Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 3 (71), 2019
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА
Жак Р. В.
аспирант кафедры экономической кибернетики Санкт-Петербургского государственного университета
Курылева А. И.
главный специалист АО «Газпромнефть-Альтернативное топливо» (г. Санкт-Петербург)

Тренды формирования параллельного рынка труда в индустриально развитых странах
В статье рассматриваются особенности влияния технологических изменений на формирование рынка труда и новые формы занятости. Современные технологии открывают широкие возможности для самозанятости, что уже приводит к созданию параллельного рынка труда, стиранию грани между понятиями «работа» и «дом». Последнее обстоятельство ставит вопрос о пересмотре многих регулятивных норм в сфере занятости, налогообложения, медицинского страхования и пенсионного обеспечения. В статье исследуются изменения на рынке занятости, вызванные широким распространением новых интеллектуальных машинных систем и глобальных компьютерных сетей, создающих условия как для свободного поиска работы, так и для частичного замещения человеческих знаний интеллектом машин
Ключевые слова: цифровые технологии, занятость, рынок труда, параллельный рынок труда
УДК 331.74; ББК 65.053   Стр: 151 - 155

Введение. Традиционные или классические промышленные системы, которые являются доминирующими до настоящего времени, преимущественно были основаны на принципах замещения мускульной энергии человека (сила пара, двигатель внутреннего сгорания, электричество). Интеллектуальные способности человека использовались в полной мере и их замещение машинами в процессе производства, управления или конструирования было минимальным. Однако технологические изменения наших дней ставят вопрос о существенных масштабах вытеснения живой рабочей силы, как в сфере производства, так и в сфере управления и услуг.
Существовавшие годами системы априори исходили из того, что люди должны быть организованы в определенные структуры с внутренними правилами и своей иерархией, а результаты их деятельности опосредованы множеством агентов, прежде чем дойдут до конечного потребителя. Это неминуемо порождало сложные системы производства, поставок, хранения, сбыта, торговли и налагало определенные взаимные обязательства на обе стороны при найме и увольнении. Современные технологии открывают широкие возможности для самозанятости (self-employment), что уже приводит к созданию параллельного рынка труда, стиранию грани между понятиями «работа» и «дом». Последнее обстоятельство ставит вопрос о пересмотре многих регулятивных норм в сфере занятости, налогообложения, медицинского страхования и пенсионного обеспечения. Современные гиганты цифровой индустрии (Google, Amazon, Twitter) активно используют в коммерческих целях информацию, генерируемую пользователями сетей. Этот процесс получил название «Цифрового тейлоризма» (Digital Taylorism). Многие исследователи рассматривают эти процессы как крайне негативные, но их внутренний механизм еще недостаточно исследован. Одновременно с этим, представляется интересным изучение изменений на рынке занятости, вызванных широким распространением новых интеллектуальных машинных систем и глобальных компьютерных сетей, создающих условия, как для свободного поиска работы, так и для частичного замещения человеческих знаний интеллектом машин. Также представляется важной оценка возможностей для создания нового типа трудовых отношений, возникающих на цифровых платформах, направленных на защиту социальных и экономических интересов работников по найму.
Классические рынки труда. Состояние рынков труда и их стабильность являются одним из важных показателей устойчивости экономических систем. Поскольку последние находятся в постоянном движении, то и рынки труда характеризуются непрерывными изменениями. Наибольшие стрессы рынок труда переживает в эпоху экономических кризисов, особенно если они носят структурный характер. Кроме структурных факторов сильное воздействие на рынок труда оказывает развитие технологий, когда коммерциализация последних в широких масштабах приводит к вымыванию с рынка труда значительного числа профессий. Необходимо также учитывать процессы глобализации, которые способствуют стиранию национальных границ и созданию глобальных рынков труда. Эти глобальные рынки, благодаря современным средствам коммуникации, создают колоссальное давление на национальные рынки, ужесточая конкуренцию на рынке труда и, как правило, снижая издержки на трудовые затраты.
