Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 4 (60), 2016
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ РЕГИОНОВ И ОТРАСЛЕВЫХ КОМПЛЕКСОВ
Гудкова Е. В.
заведующий сектором экономической и научно-технической политики
Института экономических исследований Дальневосточного отделения РАН (г. Хабаровск),
кандидат экономических наук, доцент


Технологическая связанность Дальнего Востока России в контексте пространственного развития
В статье технологическую связанность Дальнего Востока России обосновывает концепция вложенных пространств как комплекса взаимодействующих пространственных структур. Пространственное распределение экономических ресурсов региональной социально-экономической политики Российской Федерации формализует институциональный приоритет промышленной политики как целенаправленной деятельности государства. Асимметрия территориальной структуры хозяйства обосновывает участие Российской Федерации в кооперационных процессах с Восточной Азией и возможности дополнительного привлечения инвестиций на базе государственно-частного партнерства. Модель «территория опережающего развития» предполагает координацию сотрудничества на основе эффекта взаимодействия таких групп факторов, как упрощение процедур торговли, оптимизация логистики и т.д
Ключевые слова: пространственная экономика, научно-технологическое развитие, пространственное развитие, Дальний Восток России
УДК 338.245; ББК 65.9(2Рос 55)   Стр: 146 - 150

Обоснование технологической связанности
Источник роста территориальных систем обозначен взаимодействием хозяйственных структур, в соответствии с пространственным подходом. Пространственный подход обосновывает качественно новые результаты в теориях общего экономического равновесия, оптимизации экономики, экономического роста, ценообразования, международной торговли, специальных проблем пространственной организации экономики (локализация видов деятельности, рынки, агломерационные эффекты и т.д.) [1]. Пространственный подход формализует основное течение мировой и отечественной экономической мысли «точечной экономики» или «экономики без размеров» и формирует «пространственную» парадигму. В рамках «пространственной» парадигмы, ключевой проблемой государственной политики является разумное сочетание регионального многообразия, целостности национального пространства и его интеграции в глобализирующийся мир [2].
Пространственная экономика – более интегрированное научное направление по сравнению с традиционной региональной экономикой (regional economics). Ее предметом являются не только регионы и региональные системы, но и все пространственные формы хозяйства и расселения, включая множество пространственных сетей [3]. Экономическое пространство обосновано параметрами плотности, размещения, связанности факторов производства. Исследование технологической связанности Дальнего Востока России обосновывает концепция вложенных пространств и методология системного представления общества как комплекса взаимодействующих пространственных структур [4].
Система национального планирования представляет собой синтез двух базовых механизмов: универсального и программного планирования. Первое нацелено на ускоренное сбалансированное развитие отраслей и регионов за счет широкомасштабных инвестиционных проектов. Оно требует формирования иерархии специализированных институтов планирования. Второе – для стимулирования развития использует относительно небольшое число программ, направленных на решение ключевых проблем [5]. Формализация обеспечивается сценарным подходом. Строго говоря, он предполагает составление той или иной модели развития страны, включающей параметры экономической политики, настройку этой модели по реальным данным, разработку прогноза экзогенных параметров и, наконец, вариацию переменных в политике. Варианты прогноза вместе с вариантами политических решений и результатами соответствующих расчетов называют сценариями [6]. Механизм координации стратегического планирования обосновывает коммуникационный инструмент стратегического развития – технологическую платформу. Технологическая платформа, как элемент стратегии развития инновационной экономики (Стратегия инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года (утв. распоряжением Правительства РФ от 8 декабря 2011 г. № 2227-р)), формализует связанность экономического пространства. Концепция вложенных пространств заключается в синтезе иерархически соподчиненных эффектов глобального, национального, регионального и локального пространства, позволяет обоснованно обозначить технологическую связанность Дальнего Востока России. Концепция связности, предложенная центром APEC Policy Support Unit (APEC PSU), в части нелинейного взаимодействия сети, позволяет обозначить координацию сотрудничества на основе эффекта групп факторов нелинейной связности (упрощение процедур торговли, логистика, исполнение контрактов).
Участие Российской Федерации [7] в кооперационных процессах в Восточной Азии действительно не просто доля в торговом обороте и даже не сравнительные успехи в привлечении инвестиций, а органичное включение в хозяйственную деятельность – данный вопрос обозначен в исследовании технологической связанности Дальнего Востока России.
