|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (72), 2019 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Аверьянова О. В.
доцент кафедры финансового права
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
кандидат экономических наук
Алипов А. С.
доцент кафедры экономической кибернетики
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук
Благих И. А.
профессор кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук, профессор
Ващук А. Э.
старший преподаватель кафедры европейских исследований
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук,
Титов В. О.
доцент кафедры теории кредита и финансового менеджмента
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье освещаются методологические подходы к исследованию межстрановых различий в формах организации капиталистических общественно-экономических систем. Обращается внимание на то, что вплоть до конца ХХ века данный анализ осуществлялся преимущественно на исходной модели капитализма западноевропейских стран. Отвечая на запросы современной компаративистики необходимо разработать методологию анализа капитализма в государствах с формирующимися рынками. На основе проведенного исследования авторы предлагают четыре подхода к объяснению механизмов формирования «нового капитализма» в экономиках бывших соцстран, азиатских, африканских и других традиционно-некапиталистических обществ. Согласно одному из них, в странах «нового капитализма» происходит процесс специфической «гибридизации» локальных и западных институтов, сопровождающийся обратным «переносом» норм и практик на зарубежные рынки (феномен институционального взаимообмена). По мнению авторов, именно такие формирующиеся «гибридные» модели могут стать основным направлением нового этапа конвергенции общественно-экономических систем и господствующим типом капитализма современности | | Ключевые слова: историко-компаративистская методология, типологизация капитализма, формирующиеся рынки, конвергенция общественно-экономических систем, многофакторный регрессионный анализ | | УДК 338.2, 330.1 Стр: 39 - 46 |
Введение. Межстрановые различия в формах организации капитализма вплоть до конца ХХ века анализировались преимущественно по исходной модели капитализма западноевропейских стран. В современной компаративистике существует запрос на анализ капитализма в государствах с формирующимися рынками. Ключевым в этой связи становится вопрос обоснованности адаптации положений разработанной применительно к развитым государствам бинарной теории «разновидностей капитализма» (выделение либеральных и координируемых рыночных экономик в рамках VoC-подхода (VoC — Voice of the Customer, что можно перевести как «голос потребителя», или «в соответствии с запросами») для анализа капиталистических отношений в странах мирохозяйственной периферии и полупериферии. В данной статье представлена попытка объяснения процессов межстрановой институциональной дивергенции государств с формирующимися рынками на основе историко-компаративистской методологии. При этом особое внимание уделено типам капитализма в постсоциалистических странах.
Авторы полагают, что существует как минимум четыре направления сравнительного анализа типов капитализма, базирующихся на предположениях: а) универсальности дихотомии VoC-подхода; б) «метаморфизме» VoC-подхода в новых условиях; в) «гибридизации» традиционных моделей капитализма; г) сущностном несоответствии традиционных моделей капитализма реалиям развития стран, «перешедших» от социализма к капитализму. В рамках каждого подхода следует сопоставлять характеристики соответствующих им основных моделей. Так, анализируя понятия, перекочевавшие в научные тексты из публицистики (к примеру, «зависимого» и «кланового капитализма», «встроенного неолиберализма», «неокорпоратизма» и «неолиберального капитализма» и др.), следует привести их вначале к какому — либо вышеозначенному подходу. Кроме того, авторы касаются особенностей сравнительного анализа типов капитализма, дифференцируемых для развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки (в частности, «иерархических рыночных экономик»). Отметим, что накопление теоретических и практических знаний в компаративном капитализме всё в большей мере обусловлено расширением его географического охвата за счёт государств Азии.
В данной статье авторы предлагают различать несколько подходов к формированию азиатских капиталистических обществ: распространение принципов «государственного капитализма», возникновение азиатского типа «гибридного капитализма» (сочетание локальных и инкорпорированных западных институциональных норм), развитие замкнутых в национальных границах дивергентных форм капитализма. Перспективным исследовательским направлением (которое можно назвать полимасштабным подходом в компаративистике) является выделение субнациональных моделей капиталистических отношений, — в особенности в странах, характеризующихся значительной пространственной гетерогенностью. При этом следует отметить, что историко-компаративистская методология находится на этапе становления, поэтому ее отличает определенная «гибкость» в трактовке причинно-следственных связей формирования национальных моделей капитализма и разработке принципов его типологизации. С начала 2000-х годов в фокусе исследований были национальные особенности институциональной среды, определявшие характеристики деятельности субъектов предпринимательства в экономически развитых странах ОЭСР («разновидности капитализма» П.Холла и Д.Соскиса, «бизнес-системы» Р.Уитли и др.). Выбор данной группы стран в качестве объекта исследования объяснялся зрелостью капиталистических отношений и высоким уровнем их изученности, а также наличием соответствующей микроэкономической статистики.
Предложенная канадским и британским экономистами П.Холлом и Д.Соскисом дихотомия VoC-подхода, выделение ими двух моделей капитализма — либеральных и координируемых рыночных экономик (далее: ЛРЭ — либеральная рыночная экономика и КРЭ — координируемая рыночная экономика) трансформировалась в типологии, основанные на различных критериях и причинно-следственных связях. В основе формирующейся теории «разновидностей капитализма» лежит предположение о сущностных различиях в механизмах меж- и внутрифирменной координации, сформировавшихся с течением времени в ЛРЭ и КРЭ и обусловленных, в том числе, развитием институциональной комплементарности. Разработанная для развитых стран мирохозяйственного Центра «бинарная» теория со временем претерпела ряд модификаций, таких как, например, обоснование существования «смешанного» типа капитализма.