Все эти факторы оказывают влияние на состояние современных рынков труда. Так, согласно одному из последних обзоров ОЭСР о занятости [1], в половине стран ОЭСР доля рабочей силы в национальном производстве продолжает снижаться. В регионе ОЭСР доля рабочей силы с 1995 по 2013 гг. снизилась более чем на 3 процентных пункта, в Соединенных Штатах сократилась примерно на 8 процентных пунктов за тот же период. Падение цен на инвестиционные товары привело к замене низкоквалифицированной рабочей силы машинами.
Страны Европейского Союза, учитывая новые вызовы, определили гибкость и «переходный рынок труда» как основу концепции по реформе рынка труда в Европе [2]. На уровне ЕС данная концепция интегрирована в европейскую стратегию занятости. Гибкость считается важным способом ускорения экономического роста, поскольку более гибкие рынки труда повышают конкурентоспособность Европы благодаря сравнительно низким затратам фирм на адаптацию в условиях высоко интегрированной международной экономики. Под гибкостью понимается сочетание свободного законодательства о защите занятости, щедрых пособий по безработице и усилий по активной политике на рынке труда. Наиболее распространенными примерами реализации этой концепции являются датская и голландская модели. Голландская модель гибкости сосредоточена на сочетании нестандартной работы, такой как работа временного агентства и работа неполный рабочий день, с постоянными правами на социальное обеспечение [3]. Датская модель строится на сочетании гибких рынков труда, значительных пособий по безработице и сильного акцента на активацию. Здесь законодательство о защите занятости, которое является относительно свободным, предоставляет фирмам гибкость в плане найма и увольнения работников. Это компенсируется довольно щедрой системой социальной защиты безработных за счет пособий по безработице, что является вторым элементом — гарантией дохода. Действительно, обмен между законодательством о защите занятости и пособиями по безработице можно рассматривать как главную ось в концепции гибкости. Как правило, низкая защита занятости приводит к большему количеству увольнений, но мобильность на рынке труда будет больше, когда навыки безработных улучшатся в результате обучения. Поскольку гибкость подразумевает усилия по активной политике на рынке труда, то переход от безработицы к занятости может быть облегчен за счет активной политики, что в конечном итоге приведет к обеспечению более полной занятости.
Скандинавские модели регулирования рынка труда, хотя и были скорректированы после кризисов 1980–90-х годов, столкнулись с новыми вызовами. Как показывает одно из исследований [4], рынки труда Северных стран по-прежнему характеризуются сравнительно сильными объединениями профсоюзов и организаций работодателей, многоуровневыми системами переговоров и широкой координацией установления заработной платы на отраслевом уровне. Растущая конкуренция за низкую заработную плату и трансграничная работа поднимают вопросы о способности профсоюзов поддерживать коллективные соглашения. Главная цель скоординированных скандинавских систем переговоров заключалась в обеспечении относительно равномерного распределения заработной платы по отраслям и профессиям. В последние десятилетия почти во всех странах наблюдался существенный рост неравенства в оплате труда и доходах. Глобализация, новые технологии, более высокие требования к квалификации и растущий финансовый сектор часто выделяются в качестве движущих сил этого процесса; однако наиболее важные причины, способствующие росту неравенства, по-прежнему обнаруживаются в организации рынков труда и систем социального обеспечения [5–6].
Технологические изменения и занятость. Одним из важных факторов воздействия на систему занятости является технический прогресс, который постоянно предлагает производителям более совершенные технологии и средства производства. Бесконечная гонка за потребителем и стремление снизить издержки производства неизбежно приводят к тому, что одной из жертв этой конкурентной борьбы становится человек, а в большем масштабе — рынки занятости, которые постоянно претерпевают изменения, как в своей структуре, так и численности работников, вынужденных искать новые рабочие места.
В этой связи крайне интересным представляется анализ современных технологических трендов, способных существенно повлиять на рынок труда в целом. Здесь, прежде всего, отметим исследование американских исследователей [7], которые рассматривают технологические угрозы как «ложную панику» и жестко критикуют тех, кто предсказывает сокращение от 80 до 90 процентов рабочих мест в США в ближайшие 10–15 лет. По их мнению, такие мрачные оценки являются результатом ошибочной логики и ошибочного эмпирического анализа. На самом деле, все наоборот: уровни профессионального оттока в США сейчас находятся на историческом минимуме. Уровни оттока за последние 20 лет составляют только 38% уровней с 1950 по 2000 гг. и 42% уровней с 1850 по 2000 гг.