Информационно-статистическая база исследования состоит из статистических данных Федеральной службы государственной статистики РФ, Министерства экономического развития РФ, Федеральной таможенной службы РФ, данных международных организаций: Organisation for Economic Cooperation and Development, (OECD), World Intellectual Property Organization (WIPO).

Технологическая связанность Дальнего Востока России
Технологическую связанность Дальнего Востока России формализует концепция вложенных пространств. Обосновывается ли рост производительности программным механизмом стимулирования технологического взаимодействия, как Российской Федерации в целом, так и Дальнего Востока России, в частности? Рост производительности, как ожидается, в течение следующих 50 лет, обосновывается инвестициями в инновации и знанием (knowledgebased capital). Разрыв между крупными мировыми игроками и остальными фирмами определяет ряд структурных препятствий. Обеспечен ли производственно-технологический аспект потенциала экономического роста программным механизмом планирования в соответствии с поворотом к когнитивной экономике? «Производительность не все, но в долгосрочной перспективе это почти все. Производительность – «работа умнее», вместо «работа сложнее»« (П. Кругман) [8]. Производительность отражает способность производить больше продукции путем лучшего сочетания вводимых ресурсов в результате внедрения новых идей, технологических инноваций и бизнес-моделей. Такие инновации, как паровой двигатель, электрификация и дигитализация, привели к радикальным изменениям в производстве товаров и услуг, обозначили рост благосостояния. Основные стратегии, направленные на стимулирование производительности формализуют существенное увеличение роли институтов, которые способны:
a) поддерживать инновации на уровне глобальных игроков и способствовать распространению новых технологий;
b) создавать благоприятную рыночную среду для процветания фирм;
c) улучшать распределение ресурсов между игроками рынка.
Промышленная политика представляет собой конкретизацию структурной политики с учетом специфики промышленности [9]. Анализ моделей осуществления промышленной политики в развитых странах [10] позволяет выделить факторы, определяющие основные изменения промышленной политики в России. Единственным гарантом институциональных и организационных модернизаций для осуществления промышленной политики и определения «дорожной карты» может быть государство, которое должно не столько «управлять хозяйством», сколько формировать эффективные институты, определять институциональные приоритеты промышленной политики как целенаправленной деятельности государства и экономических агентов по достижению стратегических целей в области экономики и технологии [11]. Новые возможности определяются трансформацией социально-экономической модели развития («автаркия» или «открытый рынок»).

Трансформация социально-экономической модели развития («автаркия» или «открытый рынок»)
При трансформации социально-экономической модели первостепенную роль для структурного регулирования играют экономические закономерности, прежде всего, ценовой механизм рынка, основанный преимущественно на соотношении спроса и предложения. С одной стороны, производство в любой системе имеет общие черты, близкие технологические решения, однако, с другой стороны, организация производства в ее социальных аспектах зависит от целевой ориентации общества.
Основным принципом, целью рыночной системы на макроуровне является установление экономического равновесия между спросом и предложением на рынке. В постсоциалистических странах главный целевой ориентир был не экономический, а политический. Командные методы централизованного планирования дореформенного периода интеграции России не имели ориентации на спрос. «При социалистической системе интеграция экономической деятельности происходила главным образом посредством действия механизма бюрократической координации. Важнейшим ее методом выступал приказ, отдаваемый представителем более высокого уровня управления подчиненному ему руководителю. При этом использовались не только материальные и моральные стимулы, но в случае необходимости и принуждение» [12].
Сложившийся плановый механизм регулирования характеризовался [13]:
1. ресурсоограниченным, а не спросоограниченным типом воспроизводства;
2. относительной обособленностью процесса формирования плановых заданий и оценок от механизма воспроизводства;
3. развитой иерархией плановых балансов – подчинением конкретных натурализованных плановых балансов на микроуровне более абстрактным макроэкономическим плановым балансам;
4. подчиненной ролью товарно-денежных отношений по отношению к натуральным плановым заданиям, доминированием условно-расчетной природы стоимостных отношений над денежной формой, пассивной ролью денег в воспроизводстве и неэластичностью выпусков по ценам;
5. многоуровневой системой цен, дотаций и ресурсных лимитов, фондов, нормативов;
6. институциональным механизмом «отсоса» (Я. Корнаи) ресурсов (прежде всего качественных) из потребительской сферы в инвестиционную, которая занимала более высокую ступень в иерархии приоритетов развития.
