| | Проблемы современной экономики, N 1 (73), 2020 | | ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ | | Купчишина Е. В. соискатель кафедры экономики для естественных и гуманитарных факультетов экономического факультета
Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова
| |
| | В статье проведена оценка состояния институциональной инфраструктуры «цифровой экономики» (ЦЭ) Российской Федерации в части правовых рамок цифровизации как основного компонента институциональной инфраструктуры, регулирующего распределение прав собственности между хозяйствующими субъектами и устанавливающего особенности взаимодействия институтов экономики современного технологического поколения. Посредством институционального анализа основных нормативно-правовых актов, регулирующих цифровизацию в РФ, и их проектов, готовящихся к утверждению, выявлены причины неэффективности российской ЦЭ. На примере инициатив российского бизнес-сообщества по созданию формальных институтов цифровизации доказана необходимость повышения конкурентоспособности и обеспечения национальной безопасности отечественной экономики. Результаты исследования могут быть применены государственными органами для модернизации правового поля с целью стимулирования инновационного развития экономики РФ | Ключевые слова: формальные правила «цифровой экономики», цифровые права, институт налогового резидентства, бизнес-ангелы, посевные инвестиции | УДК 330.101; 330.34; ББК 65.01 Стр: 23 - 26 | Важной составляющей институциональной инфраструктуры экономики нового технологического поколения является законодательство, образующее формальные рамки регулирования хозяйственной деятельности в «цифровой экономике». Мировой опыт подтверждает, что согласование интересов науки, высокотехнологичного бизнеса, государства посредством институциональных сделок, — по Д. Норту, совместных действий хозяйствующих субъектов, целью которых является изменение существующего институционального устройства, — стимулирует экономический рост, основанный на инновациях [3]. Необходимо отметить, что термин «цифровая экономика» (ЦЭ) взят в кавычки в силу отсутствия такого явления и понятия, существующего вне остальной экономики. В настоящем исследовании под «цифровой экономикой» подразумевается экономика, основанная на цифровых технологиях.
В свете формирования ЦЭ актуален вопрос обеспечения адекватной изменениям хозяйственных процессов нормативно-правовой базы. На примере Центра компетенций по нормативному регулированию возможно судить о том, что, несмотря на непродолжительный срок действия, данный институт принимает активное участие в институциональном проектировании российской экономики современного технологического поколения, а также выступает площадкой для обмена мнениями и реализации совместных целей науки и бизнеса [5].
В октябре 2019 г. вступили в силу нормы, введённые в российское законодательство Федеральным законом от 18.03.2019 г. № 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации». Содержательно данный закон создаёт фундамент регулирования взаимоотношений хозяйствующих субъектов, а также механизм защиты их прав в рамках экономики нового технологического поколения РФ. Введено понятие и объект гражданского права — «цифровые права» — «названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам». Законом установлено, что под владельцем цифровых прав в общем случае подразумевается лицо, имеющее право распоряжения ими. Предусмотрена возможность осуществлять и распоряжаться цифровыми правами исключительно в рамках информационной системы без обращения к третьему лицу. В вышеупомянутом нормативно-правовом акте изменён порядок обработки и легализации больших данных (посредством введения концепта договора об оказании услуг по предоставлению информации). Кроме того, уточнён критерий действительности сделки, состоящий в том, что её смысл не меняется при воспроизведении деталей сделки, заключённой в электронной форме, на материальном носителе, а также возможности однозначно идентифицировать подписанта [17].
Мировая и российская практика цифровизации показывает актуальность модернизации законодательства, которая позволит национальным экономическим системам адекватно реагировать на вызовы экономики современного технологического поколения. Правительство РФ подчеркнуло необходимость достижения уровня частного инвестирования в российскую ЦЭ в объёмах не менее 5% ВВП к 2024 г. [4] Данному требованию корреспондируют изменения в Налоговом кодексе Российской Федерации. В рамках реализации Плана мероприятий по направлению «Нормативное регулирование» программы «Цифровая экономика РФ» предложены изменения, которые связаны, в частности, с модернизацией концепции налогового резидентства, налоговых механизмов стимулирования частных инвестиций в ЦЭ [9].