В качестве альтернативного подхода к выделению разновидностей капитализма в странах ОЭСР можно привести пример исследования французского экономиста Б.Амабля, который, опираясь на теории регуляции и эндогенного роста, в 2003 г. дифференцировал пять моделей капитализма. По его мнению, они различаются как по экономическим (рыночная конкуренция, корпоративное управление и финансовая система), так и по социальным характеристикам (уровень социальной защиты, институты рынка труда и образовательной системы). Аналогом ЛРЭ Амабль называет т.н. рыночную модель (США, Канада, Австралия, Великобритания), но, кроме того, выделяет модель континентальной Европы (Германия, Австрия, Франция, Нидерланды, Бельгия), социально-демократическую (Дания, Финляндия, Швеция), средиземноморскую (Испания, Италия, Греция, Португалия) и азиатскую (Япония, Республика Корея). Несмотря на очевидную «географичность» типологии, Амабль полагает этно-культурные особенности малозначительным фактором дивергенции капиталистических отношении [1]. Проблема выделения различных типов капитализма постепенно вышла за рамки описательных и квантитативных экономических исследований, приобретя междисциплинарный характер. Стало больше работ на стыке областей знания, ряд из которых претендует на собственную систему координат при анализе разновидностей капиталистических отношений.
Расширение компаративистики капитализма при применении VoC-подхода и условии его метаморфизма. В компаративистике капитализма (в исследованиях западноевропейских экономистов — «теории компаративного капитализма») всё большее развитие получает сравнительный анализ формирующихся рынков, в первую очередь для стран с переходной экономикой. Расширение географического охвата исследований происходит за счёт постсоциалистических государств — стран Центрально-Восточной (далее- ЦВЕ)и Юго-Восточной Европы (далее-ЮВЕ) и, в меньшей степени, стран СНГ.
Интерес к изучению особенностей капиталистических отношений в странах с переходной экономикой заметно вырос в первой половине 2000-х гг. — как реакция на публикацию Холла и Соскиса. Значительная часть ученых относит себя к последователям теории «разновидностей капитализма», критически адаптирующих её положения к специфике постсоциалистических государств. В числе работ, акцент в которых был сделан на именно этой группе стран, наибольшее влияние оказали две (подробнее о них — ниже): статья А.Нёлке и А.Флигентхарта (2009 г.) и книга Д.Боле и Б.Грешковича (2012 г.). Мы предлагаем дифференцировать четыре направления сравнительного анализа капиталистических отношений в бывших соцстранах.
Приверженцы данного типа исследований «проецируют» положения теории «разновидностей капитализма» на все капиталистические страны, апеллируя к её универсальности. Таким образом, страны ЦВЕ и ЮВЕ в своем развитии стремятся к «идеальным моделям» ЛРЭ или КРЭ. Следует отметить, что подобные взгляды преобладали в публикациях первых нескольких лет после выхода в свет статьи Холла и Соскиса, но в дальнейшем не получили распространения. В одной из таких публикаций на основании сравнения Чешской Республики, Венгрии и Польши с другими странами-членами ОЭСР утверждается, что государства ЦВЕ, хотя и образуют отдельную группу, близки по своим характеристикам к КРЭ [2]. Другие авторы предпринимали попытки найти среди стран региона типичные примеры ЛРЭ и КРЭ. Так, М. Фельдман и К. Бухен, независимо друг от друга, проанализировали механизмы координации деятельности фирм в Эстонии и Словении, что позволило им сделать вывод о том, что первая из них — характерная ЛРЭ, а вторая — КРЭ [3]. Равно как и другие последователи бинарной теории «разновидностей капитализма» упомянутые авторы сознательно не учитывают целый ряд внутренних и внешних факторов, влияющих на формирование национальных моделей капиталистических отношений, — к примеру, укоренившихся различий в хозяйственно-культурном укладе или последствий внешнеэкономической открытости отдельных стран региона.
Представление о возникновении в постсоциалистических странах форм хозяйствования, сочетающих в себе элементы различных экономических систем, связано с более общим подходом о конвергенции моделей капитализма под влиянием процессов глобализации. По мнению ряда ученых, которых относят к т.н. «гипер-глобалистам», данный процесс выступает неизбежным следствием конвергенции общественных институтов [4]. Наибольшее распространение данное течение получило в 1990-х гг. под влиянием растущего интереса к изучению эволюции мирового хозяйства и глобализации, однако впоследствии тезис о постепенном «стирании границ» между социально-экономическими моделями стал всё чаще ставиться под сомнение. Аналогично, прикладные исследования «гибридных форм» капитализма в ЦВЕ и ЮВЕ относятся, как правило, к концу 1990-х — началу 2000-х гг. В одном из таких исследований утверждается, что результатом перехода стран региона к новой экономической системе стало формирование неустойчивого «гибридного капитализма», сочетающего в себе черты неолиберальной (как в США), социально-ориентированной (Германия) и государственно-ориентированной (Япония) моделей [5].
Наиболее плодотворным стало развитие теории «разновидностей капитализма» в направлении увеличения числа моделей в связи с различиями между развитыми капиталистическими странами и странами с формирующимися рынками. Предполагается, что отдельные постсоциалистические страны действительно эволюционируют в «классические» типы ЛРЭ и КРЭ, но возникает и процесс дивергенции капиталистических отношений, в результате чего появляются альтернативные модели [6].