Практически схожие мысли, но в отношении роботов и применительно к немецкой промышленности, высказаны в исследовании [8], которое оценивало влияние промышленных роботов на занятость, заработную плату и структуру рабочих мест на немецких рынках труда в период с 1994 по 2014 гг. По мнению авторов исследования, внедрение промышленных роботов не влияло на общую занятость на местных рынках труда, специализирующихся на отраслях с высоким уровнем использования роботов. Использование роботов привело к потере рабочих мест на производстве, но это было компенсировано успехами в секторе деловых услуг. Также внедрение роботов не увеличило риск смещения для действующих производственных рабочих: они остаются со своим первоначальным работодателем, и многие работники приспосабливаются, меняя профессию на своем первоначальном рабочем месте. Сокращение рабочих мест на производстве обусловлено исключительно меньшим количеством новых рабочих мест для молодых участников рынка труда. Также авторы исследования приходят к выводу, что в регионах с более высокой степенью автоматизации производительность труда увеличивается, но доля труда в общем доходе снижается. Авторы исследования не находят доказательств того, что роботы были убийцами рабочих мест, но они вытесняют рабочую силу в производственном секторе Германии, поэтому взаимодополняемость и расширение экономической активности в других отраслях является важным механизмом регулирования. Кроме того, существует компенсирующий эффект занятости в отраслях, которые дополняют задачи, выполняемые роботами. Повышение стабильности занятости достигается ценой более низкого роста заработной платы для работников, которые остаются на своих прежних предприятиях.
Более широкое рассмотрение проблем занятости в контексте такого явления как автоматизация было предпринято группой европейских исследователей [9]. Отличительной особенностью предложенного ими подхода являлось то, что прогнозируемое влияние автоматизации на занятость в предстоящее десятилетие изучалось как на макроуровне, так и на уровне реальных секторов экономики, т.е. с учетом многосекторальных структурных изменений. Таким образом, ими была предложена концепция того, как смещение рабочей силы в секторах применения автоматизации компенсируется внутри — и межсекторальными компенсирующими эффектами и, в частности, вновь созданными трудоемкими секторами. Такой подход позволил показать, как потенциальная потеря рабочих мест из-за автоматизации в «прикладных» секторах уравновешивается созданием рабочих мест в «создающих» секторах, а также в дополнительных секторах. По мнению авторов исследования, человечество сталкивается с «обычными структурными изменениями», а не с «концом работы», поскольку профессии, затронутые эффектом новых технологий в основных секторах производства составляют не более 20% рабочих мест. Согласно данному исследованию, эмпирические данные показывают, что безработица колебалась, но ее средний уровень оставался примерно таким же в течение полутора веков, эффективно поглощая основные секторальные сдвиги (быстрое расширение участия женщин на рынке труда и трудящихся-мигрантов). Это происходило на фоне ежегодного сокращения количества отработанных часов в странах ОЭСР, что эффективно противодействовало росту общей безработицы, но фактически способствовало созданию скрытой технологической безработицы.
Другая группа исследователей оценивала влияние промышленных роботов на занятость и заработную плату в шести странах ЕС: Финляндии, Франции, Германии, Италии, Испании и Швеции, на долю которых в 2007 году пришлось 85,5% рынка роботов ЕС [10]. Самый важный вывод авторов исследования заключается в том, что один робот на тысячу работников снижает уровень занятости на 0,16–0,20 процентных пункта, т.е. значительный эффект вытеснения доминирует. Этот эффект вытеснения особенно очевиден для работников со средним образованием и для разных возрастных категорий. Их оценки, однако, не указывают на надежные и существенные результаты влияния роботов на рост заработной платы, даже после учета возможных компенсирующих эффектов для различных групп населения и секторов. Это исследование опирается на результаты [11], где отмечается, что технологические инновации могут влиять на занятость двумя основными способами: путем непосредственного вытеснения работников из ранее выполняемых ими задач (эффект вытеснения) или увеличением спроса на рабочую силу в отраслях или рабочих мест, которые возникают или развиваются в результате технического прогресса (эффект производительности). Как отмечают авторы исследования, промышленные революции предполагают, что в краткосрочной перспективе эффект вытеснения может доминировать. Но в долгосрочной перспективе, когда рынки и общество полностью адаптируются к серьезным потрясениям автоматизации, эффект производительности может доминировать и привести к положительному воздействию на занятость.