Для формирования институтов налогового регулирования, адекватных интернетизирующейся экономической действительности, важной особенностью является мобильность высококвалифицированных кадров. На период проведения исследования в Налоговом кодексе РФ для признания иностранного гражданина налоговым резидентом закладывался срок пребывания не менее 183 дней на протяжении 12 следующих подряд месяцев. Принимая во внимание особенности хозяйственной деятельности в ЦЭ, для высококвалифицированного специалиста данный срок представляется слишком продолжительным. Расхождение требований длительности местопребывания на территории РФ, проблемы налогового администрирования в смысле необходимости упрощения порядка признания вышеуказанных специалистов налоговыми резидентами РФ (путём заявления в свободной форме органам исполнительной власти, ответственным за налоги и сборы) свидетельствуют о неэффективном функционировании института налогового резидентства и снижении конкурентоспособности налоговой системы РФ на глобальном уровне [11].
В настоящий момент российское налоговое законодательство не создаёт благоприятные условия для частного инвестирования в развитие высокотехнологичного бизнеса. До сих пор низка заинтересованность в результатах научно-технической и инновационной деятельности со стороны российского бизнеса, инвесторов, органов власти, что пагубно сказывается на количестве коммерциализируемых идей. Несущественна доля российских организаций, внедряющих в хозяйственные процессы инновационные технологии — на 2019 г. таких всего 16% [4]. Существующие в российском законодательстве налоговые преференции не привлекательны для бизнес-ангелов: инвестиционный вычет незначителен, а для его получения необходимо владеть акциями высокотехнологичного бизнеса непрерывно не менее 5 лет. Мировая практика подтверждает эффективность налогового вычета на НДФЛ в размере 50% от вложений в высокотехнологичный бизнес на этапе его становления [12].
Опыт одного из лидеров цифровизации, Великобритании, показывает, что модернизация налогового законодательства позволила налоговой системе стать одной из наиболее благоприятных для инновационной деятельности и предпринимательства в ЦЭ. Британская схема посевных инвестиций посредством существенных налоговых льгот простимулировала инвестиции бизнес-ангелов в высокотехнологичный малый бизнес. В результате принятых мер поддержки 75% инвесторов приняли решение вложить средства в развитие таких предприятий, 86%, получив льготы, стали инвестировать больше [2].
Следует отметить, что в российском законодательстве не предусмотрены налоговые преференции в отношении доходов, полученных разработчиками инновационных цифровых благ от реализации прав на результаты интеллектуальной деятельности (в зарубежной практике применяется термин «Patent Box»). Кроме того, НК РФ достаточно размыто трактует термин «научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки» (НИОКР), что негативно отражается на практике реализации права высокотехнологичного бизнеса на налоговый вычет с расходов на НИОКР по созданию качественно новых или усовершенствованных цифровых благ. Практика показывает, что в России налоговые органы требуют от создателей инновации обоснования её научной новизны, хотя в российском налоговом законодательстве такое требование отсутствует [10]. Вместе с большими расходами на администрирование вычета и несущественностью последнего, вышеуказанные факторы понижают привлекательность развития высокотехнологичного бизнеса, способствуют выводу интеллектуальной собственности из РФ. Вновь обращаясь к опыту Великобритании, отметим, что введение повышенного налогового вычета в 2001 г. позволило привлечь больший объём частных совокупных расходов на НИОКР. В таблице 1 приведены сравнительные статистические данные по расходам на НИОКР в России и Великобритании.
