| | Проблемы современной экономики, N 3 (71), 2019 | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | Шевелев А. А. доцент кафедры экономической теории экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук
| |
| | В статье проведен сравнительный анализ образов рынков, сформировавшихся в неоклассическом мейнстриме и современном институционализме, дана характеристика фундаментальных сдвигов, происходящих в методологии институционального анализа рынков, раскрывается коммуникативная природа рынков и их трансформация в эпоху цифровой революции | Ключевые слова: неоклассическая ортодоксия, кумулятивная причинность, институты рынка, культурные ценности, междисциплинарный подход, коммуникативная природа рынков, цифровые рынки | ББК У010.036 Стр: 137 - 140 | Единственный способ гарантировать положительные
результаты — дальнейшая революция ценностей.
С. Уоллис
(Технологии Четвертой промышленной революции, 2018)
Неоклассический мейнстрим свел образ рынка к упрощенной и плоской копии оригинала, ставшей аналитической матрицей для нескольких поколений экономистов. Удобный шаблон упростил работу ученых, стал каноном учебной литературы, заблокировав объемное видение товарного хозяйства и рыночного обмена. Познание сложной и многоплановой организации рынков было принесено в жертву умозрительным интерпретациям графических моделей. В анализе возобладали тотальная математизация, абстрактный схематизм и метафора рыночного равновесия. Идея кумулятивной причинности (Т. Веблена) как сложносоставного и разворачивающегося в историческом времени процесса экономического развития была проигнорирована и предана забвению [3]. Неоклассический конструкт рынка, основанный на нереалистичных допущениях, явил собой образец так называемой «чистой теории». Однако наука не стоит на месте и сегодня речь уже не идет о простом дополнении и усложнении неоклассической картины мира привходящими институциональными факторами, а о пересмотре самой онтологии или бытийных оснований экономической реальности (включая рыночную), отказе от аналитического редукционизма и схематизма. Возродился интерес к конкретно-историческому анализу товарного хозяйства (в его страновом и цивилизационном измерениях), наметилось движение к осознанию фундаментальной роли в системе взаимодействий рыночных субъектов (а также процессах трансформации рынков) не только цифровых технологий, но и культуры, ценностей, социального капитала, иначе говоря, всего того, что образует ценностно-смысловое «ядро» исторически сложившихся институциональных систем. Совершенствование систем искусственного интеллекта и создание квантовых компьютеров сделает возможным применение более сложных и эффективных алгоритмов, способных проанализировать и спрогнозировать реальную экономическую динамику, кумулятивную причинность экономического развития. Но для этого необходим радикальный пересмотр методологических оснований институционального анализа.
Образ рынка в неоклассической ортодоксии. Важно констатировать, что в рамках неоклассического мейнстрима экономическая теория во многом утратила статус социальной науки. Одновременно произошло возвышение экономической социологии (особенно заметное в последние десятилетия), успешно развившую содержательную аналитику рынков и интегрированных с ними сетевых структур [13; 17; 23]. Ортодоксальная экономическая теория, по Дж. Ходжсону, рассматривает рынок как некое естественное состояние и универсальный способ координации (регулирования) всех взаимодействий между людьми [18]. Неоклассики отыскивают рынок во всех сферах социума, увлеченно конструируя модели институционального равновесия и оперируя такими понятиями, как «спрос на институты», «рынок прав собственности», «политический рынок». Отношения и институты нерыночного и квазирыночного обмена, имеющие огромное значение для организации и функционирования современных экономик, по сути дела, игнорируются. Иначе говоря, товарно-денежный обмен и рынок представляются в качестве универсальных категорий и механизмов социальных взаимодействий. При этом «свободные рынки» противопоставляются институтам как ограничительным рамкам и коллективистским нерыночным структурам. Однако, как пишет Дж. Ходжсон, сам рынок является главным институтом современной экономики, который задает свои собственные (рыночные) ограничения, нормы и правила, формирует и нормирует предпочтения (и поведение) людей. У рынка есть «неискоренимые социальные и коллективистские аспекты» [18, c. 261]. Если в неоклассической экономической теории нормативное содержание цены устраняется из анализа, замещаясь категорией равновесной цены, то в марксистской политической экономии, напротив, цены колеблются около «центра притяжения», в качестве которого выступают общественно-необходимые затраты труда. «Однако «институциональные» ценовые нормы являются исходом процесса, протекающего в историческом времени, и поэтому механическая или гравитационная аналогия только дезориентирует. Ценовые нормы отчасти зависят от ожиданий, а также от узаконивающих и информационных функций институтов» [18, с. 272]. Экономическая система вменяет цены производимым благам. И это вменение — разносторонний коммуникативный процесс, опосредованный институтами.
