|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (76), 2020 | | | | ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ПРОБЛЕМЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ | | | Долматова С. А.
старший научный сотрудник
Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова
Российской академии наук (г. Москва)
| |
| | | | | В статье показано, что с середины второго десятилетия XXI века, когда ухудшение социально-экологических параметров стало иметь политические последствия с угрозой утраты демократических свобод, а модель государственно мобилизационного управления (Китай) стала опережать в глобальной конкуренции финансово-рыночную, «Цели устойчивого развития» (ЦУР) на 2015–2030 годы стали международным языком, на котором говорят бизнес и государство. Однако политика ЦУР не отвечает современным вызовам смены тренда «эпохи без порядка» на тренд устойчивого развития. Доказывается, что исчезновение темы «Саммита Земли ООН» 1992 года из современной повестки устойчивого развития не случайно. Предлагается в качестве основы для нового миропорядка, как способа организации системы международной ответственности, который соответствует выдвигаемым глобальным моделям природоохранной направленности, вернуться к принципам двух исторических конференций — Крымской (Ялтинской) 1945 года и Бразильской (Рио-де-Жанейро) 1992 года. Это двухуровневая Крымско-Бразильская система (КБС) расширенной глобальной безопасности с учетом социо-природного баланса | | Ключевые слова: устойчивое развитие, цели устойчивого развития, глобализация, международная безопасность, новый миропорядок, повестка на XXI век | | УДК 339.9; ББК 65.248 Стр: 56 - 59 |
Терминология концепции «устойчивого развития» уже не одно десятилетие, начиная с доклада Международной комиссии ООН по окружающей среде и развитию (МКОСР) «Наше общее будущее» [14], используется обществом, государством и бизнесом, подвергаясь в мейнстриме различным интерпретациям. С начала постбиполярной глобализации длительное время их примеряли к мейнстриму, пытаясь выявить общий вектор развития. Однако, сохраняя в риторике основные принципы этой концепции — забота об экологии, о социальном благополучии граждан, о будущих поколениях, — по сути это были вариации на тему политики бесперебойного функционирования рыночного механизма с его доминирующим фактором в виде устойчивого роста. И только с середины второго десятилетия XXI века интеграция трех аспектов устойчивого развития на сбалансированной основе, — экономического, социального и экологического в виде блока 17 выделенных целей устойчивого развития (ЦУР), подлежащих исполнению с 2015 по 2030 год, — стала, с одобрения экономического и политического мейнстрима, международным языком.
С 1987 по 2015 гг. прошло 27 лет. С 2015 по 2020 гг. — годы санитарно-эпидемиологического кризиса, прошло еще 5 лет, в течение которых не наблюдалось признаков формирования тренда устойчивого развития на основании перехода бизнеса и субъектов управления на принципы 17 ЦУР. Более того, проблемы и противоречия текущих мировых трендов в политике, экономике, технологиях, социальных процессах и экологии, нерешенные в результате монетарного купирования кризиса 2008 года, только обострились. По некоторым оценкам, в частности одного из экспертов Всемирного экономического форума по поводу кризиса 2020 года, «COVID-19 вызвал экономический шок, в три раза больший, чем финансовый кризис 2008 года» [13]. К этому еще добавились вызовы в области международной безопасности. При этом никуда не ушли, а, наоборот, усилились угрозы глобальной климатической катастрофы. Сейчас скорее говорят об обострении тенденций, ведущих к «эпохе хаоса», «эпохе без порядка».
В общей сложности с 1987 года, времени обнародования рецептов устойчивого развития по предотвращению наступающих глобальных проблем, по 2020 год, год ускорения негативных глобальных тенденций под воздействием «черного лебедя» -ковидного кризиса, прошло 33 года (!). В связи с этим возникают вопросы — почему в течение такого значительного исторического периода времени мировое сообщество, перейдя от конфронтации времен «холодной войны» к коллективным решениям глобальных проблем, игнорировало свою же повестку устойчивого развития, не смотря на свои же грандиозные усилия по формированию этой повестки, и почему вместо устойчивого развития наступила «эпоха без порядка»? В поисках ответов на эти вопросы предполагается проследить в обратном порядке цепочку ключевых моментов в этих усилиях, предпринятых на международном уровне, чтобы понять, почему глобальное развитие в постбиполярном мире не происходило в русле устойчивого развития и как перейти к новому мировому порядку, при котором мировое устойчивое развитие может стать реальностью, если, конечно, не упущено время для обеспечения его базового условия — предотвращения климатических изменений, способных принять необратимый характер.
