|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (87), 2023 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | |
| | Миропольский Д. Ю.
заведующий кафедрой общей экономической теории и истории экономической мысли
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
доктор экономических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ
| | | | В статье показано, что вторичная общественная формация представляет собой единство двух противоположных формаций – евразийской и западноевропейской. Экономическим основанием этих формаций являются евразийский и западноевропейский способы производства. Соответственно, евразийская политическая экономия – это политическая экономия евразийского способа производства. | | Ключевые слова: евразийская общественная формация, западноевропейская общественная формация, способ производства, капитал, план | | УДК 339.9; ББК 65.9 (2Рос)8 Стр: 64 - 69 |
Определение «евразийская» многих наводит на мысль, что евразийская политическая экономия – нечто узко географическое: либо речь идет только о России, либо, в лучшем случае, о Восточной Евразии. А если так, то делается вывод о том, что евразийская политическая экономия неправомерна, так же как неправомерна китайская физика или бразильская математика. Мы на разные лады опровергали такой взгляд [17; 18], и в данной статье хотим привести дополнительный аргумент в пользу евразийской политической экономии, связанный с теорией общественных формаций.
Известно, что у К. Маркса было два подхода к теории общественных формаций. Первый подход делит всю историю человечества на первичную, вторичную и, соответственно, третичную формации: «Земледельческая община, будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время переходной фазой ко вторичной формации, т.е. переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности [14, c. 419]. Маркс не пишет прямо о третичной формации, однако заявляет о возвращении «… современных обществ к высшей форме «архаического» типа коллективной собственности и коллективного производства» [13, c. 406]. Здесь речь идет о гегелевском движении вперед как возвращении назад, то есть о переходе к высшей, третичной формации.
Идею первичной, вторичной и третичной общественных формаций К. Маркс не разработал, и в последствии она не имела большой популярности. Это вызывает только сожаление, потому что мысль о трех формациях отображает диалектическую триаду и содержит огромный эвристический потенциал.
Гораздо более известен и распространен второй вариант формационной теории, который делит историю на ряд формаций. Самая устоявшаяся со времен И.В. Сталина, вошедшая в учебные курсы версия, определяет пять общественных формаций – первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую. Правда, А.В. Бузгалин и А.И. Колганов по этому поводу возмущаются: «… Многообразие социумов, характерных для истории человечества, никогда не сводилось марксизмом к пресловутым пяти способам производства и, соответственно, пяти формациям» [2, с. 217]. И все же, «пятичленка» наиболее распространена.
Первый и второй подходы не противоречат друг другу. Первичная формация соответствует первобытнообщинной; вторичная – рабовладению, феодализму и капитализму; третичная – коммунизму (рис. 1). | | |  | Рис. 1. Взаимосвязь двух подходов к формационной периодизации истории
Источник: разработано автором. |
И все было бы хорошо, если бы среди обозначенных на рис.1 общественных формаций не блуждал неприкаянный азиатский способ производства. Маркс пишет: «… Азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» [12, с. 7]. Если под экономической общественной формацией понимать вторичную формацию, то данный отрывок говорит о том, что Маркс поместил азиатский способ производства перед рабовладельческим, как нечто уже не первобытное, нечто классовое, но более архаичное, чем рабовладение.
Однако в «Капитале» азиатский способ производства оказывается в первобытности, в первичной общественной формации: «Более тщательное изучение азиатских, особенно индийских, форм общинной собственности показало бы, как из различных форм первобытной общинной собственности вытекают различные формы ее разложения» [11, с. 88]. Одновременно азиатский способ производства выступает у Маркса как существующий не только до классического рабовладения и феодализма, но и параллельно им: «Как ни значительны были политические перемены в прошлом Индии, ее социальные условия оставались неизменными с самой отдаленной древности до первого десятилетия XIX века» [10, с. 133].
Таким образом видно, что у К. Маркса не было достаточного понимания того, где должен располагаться азиатский способ производства в формационном делении истории.