В качестве одного из первых исследователей «метаморфизма» VoC-подхода в странах ЦВЕ и ЮВЕ следует упомянуть румынского экономиста и одного из ведущих экспертов Еврокомиссии Л.Черната: результатом его эконометрических исследований начала 2000-х гг. стало выделение англо-саксонской (аналог ЛРЭ; Чешская Республика, Венгрия, Эстония), континентальной (аналог КРЭ; Латвия, Литва) и девелопменталистской (developmental; Польша, Словакия) моделей, а также т.н. «коктейльного капитализма» (cocktail capitalism; Словения, Болгария, Румыния). «Коктейльный капитализм» сочетает в себе характеристики первых трёх моделей, но это не является его преимуществом, а, наоборот, недостатком — комбинация различных практик хозяйствования снижает степень институциональной комплементарности, необходимой для эффективного функционирования [7].
В ряде других работ педалируется идея «особого пути» в её адаптации к постсоциалистическим странам. К примеру, автор одного из исследований развития капитализма в прибалтийских государствах полагает, что ни одна из трёх республик не относится ни к ЛРЭ, ни к «гибридному» типу. Вместо этого предлагается считать их особым типом «балтийского капитализма» или «гибким рынком», успешно приспосабливающимся к изменяющимся внешним условиям развития, что, в том числе, позволило избежать негативных последствий глобального экономического кризиса [8]. Однако прерогатива формирующегося «балтийского капитализма» пользоваться такими сравнительными преимуществами как гибкость и быстрая адаптация вызывает сомнения. Способностью эволюционировать и приспосабливаться, очевидно, характеризуются и зрелые капиталистические институты в условных ЛРЭ и КРЭ, — в противном случае мы не могли бы объяснить их исторический успех.
Среди работ об альтернативных ЛРЭ и КРЭ моделях капитализма, вызвавших наибольший резонанс в научном сообществе, следует выделить совместное исследование политологов — Г. Лейна (Франкфуртский университет) и А. Флигентхарта (Амстердамский свободный университет). В статье, опубликованной в 2009 г., они задаются вопросом — применимы ли положения бинарной теории «разновидностей капитализма» к странам ЦВЕ (Чешской Республике, Словакии, Венгрии и Польше) [9]. По мнению учёных, дихотомия VoC-подхода ограничивает возможности анализа государств с развивающимися рынками. Указывая на высокую вовлеченность стран ЦВЕ в международное разделение труда и активное участие зарубежных ТНК в формировании институциональной среды, авторы предлагают относить их к третьему типу капитализма — «зависимым рыночным экономикам» (далее: ЗРЭ — зависимая рыночная экономика, от «dependent market economies»).
В отличие от двух «классических» разновидностей капитализма привлечение иностранных инвестиций является для ЗРЭ основным фактором роста, в результате чего с течением времени возрастает их зависимость от решений ограниченного числа ведущих ТНК. Тезис о внешнеэкономической открытости стран ЦВЕ авторы доказывают сопоставлением ряда показателей (объем экспорта к ВВП, приток ПИИ к ВВП и пр.). Конкурентные преимущества региона складываются благодаря эффекту комплементарности институтов, в числе которых квалифицированная и сравнительно дешёвая рабочая сила, внутрифирменная диффузия инноваций и обеспечение потребностей экономики в капитале за счет ПИИ. «Выстраивание» институтов для достижения собственных целей не составляет большой проблемы для ТНК, поскольку началось в условиях институциональной «лакуны» после распада соцсистемы. Адаптация же норм и практик, характерных для ЛРЭ и КРЭ, с высокой вероятностью окажется неэффективной.
По мнению Нёлке и Флигентхарта, основным механизмом координации в ЗРЭ выступают внутренние иерархические связи ТНК. Приход иностранных инвесторов повлиял на систему корпоративного управления в ЦВЕ: в частности, вместо совместного принятия стратегических решений топ-менеджерами и акционерами, в странах региона менеджмент дочерних предприятий ТНК координирует свои действия с зарубежными штаб-квартирами. В отличие от ЛРЭ и КРЭ, где основным источником финансирования экономики выступают соответственно фондовый рынок и банковское кредитование, в ЗРЭ ключевую роль играет привлечение ПИИ, в результате чего эти страны становятся нетто-импортерами капитала. Иностранный капитал доминирует во всех основных отраслях международной производственной специализации стран ЦВЕ, а ввиду высокого уровня его проникновения в финансовый сектор кредитная политика местных банков также определяется ТНК.
Влияние на трудовые отношения общественных институтов, которые на Западе регулируются на отраслевом или национальном уровне, является ограниченным, а договоренности между работодателями и работниками носят внутрифирменный характер. В связи с этим ТНК не заинтересованы в упорядочивании отношений на рынке труда, поддерживая стоимость рабочей силы на низком уровне и ограничивая возможности занятых объединяться с целью влияния на условия труда. Относительно дешёвая и квалифицированная рабочая сила предопределила развитие в ЦВЕ экспортоориентированных сборочных производств, преимущественно в среднетехнологичных трудоемких отраслях. Благодаря ТНК они встроены в трансграничные цепочки добавленной стоимости, усиливая позиции региона ЦВЕ как одной из «глобальных сборочных платформ» [10].
Нёлке и Флигентхарт указывают, что государственные стандарты профессионального обучения скорректированы под потребности ТНК, при этом расходы самих компаний на подготовку кадров минимальны. Учитывая факт дефицита бюджетных средств для должного финансирования системы образования и науки в странах ЦВЕ, такое унаследованное от социализма конкурентное преимущество как квалифицированная рабочая сила постепенно сходит на нет. В отличие от ЛРЭ и КРЭ собственные НИОКР носят в большинстве своем имитационный характер, а ключевые инновации имеют зарубежное происхождение и инкорпорируются ТНК в локальные производственные системы[14].