В результате отсутствия рыночной целевой ориентации отечественная промышленность покрывала потребительский спрос на 30–60%, сложившаяся отраслевая структура была ориентирована на военное производство.
Оценка отраслевой структуры экономики Российской Федерации к началу осуществления реформ сводится к следующему [14]:
– структура экономики крайне деформирована – гипертрофия оборонной и добывающей промышленности, инвестиционной сферы сочетается с неразвитостью производства потребительских товаров и сферы услуг. Избыточные мощности, по разным оценкам, составляют от четверти до трети объема промышленного производства;
– затратный характер экономики, низкий уровень технологий и прямые потери ресурсов обусловили чрезмерную нагрузку на окружающую среду;
– экономика в значительной мере зависит от импорта, а ее экспортный потенциал слабо диверсифицирован.
Создание отраслевых приоритетов отходит на второй план. Во главу угла положен принцип формирования новых собственников на основе «ваучерной» приватизации. В новых условиях экономического развития России происходит изменение ориентации производственной структуры в соответствии с критериями стран рыночной ориентации, повышение удельного веса сферы обслуживания. Эволюция в сфере отраслевой структуры отмечается в каждой развитой стране. Если в начале индустриального развития наибольший удельный вес занимают группы добывающих отраслей и лесного хозяйства, то в дальнейшем происходит увеличение доли обрабатывающих отраслей. В постиндустриальный период увеличивается значение отраслей сферы обслуживания, что произошло в США в середине, а в Западной Европе и Японии – во второй половине XX века. В России вследствие объективных причин (наличие крупных сырьевых запасов) и субъективных (целевая ориентация на военное машиностроение) сфера услуг не получила должного развития. Изменение целевой ориентации чрезмерно индустриализованной страны с деформированной производственной структурой на рыночные критерии является основным фактором определения стратегии структурной политики. Ресурсно-целевое регулирование трансформируется в регулирование с учетом фактора спроса.
Активная, целенаправленная государственная структурная политика рассматривается как элемент стратегии преобразований экономики России в программах Правительства, основных программных документах и докладах по экономическим преобразованиям [15]. Осуществление структурной политики связывается с усилением государственного регулирования цен, определением границ способов и условий применения «рыночных» и «административных» методов регулирования материальных и финансовых ресурсов, принятием мер по восстановлению инвестиционного спроса (в том числе за счет расширения бюджетного финансирования капитальных вложений и инвестиционного кредита), регулированием экспортно-импортной деятельности, проведением политики «рационального протекционизма» в отношении обрабатывающей промышленности. Анализ основных положений Программ показал, что приоритеты осуществления структурной, промышленной политики совершенно разнородны. Они относятся частично к ключевым секторам, а частично к общим социально-экономическим целям. Ни один из этих приоритетов не имеет реальной государственной поддержки, не обеспечен концентрацией ресурсов, реальной законодательной базой. Поддержка промышленности осуществлялась в форме льготного кредитования, а также в виде попыток ликвидировать кризис неплатежей путем взаимозачета долгов. Как известно, это привело к усилению инфляции.
В дальнейшем был определен круг отраслей, которые следовало поддерживать в приоритетном порядке. В связи с этим предусматривалось: выделение «точек роста»; селективная государственная поддержка (налоговые кредиты по федеральным и региональным налогам; государственные гарантии в различных формах; организация проектов и программ со смешанным финансированием и использованием средств бюджетов различных уровней и частных инвестиций; временные целевые льготы по таможенным тарифам; придание статуса зон наибольшего благоприятствования с различным набором льгот отдельным территориям).
В действительности конечный список отраслей превысил реальные возможности правительства по их поддержке. В результате произошел отказ от критериев отраслевой селекции и переход к модели осуществления промышленной политики, основанной на поддержке коммерчески эффективных проектов. Модель была основана на системе государственного инвестирования по принципу «4:1», то есть в предоставляемые фирмами коммерчески эффективные (по оценке Минэкономики РФ) инвестиционные проекты государство должно было вкладывать до 20% требуемых средств. Это позволяло осуществлять только максимально быстро окупаемые инвестиции, которые бы смогли превысить риск инвестирования в условиях высокой инфляции. Но и эта модель не была реализована в связи с ограниченными возможностями бюджета.