После Маркса его последователи разделились на сторонников и противников идеи азиатского способа производства. В Советском Союзе, как известно, были проведены две крупные дискуссии по проблеме азиатского способа производства: первая в конце 1920-х – начале 1930-х годов, вторая – в конце 1950-х – середине 1960-х. Дискуссии были окончены административным путем. Это связано с тем, что, по справедливому мнению Г.Н. Цаголова, анатомия азиатского способа производства слишком напоминала социалистическую систему [27, с. 41] и, соответственно, дальнейшее продолжение дискуссии становилось идеологически опасным.
Среди современных сторонников азиатского способа производства следует назвать Нуреева Р.М. [23; 22], Семенова Ю.И. Косвенно идею азиатского способа производства признают Кирдина С.Г. [6] и Бессонова О.Э. [1].
Ю.И. Семенов является одним из наиболее последовательных разработчиков идеи азиатского способа производства [21]. Он называет азиатский способ производства политарным [25, с.382]. Ю.И. Семенов развивает теорию Маркса следующим образом. При переходе от первобытности к классовому обществу существовали предклассовые общества нескольких типов [26, с. 646]. Среди них основной тип – протополитарное общество. Остальные представляли собой «… своеобразный исторический резерв» [25, с.382]. Протополитарное общество – единственное, по мнению Ю.И. Семенова, которое было способно превратиться в классовое [26, c.633]. Однако, при этом, автор считал древнеполитарное общество тупиковым вариантом развития [26, с. 645]. Именно эта тупиковость и привела к тому, что из числа «резервных» предклассовых обществ возникла более прогрессивная античная рабовладельческая формация [26, с. 646], вслед за которой возник феодализм, а потом и капитализм. Таким образом, Ю.И. Семенов опирается на приведенную выше идею Маркса о том, что стволовым направлением исторического процесса является последовательная смена в рамках единой экономической формации азиатского, античного, феодального и буржуазного способов производства.
Однако, как объясняет Ю.И. Семенов тот факт, что древнеполитарная формация сохранилась и функционировала параллельно с античностью и европейским феодализмом вплоть до конца XIX века? Исследователь пишет: «Смена древнеполитарной общественно-экономической формации серварной (античным рабством – Д.М.) носила эстафетный характер. Поэтому эта трансформация не могла привести и не привела к исчезновению ранее существовавших древнеполитарных обществ. С этого времени … на Земле стали сосуществовать два классовых исторических мира: древнеполитарный и античный» [26, с.6]. При этом античный мир стал магистральным, а древнеполитарный утратил свою магистральность.
Признаться, нас не удовлетворяет подобное «объяснение». От того, что мы назовем смену формаций «эстафетной», причины этой эстафетности не становятся понятнее. Кроме того, Ю.И. Семенов правомерно распространяет теорию азиатского способа производства на социализм. Азиатский способ производства на аграрной стадии он предлагает назвать агрополитарным, а на индустриальной стадии – индустрополитарным [25, с.144]. Получается, что «тупиковый» древнеполитарный способ производства, замененный, вследствие своей тупиковости, античным еще до нашей эры, прекрасно распространился на индустриальную стадию, да еще породил советскую сверхдержаву и весь мир социализма. Видно, что в концепции азиатского способа производства Ю.И. Семенова, как в свое время у К. Маркса, что-то не сходится.
Вернемся к первому делению истории на первичную, вторичную и третичную общественные формации. Монистическое, европоцентристское мировоззрение К. Маркса предполагает, что была единая для всего человечества первичная общественная формация, основанная на общей собственности, затем она переходит во вторичную формацию, основанную на частной собственности, и тоже единую для всего человечества. Все человечество, в пределах вторичной формации, на индустриальной стадии развития производства должно пройти капитализм и перейти к третичной формации. Правда, Маркс указывает на дуализм земледельческой общины. Он пишет, что «ее конститутивная форма допускает такую альтернативу: либо заключающийся в ней элемент частной собственности одержит верх над элементом коллективным, либо последний одержит верх над первым» [13, с.404]. Этот дуализм общины, по мнению Маркса, допускает переход к социализму (третичной формации), минуя капитализм. Однако это исключительный случай только России, и условием его реализации, по Марксу, является все-таки наличие развитого капиталистического машинного производства в Европе.