Таблица 1
Доля расходов бизнеса и государства на НИОКР в Российской Федерации и Великобритании, в % от совокупных расходов на НИОКР (2011–2017)Государство / доля расходов, % | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016 | 2017 |
---|
Российская Федерация | Расходы бизнеса, % | 27,68 | 27,23 | 28,16 | 27,07 | 26,47 | 28,11 | 30,17 | Государственные расходы, % | 67,08 | 67,84 | 67,64 | 69,22 | 69,52 | 68,17 | 66,17 | Великобритания | Расходы бизнеса, % | 45,86 | 45,61 | 46,21 | 48,04 | 48,96 | 51,77 | – | Государственные расходы, % | 30,45 | 28,67 | 29,12 | 28,36 | 27,67 | 26,26 | – | Источник: составлено автором на основании данных [6]
На основании приведённых выше данных, возможно проследить тенденцию к увеличению доли расходов бизнеса на НИОКР и, соответственно, снижении доли государственных расходов в Великобритании, чего нельзя сказать о России, где частные инвесторы в силу отсутствия эффективно действующих налоговых льгот слабо заинтересованы в развитии российского инновационного рынка и где традиционно высокой остаётся доля государственных расходов на НИОКР, что не способствует разработке конкурентоспособных инновационных решений.
Учитывая рассмотренные выше примеры институционального «вакуума» в российском законодательстве, возможно сделать вывод о том, что российский рынок цифровых благ асимметричен: предложение инновационных цифровых товаров и услуг не стимулируется экономическими преференциями, спрос не поддерживается налоговыми льготами.
Особое внимание следует уделить ключевому для ЦЭ нормативно-правовому акту — национальной программе «Цифровая экономика РФ», где цели её развития представлены следующим образом:
● формирование российской экосистемы, где ключевая роль отводится данным в цифровой форме как активу и обеспечивается взаимодействие бизнеса, науки, органов власти и граждан на различных уровнях (от локального до международного);
● формирование институтов и инфраструктуры, нейтрализация институциональных барьеров развития высокотехнологичного бизнеса в условиях постиндустриальной экономики;
● повышение глобальной конкурентоспособности российской экономики на различных уровнях (от микро- до мегауровня) [13].
В результате анализа источников (в т.ч. формальных институтов, регулирующих развитие ЦЭ в странах Европы) выявлена сходимость содержания данной программы с подобными ей европейскими формальными институтами. На примере сравнения программы со Стратегией единого цифрового рынка Европейского союза [18] был сделан вывод о том, что содержательно российская программа является институтом, импортированным из практики западных стран. Формулировка её целей напоминает «кальку» европейских нормативно-правовых актов. Налицо признаки подмены понятий — ключевой, «несущей» конструкцией для определения в российской национальной программе является концепция «данные как актив «цифровой экономики». Именно данным, а не людям, не развитию естественного интеллекта, не хозяйственной (в т.ч. научно-исследовательской) деятельности с её научными и/или экономически, и/ или общественно полезными результатами, отводится ключевая роль, что создаёт риск неправильного понимания органами власти целей развития ЦЭ, застревания России в группе «догоняющих» по экономическому развитию стран, нецелесообразной трате бюджетных средств, выделенных на реализацию данной программы (на 2019 г. бюджет программы составил порядка 1,6 трлн рублей [1]), выводу средств в офшорные и высокорисковые юрисдикции, провалу в достижении цели интенсивного развития российской экономики.
В силу того, что «искусственный интеллект» рассматривается в настоящее время как один из факторов конкурентоспособности национальных экономик на глобальном рынке, нельзя не уделить внимание Указу Президента РФ № 490 «О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации» (вместе с «Национальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года»). Данный нормативно-правовой акт конкретизирует требования к поддержке прорывных исследований в области «искусственного интеллекта» и выступает институциональным фундаментом координации деятельности государственных и частных организаций в данном русле [14]. При всей важности принятия данного нормативно-правового акта эффективность его действия как института сложно оценить в связи с предельно малым сроком его действия и следует отметить, что вопрос формирования концепции «искусственного интеллекта» как института ещё остаётся открытым; за рамками вышеуказанного документа остаётся не менее важный этический аспект внедрения «искусственного интеллекта» в хозяйственные процессы.