Однако бурное развитие сложных программных систем с элементами искусственного интеллекта (ИИ) может привести к взрывному воздействию технологий на общество в целом, последствия которого мы явно недооцениваем [12]. В этой связи встал вопрос об оценке риска для профессий и задач, которые будут автоматизированы в ближайшие десятилетия из-за систем искусственного интеллекта. Американские исследователи [13] утверждают, что 47% профессий в США рискуют быть автоматизированными «в течение некоторого неопределенного количества лет, возможно, десятилетия или двух». Согласно [14], в среднем 54% рабочих мест в ЕС подвергаются риску компьютеризации. Однако, как отмечают другие исследователи [15], в этих работах переоценены риски автоматизации, поскольку в них прогнозы составлены для профессий, а не задач, поэтому они делают вывод, что только 9% рабочих мест в США потенциально могут быть автоматизированы. Результаты, полученные в ходе обозначенных выше исследований, показывают, что влияние роботов на занятость в США более негативно, чем в Европе. Одним из возможных объяснений, согласно [16], может быть то, что на более либерализированном рынке труда в США фирмам легче увольнять работников, и поэтому текучесть кадров может быть выше после установки нового робота. В Европе, однако, работодатели могут оставить работников, которые выполняют разные задачи. Кроме того, более активная политика на рынке труда в Европе может смягчить воздействие промышленных роботов, уменьшив риск того, что люди впадают в состояние длительной безработицы.
Сотрудники Международной организации труда (МОТ) провели собственное исследование о влиянии использования роботов на занятость, как в развитых, так и в развивающихся странах [17]. По их мнению, роботы оказывают пагубное влияние на рост занятости на глобальном уровне. Во-вторых, влияние роботов на занятость не зависит от уровня трудоемкости в развитых странах, в то время как данные о таких немонотонных эффектах неоднозначны для стран с развивающейся экономикой. В целом, их оценки указывают на долгосрочное сокращение занятости примерно на 1,3% в связи с увеличением числа роботов на 24% в период с 2005 по 2014 гг. В развитых странах это сокращение занятости составляет чуть более 0,5%, в то время как в странах с развивающейся экономикой оно достигает почти 14%. В-третьих, роботы в развитых странах сокращают вывод бизнеса за пределы страны, что привело к снижению занятости в странах с развивающейся экономикой на 5% в период с 2005 по 2014 гг.
Проведенный нами анализ секторов британской экономики за период 2000 — 2018 гг. показал, что повсеместно проходит вымывание тех групп профессий, которые могут быть безболезненно замещены вследствие бурного развития цифровых технологий, использования искусственного интеллекта, новых методов хранения и обработки данных. Результаты проведенного анализа по отдельным секторам экономики приведены в табл. 1.

Таблица 1
Изменение числа занятых в экономике Велико­британии по быстро сокращающимся профессиям
ПрофессииЧисленность занятых, тыс. чел.Темпы
снижения, %
20002005201020152018
Телемаркетеры10662554325-7,6
Машинистки13463565139-6,6
Библиотекари7351392628-5,2
Печатники7972473634-4,5
Банковские служащие227213144146106-4,2
Личные секретари375311237217185-3,9
Администраторы гражданской службы289328256189164-3,1
Сборщики долгов5260442530-3,0
Руководители по продажам178153146136119-2,2
Закупщики7885707255-1,9
Менеджеры социальных служб3455523524-1,9
Кассиры274292245199200-1,7
Источник информации: [18]

Контингентная рабочая сила. Перечисленные выше факторы в совокупности создают условия для формирования альтернативных схем занятости. Их основу составляют те, кто не имеет постоянной работы в силу различных причин. Одним из ключевых вопросов является определение объёма такого альтернативного (параллельного) рынка занятости, поскольку именно этот рынок будет предопределять рынок труда на электронных платформах (онлайн рынок труда).