Мы предлагаем повнимательнее присмотреться к первичной общественной формации. Со времен Маркса в марксизме господствует теория первобытного коммунизма. Это означает, что, как отмечено выше, в первичной общественной формации в пределах рода господствует примитивная общественная собственность на средства производства и реализующие ее непосредственно общественные отношения между родичами. Все это так. Но возникает вопрос, почему люди покинули этот первобытный коммунизм, этот первобытный рай? Самый общий ответ на него заключается в том, что первичная общественная формация обременена противоречием. С одной стороны, человек в целом и его экономическая определенность, в частности, пребывает в состоянии всеобщности, он универсален и потому свободен. С другой стороны, первобытный человек (и, следовательно, его хозяйство) непосредственен. Вследствие этого универсальность первобытного человека жалкая, а, следовательно, это не универсальность; свобода ограниченная, следовательно, это не свобода.
Применительно к экономике данная противоречивость означает, что первобытная общественная собственность и непосредственные формы ее реализации несут в себе свое собственное отрицание. Это отрицание состоит в том, что общественная собственность потенциально имеет в себе частную, а непосредственность ее реализации – опосредование.
Рассуждая о собственности, мы лишь подчиняемся общей точке зрения, но если следовать строгой логике, то первичная общественная формация – самая первая и, следовательно, надо начинать с логического и исторического начала хозяйственной деятельности человека. Мы уже неоднократно обосновывали, что таким началом выступает не собственность, а продукт как процесс производства и потребления [19]. Именно продукт выступает на заре человеческой истории противоречивым единством всеобщности и непосредственности; именно продукт потенциально содержит в себе отрицание, которое развившись, дает в дальнейшем частную собственность.
Чем же отрицается непосредственно данный продукт? Непосредственно общественный продукт отрицается товаром. Развертывание противоречия между всеобщностью и непосредственностью продукта превращает продукт в товар. Но пока продукт в товар не превратился, товар содержится в продукте в свернутом виде, в потенции.
Однако первобытный продукт отрицается не только товаром. Если бы он отрицался только товаром, мы получили бы однолинейное историческое развитие, которое показал миру К. Маркс. Но первобытный, непосредственно-общественный продукт кроме товара отрицается еще и номенклатурой. Продукт потенциально содержит в себе и товар, и номенклатуру.
Такой характер отрицания продукта связан с его собственной диалектикой. Продукт, развиваясь, полагает себя как одно и как многое [16]. Это вполне соответствует методологии Гегеля: бытие на ступени для - себя – бытия выступает у него как взаимопереход одного и многого [3, с. 231-237]. Примеры продукта как одного и как многого элементарны. Допустим, юкагиры заняты поколкой оленей при их переправе через реку. Это означает, что юкагиры производят и потребляют оленей (продукт как нечто одно). Но одновременно юкагирский род заколол первого конкретного оленя, второго, третьего и т.д. И точно так же съел первого, второго, третьего оленя … С этой стороны олени выступают как многое. Верным и одновременным оказывается и то и то: продукт «олени» выступает как нечто одно, и тот же продукт «олени» есть нечто многое.
Продукт как одно, единый агрегат, является зародышем номенклатуры, продукт как многое, отдельные продукты – зародышем товара. Из всего этого следует, что первобытная экономика потенциально удвоена – она несет в себе момент товарности и момент номенклатурности (планомерности). Первобытность и первичная общественная формация у Маркса совпадают. Поэтому первичная формация оказывается внутренне удвоенной. Эта удвоенность почти незаметна. Во-первых, товарность и номенклатурность, как отмечено, еще только потенциальны и, во-вторых, как неразвитые моменты постоянно переходят друг в друга. Один и тот же род, в зависимости от хаотически меняющейся природы сегодня демонстрирует признаки товарного поведения, завтра – номенклатурного.