Обосновывается ли рост производительности программным механизмом стимулирования технологического взаимодействия, как Российской Федерации, так и Дальнего Востока России? Трансформация социально-экономической модели развития обрабатывающей промышленности обосновывает реализацию «спонтанной» промышленной политики поддержки роста производительности труда.
В связи с этим КДР-2020, Прогноз, Стратегия, выделяют механизм частно-государственного партнерства, в качестве основы определения, как порядка и направления взаимодействия в перспективных сферах исследований и разработки технологий, так и совместной оценки качества созданных институтов стимулирования инновационного развития и элементов инновационной инфраструктуры. Тем не менее, возможности кооперации государства и бизнеса в поиске и реализации взаимовыгодных вариантов развития национальной экономики определены достаточно условно. Изложенная целевая функция в КДР (инновационное социально ориентированное развитие) базируется на инновационном сценарии, которым наряду с использованием конкурентных преимуществ, как в традиционных секторах (энергетика, транспорт и аграрный сектор), так и в новых наукоемких секторах и экономике знаний предполагается прорыв в повышении эффективности человеческого капитала, развитии высоко- и среднетехнологичных производств и превращении инновационных факторов в основной источник экономического роста.
В качестве макроэкономических ограничений во всех сценариях приняты одинаковые внешнеэкономические условия – динамичный рост мировой экономики при сбалансированном соотношении тенденций глобализации и регионализации. Стратегия формирует действия в пределах выделенных сфер деятельности обеспечения экономического роста: структурные сдвиги, поддерживаемые значительным повышением эффективности использования ресурсов; развитие сектора социальных услуг на принципах государственно-частного партнерства, обеспечивающего рост частных и автономных учреждений в сфере социальных услуг для населения.
В соответствии со сценарием инновационного развития, рост доли в структуре инновационного сектора в количественном измерении будет соответствовать снижению доли нефтегазового сектора – около семи процентных пункта. Такой структурный маневр будет обеспечиваться ростом инновационной активности и поддерживаться повышением расходов: на НИОКР (за счет всех источников финансирования) – до 3,0% ВВП в 2020 г., на образование – до 7% ВВП в 2020 г. (в т.ч. государственные расходы должны достичь 5,5% ВВП).
Таким образом, технологические приоритеты на национальном уровне обосновывают значение фактора институциональной среды. Слабое развитие институционального окружения и предпринимательского климата вызывает преимущественно смешанный – «вертикальный» и «горизонтальный» тип промышленной политики, проектный и институциональный подход.
На региональном уровне базовый сценарий развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 года обосновывается Концепцией социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года и включает три этапа стратегического инновационного развития. Первый этап (2009–2015 гг.) предусматривает начало реализации новых инфраструктурных проектов, а также проектов в области промышленности и сельского хозяйства в зонах опережающего экономического роста. Второй этап (2016–2020 гг.) предусматривает осуществление крупномасштабных проектов в энергетике, увеличение потенциала транспорта; рост доли экспорта продукции глубокой переработки добываемого сырья. Третий этап (2021–2025 гг.) предусматривает развитие инновационной экономики, участие в международном разделении труда.
Фиксация факта «интернационализации государственного режима» обозначена целевым параметром интеграции Дальнего Востока России на основании Государственной программы Российской Федерации «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона», Федерального закона «О территориях опережающего социально-экономического развития в Российской Федерации». Сценарный вариант технологического взаимодействия Дальнего Востока России обозначен на основании законодательно легализованного Правительством Российской Федерации [16] инструмента Федеральных целевых программ (ФЦП). ФЦП фактически осуществляются как универсальный способ решения частных, региональных (программы развития отдельных субъектов Федерации, регионов), отраслевых проблем (программы развития отраслей). Государственная программа Российской Федерации «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона», Федеральный закон «О территориях опережающего социально-экономического развития в Российской Федерации» формируется новым подходом к стратегическому планированию, который ориентирован на комплексное социально-экономическое развитие территории [17]. В основе партнерства с государствами Азиатско-Тихоокеанского региона – модель «территория опережающего развития», которая была создана специально для Дальнего Востока России [18].