Одно из таких исследований контингентных (не имеющих постоянной работы) работников было проведено американскими исследователями [19]. Прежде всего, отметим, что понимается под контингентными работниками. Это занятые на альтернативных рабочих местах, определяемые как: работники агентств временной помощи; работники по вызову; контрактники; независимые подрядчики или фрилансеры. Авторы исследования более подробно описывают каждую из четырех групп [19 с.6]: «Независимые подрядчики» — это лица, которые сообщают, что самостоятельно получают клиентов для предоставления продукта или услуги в качестве независимого подрядчика, независимого консультанта или внештатного работника. «Рабочие по вызову» сообщают, что в определенные дни или часы они не работают, но находятся в режиме ожидания до вызова на работу. «Работники агентства временной помощи» оплачиваются агентством временной помощи. «Работники, связанные с подрядными фирмами» — это лица, работавшие в компании, которая предоставляла свои услуги в течение контрольной недели». Что касается абсолютных цифр, то по оценке авторов исследования, доля работников, занятых на альтернативных рабочих местах, выросла с 10,7% в феврале 2005 г. до 15,8% в конце 2015 г. Рабочие, нанятые через подрядные компании, показали наибольший рост, увеличив свою долю с 1,4 процента в 2005 году до 3,1 процента в 2015 году. Согласно данного исследования, 94% роста чистой занятости в экономике США в период с 2005 по 2015 годы, по-видимому, приходилось на альтернативные схемы работы. Общая занятость увеличилась на 9,1 млн (6,5 процента) за десятилетие, с 140,4 млн в феврале 2005 года до 149,4 в ноябре 2015 года. Увеличение доли работников, занятых в организациях альтернативной работы, с 10,7 процента в 2005 году до 15,8 процента в 2015 г. означает, что число работников, занятых в альтернативных организациях, увеличилось на 8,6 млн (57,2%) с 15,0 млн в феврале 2005 г. до 23,6 млн в ноябре 2015 года. Таким образом, эти цифры означают, что занятость на традиционных работах (стандартные механизмы занятости) выросла всего на 0,5 млн (0,4%) с 125,4 млн в феврале 2005 г. до 125,8 млн в ноябре 2015 года.
Анализируя феномен доминирования альтернативных схем занятости в общей динамике рынка труда, авторы выделяют несколько возможных причин. Первое объяснение состоит в том, что альтернативная работа чаще встречается среди работников старшего возраста и более высокообразованных работников, а рабочая сила со временем становится старше и более образованной. Во-вторых, технологические изменения, которые приводят к улучшению мониторинга, стандартизации рабочих задач и делают информацию о репутации работника более доступной, могут привести к еще большему отказу от посредничества в рабочих задачах. Технологические изменения могут привести к снижению операционных издержек, связанных с выполнением рабочих заданий, и, таким образом, к вымыванию посредников. Кроме того, улучшения в области информационных технологий и расширение рынков сбыта для подрядчиков все чаще означают, что крупные организации могут скорее получить выгоды от повышения эффективности и экономии средств за счет найма специализированных подрядчиков для неосновных видов деятельности (таких как уборка помещений, услуги питания, информационные технологии, бухгалтерский учет и юридические услуги) чем управление такой деятельностью на самой фирме. В-третьих, нормы справедливости и моральные соображения часто мотивируют фирмы делиться арендной платой со своими сотрудниками и создают давление на сжатие заработной платы в пределах границ фирмы. Рыночные и другие факторы, ведущие к росту различий в заработной плате в образовании и росту неравенства в оплате труда, увеличивают затраты фирм на снижение заработной платы и разделение арендной платы с работниками с низкой заработной платой. Таким образом, само растущее неравенство в заработной плате может усилить стимулы к тому, чтобы заключать контракты с низкооплачиваемыми работниками и концентрировать высокооплачиваемых и низкооплачиваемых работников в различных организациях.
Одним из пунктов данного исследования было определение сложившегося рынка услуг на онлайн платформах. Как отмечают авторы, только около 0,5% всех работников идентифицируют клиентов через онлайн-посредника. Эта цифра, по мнению авторов, требует определенной предосторожности (таких как двусмысленность термина «прямые продажи» и небольшой размер выборки). Тем не менее, эта цифра близка к оценке [20] в 0,4% рабочей силы, основанной на частоте поисковых запросов Google для терминов, связанных с онлайн-посредниками и оценками [21] в 0,6% населения трудоспособного возраста (или приблизительно 0,4% рабочей силы) основанных на частоте банковских депозитов с онлайн-рабочих платформ.