Тем не менее, в некоторых первобытных культурах постепенно начинает доминировать либо товарность, либо номенклатурность. М. Салинз очень хорошо показывает начальные формы такого доминирования на примере меланезийской и полинезийской экономических культур [24, с. 130-135]. Меланезийская система, основанная на лидерстве отдельных «бигменов», демонстрирует устойчивое начало товарности. Полинезийская же система базируется на центральной власти вождя, где циркулирующие ресурсы не рассеиваются между отдельными бигменами, а концентрируются в одном месте. Это пример устойчивого культурного закрепления номенклатурности.
Итак, первобытный коммунизм, разрешая свое противоречие, отрицает сам себя и это отрицание различено как товарность и номенклатурность. Следовательно, первичная общественная формация не есть нечто монолитное, она внутренне удвоена (рис. 2). | | |  | Рис.2. Потенциальная удвоенность первичной общественной формации
Источник: разработано автором. |
Внутренняя удвоенность первичной общественной формации реализует себя во вторичной. Скрытое различие товара и номенклатуры превращается в устойчивую противоположность (рис.3). На рис.3 видно, что вторичная общественная формация представляет собой противоположность двух формаций. Это центральная идея статьи, на которой основано все дальнейшее рассуждение. Во вторичной общественной формации продукт не просто потенциально содержит в себе номенклатуру и товар, продукт становится товаром и номенклатурой. И эти товар и номенклатура противоположны друг другу. | | |  | Рис.3. Вторичная общественная формация как противоположность двух формаций
Источник: разработано автором. |
Причина возникновения и развертывания этой противоположности заключается в том, что вследствие развития производительных сил начинается разделение продукта (разделение труда). Первобытный принцип одного и многого в продукте реализует себя в противоположном характере развития производительных сил. Этот противоположный характер развития производительных сил, в одном случае, разделяет продукт на многие отдельные продукты; продукт как целое остается вторичным. В другом случае, – требует соединения разделенного продукта в единое целое. Теперь уже отдельные продукты вторичны по отношению к этому целому [20].
Рассмотрим одну из сторон противоположности товара и номенклатуры, а именно, товар. Товар не просто сам по себе товар, товар это неразвитый капитал, становящийся капитал. На рис. 3 видно, что товар исторически трансформируется в капитал. Продукт становится капиталом. Капитал как ограниченная, частичная, а значит противоречивая форма продукта начинает преодолевать сам себя. Превращаться в подчиненный (снятый) момент более сложной формы продукта. На рис. 3 это обозначено как «снимаемый капитал». Мы видим, что это снятие капитала также происходит в исторических рамках вторичной общественной формации. Правда, пока мы не знаем, какая форма продукта скрывается за определением «снимаемый капитал».
Посмотрим теперь на вторую сторону противоположности вторичной формации. Действительная номенклатура, развившаяся из потенциальной номенклатуры первобытности, также не самодостаточна. Она, как показано на рис. 3, развивается до уровня плана, ибо номенклатура – это неразвитый, становящийся план. Внутри этой стороны противоположности продукт стал планом. План – это историческая форма продукта, как бы странно это ни звучало.
План не просто историческая форма продукта, а подобно капиталу, исторически преходящая, противоречивая форма продукта. Поэтому план тоже начинает преодолевать сам себя. На рис.3 этот процесс обозначен как «снимаемый план». Какая форма продукта скрывается за обозначением «снимаемый план» и как она устроена, нам, так же как и в случае со «снимаемым капиталом», в настоящее время неизвестно.
Итак, вторичная общественная формация представляет собой единство противоположных сторон. Мы имеем в одной суперформации две противоположные формации. Кондрашова Л.И. и Муштак Х. косвенно подтверждают эту мысль: «Вся современная международная обстановка свидетельствует о наличии бинарности мировой цивилизации …» [8, с. 146].
Раз существуют две противоположные формации, то базируются они на двух противоположных способах производства. И формации, и способы производства должны быть как-то определены. К счастью, для одного из противоположных способов производства название уже есть. Для того, где господствуют номенклатура и план. Это азиатский способ производства. В лице древнего азиатского способа производства Маркс наткнулся не на мелкую формацию типа рабовладения или феодализма. Он обнаружил одну из противоположностей вторичной формации, но не осознал этого и поставил ее в один ряд с рабовладением, феодализмом и капитализмом. Ю.И. Семенов, ставя в один исторический ряд агрополитарное и индустрополитарное общества, фактически приходит к идее единой формации, основанной на азиатском способе производства, но, к сожалению, не определяет ее таким образом.