Интенсивный вариант развития отраслевого комплекса Дальнего Востока России обеспечивает опережающее развитие тех отраслей и подотраслей, продукция и услуги которых пользуются спросом на мировом рынке. Приоритет интенсивного сценария определен для отраслевого комплекса обрабатывающей промышленности на федеральном уровне нормативно-правовой базы [19]. Обоснованность технологической связанности Дальнего Востока России формализует концепция вложенных пространств методологии системного представления общества как комплекса взаимодействующих пространственных структур. Концепция связанности, в части нелинейного взаимодействия сети, позволяет обозначить связанность Дальнего Востока России, т.е. координацию сотрудничества в рамках модели «территория опережающего развития» на основе эффекта групп факторов нелинейной связанности – упрощение процедур торговли, логистика, в соответствии с курсом Правительства Российской Федерации в Восточной Азии [20].

Обсуждение и заключение
Технологическая платформа как коммуникационный инструмент Стратегии инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года объединяет усилия различных сторон – государства, бизнеса, науки в определении инновационных вызовов, разработке программы стратегических исследований и определении путей ее реализации.
Технологическая платформа Дальнего Востока России формулируется Государственной программой, Законом о ТОСЭР. Коммуникационный инструмент Дальнего Востока России обеспечивается беспрецедентным для Российской Федерации набором налоговых и других льготных условий для бизнеса.
Технологическая платформа выхода на Дальний Восток России [21] обозначена дорожной картой Министерства стратегии и финансов Республики Корея (Ministry of Strategy and Finance – MOSF) «Краткое содержание Дорожной карты Евразийской инициативы». Форматируется в проекте Министерства экономики, торговли и промышленности Японии (Minister of Economy, Trade and Industry – METI), Исследовательского института Номура (Nomura Research Institute – NRI) от 27 февраля 2015 г. – «Россия: проект по оказанию помощи в рамках Японско-российской работы по стимулированию инвестиций». Коммуникационный инструмент экономик АТЭС обеспечивается экономическим и техническим сотрудничеством Плана действий АТЭС по усилению взаимосвязанности на 2015–2025 гг. (ЭКОТЕК) [22].
Догоняющее развитие реализуется за счет непрерывного потока крупномасштабных проектов, обеспечивающих экономический рост и постоянное совершенствование технологий. Каждый такой проект должен не только увеличивать ВВП, но и создавать условия для дальнейшего движения. В условиях слабо развитой институциональной среды рынок сам по себе не справляется с задачей генерации крупных эффективных проектов. Связано это, прежде всего, с высокой неопределенностью, порождаемой как сильной вариативностью рыночной обстановки (колебаниями цен и валютных курсов), условиями кредитования, нестабильностью спроса, так и непредсказуемым поведением государства и партнеров [23]. «Вертикальная промышленная политика», ориентированная на конкретные (приоритетные) сектора и отраслевые комплексы, и «горизонтальная промышленная политика» – создание новых институциональных форм решения проблемы [24] слабо развитой институциональной среды, формализуется государством, которое обосновывает институциональные приоритеты достижения стратегических целей в области экономики и технологии.