Другое исследование, основанное также на данных опросов участников американского рынка труда [22], показало высокую долю взрослого трудоспособного населения, занятого неформальной трудовой деятельностью: около 20% лиц в возрасте до 30 лет, 15% в возрасте от 30 до 44 лет и 11% в возрасте 45 лет и старше заявили, что они занимались неформальной работой. Также 28% всех взрослых сообщили, что зарабатывали деньги на неформальной трудовой деятельности.
Исследователи из McKinsey &Company [23] провели обследование, охватывавшее США и 15 стран Евросоюза, на предмет оценки размера трудоспособного населения, занятого независимым формированием собственных потоков дохода. Согласно полученным ими результатов, от 20 до 30 процентов населения трудоспособного возраста в США и странах ЕС-15, или до 162 млн человек занимаются независимой работой, а услугами цифровых платформ пользуются 15% независимых работников. В данном исследовании выделяется четыре ключевых сегмента независимых работников: 30% являются «свободными агентами», которые активно выбирают самостоятельную работу и получают от нее свой основной доход; примерно 40% являются «случайными работниками», которые используют независимую работу для дополнительного дохода и делают это по своему выбору; «не фанаты», которые зарабатывают себе на жизнь на независимой работе, но предпочитают традиционные работы, численность которых составляет 14%; «финансово ограниченные», которые выполняют дополнительную самостоятельную работу по необходимости, их 16%.
Как видно из результатов отдельных исследований, пусть и на основе данных только по американской экономике, потенциальный объём рынка труда, который может быть вовлечен в экономику электронных платформ, представляется значительным. Прежде всего, это трудовые ресурсы, которые занимаются неформальной деятельностью, что составляет, по самым грубым расчетам, порядка 25–30 млн человек. Сегодня напрямую с онлайн платформами связано около 1 млн человек. Контингентная рабочая сила составляет порядка 24 млн человек. Таким образом, можно оценивать объём параллельного (альтернативного) рынка труда в масштабах американской экономики в размере 25–35 млн человек, или около 25% всего трудоспособного населения.
Можно констатировать, что прорывные технологии в случае их широкого распространения, способны существенно повлиять на систему занятости и внести турбулентность на рынки труда. В этой связи формирование параллельного рынка труда необходимо рассматривать как новый механизм решения проблемы занятости, может быть и не очень совершенный, но с определенными перспективами развития.
Заключение. Бурное развитие информационно-коммуникационных технологий и создание разветвленной цифровой инфраструктуры существенно повлияло как на формы ведения бизнеса, так и на поведение потребителя, предоставив одновременно более широкие возможности для наемных работников в части формирования новых потоков доходов. Все это, как показывает практика, еще не нашло должного отражения в нормативных и регулятивных документах, что сказывается на социальной защищенности наемных работников. Другой важный тренд связан с тем, что национальные рынки занятости находятся под большим давлением новых формирующихся глобальных рынков труда. Это также отражается на уровне занятости, заставляя наемных работников искать новые формы трудоустройства. Автоматизация и широкое использование промышленных роботов, особенно при выполнении рутинных операций, также является важным фактором при формировании новых рынков труда, поскольку угроза высвобождения наемного труда становится абсолютно реальной. Все это в совокупности создает новые условия, которые могут самым существенным образом изменить сложившуюся систему отношений между бизнесом и наемным трудом. Очевидно, что такие глубокие трансформационные задачи не удастся решить чисто рыночными механизмами и поэтому на повестке дня стоит вопрос об активном включении государства, как института, в такие процессы с целью сглаживания тех негативных последствий, которые могут испытать как национальные, так и глобальные рынки труда.


Статья подготовлена в рамках гранта РНФ №18-18-00099 «Трансформация социально-экономических и технологических систем: новое осмысление роли человека, машин и управления».