Вводя понятие азиатского способа производства, Маркс, скорее всего, руководствовался тем, что большинство цивилизаций этого типа располагались именно в Азии (персидская, индийская, китайская, арабская и т.д.). При этом надо понимать, что географическая «окрашенность» термина носит чисто условный характер. Сам Маркс относил к азиатскому способу производства Испанию периода абсолютной монархии, самую западную страну Европы [15, с. 432]. Однако, исходя из цивилизационного принципа, следует признать, что эстафету цивилизаций с азиатским способом производства подхватила Россия, прежде всего в форме Советского Союза, когда остальные азиатские цивилизации либо погибли, либо утратили статус цивилизации. Социально-экономический центр Российской цивилизации – Восточная Европа, а не Азия. Поэтому предпочтителен термин не «азиатский способ производства», а «евразиатский» или «евразийский способ производства».
Мы определили одну половину противоположности. Но как обозначить вторую половину? Как назвать способ производства, где продукт принимает форму товара, потом капитала, а потом некоего снимаемого капитала? Думается, что решение напрашивается само собой: если на одной стороне противоположности мы имеем евразийский способ производства, то на другой – западноевропейский.
Теперь стоит перейти к обозначению общественных формаций, образующих как стороны противоположности, вторичную общественную формацию. Здесь все совсем просто – формация, основывающаяся на евразийском способе производства, называется, евразийской общественной формацией, а та, которая основывается на западноевропейском способе производства, соответственно, - западноевропейская (рис. 4). | | |  | Рис. 4. Противоположные формации, образующие вторичную общественную формацию
Источник: разработано автором. |
Рис. 4 иллюстрирует смысл евразийской политической экономии. Классическая политическая экономия всегда выдавала себя за науку, которая раскрывает универсальные, всеобщие законы экономического развития всего человечества, начиная от первобытности и заканчивая либо капитализмом (немарксистская политическая экономия), либо коммунизмом (марксистская политическая экономия). Однако, согласно рис. 4, классическая политическая экономия раскрывает лишь частный случай – динамику западноевропейского способа производства. Есть вторая сторона вопроса – евразийская общественная формация и ее способ производства исследует евразийская политическая экономия.
Выходит, что единая наука – политическая экономия, с необходимостью распадается на два раздела – западноевропейскую политическую экономию и евразийскую политическую экономию. Еще раз следует подчеркнуть, что эти названия условные. Но за ними стоит вполне конкретное содержание. Западноевропейская политэкономия показывает как товар развивается до уровня капитала, который затем преодолевается; евразийская политическая экономия раскрывает, как номенклатура превращается в план и план также снимается более сложной экономической реальностью будущего.
Сложившаяся сегодня западноцентричная экономическая наука преподносит хозяйственную деятельность человека в односторонней, искаженной форме. Системно показать экономический мир человека могут только оба раздела науки – западноевропейская политическая экономия и евразийская.
К сожалению, определением вторичной общественной формации как единства противоположности евразийской и западноевропейской формаций проблема не исчерпывается. Необходимо исследовать внутреннюю «начинку» обеих формаций (рис. 5). | | |  | Рис. 5. Внутренняя структура евразийской и западноевропейской общественных формаций
Источник: разработано автором. |
Прежде всего, видно, что, согласно рис.5, социализм является не первой фазой коммунизма, а формацией, являющейся историческим этапом развития евразийской общественной формации. Это вызывает психологическое отторжение у определенной части научного сообщества. Психологическое отторжение связано с тем, что, во-первых, при такой трактовке мир социализма оказывается не более передовым, чем мир капитализма, а является всего лишь его противоположностью, обремененной другими, но противоречиями.