Информационная эпоха может вести не к диффузии экономики, а к ее сжатию в узлы, причем за счет той самой творческой инновационной деятельности, что породила саму эпоху. Если эти узлы наследуют старые методы, то вместо сверхмобильности и широких сдвигов растут неравенство и концентрация. Так, отмечается долговременная стабильность географии инноваций в Европе – признак кумулятивного развития, следующего по знакомой колее (pathdependent). Трактовки и модели двух видов сжатия социального пространства обосновывают трансформацию социально-экономического пространства: рост его проницаемости, связанности, доступности; сокращение обжитых, освоенных, экономически активных земель [25]. Тем не менее, Дальний Восток России обеспечивается возрождением государственного регулирования в форме управления структурой территориального хозяйства в рамках теории «полюсов роста». Асимметрия территориальной структуры хозяйства (ТСХ) (термин И.М. Маергойза) [26], возникший с 1950-х гг. и ставший ключевым в 60–70-х гг. прошлого века, обосновывает участие Российской Федерации в кооперационных процессах в Восточной Азии долей в торговом обороте, привлечением инвестиций государственно-частного партнерства. Органичное включение Дальнего Востока России на основе формализации глобальных стоимостных цепочек (Global Value Chains (GVCs)). GVCs стали важнейшей составляющей мировой экономики. Фрагментарность отраслевого комплекса Дальнего Востока России в Восточной Азии обосновывает концепция вложенных пространств, методология системного представления общества как комплекса взаимодействующих пространственных структур, разработанная в Институте экономических исследований ДВО РАН на базе классических теорий пространственной экономики. Коммуникационный инструмент Дальнего Востока России обосновывается целевым параметром государственно-частного партнерства. Фрагментарность отраслевого комплекса Дальнего Востока России в Восточной Азии обусловливается инвестиционными проектами Государственной программы «Территория опережающего развития». Закон о ТОСЭР обосновывает координацию сотрудничества на основе эффекта групп факторов – упрощение процедур торговли, совершенствование логистики.
Таким образом, технологическая связанность сценарного варианта Государственной программы, Закона о ТОСЭР обосновывается концепцией вложенных пространств, концепцией связности в соответствии с классификацией концептуальной модели политико-экономической системы Дальнего Востока России на основе групп факторов нелинейной связанности комплексного эффекта взаимодействия на национальном и глобальном уровне.


Литература
1. Гранберг А.Г. Пространственная экономика в системе наук [Электронный ресурс] // Российский экономический конгресс: сб. докладов участников. (РЭК-2009. 7–12 декабря 2009, Москва): [Программные секции: Пространственная экономика: становление нового научного направления. Сессия: Пространственная экономика в системе экономических наук] / Новая экон. ассоциация, Ин-т экон. РАН. – М., 2009. – Режим доступа (05.02.10):http://www.econorus.org/consp/files/gran.doc.
2. Гранберг А.Г. Экономическое пространство России: вечные проблемы и трансформационные процессы, поиск стратегий. Мат. V Международной Кондратьевской конференции «Закономерности и перспективы трансформации общества» / Под ред. Ю.В. Яковца.Т.1. – М.: МФК, 2004. – С. 200–204.
3. Гранберг А.Г. Пространственная экономика в системе наук [Электронный ресурс] // Российский экономический конгресс: сб. докладов участников. (РЭК-2009. 7–12 декабря 2009, Москва): [Программные секции: Пространственная экономика: становление нового научного направления. Сессия: Пространственная экономика в системе экономических наук] / Новая экон. ассоциация, Ин-т экон. РАН. – М., 2009. – Режим доступа (05.02.10):http://www.econorus.org/consp/files/gran.doc.
4. Минакир П.А. Экономический анализ и измерения в пространстве // Пространственная экономика. – 2014. – № 1. – С.12–39.
5. Полтерович В.М. О формировании системы национального планирования в Росси. – URL: http://journal.econorus.org/pdf/NEA-26.pdf)
6. Полтерович В. Стратегии модернизации, институты и коалиции // Вопросы экономики. – 2008. – № 4. – С. 4–24
7. Минакир П.А., Гудкова Е.В. Концепция возможности включения ДВФО как органической части России в восточноазиат­скую интеграционную группировку // Проблемы и перспективы технологического обновления российской экономики / Отв. ред. В.В. Ивантер, Н.И. Комков. – М.: МАКС Пресс, 2007. – С. 582–598.
8. OECD (2015), «Editorial», in The Future of Productivity, OECD Publishing, Paris.
DOI: http://dx.doi.org/10.1787/9789264248533-2-en
9. Программа углубления экономических реформ. – М., 1992. – С. 171.
10. Макмиллан Ч. Японская промышленная система. – М., 1988. С. 165–168; Завьялов П. Промышленная политика государства как средство активного воздействия на конкурентоспособность // Маркетинг. – 1996. – № 4. – С.23–29; Кузин Д. Промышленная политика развитых стран: цели, инструменты, задачи // Вопросы экономики. – 1993. – № 9. – С.136–138; Полтерович В. Стратегии модернизации, институты и коалиции // Вопросы экономики. – 2008. – № 4. – С. 4–24; Иванова Н. Инновационная политика: теория и практика // Мировая экономика и международные отношения. – 2016. – № 1, т. 60. – С. 5–16; Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России // Журнал Новой Экономической Ассоциации. – 2014. – №  2 (22). – С. 152–178; Минакир П.А. Промышленная политика // Журнал Новой Экономической Ассоциации. – 2014. – №  2 (22). – С. 180–185; Байков А.А., Ермолаев А. Новые лики интеграции // Международные процессы. – 2015. – № 1(40). – Т.13. – Январь–март. – С. 111–117.