Литература
1. How does the UNITED STATES compare? Employment Outlook 2018. — OECD Employment Outlook 2018 © OECD 2018 http://dx.doi.org/10.1787/empl_outlook-2018-en
2. F. Koster, J.Mcquinn, I.Siedschlag, O.Van Vliet (2011) Labour Market Models in the EU //SSRN Electronic Journal. September 2011. — https://www.researchgate.net/publication/228246720_Labour_Market_Models_in_the_EU
3. E.Viebrock , J.Clasen (2009), “Flexicurity and welfare reform: A review”, Socio- Economic Review, Vol. 7, No. 2, pp. 305–331.
4. S. K.Andersen, J. E. Dшlvik and C. L.Ibsen (2014) Nordic labour market models in open markets. Report 132. European Trade Union Institute, Brussels.
5. A. B. Atkinson (2008). The changing distribution of earnings in OECD countries, Oxford, Oxford University Press.
6. OECD (2011) Divided we stand: why inequality keeps rising, Paris, OECD.
7. R. D. Atkinson and J. Wu (2017). False Alarmism: Technological Disruption and the U.S. Labor Market, 1850–2015. Information Technology & Innovation Foundation. Work Series, May 2017.
8. W.Dauth, S.Findeisenz, J.Suedekum, N.Woessner (2018). Adjusting to Robots: Worker-Level Evidence. Institute Working Paper 13. Opportunity and Inclusive Growth Institute, Federal Reserve Bank of Minneapolis.
9. B.Vermeulen, J.Kesselhut, A.Pyka and P. P. Saviotti (2018). The Impact of Automation on Employment: Just the Usual Structural Change? Sustainability 2018, 10, 1661; doi:10.3390/su10051661
10. F.Chiacchio, G.Petropoulos, D.Pichler (2018). The impact of industrial robots on EU employment and wages: A local labour market approach. Working Paper, Issue 02, 18 April 2018. Bruegel, Brussels
11. D.Acemoglu, and P. Restrepo (2017) ’Robots and Jobs: Evidence from US labor markets’ NBER Working Paper Series, Working Paper 23285
12. McKinsey Global Institute (2015) ‘The four global forces breaking all the trends’ McKinsey Global Institute
13. C.B. Frey, and M. A. Osborne (2017) ‘The future of employment: how susceptible are jobs to computerisation?’ Technological Forecasting and Social Change 114: 254–280.
14. J. Bowles (2014) ‘The computerization of European jobs’, Bruegel Blogpost, available at http://bruegel.org/2014/07/the-computerisation-of-european-jobs/
15. M.Arntz, T. Gregory, and U. Zierahn (2016) ’The Risk of Automation for Jobs in OECD Countries: A Comparative Analysis’ OECD Social, Employment and Migration Working Papers, No. 189, OECD Publishing
16. M.Arntz, T. Gregory, and U. Zierahn (2017) ’Revisiting the risk of automation’ Economics Letters 159: 157–160
17. F.Carbonero, E.Ernst, E. Weber (2018). Robots worldwide: The impact of automation on employment and trade. ILO Working Paper No 36, October 2018
18. https://www.ons.gov.uk/employmentandlabourmarket/peopleinwork/
19. L. F.Katz, A.B. Krueger (2016). The Rise and Nature of Alternative Work Arrangements in the United States, 1995–2015. NBER Working Paper 22667, 2016
20. S. Harris and A. Krueger (2015). “A Proposal for Modernizing Labor Laws for Twenty-First-Century Work: The ‘Independent Worker’,” The Hamilton Project, Discussion Paper 2015–10, Washington, DC, December 2015.
21. D. Farrell and F.Greig (2016). “The Online Platform Economy: What is the growth trajectory?” March 2016; https://www.jpmorganchase.com/corporate/institute/institute-insights.htm
22. K.Abraham, J. C.Haltiwanger, K.Sandusky, and J. R. Spletzer (2015). “Measuring the ‘Gig’ Economy,” University of Maryland, October 2015; http://www.sole-jole.org/16375.pdf.
23. J. Manyika et al. (2016).“Independent Work: Choice, Necessity, and the Gig Economy.” McKinsey &Company. https://www.mckinsey.com/~/media/McKinsey/Featured%20Insights/Employment%20and%20Growth/Independent%20work%20Choice%20necessity%20and%20the%20gig%20economy/Independent-Work-Choice-necessity-and-the-gig-economy-Executive-Summary.ashx

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия