носителя и продавца функциональной рабочей силы (способности к выполнению определенной функции в системе профессионального разделения труда), определяется прежде всего его экономической зависимостью от работодателей и конъюнктуры на рынке труда. В то же время доминирующим фактором формирования рынка труда в современных условиях является все более настоятельная потребность экономики в качественно новом работнике. Его ценность заключается не только и не столько в наличии узкопрофессиональных знаний и навыков (что тождественно его функциональной рабочей силе), сколько в способности к перманентному обучению и умению применять специфическую производительную силу, которая представлена в информационных ресурсах общества и новых информационных технологиях. Между тем, применить эту производительную силу в своей деятельности, в отличие от обычного орудия труда, можно только как свою собственную силу, т.е. присвоив ее. Таким образом, в новых исторических условиях форма сотрудничества становится не только средством социализации человека и предпосылкой общественного признания индивидуального (частного) труда, что было характерно для прошлых эпох, — она оказывается встроенной в систему присвоения в качестве ее важнейшей стороны.
В одном и том же отношении индивид выступает как наемный работник, продавец своей индивидуальной рабочей силы и в то же время — как субъект присвоения качественно новой производительной силы. Действительная проблема собственности, занятости и доходов в информационной экономике заключается в том, что условием реализации индивида как наемного работника, отчуждающего собственную рабочую силу, во все большей степени выступает его же реализация как субъекта присвоения информационного богатства общества.
По мнению профессора Л.С. Бляхмана, частная собственность в современной экономике эволюционирует в том смысле, что капиталисты «утрачивают монополию на средства производства. Возрастает роль индивидуальных производителей, которые не работают по найму, продают не рабочую силу, а уникальный информационный и инновационный продукт» [16, с.26]. В сущности, продажа рабочей силы постепенно становится анахронизмом. Этому способствует не только ослабление экономической зависимости наемных работников от капитала, но и нарастание противоположного процесса — зависимости бизнеса от индивидуумов, обладающих своего рода креативной властью, — способностью извлекать из информационно-сетевых емкостей уникальные ресурсы, заметно ускоряющие процесс создания стоимости.
Двойственность экономического статуса работника изменяет также природу и уровень факторного дохода, движение которого определяется теперь не только и не столько стоимостью индивидуальной рабочей силы, сколько мерой специфической общественной власти, которая возникает из обладания уникальными знаниями и умениями, а значит, — из способности приводить в движение творческий потенциал общества. Бизнесу крайне интересны индивиды и организации, отличающиеся умением абсорбировать циркулирующие по всему миру и, прежде всего, в глобальных компьютерных сетях, знания и придавать им технологически пригодную для производительного использования форму.
Заметим, что применение силы всеобщего интеллекта выражается в обогащении, развитии индивидуальных способностей человека, а значит — в инновационном продуцировании знаний, которые обогащают новыми элементами саму общественную производительную силу и расширяют творческие возможности других субъектов ее присвоения.
Движущим противоречием этой формы является неустранимое несовпадение индивидуального творческого потенциала и силы «всеобщего интеллекта». Это противоречие обусловливает безграничность стремления индивида к освоению творческого потенциала сообщества. Мера присвоения индивидом силы всеобщего интеллекта есть мера его общественной власти, которую в отличие от денег нельзя носить в кармане, но которая вместе с тем допускает различные способы использования в зависимости от уровня развития общества, нравственных или иных регуляторов и т.д.
Но объективно основное содержание данной системы присвоения составляют отношения взаимообусловленности свободного развития всех индивидов, применяющих и обогащающих в своей деятельности систему общечеловеческих творческих способностей. Выражением этого творческого сотрудничества и является категория всеобщей производительной силы. |
| |
|
|