Примечательно, что авторы сомневаются не только в перспективах ЗРЭ сохранить свои конкурентные преимущества, к обладанию которыми стремятся другие постсоциалистические страны, но и, в целом, в жизнеспособности этого типа капитализма. В то же время они не видят предпосылок для возможной трансформации ЗРЭ в ЛРЭ в будущем (как это произошло, например, с Ирландией). Что касается распространения данной разновидности капиталистических отношений на постсоветском пространстве, то Нёлке и Флигентхарт, соглашаясь с с аргументацией Л.Кинга (см. ниже), считают этот сценарий маловероятным: в странах с развивающимися рынками (в т.ч. среднеазиатских) формируется «клановый капитализм» с присущими ему патрон-клиентскими отношениями и внутриэлитным противостоянием за обладание ресурсами. Данный подход объединяет исследователей, характеризующихся критическим отношением к использованию в компаративном капитализме VoC-подхода и разрабатывающих альтернативные типологии капиталистических отношений[15].
Критерии предлагаемых ими типологий не ограничиваются межстрановыми различиями в функционировании фирм и могут включать степень государственного контроля над экономикой, особенности взаимодействия социальных стратов (включая политические элиты), место страны в международном разделении труда (МРТ), уровень внешнеэкономической открытости и связанные с этим изменения в характере контроля над национальной экономикой (например, появление новых стейкхолдеров — ТНК) и др. Примечательно, что такая вариативность системы критериев сочетается с расширением географического охвата анализируемых постсоциалистических стран за счёт бывших республик СССР.
В числе наиболее продуктивных направлений в рамках данного подхода — теория т.н. «зависимого капитализма» (dependent capitalism), предложенная социологом Л.Кингом из Йельского (затем — Кембриджского) университета в 2000-х гг. Отметим, что его разработки легли в основу позднейшего исследования зависимых рыночных экономик в странах ЦВЕ. Концепция зависимого развития мирохозяйственной периферии получила распространение в 1960–1970-х гг., а с 1990-х гг. появились различные варианты её адаптации для стран с переходной экономикой, открывших свои рынки иностранному капиталу. В одной из первых работ на данную тему Л.Кинг сравнивает общественно-политические институты России и Польши, определяющие характеристики предпринимательской среды, и приходит к выводу, что к началу 2000-х гг. ни в одной из стран не сформировался капитализм «западного толка» [17]. В России, по мнению автора, в результате перехода возник неэффективный в долгосрочной перспективе «клановый капитализм» (patrimonial capitalism), тогда как в Польше — относительно конкурентоспособная форма капитализма, зависящая от регулярного импорта капитала за счёт ТНК.
В дальнейших работах Кинг развивает эту идею: страны ЦВЕ опираются на зарубежных инвесторов с целью повышения изначально низкого образовательного (профессиональные навыки занятых) и технологического потенциала, а становление в них капитализма следует рассматривать «через призму» участия этих стран в МРТ. Однако инвесторы не заинтересованы брать на себя роль государства в развитии системы образования и профессионального обучения и, кроме того, стремятся ограничить права и без того слабых профсоюзов на улучшение условий труда занятых. Признавая факт экономической зависимости государств региона от решений ТНК и иностранных банков, но при этом полагая либеральными их политические системы, автор вводит несколько громоздкое понятие «либерального зависимого посткоммунистического капитализма» (liberal dependent post-communist capitalism). В большинстве остальных посткоммунистических стран государственную систему разрушают патрон-клиентские отношения, что позволяет говорить о «клановом посткоммунистическом капитализме» (patrimonial post-communist capitalism) [12]. Таким образом, сравнительные преимущества стран ЦВЕ связаны со способностью привлекать ПИИ и «ограждать» бюрократические структуры от распространения коррупции.
В работах социолога Германа Лэйна, также представляющего Кембриджский университет, используются схожие критерии дифференциации капиталистических отношений в постсоциалистических государствах. Автор различает три группы стран: первая характеризуется относительно высоким уровнем экономического развития и степенью участия в МРТ, вторая — крайне низкой интеграцией в мирохозяйственные отношения и смешанным типом рыночных отношений, а третья — активным вмешательством государства в экономику [10].
В ряду исследований капиталистических отношений в европейских постсоциалистических странах выделяются совместные публикации немецкого политолога Д.Боле и венгерского политэкономиста Б. Грешковича. Основной причиной капиталистической дивергенции исследователи считают внутренние и внешние политико-экономические факторы, а не институциональные, как в в рамках «классического» VoC-подхода. Унаследованные характеристики политических систем в переходный период видоизменяются под влиянием решений национальных и международных акторов (например, ТНК или ведомств Евросоюза), в результате чего формируются различные типы капитализма. Некритичную адаптацию VoC-подхода к реалиям постсоциалистических стран авторы считают ошибочной: уровень институциональной комплементарности в них низок (из-за незрелости самих институтов капитализма), поэтому она и не может выступать определяющим фактором.
В книге, изданной в 2012 г., Боле и Грешкович выделяют четыре вариации капиталистических отношений в странах ЦВЕ и ЮВЕ [15]. Прибалтийские государства они относят к «неолиберальному капитализму» (neoliberal capitalism): радикальные рыночные реформы (в особенности, в Эстонии) сочетались здесь с нежеланием государства сглаживать нараставшие социальные диспропорции, а бюджетно-налоговая и монетарная политика ориентировалась на наиболее либеральные западные образцы. Интеграция этих стран в мировую экономику происходила за счет развития иностранными инвесторами трудоемких низкотехнологичных отраслей.