Говоря о развитии экономики современного технологического поколения, следует рассматривать его как часть интенсивного пути экономического развития — и в этой связи включить в рассмотрение нормативно-правовой базы ЦЭ следующие акты.
Указ Президента РФ от 01.12.2016 г. № 642 «О Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации» [15], а также Постановление Правительства РФ от 21 мая 2013 г. № 424 «О Федеральной целевой программе «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» [8] в качестве цели научно-технологического развития преследуют «обеспечение независимости и конкурентоспособности страны за счёт создания эффективной системы наращивания и наиболее полного использования интеллектуального потенциала нации», для достижения цели поставлены задачи формирования благоприятных условий для развития одарённых молодых кадров в научной сфере, для проведения научно-исследовательской и инновационной деятельности, научной и обусловленной ею коммерческой коммуникации (в т.ч. на международном уровне), научно-технического сотрудничества, формирование эффективной системы управления наукой. В свою очередь, Указ Президента РФ от 09.05.2017 г. № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы» преследует цель «формирования в Российской Федерации общества знаний», при этом понятие «общество знаний» в данном нормативно-правовом акте трактуется как общество, в котором получение, производство, сохранение достоверной информации приоритетно для развития как отдельного гражданина, так и для всей российской экономической системы. Стоит отметить, что данный нормативно-правовой акт делает акцент на необходимости развития фундаментального в научно-образовательном и культурном смысле восприятия гражданами явлений в противовес широкораспространённому упрощённому (т.н. клиповому) восприятию, обеспечения принципа суверенности государств в сети Интернет, реализации национальных интересов в информационном пространстве [16].
Подводя итоги анализа регуляторных рамок российской цифровизации, прежде всего, следует отметить, что они представляют собой совокупность формальных норм, во многом не связанных и противоречащих друг другу. Существенная доля формальных институтов ЦЭ оформилась сравнительно недавно либо продолжает находиться в процессе создания. Поэтому составить однозначное суждение об эффективности действия данных норм достаточно сложно. Невозможно не отметить противоречие между вышеуказанными институтами и современной российской экономической действительностью: основная часть положений вышеуказанных институтов носит лишь формальный характер и не реализуется на практике. Объём финансирования российской науки всё ещё составляет 1,0% ВВП (2018 г.) [7] (для сравнения: в майских указах 2012 г. рекомендовалось довести уровень финансирования науки минимум до 1,98% ВВП). Всё ещё низок уровень престижности работы в сфере науки для молодого поколения учёных и уровень оплаты труда, остаётся в силе проблема «утечки мозгов» за рубеж. Общее количество занятых в науке РФ на 2017 г. по-прежнему составляет ничтожные доли процента — порядка 0,005% [6]. Всё вышеуказанное негативно сказывается на возможностях развития российской ЦЭ, разработки инновационных решений и развития высокотехнологичного производства в России.
Обозначенные выше противоречия, связанные с развитием ЦЭ в РФ, рамочными условиями цифровизации, выступают причинами неэффективности российской экономики современного технологического поколения, что переводит её в группу «догоняющих». Это можно продемонстрировать на примере места России в глобальном рейтинге «Международный индекс цифровой экономики и общества»: по итогам 2016 г. уровень развития российской ЦЭ оценен в 48%, тогда как в Великобритании — одной из ведущих в данном рейтинге стран — данный показатель достиг значения в 78% [19].
«Догоняющий» статус ЦЭ РФ неприемлем в условиях ожесточённой мировой конкуренции. Чтобы сохранить конкурентоспособность на глобальном уровне, необходимо действовать на опережение. Разрешение обозначенных выше противоречий — неотъемлемая предпосылка для обеспечения полноценного развития экономики современного технологического поколения. Сущность их разрешения следует выразить в формате стратегии институциональных изменений российской ЦЭ. |
| |
|
|