Во-вторых, в современном сознании отнесение культуры к азиатскому, а не европейскому типу означает отнесение ее к чему-то дикому, деспотичному, отсталому и застойному. А.В. Бузгалин и А.И. Колганов в этой связи «обрушиваются» на Р.М. Нуреева в связи с тем, что он «… поддержал широко распространенную на Западе и, на наш взгляд, малодоказательную, базирующуюся на внешней, как у ежа и половой щетки, абстрактной общности – идею о наличии прямой параллели между азиатскими деспотиями и строем СССР» [2, с.219].
Что касается первого пункта, то это действительно так: в основе социализма лежит план, а план это не более высокая форма продукта, а лишь форма, противоположная капиталу. Относительно второго пункта (отсталости, дикости, азиатчины) следует заметить, что он базируется на предрассудках европоцентричного сознания. Евразийские формы общественной жизни другие, но они не в коей мере не отсталые и не дикие. Евразийская формация противоречива, следовательно, как и западноевропейская, имеет свои положительные и отрицательные стороны. Солидарность, социальная поддержка, ориентация на прогресс и науку, свойственные жизни в Советском Союзе и вызывающие сегодня ностальгию – это все положительные стороны евразийской общественной формации. Для адекватного понимания этого и нужна евразийская политическая экономия.
Кроме проблемы социализма, на рис. 5 поставлено много знаков вопроса. Начнем с тех, которые находятся в прямоугольниках, следующих за капитализмом и социализмом. Если вернуться к рис. 3, то там показано, что вслед за периодом расцвета капитала следует исторический отрезок, когда происходит снятие капитала. То же самое относится и к плану. Знаки вопроса на рис.5 соответствуют этому историческому отрезку снятия капитала и плана. Каков его смысл? Как отмечалось выше, капитал и план возникли в процессе развития товара и номенклатуры (рис. 3). Развитие товара и номенклатуры заняло огромный исторический период времени, в течение которого в рамках, например, западноевропейской общественной формации возникли и исчезли рабовладение и феодализм. Если процесс становления капитала потребовал существования двух формаций, то трудно представить, что процесс снятия как капитала, так и плана не будет сопровождаться возникновением хотя бы одной формации. Г.Н. Цаголов выдвинул гипотезу интегральной формации, которая объединяет преимущества капитализма и социализма [27, с.43]. В целом эта идея представляется верной. Однако едва ли это будет единая формация. Интегральная формация будет развиваться (уже развивается) в рамках вторичной формации, которая обременена противоположностью западноевропейской и евразийской формаций. Поэтому скорее всего, возникнет какой-то вариант западноевропейской интегральной формации, где все же доминирует, пусть интегрирующийся с планом, но капитал; и какой-то вариант евразийской интегральной формации, где доминирует интегрирующийся с капиталом план.
Еще два знака вопроса на рис.5 стоят в прямоугольниках, предшествующих социализму в евразийской общественной формации. Аграрная стадия производительных сил обусловила в Западной Европе рабовладельческую и феодальную формации.
В русле развиваемого в данной статье взгляда это уже не просто рабовладельческая и феодальная формации, а западноевропейская рабовладельческая и западноевропейская феодальная формации. Но как их ни назови, они довольно четко отделены друг от друга по целому ряду признаков. Есть, правда, теория, что двух формаций не существовало, а была одна большая феодальная формация [7]. Но подавляющее большинство ученых считают, что их было две.
Возникает вопрос, должны ли мы и можем ли мы на рис. 5 вместо знаков вопроса поставить «евразийская рабовладельческая» и «евразийская феодальная» формации? К сожалению, здесь все очень туманно и специалисты по-разному трактуют содержание этого исторического отрезка.
Коллектив авторов монографии «История Древнего Востока» отвергает теорию азиатского способа производства и полагает, что «в странах древневосточных и в странах греко-римского мира существовала одна и та же общественно-экономическая формация» [5, с.22]. Причины различий между древневосточным и античным рабством эти ученые усматривают в уровнях и темпах развития производительных сил [5, с.22]. Следуя данной концепции, мы должны были бы отказаться от идеи удвоенности вторичной формации и на рис. 5 до капитализма поместить единую рабовладельческую и единую феодальную формации.