В странах Вишеградской группы развивается «встроенный (компромиссный) неолиберализм» (embedded neoliberalism), который характеризуется функционированием экспортоориентированных производственных платформ на базе привлекаемых ПИИ, причем очевидная «рыночная ориентация» сопровождается активной деятельностью государства по поддержке социально незащищенных слоев населения. Причем предрасположенность к использованию именно этой модели капитализма была выше в Польше и Венгрии, где процессы демократизации начались ещё до кризиса соцсистемы. Вместе с тем, авторы сомневаются в осознанности выбора политическими элитами на начальном этапе «национального строительства» (например, в Польше) модели ориентации на внешние рынки. Преследуя собственные интересы, ТНК искусственно создавали конкуренцию этих стран за инвестиции и не считали необходимым способствовать модернизации местных экономик. Более того, авторы полагают, что наднациональные органы управления ЕС, акционеры ТНК и другие внешние акторы и ныне «подрывают» стабильность институтов «встроенного неолиберализма».
Особенности развития Словении позволили Боле и Грешковичу выделить её в отдельный тип — «неокорпоратизм» (neocorporatism), для которого характерны активная роль государства и развитые институты рынка труда. Реформы были предметом широкого общественно-политического диалога и проводились постепенно, а внешние акторы не заняли «командных высот» в экономике. Распространение патрон-клиентских отношений в странах ЮВЕ (авторы их именуют «слабыми государствами»; weak states), напротив, сопровождалось перераспределением рычагов управления в пользу иностранных инвесторов. Интересно, что в одной из работ Боле и Грешкович делают нетривиальный вывод о характере институционального строительства в России, Казахстане и Азербайджане: по их мнению, несмотря на более высокий уровень государственного вмешательства, указанные страны в 1990-е гг. были близки к прибалтийскому «неолиберализму», поскольку безапелляционно придерживались рецептов либеральных реформ, предлагавшихся международными организациями, и не считались с их социальными последствиями [13].
Чешские экономисты Я. Драгокупил и М. Мянт, представляющие Европейский институт профсоюзов (г. Брюссель), проанализировали капиталистические отношения в постсоциалистических странах, акцентируя внимание на различных формах их интеграции в мировую экономику. Не противопоставляя свою методологию VoC-подходу, авторы, тем не менее, выделяют пять условных разновидностей капитализма и используют совершенно иные критерии, связывая типы капитализма с преобладанием той или иной формы международной интеграции.
Считая термин «зависимые рыночные экономики» не отражающим реальное положение дел, они объединяют страны ЦВЕ как «рыночные экономики, базирующиеся на ПИИ» (FDI-based market economies): их интеграция с развитыми государствами ЕС обусловлена экспортом контролируемых ТНК предприятий, а отношения государства и бизнеса строятся на принципе невмешательства. Наличие демократических политических систем и экспорт низкотехнологичных трудоемких товаров (в т.ч. в рамках субконтрактинга) характерен для т.н. «периферийных рыночных экономик» (peripheral market economies), к которым авторы относят существенно различающиеся группы стран — государства ЮВЕ и Прибалтики. «Командные государства» (order states; Беларусь и Узбекистан) отличает авторитарная форма правления, протекционизм, государственный контроль над ключевыми отраслями хозяйства и, что совсем неочевидно, производство высокотехнологичной продукции без притока ПИИ. Особенность «олигархического капитализма» (oligarchic / clientalistic capitalism) — взаимовлияние политических элит и предпринимателей, возникающее как в богатых, так и в бедных ресурсами странах (Россия, Украина, Азербайджан, Казахстан, Туркменистан). Наконец, единственным критерием отнесения к «экономикам денежных переводов» (remittance / aid-based economies) является высокий показатель поступлений средств от трудовых мигрантов (Армения, Кыргызстан, Таджикистан, Молдавия, Албания, Босния и Герцеговина). Кратко характеризуя представленные результаты, следует отметить, что отнесение указанных стран к выделенным типам капитализма весьма условно, а сама методика дифференциации вызывает вопросы.
В рамках исследования капиталистических отношений в развитых странах можно утверждать о формировании отдельного направления — изучения особенностей эволюции капитализма в государствах Южной Европы. Предположение о существовании третьей (т.н. «Средиземноморской») разновидности капитализма, обладающей характеристиками двух основных видов, высказывали ещё в начале 2000-х гг. П.Холл и Д.Соскис. Большинство исследователей этого региона, как и в случае с другими странами ОЭСР, оперируют методологическим аппаратом VoC-подхода и сходятся во мнении, что государства Южной Европы отличает весомая роль государства в развитии экономики.
Исследование феномена «смешанных экономик». В одной из работ (О.Молина и М.Роудс) феномен «смешанных рыночных экономик» (mixed market economies; MMEs) исследуется на примере Италии и Испании. Если в ЛРЭ и КРЭ преобладают соответственно рыночные и «нерыночные» механизмы координации, то в рассматриваемых странах они формируют различные комбинации. В этой связи уровень институциональной комплементарности очень низок, поэтому государство вынуждено активнее участвовать в процессах регулирования и устранения возникающих противоречий. Авторы утверждают о сосуществовании в странах Южной Европы двух разнонаправленных трендов — т.н. «рыночной колонизации» (распространение рыночных механизмов координации) и «автономной координации» (развитие ведущими игроками новых видов «нерыночной» координации) [22].
Исследование капиталистических отношений в странах Азии (в особенности, в Японии и Китае) относится к числу наиболее распространенных направлений развития современного компаративного капитализма. Теоретические основы VoC-подхода были сформированы под влиянием работ начала 1990-х гг. по институциональной комплементарности и национальным особенностям предпринимательства именно на примере Японии (в первую очередь, статьи М.Аоки). В XXI веке число сравнительных исследований капитализма в странах Азии заметно увеличилось, причем наблюдается очевидный интерес к специфике экономических отношений в Китае. Вместе с тем, классифицировать их по полученным результатам весьма затруднительно, поскольку авторы приходят к разным (и зачастую взаимоисключающим) выводам.
К условной первой группе мы предлагаем относить исследователей, убежденных в «гибридном» характере капитализма «по-азиатски» — адаптации рыночных институтов Запада с сохранением некоторых национальных черт. К примеру, многие считают японский капитализм (в особенности, в сфере корпоративного управления и трудовых отношений) проявлением именно такой «гибридной» формы, причем происходит своеобразный институциональный взаимообмен: японские предприниматели не только перенимают эффективные практики, но и «переносят» элементы традиционной системы управления на зарубежные рынки [15]. В книге М. Аоки, Г.Джексона и Х. Миядзимы приведен анализ деятельности свыше 700 японских компаний, которые авторы разделяют на три группы: около 1/4 используют «гибридную» модель управления, 2/5 — традиционную модель, а оставшаяся 1/3 занимает промежуточное положение. Ученые приходят к выводу, что сравнительные конкурентные преимущества «гибридных» фирм существенно выше, равно как и финансовые результаты их функционирования. При этом они отмечают устойчивость японской «гибридной» модели управления и отсутствие свидетельств её постепенной трансформации в классическую англо-саксонскую модель [15].
Часть исследователей специфические экономические отношения в Китае тоже относят к «гибридным», в особенности это касается специальных административных районов Гонконг и Макао. Так, китайский географ Г.Юнг в результате изучения хозяйственного уклада Гонконга и предпринимательских практик китайской диаспоры в Сингапуре делает вывод о существовании динамично развивающегося на этих территориях «китайского капитализма». Традиционная семейственность и клановость как характеристики ведения бизнеса под влиянием глобализации постепенно уступают адаптированным западным нормам и практикам, однако их полного «растворения» в универсальной институциональной среде все же не произойдет [16].
Второе, в значительной мере продуктивное, направление компаративного капитализма в Азии связано с изучением роли государства в экономике, а также влияния на неё национальных управленческих элит. В фокусе исследователей капитализма «с государственным участием» чаще всего оказывается Китай. Идея о капиталистических отношениях, направление развития которых задается государством-регулятором (state-guided capitalism), в частности, отражена в книге известного американского экономиста У.Баумоля (написана в соавторстве с Р.Литаном и К.Шраммом) [17]. Помимо селективной политики государства решающую роль могут играть действия влиятельных олигархических групп (oligarchic capitalism), крупных корпораций (big-firm capitalism) или небольших инновативных фирм (entrepreneurial capitalism). Характерно, что речь не идет о национальных моделях: в каждой из стран сосуществуют и активно взаимодействуют как минимум две из указанных форм капиталистических отношений.
Тема становления «государственного капитализма» в Китае давно вышла за пределы научно-исследовательской сферы и во всё возрастающей степени становится предметом широкого обсуждения. Так, эксперты журнала The Economist в специальном докладе делают прогноз, что ХХ1 в. станет противостоянием различных типов капитализма. Несмотря на то, что отдельные элементы государственной селективной политики появились ещё в период «холодной войны» (например, в Японии или Республике Корея), расцвет различных форм «государственного капитализма» (в Китае, РФ, Бразилии, ряде арабских стран и др.) приходится на начало ХХ1 в. Авторы доклада отмечают, что опираясь на рыночные практики, управленцам удалось создать большое число эффективных государственных компаний, имеющих глобальные сравнительные преимущества, в особенности в ресурсоемких отраслях экономики. К примеру, китайские, как правило, характеризуются вертикально-интегрированной структурой и сравнительно высоким уровнем производственной специализации, а также получают всемерную помощь государства в освоении и воспроизведении импортируемых технологий и ноу-хау. В числе основных вызовов «государственного капитализма» — высокие риски его «вырождения» в коррупционную систему олигархического обогащения и непотизма.
Возвращаясь к проблеме места «государственного капитализма» в системе культурно-хозяйственных укладов стран Азии, следует упомянуть ряд публикаций. Так, анализируя влияние государственных органов и частных предпринимателей на функционирование экономики, С. Чжан и Р. Уитли приходят к выводу о существовании в Азии четырех национальных типов капитализма — «государственного», «совместно управляемого» (государством и бизнесом), «сетевого» и «персонализованного» [18]. В свою очередь, исследование иерархических форм координации субъектов экономки в азиатских странах позволило Р. Карни выделить две альтернативные (по отношению к западным ЛРЭ и КРЭ) разновидности капитализма — «семейные» и «государственные» рыночные экономики [19].
Учитывая размер китайской экономики и внутреннюю социально-экономическую неоднородность, некоторые ученые утверждают о формировании в КНР не общенациональной, а нескольких региональных моделей капитализма. Мы можем связать эту идею с более общим трендом выделения субнациональных моделей капиталистических отношений, который назовем полимасштабным подходом в компаративном капитализме. В рассматриваемом нами в этой связи случае Китая сомнению подвергается возможность некритичной «проекции» характеристик западных ЛРЭ и КРЭ на китайскую экономику. Так, в работах канадских географов Ю.Чжана и Д.Пека указывается на ошибочность использования национальных моделей капитализма в странах с существенной пространственной гетерогенностью. Авторы утверждают, что в Китае существуют субнациональные (региональные) модели капитализма, обусловленные различной включенностью территориальных образований в глобальные производственные цепочки (ГПН), или в более общем виде — их местом в национальном и международном разделении труда [20].
Наконец, в условный четвертый подход к выделению моделей капиталистических отношений в Азии можно объединить ряд работ, авторы которых доказывают необходимость поиска альтернативы VoC-подходу и описывают дивергентные разновидности капитализма в азиатских странах. К примеру, адаптация положений французской школы регулирования к современной азиатской специфике (см. книгу Р.Буайе, Х.Уемура и А.Исогаи) позволила исследователям выделить японскую, китайскую и корейскую разновидности капитализма [22]. Используя понятие бизнес-систем при анализе 13 азиатских экономик, М.Уитт и Г.Реддинг выстраивают довольно громоздкую типологию (постсоциалистическая, развитая городская, японская, формирующаяся юго-восточная, развитая северо-восточная). При этом они акцентируют внимание на том, что за исключением Японии ни одну из разновидностей капитализма в Азии невозможно соотнести с «классическими» ЛРЭ и КРЭ [23].
Государства Африки и Южной Америки нечасто привлекают исследователей компаративного капитализма как объект качественного или количественного анализа. Отчасти это связано с незавидным местом большинства этих стран на современном этапе развития мирового хозяйства, незрелостью формальных институтов и дефицитом сведений о неформальных нормах функционирования их экономик. Однако некоторые публикации сыграли всё же заметную роль в развитии представлений о капитализме формирующихся рынков, — к примеру, исследования т.н. иерархических рыночных экономик (ИРЭ).
Изучение капиталистических отношений в Африке базируется как на терминологии бизнес-систем Р.Уитли, так и на положениях VoC-подхода. В качестве примера первого случая можно привести работу Д.Вуда и Е.Фринаса о внутренне неоднородной «сегментированной бизнес-системе» (segmented business system) в странах Восточной Африки, которая приводит к экономической отсталости и перераспределению ресурсов в пользу элит [23]. В свою очередь, в статье Н.Натрасс развитие рыночных институтов в ЮАР описывается в рамках дихотомии ЛРЭ и КРЭ [24].
Капитализм в Латинской Америке, по мнению американского политолога Б.Р.Шнайдера, представлен в форме иерархических рыночных экономик: нерыночные иерархические связи доминируют в предпринимательской среде (в т.ч. в организационной структуре ТНК) и определяют характер трудовых отношений. Подобные ИРЭ существуют только в этом макрорегионе и их отличают четыре особенности: распространение диверсифицированных частных корпораций (как правило, под контролем одной семьи; т.н. grupo econуmico), присутствие подразделений ТНК, низкая квалификация рабочей силы, сегментированные рынки труда (как результат слабости профсоюзов и других формальных объединений занятых). Таким образом, Латинская Америка представляет собой пример институциональной комплементарности с отрицательными последствиями для развития экономики [25].
Строго говоря, даже самые первые исследования в рамках компаративного капитализма были глобальными по пространственному охвату, однако включали всего несколько развитых стран из разных макрорегионов мира. В период активного роста интереса к проблематике выделения национальных форм капитализма в конце 1990-х — 2000-х гг. ученые стали изучать особенности формирующихся рынков, дифференцируя их по территориальному принципу (страны ЦВЕ, Восточной Азии, Латинской Америки и т.д.) и сопоставляя их с «классическими» разновидностями капитализма государств-членов ОЭСР. Мы же под исследованиями «глобального охвата» понимаем сравнительный анализ экономических систем десятков стран, различающихся не только по территориальной принадлежности, но и по степени зрелости капиталистических отношений. Научные работы такого рода стали появляться во второй половине 2010-х годов, и, учитывая быстрое накопление знаний о предмете нашего исследования, возникновение этого тренда было только вопросом времени.
К примеру, в 2017 г. международная группа ученых (в её состав входили М. Уитт и Д.Боле) опубликовала эконометрическое исследование о разновидностях капитализма на примере 61 ведущей экономики мира (авторы отмечают, что суммарный ВВП выборки приближается к 94% от общемирового) [26]. Основываясь на принципах выделения бизнес-систем Р. Уитли, они расширяют перечень индикаторов до двух десятков: от типа государственного управления и преобладающих форм собственности до уровня грамотности населения и особенностей профсоюзных движений. При этом авторы допускают увеличение числа важных для проведения типологии факторов, в частности, культурных. Результаты расчетов позволили им сделать вывод о сосуществовании девяти видов экономических систем.
Исследователи подтверждают жизнеспособность «классических» разновидностей капитализма: приводимый ими перечень либеральных и координируемых рыночных экономик почти в точности соответствует списку ЛРЭ и КРЭ, обособленных пятнадцатью годами ранее П.Холлом и Д.Соскисом. Исключение — Япония, ради которой выделили т.н. «экономики с высоким уровнем координации». Самой многочисленной и поэтому наименее гомогенной группой (свыше 20 государств) стали «формирующиеся экономики»: в ней соседствуют такие разные по хозяйственному укладу страны как Россия, Бангладеш, Алжир, Нигерия, Перу и Китай. Более высокие показатели ВВП на душу населения стали, по мнению авторов, ключевым фактором выделения группы т.н. «развитых формирующихся экономик», состав которой тоже небесспорен (Чили, ЮАР, Израиль, Тайвань и др.). Постсоциалистические государства ЦВЕ и ЮВЕ и страны Южной Европы авторы отнесли к одному и тому же виду хозяйственных систем — «европейские периферийные экономики». Наконец, страны, не укладывавшиеся ни в один из вышеперечисленных форматов, были распределены по трем группам — «социалистических экономик» (Куба, Венесуэла), «развитых городских экономик» (Гонконг, Сингапур) и «арабских нефтяных экономик» (ОАЭ, Саудовская Аравия и др.). Основываясь на проведенной типологии, ученые делают выводы о неприменимости к большинству стран дихотомии VoC-подхода, а также отсутствии предпосылок к выделению в качестве хозяйственной системы «государственного капитализма», поскольку экономики с соответствующими характеристиками оказались распределены по многим группам.
Учитывая географический охват выборки, поставленная авторами задача выявления общностей и объединения стран в экономические системы не представляется тривиальной. Тем не менее, даже оставив в стороне вопрос о составе групп, следует обратить внимание на весьма спорное использование авторами для одной типологии различных типологических признаков — институциональных (ЛРЭ и КРЭ), этнических («арабские экономики»), структурно-организационных («городские экономики»), центр-периферийных отношений («европейские периферийные экономики»).
Заключение. Важной особенностью современного этапа развития теории компаративного капитализма является смещение фокуса исследования с экономически развитых стран на государства мирохозяйственной полупериферии и периферии. Разнообразие принципов типологизации капиталистических отношений в развивающихся странах и странах с формирующимися рынками позволяет сделать вывод о том, что вопрос обоснованности проекции на них «классических» подходов («разновидности капитализма» П.Холла и Д.Соскиса, бизнес-системы Р.Уитли) остается открытым.
Среди указанных стран особое место занимают постсоциалистические государства, в том числе вследствие уникального опыта формирования новой институциональной среды. Мы предлагаем различать четыре направления сравнительного анализа капиталистических отношений в этих странах. Часть исследователей, вслед за Холлом и Соскисом, убеждены в универсальности принципа дихотомии VoC-подхода в его приложении к государствам с разным культурно-хозяйственным укладом. Другие педалируют идею о возниковении в постсоциалистических странах «гибридных форм» капитализма как проявления глобальной социально-экономической конвергенции. Противники гиперглобалистов утверждают об «особом пути» развития бывших соцстран, обусловленном, в том числе, «эффектом колеи». Таким образом, происходит процесс, который можно назвать «метаморфизацией» VoC-подхода, — эволюция отдельных постсоциалистических стран в ЛРЭ и КРЭ, сопровождающаяся становлением альтернативных типов капитализма в других странах. К примеру, А. Нёлке и А. Флигентхарт предлагают относить восточноевропейские государства к «зависимым рыночным экономикам», указывая на высокий уровень их вовлеченности в международное разделение труда и активную роль зарубежных ТНК в создании институциональной среды (внутренние иерархические связи ТНК как основной механизм координации). Наконец, в исследованиях условного четвертого направления перспективы бинарной теории «разновидностей капитализма» оцениваются критически и предлагается значительное число альтернативных критериев типологизации, таких как, например, степень вмешательства государства в хозяйственные отношения и особенности социальной стратификации («зависимый» и «клановый капитализм» Л.Кинга), унаследованные характеристики политико-экономической организации, видоизменяющиеся под влиянием внешних факторов («неолиберальный капитализм» «встроенный неолиберализм» и «неокорпоратизм» Д. Боле и Б. Грешковича), формы международной производственной и финансовой интеграции («рыночные экономики, базирующиеся на ПИИ», «периферийные рыночные экономики» и другие типы капитализма, выделенные Я. Драгокупилом и М. Мянтом).
Сравнительные исследования моделей капитализма в развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки, как правило, имеют макрорегиональный масштаб и опираются на предположение о постепенной дивергенции капиталистических отношений. При этом важное место занимают работы о специфических (географически детерминированных) формах капитализма, например, «иерархических рыночных экономиках» Латинской Америки, китайском и японском типах капитализма и т.д. В конце 2010-х гг. были сделаны первые попытки типологизации стран, различающихся не только по территориальной принадлежности, но и по степени зрелости капиталистических отношений («глобальный» охват): так, группа экспертов под руководством М.Уитта и Д.Боле дифференцировала девять видов хозяйственных систем в отношении более 60 ведущих экономик мира. Впрочем, следует обратить внимание на весьма спорное использование различных типологических признаков для одной и той же типологии (институциональных, этнических, структурно-организационных и др.).
В числе современных тенденций эволюции компаративного капитализма — рост исследовательского интереса к сравнению принципов хозяйственной организации в странах Азии и развитых государствах других макрорегионов мира. Мы предлагаем различать несколько основных подходов к объяснению механизмов формирования азиатских капиталистических обществ. Согласно одному из них, в азиатских странах происходит процесс специфической «гибридизации» локальных и западных институтов, сопровождающийся «переносом» местных норм и практик на зарубежные рынки (можно назвать это феноменом институционального взаимообмена). Примечательно, что подобные «гибридные» модели считаются устойчивыми к проявлениям межстрановой институциональной конвергенции. Второй распространенный подход — обособление в пределах национальных границ дивергентных форм капитализма (японского, корейского, китайского и т.д.). В-третьих, следует отметить публикации об азиатских видах «государственного капитализма», анализирующие различия в характере влияния на экономику управленческих элит. Например, сравнивая возможности государства и частных предпринимателей в определении приоритетов функционирования национальных экономик, С.Чжан и Р.Уитли приходят к выводу о существовании в Азии четырех типов капитализма — «государственного», «совместно управляемого» (государством и бизнесом), «сетевого» и «персонализованного». Пространственная неоднородность ведущих азиатских экономик (в первую очередь, Китая) становится важной предпосылкой развития нового направления компаративного капитализма, который мы предлагаем называть полимасштабным подходом: выделение субнациональных моделей капиталистических отношений с учетом роли регионов различных иерархических уровней в территориальном и международном разделении труда, в том числе на основании их вовлеченности в глобальные производственные цепочки. |
| |
|
|