Если рассматривать экономику как сложную социальную систему, то в ней можно обнаружить обширный ареал нерыночных и квазирыночных взаимодействий. «За пределами мира цен, зарплат и рыночных сделок ... существует огромный мир бартера. ... Клановый капитализм вообще основывается на бартере» [2, с. 67–68]. Бартер включает в себя не только обмен материальными благами, но и взаимный и разделенный во времени услугообмен (по принципу «ты — мне, я — тебе»). Кроме того, в современных экономиках широко распространена «отношенческая» контрактация, концептуализированная в теории неполных контрактов и связанная с использованием высокоспецифичных (идиосинкразических) активов и производством уникальной — под конкретный заказ — продукции [16]. Это своего рода квазирынок, исключающий привычную ценовую конкуренцию. И, наконец, все рыночные процессы предопределены сотрудничеством или внерыночным обменом знаниями, опытом, деятельностями и способностями в непосредственном процессе производства[4]. Ортодоксальная теория игнорирует все эти институты социальных взаимодействий, формирующие реальную — а не вымышленную — экономику. У её представителей отсутствует понимание того, что универсальные принципы организации и функционирования экономических систем не обосновываются исключительно математически (на основе представлений о «нормальных случаях», «естественных уровнях» и «состояниях равновесия»), поскольку могут быть выведены только из конкретно-исторического опыта рыночного хозяйствования и его осмысления. К сожалению, стандартом аналитики в рамках общей экономической теории (и ряда частных дисциплин) стала математическая формализация, даже при наличии ни к чему не обязывающих оговорок о необходимости учитывать качественную специфику анализируемых систем. Впрочем, это не помогло неоклассическому мейнстриму избежать серии сокрушительных провалов в попытках спрогнозировать реальную экономическую динамику [5].
Рынок как сложная институциональная система. Пересмотр мировоззренческих оснований анализа рынков происходит в полемике с претенциозной позицией экономистов-неоклассиков на обладание универсальной методологией исследования рыночных процессов. Он основан на осознании реального факта — сложной социальной организации рынков, глубинных социальных процессов как причин их возникновения и развития. В этой связи неизбежно упразднение интеллектуальной монополии неоклассического мейнстрима в сообществе самих экономистов, стремящихся к преодолению жестких дисциплинарных границ с целью выработки реалистичной методологии анализа, учитывающей системное взаимодействие множества факторов формирования рынков, кумулятивную причинность их развития. Однако приоритет остается за социологами, что демонстрирует, в частности, политико-культурный подход к анализу рынков Н. Флигстина, который рассматривает их как сложным образом организованные поля [17]. В рамках этих полей возникают локальные культуры, позволяющие акторам интерпретировать рыночные процессы и определяющие специфические социальные отношения между ними. Одна часть акторов обладает властью на рынке и доминирует, используя принятые культурные правила для воспроизводства своей власти, другая — лишь претендует на властные позиции. «Этот процесс придаёт действию в рамках полей имманентно конфликтный и политический характер» [17, с.43]. Эффективность установленного социального порядка на рынке рассматривается не сквозь призму оптимального распределения ресурсов и ценообразования, а в аспекте создания условий доминирования и выживания организаций, стабилизации конкурентных взаимодействий игроков с целью снижения уровня неопределенности. На наш взгляд, предложенная автором логика анализа вполне обоснована и может быть применена для осмысления реалий современной России. С одной лишь существенной коррективой: доминирующими акторами на ключевых российских рынках стало российское государство, а также контролируемые им госкорпорации и госбанки, конкурентный частный бизнес не претендует на властные позиции и не практикует долгосрочное инвестирование в производственные активы (и создание новых рабочих мест) по причине неопределенности перспектив, высокой цены денег и избыточного вмешательства силовых структур в предпринимательскую деятельность, господствующие культурные правила основаны на лояльности и стремлении сохранить статус-кво. По своей сути, это модель социального порядка ограниченного доступа, удачно концептуализированная Д. Нортом, Д. Уоллисом и Б. Вайнгастом [11]. Специфика рыночных отношений в современной России всецело определяется сложившимся социальным порядком и ничем иным.
Реалистичная экономическая теория (и социология) рынков является междисциплинарной дисциплиной. Институты рынка как внутренне сложные и многомерные структуры формируются на пересечении полей экономики, политики и культуры. Экономические системы как триединства экономических отношений, норм и сознания содержат в себе «своё иное» и, по сути, неэкономическое (но отнюдь не внеэкономическое). По утверждению Т. Веблена, «эволюционная экономика должна быть теорией культурного роста как процесса, определяемого экономическим интересом, теорией кумулятивной последовательности экономических институтов, сформулированной в терминах процесса» [3, c. 28]. При этом экономический интерес не сводим к мотиву зарабатывания денег и получения прибыли, равно как кумулятивная причинность развития экономических институтов — это сложносоставной процесс взаимодействия множества факторов, среди которых «привычный образ мышления» (habitofthought) играет куда большую роль, чем стремление к минимизации трансакционных издержек. Природа институтов — в самом простом своём значении — двуедина и состоит из ценностно-смыслового «ядра» (как феномена культуры) и нормативно-позитивной «оболочки», которая конструируется акторами культурно-исторического процесса и выражает (оформляет) это «ядро» с той или иной степенью успешности. Институциональная система утрачивает способность обеспечивать динамичное социально-экономическое развитие и устойчивый экономический рост в условиях деградации культуры (в широком смысле этого понятия), деструктивных изменений в ценностно-смысловом «ядре». Нужно прямо сказать, что система рыночного хозяйствования «по-российски» повсеместно и явным образом губит природу и наносит непоправимый ущерб здоровью людей. Об этом свидетельствуют судьба озера Байкал, воду из которого уже не рекомендуется пить, незавидное положение населения Красноярска, вынужденного жить в зоне экологического бедствия, неспособность власти своевременно и оптимальным способом решить проблему рациональной утилизации отходов и многие другие проявления капитализма без сдержек и противовесов (этических ограничений и позитивных ценностей).
Осмысленное продвижение институционального анализа экономики к новым мировоззренческим рубежам предполагает различение и четкое определение используемых понятий: мультидисциплинарности, междисциплинарности и трансдисциплинарности. Мультидисциплинарность — это сопоставительный (сравнительный) анализ и применение разных дисциплинарных подходов к исследованию одной и той же сферы социальной реальности, выявление объяснительных возможностей, достоинств и недостатков различных концептуальных схем, использование взаимодополняющих интерпретаций. По своей сути, это плюралистический аналитический подход. Междисциплинарность знаменует процесс все более тесной интеграции научных знаний и обозначает взаимное пересечение границ между дисциплинами, конвергенцию различных методологических подходов, заимствование инструментов анализа и интерпретативных схем из смежных наук (импорт инструментов), осознание сложности, многомерности и нередуцируемости социальной реальности к простым основаниям. Трансдисциплинарность (включающая и переосмысливающая предыдущие подходы) — это более продвинутая ступень интеграции знаний, которая результируется в постижении целостности внутренне сложного и многомерного предмета исследования[21]. По мнению А. Некипелова, общая экономическая теория «призвана описывать не отдельную сферу социума, а социум под определенным — экономическим — углом зрения. Она поэтому не нуждается ни в какой междисциплинарности» [10, с. 755]. Однако в этом и заключается суть «экономического империализма» и неоклассической ортодоксии. Между тем, междисциплинарный подход реализуется в настоящее время не только в конкретно-прикладных дисциплинах, но и в фундаментальной науке. Ведь познание истины — это движение к идеальному образу конкретно-всеобщего, осмысление сложно организованной и многоплановой экономической реальности, не редуцируемой к математически формализованным концептам. Отмеченные моменты не умаляют важной роли доказавших свою пригодность эконометрических моделей, внушающих доверие статистических расчетов. Корректно полученные статданные — хлеб экономиста. Еще более важен междисциплинарный подход для полноценного институционального анализа, который возможен только при последовательной конвергенции и интеграции знаний, предполагает в продвинутом (трансдисциплинарном) варианте пересмотр самой онтологии экономической реальности (сути «экономического») на пути отказа от аналитического редукционизма, ставшей избыточной и самоценной математизации экономической теории.
Коммуникативная природа рынков и их трансформация в условиях цифровой революции. Рынки всегда были важнейшими способами коммуникации между людьми. Институты рыночного хозяйства возникают в ходе многосторонней и регулярной коммуникации, которая сама выступает в качестве ключевого институционального механизма. Процессы коммуникации на рынках (и в экономике в целом) — это всегда интерпретация событий акторами, вовлеченными в систему социальных взаимодействий. Специфика рыночных взаимодействий неразрывно связана с интерпретативным процессом, в котором задействуются ментальные (когнитивные) способности человека, системы культурных ценностей и практический опыт участников обмена. Поэтому ошибочным является представление о рынках, как безличных механизмах обмена. «Будучи формами социальной организации, рыночные структуры включают в себя как когнитивные смыслы, так и социальные отношения» [17, с. 67]. Рынки регулируются посредством сложной системы отношений и символических форм их репрезентации. Наиболее важную роль, кроме всеобщего денежного эквивалента, играют культурные ценности и властные отношения. Последние не сводятся к механизмам государственного господства и являются многообразными по форме, присутствуя в самой системе рыночных взаимодействий [6; 12; 22]. В эпоху цифровой революции процессы коммуникации между рыночными акторами существенным образом трансформируются, что имеет далеко идущие последствия для эволюции социальной и институциональной структур.
Сформулируем в тезисной форме те фундаментальные изменения, которые происходят сегодня в институциональных структурах рынков.
● Современные рынки высокотехнологичной продукции всё меньше напоминают безличные механизмы, действию которых вынуждены подчиняться и с непредвиденными флуктуациями сталкиваться как производители товаров, так и их покупатели. С помощью компьютерных алгоритмов (включая так называемые «ценовые алгоритмы») осуществляется мониторинг важнейших аспектов деятельности контрагентов — ценовой политики конкурентов и динамики предпочтений клиентов. В итоговом докладе по итогам секторального расследования в сфере e- commerce (на рынках потребительских товаров и цифрового контента), опубликованном Европейской комиссией в 2017 г., была отмечена высокая ценовая транспарентность соответствующих рынков, нехарактерная для рынков традиционной экономики. При этом электронная торговля принесла с собой транспарентность как по ценам, так и по свойствам товаров [19, с. 68–69].
● Посредниками всех трансакций рыночных агентов выступают сегодня разнообразные цифровые платформы, главная задача которых — извлечение, анализ и использование данных пользователей. Это главный актив глобальных интернет-компаний. Легальное определение цифровой онлайн-платформы можно найти сегодня только в законодательстве Франции (Законе о цифровой республике 2016 г.), которое трактует ее как «любое физическое или юридическое лицо, предлагающее на профессиональной основе, в том числе бесплатно, общедоступные коммуникационные услуги» [1, с. 34].
● Наблюдается конвергенция платформенной деятельности, когда разные компании-платформы начинают работать в одних и тех же форматах, что серьезно обостряет конкуренцию между платформами, каждая из которых стремится освоить все технологические звенья интернет-коммуникаций: от производства оборудования до создания приложений и систем искусственного интеллекта. Обращает на себя внимание тенденция к относительной замкнутости платформ, которые своими силами создают необходимую инфраструктуру и оборудование, объединяют все необходимые пользователям сервисы и превращаются в своего рода частный интернет [15, с. 96, 100–101].
● Тенденция к монополизму интернет-гигантов обусловливает негативные эффекты для пользователей, связанные с возможностью манипулирования контентом, искажением информационной картины вследствие персонализации сообщений и новостей. В настоящее время Googleзахватил 90% европейского и американского рынков интернет-поиска, получив новые возможности для обучения своих алгоритмов, что нивелирует конкурентные позиции соперников и превращает в фикцию «независимый» интернет [9].
● Высказывается предположение о том, что в долгосрочной перспективе возможна социализация некоторых сегментов интернет-экономики и связанной с ней инфраструктуры. Решение проблемы цифрового неравенства, которое возникнет вследствие снижения доходов от интернет-рекламы (в условиях вялого экономического роста) и усиления платности сервисов, видится в частичной социализации или создании посткапиталистических цифровых платформ [7, с. 511; 15, с. 113].
● Становление нейросетевой экономики, которая проникает во все сферы (бизнес-коммуникации, госуправление, образование, научные исследования, медицину, культуру), обусловливает радикальное изменение технологической и институциональной среды предпринимательской деятельности. Важнейшим звеном экономики знаний являются университеты нового типа, которые называют сегодня «Университет 3.0» и «Университет 4.0». Это «предпринимательские университеты», которые заняты не только обучением будущих специалистов и научными исследованиями, но и созданием инновационных экосистем, патентной деятельностью, коммерциализацией нововведений и капитализацией знаний [8].
Определяющее значение в формировании рынков и сетевых структур имеет культура, с присущими ей многообразными системами ценностей. Глобальная коммуникационная система является важным способом распространения культурных моделей. Их упрощенная типология, предложенная М. Кастельсом, включает в себя брендированный консюмеризм, сетевой индивидуализм, космополитизм и мультикультурализм [6]. Понятно, что современные рынки не просто «подстраиваются» под бытующие системы ценностей, как сложные социальные и коммуникативные структуры, они их формируют. В этой связи уместно обратить внимание на недавно изданную книгу В. Радаева «Миллениалы: Как меняется российское общество» (2019), в которой обосновывается идея социального перелома в современной России, вызванного сменой поколений [14]. В интересном исследовании-размышлении отражен противоречивый социокультурный процесс, связанный с мощным воздействием новых способов (технологий) интернет-коммуникаций на формирование сознания миллениалов («молодых взрослых»). Известный экономист-социолог пишет о том, что наряду с позитивными эффектами этого процесса, возникает комплекс явных негативных последствий, в частности, «раздерганность сознания», ценностная дезориентация, зачастую переходящая в смысложизненный вакуум. В аспекте «рыночного» поведения миллениалов наблюдается «важный сдвиг жизненных ориентиров — меньшая привязанность к профессиональной карьере, зарабатыванию денег как таковому» [14, с. 167]. Предпочтение отдается не обладанию вещной собственностью, а инвестированию в себя — свое образование, здоровье, путешествия, новые впечатления.
В книге «Технологии Четвертой промышленной революции / К. Шваб, Н. Дэвис» (2018) одна из глав названа «Внедрение ценностей в технологии». Авторы пишут о «ценностно-ориентированном подходе к технологиям», «приоритете общественных ценностей», «трансформирующем ценностно-ориентированном лидерстве во всех областях человеческой деятельности». Для всего этого может потребоваться «принятие новых методологий, формирование организационной культуры и даже изменение рыночного мышления, предполагающего, что двигателем прогресса является экономика» [20, с. 52]. Думается, что экономистам-теоретикам необходимо принять во внимание это важное соображение, а еще лучше — сделать своей рабочей установкой. В противном случае новая экономическая реальность не будет осмыслена должным образом. |
| |
|
|