* * *
В обоснование успешности усилий по закреплению принципа ЦУР с 2015 года в принимаемых стратегиях развития государства и бизнеса справочные документы ссылаются на формирование системы обеспечения в виде двух важнейших ее элементов. Прежде всего, это финансовое обеспечение в виде Аддис-Абебской программы действий 2015 года, которая является неотъемлемой частью Повестки дня в области устойчивого развития на период до 2030 года, а также договоренностей по первому всестороннему и конструктивному Соглашению об изменении климата. Принципиальной особенностью этой программы, по отношению к двум предыдущим международным программам по финансированию развития, является то, что она представляет собой новый общественный договор о качественных инвестициях, т.е. предъявляет требования к качеству экономического роста, обусловливая его привязкой к эко-социальной повестке, стимулируя его «инвестировать в людей и в планету» [1]. Второй важнейший элемент — это обеспечение всех органов управления от предприятий до государств статистическим инструментарием, благодаря чему ЦУР становятся поддающимися измерению, отчетности и сопоставимости [15]. Благодаря масштабной работе Статистической комиссии ООН [16], которая является со времени своего образования в 1947 году наивысшим органом глобальной статистической системы, объединяя руководителей статистических ведомств стран-членов ООН со всего мира, были разработаны стандарты и методы внедрения индикаторов ЦУР применительно к стратегиям развития на национальном и международном уровнях.
Даже на первый взгляд, исходя из материалов ООН, которыми обычно оперируют при обращении к программе выполнения ЦУР, многое становится непонятно. В справочных материалах и мейнстримовской тематической литературе по концепции устойчивого развития идет отсылка к 70-ой сессии ГА ООН 25 сентября 2015 года как главному событию в этой концепции [11]. Отмечается, что именно на ней были приняты Цели устойчивого развития (ЦУР) на 2015–2030 годы, а механизм разработки ЦУР был запущен на Конференции ООН 2012 года по устойчивому развитию. Почему не упоминается место этой конференции — Рио-де-Жанейро, Бразилия, которое было выбрано не случайно, а также то, что она юбилейная, посвященная 20-летию Саммита «Планета Земля», проходившего в Рио-де-Жанейро в 1992 году — первого Саммита по устойчивому развитию (Конференции ООН по окружающей среде и развитию). Это место символически подчеркивало преемственность обоих Саммитов, причем сама Конференция ООН 2012 года долгое время фигурировала именно как Рио+20, продолжая традицию указывать время отсчета для подведения итогов. Именно так же назывался и проходящий в рамках этой конференции 2012 года Форум корпоративной устойчивости Рио+20, который расценивается бизнесом как прорыв в функционировании бизнеса для обеспечения ответственных практик, на котором 3000 корпоративных участников и стейкхолдеров заявили о своей приверженности к устойчивому развитию, как бы давая карт-бланш на перевод своей деятельности с 2015-го года на индикаторы в соответствии с ЦУР. По тому же принципу назывался и Рио+10 Йоханнесбургский саммит по устойчивому развитию 2002 года.
В декларации Саммита Рио+10 2002 года отмечается серьезность как экологических, так и социальных проблем [7]. Глубокий разрыв «на богатых и бедных, и постоянно увеличивающийся разрыв между развитыми и развивающимися странами создают серьезную угрозу для процветания, безопасности и стабильности мира. Нанесенный ущерб глобальной окружающей среде увеличивается. Продолжается потеря биологического разнообразия и истощение рыбных запасов, опустынивание поглощает все больше плодородных земель, пагубные последствия изменения климата уже очевидны, стихийные бедствия становятся все более частыми и все более разрушительными, развивающиеся страны становятся все более уязвимыми, а загрязнение воздуха, воды и морской среды продолжает лишать миллионы людей достойной жизни». При этом среди стоящих задач выделяются: «искоренение нищеты, изменение моделей потребления и производства, а также охрана и рациональное использование природной ресурсной базы в качестве главнейших целей и основных потребностей устойчивого развития». Обозначается нарастающая угроза на пути к обеспечению устойчивого развития: «быстрая интеграция рынков, движение капиталов и значительное расширение инвестиционных потоков по всему миру» приводит к тому, что «блага и издержки глобализации распределяются неравномерно, а развивающиеся страны сталкиваются с особыми трудностями в ходе усилий по решению этих проблем». Принятая резолюция подкрепляется «торжественным обязательством перед народами мира и перед поколениями, которые неизбежно унаследуют нашу Землю, решительно действовать для обеспечения того, чтобы наша общая надежда на устойчивое развитие сбылась». Более того, Йоханнесбургский план выполнения решений акцентирует внимание на требовании к программам развития в отношении интеграции указанных трех аспектов устойчивого развития на сбалансированной основе, а также в отношении их эффективности, поддающейся оценке, которая уже применялась на основе подготовленного инструментария к так называемым Целям развития тысячелетия (ЦРТ), утвержденным на 55-ой сессии ГА ООН в 2000 году на период 2000–2015 гг. ЦРТ также не оставались без финансового обеспечения. Вопросам их финансирования посвящена конференция по финансированию развития (Монтеррей, 2002 год). В том же 2000 году запускается по инициативе ООН Глобальный договор (United Nations Global Compact) как международная инициатива корпоративной социальной ответственности, в том числе в природоохранной области, направленная на поощрение социальной ответственности бизнеса и предоставление отчётов об осуществлении такой политики.
В данной связи возникает вопрос, почему с учетом резкого роста природных экстремальных явлений и напряженности в социальной сфере с конца 90-х годов ХХ века, и, особенно с начала 2000-х годов, не были тогда же предприняты решительные шаги по внедрению этих же программ развития с увязкой всех трех аспектов устойчивого развития в целях перенастройки бизнеса и власти на качественные инвестиции и качественный экономический рост, что подразумевало, по меньшей мере, сохранение социально-экологического баланса по состоянию на рубеж веков?! Почему тогда же не было принято решений по выполнению обязательств и возложению ответственности в случае неисполнения этих обязательств?
Более того, все эти ясные и понятные задачи для хозяйствующих субъектов и органов управления были поставлены в упомянутом докладе МКОСР «Наше общее будущее» 1987 года под председательством Гро Харлем Брундтланд (бывшего премьер-министра Норвегии) и через 5 лет доведены до сведения мировой общественности, всех государств ООН, экспертного сообщества и бизнеса в результате упомянутого Саммита «Планета Земля». Но эти задачи были только частью более грандиозной цели — в докладе Генеральной Ассамблее ООН в 1987 г. новая концепция устойчивого развития была выдвинута как «альтернатива развитию, основанному на неограниченном экономическом росте... ООН полагает, что охрана окружающей среды должна входить составной частью в любую деятельность в области экономического и социального развития. Развитие невозможно без сохранения окружающей среды» [10].
Этот документ стал кульминацией «900-дневного» научного труда мирового значения, в ходе которого международным авторским коллективом были каталогизированы, проанализированы и синтезированы письменные материалы и заключения огромного числа экспертов и ученых высочайшего уровня с мировыми именами из числа представителей правительств, исследовательских институтов, промышленников, неправительственных организаций и широкой общественности. Кроме того проводились публичные слушания по всему миру. Его публикация и работа МКОСР заложили основу для созыва Саммита «Планета Земля» 1992 года и принятия Повестки дня на XXI век, Рио-де-Жанейрской декларации и создания Комиссии по устойчивому развитию. Саммит 1992 года воспринимался общественностью как грандиознейшее событие ХХ века. За этой конференцией и сопутствовавшими ей мероприятиями следило около 5000 представителей средств массовой информации.
В Преамбуле «Повестки на XXI век» 1992 года констатируется, что «человечество переживает решающий момент в истории. Противоречия между сложившимся характером развития цивилизации и природой достигли предела. Дальнейшее движение по этому пути ведет к глобальной катастрофе, когда Природа отплатит человечеству за надругательство над ней своими глобальными ответными реакциями — изменением климата, засухами и опустыниванием, усилением проникновения через атмосферу жесткого ультрафиолетового излучения, непредсказуемыми генетическими изменениями, эпидемиями, голодом и мором» [8]. Однако, в символичном 2000 году рубежа тысячелетий и юбилейного 55-тилетия ООН, вместо заявления о старте перехода к альтернативной модели эффективного и справедливого общества, в котором солидарно соблюдаются интересы между поколениями в согласии с закономерностями собственного воспроизводства окружающей природной среды, были провозглашены 8 целей устойчивого развития, обозначенные как Цели развития тысячелетия (ЦРТ), которые даже по официально обозначенному горизонту — 2015 год, явно не отвечали этим амбициозным целям.
Кроме того, доклад Брунтланд и Саммит 1992 года отталкивались от Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде 1972 года, в связи с которой мировая общественность была предупреждена о глобальных экологических вызовах, а экологические проблемы перешли в политическую плоскость. «Повестка на XXI век» от 1992 года закрепила внесение экологических вопросов в политическую повестку дня, связав обсуждение окружающей среды и развития в единую проблему. Таким образом, с учетом научных исследований и докладов, прежде всего Римского клуба, Э. Тоффлера, У. Бека и других, понимание больших экологических и социальных вызовов было заложено еще на рубеже 60-х-70-х годов ХХ века. С учетом предшествующих Саммиту 1992 года 20-ти лет (в общей сложности — это 50 лет!) упущенного времени перед 2020 годом, отмеченным «коронакризисом». Эти 20 лет еще как-то можно списать на политическое противостояние двух социально-экономических систем — социалистической и капиталистической. Но с окончанием «холодной войны» и переходом к коллективному решению глобальных проблем после согласованного перечня действий для реализации модели «устойчивого развития» дальнейшее развитие скорее можно назвать безответственным.
* * *
Из рассмотрения приведенных вех в динамике, связанной с повесткой устойчивого развития, следует, что на рубеже 80-х-90-х годов XX века мировым сообществом солидарно, несмотря на двублоковую разделенность мировой системы, был создан мощный источник общемирового устойчивого развития, который задавал новый тренд развития на следующий XXI век — тренд устойчивого развития. Однако, несмотря на его сильнейший потенциал и объективную потребность он не был развит. Саммит ООН 1992 года, по сути являясь 2-й завершающей частью Ялтинского мира в ответ на возникшие новые большие вызовы, оказался одним из кульминационных моментов «холодной войны». Он должен был символически знаменовать собой, с одной стороны, окончание «холодной войны» и, с другой стороны, продолжение общемирового социального прогресса. Ялтинский мир и образование ООН фактически были ключевой вехой устойчивого развития в виде первой в истории человечества удачной попытки создания способа организации системы международной ответственности (СМО) за мировое развитие с учетом интересов будущих поколений. Это подтвердилось длительным периодом роста социально-экономического благополучия и мирного сосуществования двух мировых социально-политических систем. Однако с началом «холодной войны» и в силу других факторов СМО при более длительном сохранении системы международной безопасности оказалась не защищенной в части социально-экономической стабильности, и, как оказалось позже, — экологической. Окончание «холодной войны», а оно, как оказалось позже, было иллюзией, позволило мировому сообществу в системе ООН исправить этот недостаток и перейти ко второй, завершающей стадии Ялтинского мира — принять Повестку устойчивого развития от 1992 года на ХХI век в интересах «Нашего общего будущего».
После недавнего объявления России и Китаю «холодной войны 2.0» со стороны американской администрации (ее разделяют и республиканцы, и демократы) становится ясно, почему Повестка устойчивого развития от 1992 года оказалась проигнорированной. В биполярном поединке, несмотря на чрезмерные усилия Запада в «холодной войне», мог победить не западный проект, а проект, вытекающий из курса на «всеобъемлющую конвергенцию двух систем», на «мирное сосуществование» государств с различным общественным строем. Это сочетание частной инициативы и согласованного международного научно обоснованного проектирования «Нашего общего будущего» в интересах современников и будущих поколений. Имплементация принятых в 1992 году международных договоренностей могла сделать победу Запада в «холодной войне» бессмысленной, а важные завоевания в виде рейганомики по долгому переходу от дирижистской модели к дерегулированию обесценить. Поэтому исчезновение темы Саммита ООН 1992 года из современной повестки устойчивого развития, хотя в ней это фундаментальное событие, не случайно, как и не случаен распад СССР именно накануне этого саммита. Неолиберализм 90-х годов ХХ века в процессе глобализации обратил концепцию устойчивого развития в полную противоположность, редуцируя ее до идеи непрерывного экономического роста. Вместе с этим ушла и идея проектирования желаемой социальной системы «Нашего общего будущего», хотя это было внесено даже в заглавие основополагающего доклада Брунтланд. В итоге, принципы распространения процессов глобализации полностью противоречили главному ее принципу: предвидеть и предотвращать проблемы и конфликты, угрожающие человеческой жизнедеятельности в окружающем социобиосферном пространстве.
К 2020 году в мирохозяйственных связях и международных отношениях настолько обострилось проявление этих разнонаправленных и противоречащих друг другу двух глобальных тенденций — тренда «эпохи без порядка» и тренда «устойчивого развития», что в ближайшей перспективе они становятся взаимоисключающими. В 2020 году это обострение чуть ли не в ежедневном режиме усиливается экономическим санитарно-ковидным кризисом, ростом экстремальных климатических явлений и техногенных катастроф, нарастающей международной напряженностью и глобальной политической неопределенностью. На 30 лет запоздалые проблески тренда устойчивого развития в виде политики ЦУР с присоединением бизнеса к Глобальному договору корпоративной ответственности можно рассматривать лишь паллиативом, который с легкостью перекрывается трендом «эпохи без порядка». ЦУР стали международным языком, на котором говорят бизнес и государство, только с середины второго десятилетия XXI века, когда ухудшение социально-экологических параметров стало иметь политические последствия с угрозой утраты демократических свобод, а модель государственно мобилизационного управления (Китай) стала опережать в глобальной конкуренции финансово-рыночную. То же самое можно сказать в целом об экологической «перезагрузке» национальных экономик в сторону их декарбонизации, как и о региональных «зелёных» стратегиях, таких как Зелёный пакт для Европы (the European Green Deal) или «Зеленый новый курс» демократов США. Наступательная зеленая повестка Запада имеет потенциал политического давления и конкурентной стратегии. Принципы экологической цивилизации Китая в построении гармоничного мира «Сообщества единой судьбы человечества» пока слишком туманны, особенно для прагматичного языка экономической глобализации, при которой сам Китай набрал пугающий Запад экономический вес без оглядки на экологию у себя и за границей. Кроме того и после придания конституционной силы этим принципам Китай в своей интеграционной и в целом во внешнеэкономической политике оказался вынужден говорить с партнерами на том же языке экономического роста.
Мейнстрим после тридцатилетнего игнорирования тренда устойчивого развития пытается снять с себя ответственность за это, и точкой его отсчета сделать не Саммит ООН 1992 года, а Саммиты 2012/2015 годов, когда принимались решения по ЦУР. Исчезновение из актуальной повестки устойчивого развития темы Саммита ООН 1992 года и фактически отказ от его решений являются первым крупным выходом Запада из системы международных договоренностей и угрозой будущей социально-экологической и стратегической стабильности в мире. В итоге постбиполярный отрезок пути развития человечества оказался не продолжением магистрального пути социального прогресса, а его зигзагом, в который и оказался фактически вовлечен Советский Союз вместе с социалистическим блоком.
* * *
Ставшему глобальным, миру нужен новый порядок и он в «эпохе без порядка» вызревает и готовится. Потребность в глобальной перезагрузке признается повсеместно («Великая перезагрузка» — the Great Reset, Шваб, ВЭФ; альтернативная экологическая претензия Китая; мировые «мозговые центры», «Come on!», Римский клуб; В.Путин «G-5» — перезагрузка Ялтинского мира; «Новый Бреттон-Вудc», К.Георгиева, МВФ). Очевидно, что необходим такой новый миропорядок, на основе которого неминуемо произойдет замена тренда «эпохи без порядка» на тренд «устойчивого развития», если, конечно, климатические изменения уже не перешли точку невозврата. Наступательная кампания Запада по продвижению моделей нового миропорядока, основанных на природоохранной тематике, это неуклюжая попытка Запада скрыть от общественности на фоне разрастания социально-экологического протеста свою ответственность за наступление «эпохи хаоса». Но эти модели, аппелирующие к курсу Рузвельта, направлены не на спасение мира в условиях нарастающей угрозы климатической катастрофы, а репутации постглобального западного истеблишмента и капитализма.
В настоящее время больше говорят о поиске нового глобального консенсуса, в основе которого лежит система коллективной безопасности. Однако, это и есть концепция «устойчивое развитие». Устойчивое развитие не может быть частным, распределенным по компаниям, территориям и отдельным направлениям. Это многоуровневая и разноформатная система ответственности как основа новой картины мира. В ней не может быть места ни «холодной», ни тем более «горячих войн». Сейчас на России снова лежит ответственность за выведение мира из «эпохи хаоса», возможно не меньшая, чем в период Второй мировой войны. Как представляется, руководствуясь идеей В.В. Путина в поиске коллективных ответов на современные вызовы и угрозы провести Саммит государств — постоянных членов Совета Безопасности ООН (России, Китая, США, Франции и Великобритании), которые внесли главный вклад в создание системы послевоенного мироустройства, следует воссоздать Ялтинскую систему как способ организации системы международной ответственности с опорой на проверенные надежные основания в виде 2-х исторических конференций — Крымской (Ялтинской) 1945 года и Бразильской (Рио-де-Жанейро) 1992 года. Это двухуровневая Крымско-Бразильская система (КБС) расширенной глобальной безопасности с учетом социо-природного баланса. В ее рамках снимаются многие противоречия и открываются пути к сотрудничеству отдельных стран и интеграционных объединений, к разработке новой теории развития на междисциплинарной основе, к чему направляет профессиональная климатология. КБС подходит Китаю как стороннику мультилатерализма в отличие от Ялтинской системы в отдельности, в которой он видит источник не устраивающей его новой биполярности. Подходит Индии, пока не вошедшей в договор Всеобъемлющего регионального экономического партнерства, но отказавшейся от альтернативного евразийского проекта Индо-Пацифики (в интересах США на сдерживание Китая), в силу ее культурной и религиозной традиций, которые рассматривают природу как единый живой организм с человеком и обществом. На этой ниве, а не на почве экономической конкуренции, может состояться сотрудничество с Китаем в виде развития теории и практики цивилизации как общего с природой организма, принципы функционирования которого положены в основу разработки для Китая концепции Экологической цивилизации, что соответствует идее природоподобия технологий (М.В. Ковальчук, Курчатовский НБИКС-центр), только применительно к социальной ситеме.
В условиях стремительной динамики по сценарию «эпохи хаоса», которая подгоняется волнами пандемии, необходимо ускорение давно назревшего поиска системного и релевантного выхода из этого сценария. Для обмена научными знаниями требуется скорость обнародования информации. В условиях пандемии вирусологи всего мира перешли на технологии научного обмена для срочной выработки противовирусного препарата посредством сервера препринтов, стремительно набирающими популярность. Этот опыт следует распространить и на исследования в области поиска выхода из тренда «эпохи без порядка». Необходимо возвращение в научный оборот и публичное поле актуальных в эпоху «холодной войны» исследований, проводимых советскими учеными и учеными социалистического блока, а также материалов, связанных с «Саммитом Земли» 1992 года и докладом Брунтланд «Наше общее будущее». |
| |
|
|