Авторы другой монографии под названием «История Востока» считают, что на Древнем Востоке «рабовладельческий уклад при всей его значимости не выполнял структурообразующих функций» [4, с. 8]. Данная группа исследователей предлагает «первую формацию классового общества … именовать «древним обществом» или даже «древним общинно-гражданским обществом» [4, с.22]. При этом эти авторы также отрицают идею азиатского способа производства, так как для них в случае признания азиатского способа производства «… региональные истории Востока и Запада предстают как два не связанных друг с другом процесса, подчиняющихся совершенно разным закономерностям» [4, с. 9]. (Вот что делает с наукой отсутствие диалектико-логической методологии!) В связи с этим, если мы верно понимаем смысл концепции данной монографии, понятие «древнее общинно-гражданское общество» объединяет и Запад и Восток [4, с.9]. Что касается Средних веков, то «Средневековый Восток авторы считают феодальным, но при этом … стремятся не переносить излишне прямолинейно на Восток европейские категории, связанные с понятием «феодализм» [4, с.9]. В указанной монографии используется понятие «восточный феодализм».
Если бы мы следовали данной концепции, то на рис. 5 нам пришлось бы убрать различие между западноевропейской и евразийской формациями и написать для периода древности общее название – древнее общинно-гражданское общество. А затем написать отдельно: «европейский феодализм» и «восточный феодализм».
В связи с разбираемым вопросом снова всплывает Ю.М. Кобищанов с теорией большой феодальной формации. Ю.М. Кобищанов также отрицает азиатский способ производства и считает, что большая феодальная формация обнимает собой и Запад и Восток [7].
Согласно этому взгляду, мы снова убираем западноевропейскую и евразийскую формации и на рис.5 все прямоугольники до капитализма и социализма объединяем в один под названием «большая феодальная формация». А вместо слова «социализм» пишем «неофеодализм» (при Сталине) [7].
А.В. Бузгалин и А.И. Колганов, рассуждая явно не в русле классического марксизма, «постпервобытную», но добуржуазную систему, «… склонны считать единым способом производства» [2, с.224], не называя его, в отличие от Ю.М. Кобищанова, феодальным. Значит, на рис.5 теперь вместо большой феодальной формации надо поставить один большой знак вопроса.
Стоило бы обратить внимание на концепцию китайских обществоведов, о взглядах которых мы, к сожалению, можем судить только по косвенным источникам. Они полагают, что по крайней мере в Китае, на смену первобытности пришел феодализм, а не рабовладение [9]. В соответствие с этой теорией, на рис.5 в западноевропейской формации рабовладение и феодализм трогать не надо, а там, где стоят вопросы, поставить феодализм.
Если вернуться к концепции Ю.И. Семенова, то мы уже отмечали, что он выделил две разновидности политарного способа производства – агрополитарный и индустрополитарный [25, с.144]. При этом автор осторожно добавляет: «Можно спорить, имеем ли мы здесь дело с двумя разновидностями одного способа производства или с двумя родственными, но самостоятельными способами производства» [25, с. 144]. В соответствии со взглядами Ю.И. Семенова, на рис. 5 мы вместо социализма ставим индустрополитаризм, а там, где стоят вопросы, пишем – агрополитаризм.
Можно и дальше демонстрировать разноголосицу точек зрения по вопросу, какова внутренняя структура западноевропейской и евразийской общественных формаций: есть позиции Илюшечкина В.П., Васильева Л.С., Никифорова В.Н. и т.д. Но вряд ли это целесообразно. А.В. Бузгалин и А.И. Колганов пишут: «Будем самокритичны, в области теории добуржуазных социально-экономических систем мы не найдем столь же целостную и стройную картину, как в «Капитале», раскрывающем анатомию классического капитализма» [2, с.222]. Мы пока также на нашли конкретного решения данной проблемы. Но главный результат статьи заключается не в этом. Главный результат статьи состоит в обосновании того, что вторичная общественная формация имеет внутри себя противоположность и эта противоположность представлена двумя формациями – евразийской и западноевропейской. Соответственно и политическая экономия должна включать два раздела – евразийскую политическую экономию и западноевропейскую. Вопрос о внутренней структуре этих формаций будет решен в ходе дальнейших исследований. |
| |
|
|