11. Минакир П.А. Промышленная политика // Журнал Новой Экономической Ассоциации. – 2014. – № 2 (22). – С. 180–185.
12. Корнаи Я. Тенденции постсоциалистического развития: общий обзор // Вопросы экономики. – № 1. – 1996. – С.6.
13. Переходы и катастрофы: Опыт социально-экономического развития. – М., 1994. – 136 с.
14. Переход к рынку. Концепция и программа. – М.,1990. – С.141.
15. «Переход к рынку. Концепция и программа» 1990 г.; «Программа углубления экономических реформ» (1992 г.); Совместный доклад Отделения экономики Российской академии наук и Международного фонда экономических и социальных реформ о стратегии социально-экономического обновления России (1992 г.); «Основные направления экономической политики государства» (1993 г.); «Развитие реформ и стабилизация экономики» (1993 г.); «Реформы и развитие российской экономики в 1995–1997 гг.» (1995 г.).
16. Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России // Журнал Новой Экономической Ассоциации. – 2014. – № 2 (22). – С. 152–178.
17. Петровский В.Е. Стратегическое планирование российско-китайских отношений в сфере приграничного и межрегионального сотрудничества. Российский совет по международным делам. Аналитическая записка. 2016. Сентябрь. № 7. – URL: http://russiancouncil.ru/common/upload/pb7ru.pdf.
18. Деловой саммит форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество» 18 ноября 2015 Манила, Республика Филиппины. – URL: http://government.ru/news/20617
19. Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию Российской Федерации от 04 декабря 2014 г.; Федеральная целевая программа «Развитие оборонно-промышленного комплекса Российской Федерации на 2011–2020 годы», утвержденная Постановлением Правительства Российской Федерации от 05 марта 2012 г. № 187-4; Указ Президента Российской Федерации от 07 мая 2012 г. № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике»; Указ Президента Российской Федерации от 07 мая 2012 г. № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики».
20. Гудкова Е.В. Технологический обмен как фактор интеграции Дальнего Востока России (на примере Хабаровского края) // Проблемы современной экономики. – 2016. – № 3. – С. 144–148.
21. Hyun S. Russia-Japan Economic and Trade Relations and Development of the Far East and Siberia // 11 KIEP-ERI Joint International Seminar «Changes in the Global and Domestic Economic Conditions and Future of Development of the Far East». – June 23, 2016. – P. 219–234.
22. APEC Connectivity Blueprint for 2015–2025. – URL: http://www.apec.org/Meeting-Papers/Leaders-Declarations/2014/2014_aelm/2014_aelm_annexd.aspx; APEC Strategic Blueprint for Promoting Global Value Chains Development and Cooperation. – URL: http://www.apec.org/Meeting-Papers/Leaders-Declarations/2014/2014_aelm/2014_aelm_annexb.aspx)
23. Полтерович В.М. О формировании системы национального планирования в Росси. – URL: http://journal.econorus.org/pdf/NEA-26.pdf)
24. Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России // Журнал Новой Экономической Ассоциации. – 2014. – № 2 (22). – С. 152–178.
25. Трейвиш А.И. «Сжатие» пространства: трактовки и модели // Сжатие социально-экономического пространства: новое в теории регионального развития и практике его государственного регулирования. – М.: ИГ РАН, МАРС, 2010. – C. 16–31.
26. Трейвиш А.И. Симметрия и асимметрия геопространства в страноведческом анализе // Территориальная структура хозяйства и общества зарубежного мира. Под ред. А.С. Фетисова, И.С. Ивановой, И.М. Кузиной // Вопросы экономической и политической географии зарубежных стран. Вып. 18. – М.–Смоленск: Ойкумена, 2009. — 228 с. – С. 7–24.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия