|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (73), 2020 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Нифаева О. В.
доцент кафедры экономики и менеджмента
Брянского государственного технического университета,
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье определены направления взаимодействия экономической теории и этики с точки зрения современного состояния и истории развития теоретической экономической науки. Взгляды ряда ученых-экономистов впервые анализируются во взаимосвязи с этикой как наукой о человеке. Особое внимание уделено трансформации дисциплинарной онтологии и модели человека в экономической теории. Описаны тенденции изменения методологических предпосылок экономической теории и выявленный автором парадокс Роббинса в развитии предмета экономической науки. Предложен принцип методологического гуманизма как альтернатива принципам индивидуализма и коллективизма | | Ключевые слова: экономическая методология, этика, онтология, парадокс Роббинса, методологический гуманизм | | УДК 330.101; ББК 65.01 Стр: 37 - 40 |
Одними из характерных черт современного экономического знания являются междисциплинарность, взаимодействие и взаимообогащение таких наук, как экономическая теория, психология, социология, этика, а также история и география. Начало этому процессу положили представители исторической школы политической экономии. Во многом благодаря их первым попыткам систематизации и обобщения культурно-исторических и экономических знаний в настоящее время развиваются некоторые смежные с экономической теорией научные дисциплины. Для обозначения современного характера взаимодействия экономической теории и других социально-гуманитарных наук используются термины «экономический империализм» и «обратный империализм» [16]. Большое значение историческая традиция в политической экономии имела в процессе развития российской экономической мысли ХIХ — начала ХХ вв. Особую роль немецкие и российские экономисты-историки сыграли в выявлении различных точек соприкосновения политической экономии и этики.
Ряд современных ученых считает, что взаимодействие экономической теории и этики имеет решающее значение для будущего развития теоретической экономической науки [2, 6]. При этом важно подчеркнуть, что, несмотря на многозначность слова «этика», в дисциплинарном плане ее следует определять как одну из первых в истории наук о многоуровневой нравственной природе человека. Хотя в повседневной жизни этика ассоциируется в лучшем случае с моральными ценностями человека, а чаще — с нравоучениями и морализированием. Однако перенесение обывательского значения слова в сферу научного теоретизирования часто таит в себе опасность недопонимания между учеными, использующими один и тот же термин в разных значениях. Это подтверждает проведенный нами анализ работ крупнейших ученых-экономистов ХVIII-ХХI вв.
По нашему мнению, взаимодействие этики и экономической теории в настоящее время идет по двум направлениям, которые можно обозначить как психолого-поведенческое и социально-этическое. Действительно, современная экономическая теория отказывается от естественнонаучных канонов объективности, абстрактности и непротиворечивости, которые по определению не могут быть абсолютными в социально-гуманитарном знании. В экономической теории все большая роль отводится субъективным факторам, человеку, его нравственной природе, что, как известно, и является предметом этики с момента ее возникновения. На стыке различных наук становится возможным исследовать психологические, институциональные, поведенческие механизмы принятия экономических решений (психолого-поведенческое направление), а также социально-культурные и нравственные аспекты экономического поведения (социально-этическое направление).
Благодаря вновь возникающим в экономической мысли направлениям происходит преобразование жесткого ядра экономической теории, в первую очередь, ее методологических и онтологических предпосылок, касающихся природы поведения человека в экономике. Большое практическое и теоретическое значение может иметь применение выявленных и используемых в психологии, социологии, прикладных экономических дисциплинах (таких как менеджмент и маркетинг) классификаций потребностей человека. Безусловно, на протяжении не одного столетия в экономической теории не отрицалось наличие у человека разных потребностей, однако в теории и процессе моделирования (с целью его упрощения во многом вследствие интенсификации использования формальных методов исследования) природа человека значительно сужалась. Считалось, что человеком движет единственный мотив неуклонного стремления к повышению собственного материального благосостояния. Как следствие, человек провозглашался всезнающим, эгоистичным, независимым, свободным субъектом.
Однако подобное представление о человеке оставляет открытыми многие вопросы. В частности, если homo oeconomicus, потребитель или продавец, свободен в своем выборе и в своих действиях, то как объяснить, что в большинстве учебников по экономической теории в условиях самой свободной совершенной конкуренции продавец оказывается вовсе не свободным, а вынужденным приспосабливаться к сложившемуся положению вещей (является ценополучателем). Как известно, проявление свободы продавцом приведет к тому, что он либо потеряет покупателей и прибыль (при установлении цены выше среднерыночной), либо не справится с возросшим спросом или недополучит прибыль (при установлении цены ниже среднерыночной). То есть свобода продавца уводит его от оптимального состояния (максимизации прибыли), в то время как лучше плыть по течению и подчиниться силам рынка (установить цену на уровне среднерыночной). Схожим образом можно описать и положение потребителя в условиях совершенной конкуренции, которому в принципе безразлично, у какого продавца приобретать стандартизированный товар. Свобода воли, суверенитет и знаменитые вычислительные способности homo oeconomicus оказываются излишними. Разрешить указанные противоречия удается, только если признать, что одни абстракции порождают целый лабиринт абстракций, из которого нельзя найти выход, не отказавшись от первоначальных слишком упрощенных модельных представлений о человеке.
В последние десятилетия в экономической науке происходит колоссальный сдвиг в понимании нравственной природы человека и ее роли в экономическом развитии, что впоследствии может стать ключевым фактором новой научной революции ХХI века в экономической теории на основе пересмотра общепринятой модели homo oeconomicus. Как показывает история экономической мысли, преобразование модели человека, принятой в экономической теории, происходит по следующим направлениям:
1) не только признание, но и учет в экономическом моделировании многомерной природы человека, его ценностей, потребностей, привычек;
2) включение в экономический анализ некогда иррациональных аспектов поведения человека и, как следствие, расширение концепции экономической рациональности;
3) принятие во внимание неэгоистической мотивации человека и концепции этической рациональности;
4) формирование новой дисциплинарной онтологии на основе представлений о взаимодействии гетерогенных, а не одномерных экономических субъектов.
Несмотря на то, что в мейнстриме экономической науки на долгое время закрепилось упрощенное, но удобное для целей формализации понимание человека, в истории экономической мысли можно найти немало примеров попыток учета многоуровневой природы человека. Так, К. А. Сен-Симон и Ф. Энгельс обратили внимание на эволюционный характер развертывания потребностей человека. Можно с уверенностью сказать, что К.А. Сен-Симон предпринял одну из первых, если не первую, попыток показать процесс развития человека с младенческого возраста, перенеся в дальнейшем свои наблюдения на развитие наций. В частности, он писал о социальном возрасте нации, о том, какие трудности могут возникнуть на пути прогресса нации, если ее социальный возраст и политическая система не соответствуют уровню развития науки и техники [14].
В свою очередь Ф. Энгельс проследил путь, который прошел человек, начиная с первобытнообщинного состояния. В «Диалектике природы» он описал процесс возвышения человеческих возможностей и потребностей, показав, как тот или иной уровень в многослойной природе человека служит основой для раскрытия возможностей нового уровня, как в человеческом обществе человек и становится человеком [7, т. 20]. Эти предвосхищения Ф. Энгельса в большей мере соответствуют современным синергетическим представлениям постнеклассицизма науки, поэтому в свое время они не могли быть по достоинству оценены.
Еще одной попыткой, причем не столько теоретической, сколько практической, показать богатство и роль нравственной природы человека является деятельность Р. Оуэна, поэтому его взглядам следует уделить особое внимание. Причину многих бед человечества Р. Оуэн видел в незнании человеческой природы, непонимании того, что человек никогда не формировал сам свой характер, а также что в человеке и даже всем человечестве можно воспитать какие угодно черты. Р. Оуэн пытался привлечь внимание общественности к проблемам социальной и нравственной деградации, неопределенности положения рабочих вследствие индустриализации, необходимости вмешательства государства в дело улучшения их положения. Безграничное человеколюбие, вера в силу нравственности и упорство Р. Оуэна сподвигли его инициировать принятие законов об ограничении рабочего дня, прежде всего, для женщин и детей [12].
Как и некоторые другие его современники, Р. Оуэн считал источником богатства исключительно труд человека, поэтому видел несправедливость в том, что тому, кто создает богатство, достается лишь ничтожная его часть. Применение машин позволило колоссально увеличить объемы материального богатства, однако это привело лишь к физической и нравственной деградации рабочего, лишению его возможностей всестороннего развития и ухудшению положения большинства населения, когда рядом с крикливой роскошью соседствует непроглядная нищета. Положение рабочего стало хуже, чем положение машины: теперь состояние оборудования фабрики вызывало у предпринимателя больше заботы, чем состояние его работников. Причина бедности не в избыточном бедном населении, а в неправильном распределении богатства, которого хватило бы для удовлетворения потребностей населения не только Великобритании [13, с. 91].
Наблюдая бедствия, приносимые существовавшими порядками, Р. Оэун мечтал воплотить в жизнь свои идеи о создании человеческих условий для рабочих, поднятии материального уровня их жизни и нравственном перевоспитании всех слоев общества. Р. Оуэн, на полвека предвосхитив фабричное законодательство [7, т. 23, с. 308, 495], впервые сделал то, что впоследствии стало нормой нашей жизни, частью концепции человеческих отношений и системы социального обеспечения. Создание благоприятной среды для развития человека, а не наемное рабство и жестокость он считал важным фактором повышения производительности труда. Человек рождается с определенным набором черт, но именно воспитание, среда, в которой он растет, оказывают решающее влияние на его характер и последующую жизнь. Поэтому именно на обществе, окружающих лежит ответственность за то, каким станет человек. Нельзя винить отдельного человека за его пороки, толкать его на преступления, а потом наказывать за них; тот или иной общественный порядок вынуждает человека вести себя соответствующим образом, в связи с этим необходимо создать такие условия жизни, при которых человек сможет проявить свои позитивные черты. В этом деле большое значение имеют система образования и воспитания, политика государства, для которого финансовые соображения должны уступить место достижению цели счастья каждого индивида [12, 13]. Именно поэтому Р. Оуэн считается одним из основателей школы человеческих отношений в менеджменте.
Р. Оуэн мечтал о лучшем обществе, в основу которого будет положена разумная совместная деятельность людей ради общего блага. Он разработал принципы организации нового общества, суть которых как раз и заложена во взаимосвязи экономики и этики (как науки) и которая может быть изложена следующим образом: первое желание любого человека — стремление к счастью; все люди от природы разные, но обладая способностями и интеллектом, полученными от предшествующих поколений, можно научить людей отличать ложь от истины, мыслить критически, чтобы понять, что интерес отдельного человека состоит в увеличении счастья ближнего [12, с. 9, 39–41].
В ХХ веке попытки преодоления односторонности и абстрактности исходных предпосылок экономической теории были связаны с деятельностью представителей вебленовской традиции классического институционализма: Дж. М. Кларка, Дж. К. Гэлбрейта, Р. Хайлбронера, Г. Мюрдаля, К. Виттфогеля, У. Льюиса, Ж. Фурастье. Этих ученых объединяет продолжение идущего от Т. Веблена скептического отношения к неоклассической экономической теории за ограниченный характер ее методологии, узость и излишнюю абстрактность исходных предпосылок анализа и отказ от учета неэкономических (в том числе этических) факторов, психологии человека, роли различных формальных и неформальных норм, культурно-исторических особенностей и институциональной структуры развитых и развивающихся стран.
Так, в основе критической позиции Дж. К. Гэлбрейта лежала убежденность в излишней узости и абстрактности экономической теории мейнстрима (особенно с точки зрения экономического образования), которые всякий раз отвергаются доводами об этической нейтральности «чистой» науки [5]. Р. Хайлбронер обратил внимание на тот факт, что в основе экономического империализма лежит тезис институционализма о единстве общественных наук и возможности изучения социальных явлений на основе общего подхода (в случае экономического империализма — экономического подхода по Г. Беккеру). Тем не менее, экономикс остается поверхностной и методологически крайне упрощенной системой [15].
Г. Мюрдаль открыто выступал за придание экономической науке и деятельности ученого (которая всегда имеет нравственную составляющую) социально-этической направленности: задача науки состоит в решении проблем благосостояния общества, разработке конкретных рекомендаций по улучшению жизни людей. Он также выступал против недостаточного учета этических факторов развития экономики. Г. Мюрдаль утверждал, что развитие экономических отношений, внедрение новых технологий невозможны без учета обычаев, традиций, отношения людей к работе; сами по себе технологические изменения не могут привести к повышению уровня жизни, выравниванию возможностей людей в разных странах. Анализируя роль ценностных ожиданий, Г. Мюрдаль показал, что низкий уровень развития некоторых стран связан с распространенной в них системой ценностей, которая поощряет инертность, застойность, консерватизм, покорность, наличие полезных связей, закрепляет существующую веками стратификацию общества и препятствует восходящей социальной мобильности [8, 9, 18]. В отношении методологии экономической науки и роли ученого Г. Мюрдаль был сторонником междисциплинарного подхода, полагая, что экономист, который не учитывает неэкономические факторы своих теорий, опасен для общества [19].
«Новейшее» поколение классических институционалистов заявило о себе в конце 1980-х гг. и связано с именами Дж. Ходжсона, Э. Скрепанти, И. Кристола, У. Сэмюэлса. По мнению этих ученых, экономическая теория в ее магистральном направлении способна решать только узкие проблемы аллокации ресурсов и далека от действительных проблем общества, а именно эволюции и регулирования хозяйства как целого, человеческих отношений, распределения национального богатства между различными социальными группами. На этой основе они предлагают вернуться к термину «политическая экономия». В качестве путей выхода из тупикового состояния экономической науки институционалисты настаивают на необходимости интеграции микроэкономики и макроэкономики с пересмотром микрооснований на основе достижений других общественных и гуманитарных наук. Экономическая теория должна в корне измениться, стать по-настоящему социальной наукой, основанной на внеэкономических, в том числе этических, предпосылках [17].
Тем не менее, несмотря на многочисленные явные и неявные попытки опровергнуть общепринятую модель человека и другие излишне упрощенные предпосылки экономической теории, долгое время, как уже было сказано, считалось, а в учебной версии экономикс базового уровня до сих пор считается, что экономический субъект преследует только одну цель максимизации удовольствия, полезности, прибыли и других величин. В начале ХХ века Л. Роббинс сделал знаменитое заключение о том, что задача экономической науки состоит в распределении ограниченных ресурсов между неограниченными целями [20]. Но дело в том, что, если ресурсы ограничены, то выбор делается не между ними, а между направлениями их использования, то есть между целями. Распределять можно нечто более или менее неограниченное, в данном случае цели. Решение о производстве пушек или масла — это классический этический выбор долгосрочных приоритетов между проеданием ресурсов или защитой национальных интересов, обеспечением качества жизни или гонкой вооружений. Если у кого-либо есть некоторая сумма денег, и он решает купить товар, наносящий вред здоровью, или учебник по экономической теории, то это не просто распределение ограниченной суммы средств, а расстановка приоритетов: уменьшение «капитала здоровья» или увеличение «интеллектуального капитала».
Сама проблема аллокации возникает, когда есть выбор. Как справедливо указывает Л. Гребнев, если не ставить те или иные цели, например цели безудержного экономического роста, то и ресурсы не будут ограничены [4, с. 56]. В так называемой постиндустриальной экономике экономические ресурсы также предстают как неограниченные, так как они заключены в самих экономических субъектах и культуре общества, поэтому по мере потребления не уменьшаются, а возрастают [3, с. 97]. Таким образом, основное противоречие экономики, через которое определяется предмет экономикс во многих учебниках базового уровня, есть не что иное, как парадокс: если экономический субъект делает выбор, то это выбор всегда этический, особенно если он касается того, кому достанутся ограниченные ресурсы (то есть разрыв экономической теории и этики, который провозгласил Л. Роббинс в своем эссе, невозможен), а если у субъекта ограничены средства, то он выбирает не между ними, а между целями, но цель у учебного экономического субъекта всегда почему-то одна (хотя из определения Л. Роббинса следует, что их должно быть несколько; но если цель одна, то все ресурсы направляются на ее достижение, и потому выбора и распределения ресурсов уже нет). Таковы противоречия, вытекающие из определения предмета экономической теории, данного Л. Роббинсом. Эти противоречия предлагается объединить в «парадокс Роббинса».
Таким образом, оказывается, что этическая нейтральность, провозглашенная в мейнстриме экономической теории, не учитывает следующее. Если сопоставить определение предмета экономической науки по Л. Роббинсу (о том, как лучше поступить при распределении ресурсов) с ключевым вопросом этики о должном поведении, то оказывается, что предмет экономической теории как раз и формулируется как основной вопрос этики. Аналогичным образом можно проанализировать и упоминаемые во многих учебниках вопросы о том, что, как и для кого производить, ответы на которые предполагают не столько распределение средств, сколько выбор между целями и приоритетами [1, 10].
Если все же принять тезис об ограниченности ресурсов, то связь экономики и этики становится еще сильнее: в условиях ограниченных ресурсов умеренное, нравственное, нерасточительное, этически рациональное поведение необходимо как никогда [1, с. 55]. При этом с этической точки зрения теряет смысл утверждение о снижении предельной полезности каждой последующей единицы потребляемого блага: в условиях редкости каждая последующая единица блага имеет все возрастающую (а не убывающую) ценность (и полезность), но не с утилитарной точки зрения индивидуального сиюминутного потребления (например, продуктов питания), а с точки зрения этической рациональности, долгосрочной перспективы и возможности удовлетворения будущих потребностей.
Развитие методологии экономической науки во взаимодействии с этикой также связано с переосмыслением ключевых методологических принципов нашей науки, в качестве которых, как правило, называются принципы методологического индивидуализма и методологического коллективизма. С точки зрения этики как науки о человеке, основной недостаток обоих принципов заключается в игнорировании многогранности человеческой личности, сложности и взаимообусловленности поведения людей в обществе. В качестве способа преодоления указанного ограничения нами предлагается принцип методологического гуманизма [11]. Следуя диалектической логике, возвращение к которой происходит в постнеклассической науке, в соответствии с принципом методологического гуманизма картина экономической реальности может быть описана как многомерное пространство, формируемое взаимодействием различных по своим психофизическим и нравственным свойствам экономических агентов в рамках существующей системы ценностей. Принцип методологического гуманизма имеет и прикладное значение, обусловленное пересмотром целевых индикаторов экономической эффективности (социально-экономическое развитие, повышение качества жизни вместо «работы на показатели» количественного роста) и находящее отражение в профессиональной деятельности ученого-экономиста, для которого соображения личной выгоды, репутационного капитала уступают место значимости научной деятельности для социально-экономического развития общества. Таковы основные направления развития методологии современной экономической теории в контексте взаимодействия с этикой, формирующие фундамент для развития нашей науки в будущем, для повышения степени ее реалистичности, приближения ее к стандартам постнеклассического знания и социально-ориентированной науки. |
| |
|
|
