|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (72), 2019 | | | | ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ | | | Долгополов Д. В.
доцент кафедры рекламы и связей с общественностью
Государственного университета управления (г. Москва),
кандидат экономических наук
| |
| | | | | Целью статьи является определение институциональных ограничений инновационного развития на основе системного и статистического анализа. Проведено исследование промышленного развития России за последние десять лет, на основе которого делаются выводы о макроэкономических причинах системных провалов в промышленной политике, инновационном развитии и импортозамещении в ключевых, стратегических для экономики страны сферах | | Ключевые слова: промышленный кластер, институт, институциональные взаимодействия, промышленная политика, инновационное развитие, импортозамещение | | УДК 330.341.2; ББК 65.012.3 Стр: 34 - 38 |
Развитие современной экономики России неразрывно связано с нахождением скрытых конкурентных преимуществ страны в условиях все увеличивающегося количества вызовов со стороны глобальной экономики. Заявленная высшим руководством страны стратегия импортозамещения является одним из главнейших стратегических приоритетов по созданию новой продукции и новых рабочих мест в стране, а одним из ключевых проводников этой стратегии являются экономические институты, созданные еще в середине 2000-х — особые экономические зоны разного типа, которые призваны привлекать российских и иностранных инвесторов. В последние годы наметился курс на повышение автономии данных экономических институтов — Министерство экономического развития РФ рассматривает вопрос о повышении вовлеченности регионов в работу особых экономических зон, тогда как сейчас большая часть пакетов акций как самой ОАО «Особые экономические зоны», так и ее дочерних предприятий принадлежит федеральным структурам.
Также можно отметить положительную тенденцию активной разработки мер промышленной политики относительно набирающих популярность инновационных территориальных кластеров — за последние два года был принят ряд законов, которые регламентируют меры поддержки территориальных кластеров [1], а также рассматривают процедуру подачи заявки и список требований для включения той или иной территории в список инновационных территориальных кластеров [2]. На данный момент из 25 кластеров, перечень которых утвержден Министерством экономического развития РФ в конце августа 2012 года, происходит отбор приоритетных территорий с точки зрения инвестирования: в октябре 2016г. Минэкономразвития опубликовало перечень заявок на включение в число инновационных кластеров, которые участвуют в программе приоритетного развития.
Можно предположить, что комплекс мер в области промышленной политики является даже чрезмерным — большое количество государственных институтов развития (лишь на сайте Российской кластерной обсерватории указано девять различных институтов поддержки кластерной политики, при этом некоторые из них имеют широкую разветвленную структуру), регламентирование мер поддержки и большой объем инвестиций со стороны государства как в инфраструктуру (например, в создание особых экономических зон в разных регионах страны), так и в непосредственные предприятия, которые являются участниками различных территориальных структур экономического развития. Но если взглянуть на фактические показатели промышленного развития, можно наблюдать не столь позитивную картину. Наиболее явные показатели промышленного потенциала страны: средняя отраслевая фондоемкость (табл.1) и инвестиции в основной капитал (рис.1) имеют либо стагнирующую, либо негативную тенденцию.
Таблица 1
Средняя фондоемкость российских предприятий по видам экономической деятельности| | 2005 | 2010 | 2012 | 2014 | 2015 |
|---|
| Добыча полезных ископаемых | 0,83 | 1,19 | 1,09 | 1,32 | 1,33 | | из нее: | | | | | | | добыча топливно-энергетических полезных ископаемых | 0,84 | 1,24 | 1,13 | 1,37 | 1,39 | | добыча полезных ископаемых, кроме топливно-энергетических | 0,73 | 0,81 | 0,81 | 0,89 | 0,89 | | Обрабатывающие производства | 0,38 | 0,36 | 0,35 | 0,43 | 0,43 | | из них: | | | | | | | целлюлозно-бумажное производство; издательская и полиграфическая деятельность | 0,45 | 0,42 | 0,47 | 0,63 | 0,55 | | производство кокса и нефтепродуктов | 0,19 | 0,18 | 0,20 | 0,36 | 0,37 | | химическое производство | 0,47 | 0,44 | 0,43 | 0,53 | 0,51 | | производство прочих неметаллических минеральных продуктов | 0,40 | 0,59 | 0,58 | 0,81 | 0,81 | | металлургическое производство и производство готовых металлических изделий | 0,36 | 0,42 | 0,45 | 0,53 | 0,49 | | производство машин и оборудования | 0,38 | 0,31 | 0,31 | 0,34 | 0,36 | | производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования | 0,42 | 0,25 | 0,24 | 0,33 | 0,32 | | производство транспортных средств и оборудования | 0,61 | 0,53 | 0,40 | 0,43 | 0,52 | | Производство и распределение электроэнергии, газа и воды | 1,74 | 1,45 | 1,90 | 2,09 | 2,15 |
Источник: расчеты автора на основе официальной статистики Федеральной службы государственной статистики РФ | | |  | | Рис. 1. Инвестиции в основной капитал в России [3] |
Если проанализировать данные показатели, можно отметить, что показатели инвестиций в основной капитал фактически колеблются в пределах уровня 1990 года в реальных выражениях, тогда как общая фондоемкость в отраслях промышленности постепенно повышается, усиливая все возрастающую нагрузку на основные фонды страны. Особенно критична ситуация в ресурсно-сырьевых отраслях и в сфере ЖКХ, а средняя степень износа основных фондов по экономике России составляет от 40% до 50% в зависимости от вида экономической деятельности .
Можно сделать предположение, что бизнес самостоятельно должен вкладывать средства в инновационное развитие и развивать именно те отрасли и сферы экономической деятельности, которые представляют наиболее широкие возможности для эффективного экономического развития. Такая логика связана с представлениями о промышленных кластерах в рамках теории конкуренции Майкла Портера, в которой большое значение уделяется решениям самих предпринимателей, посредством конкурентной борьбы выбирающих наиболее перспективные сферы развития экономики. Однако, например, работа Грекхамера [10] подвергает сомнению идеи Портера, в теории которого государству отводится весьма и весьма скудная роль — по его мнению, необходима сторона, уравновешивающая разнонаправленные интересы фирм различных отраслей, поскольку рыночная экономика не всегда может достичь адекватного и оптимального выбора даже в условиях совершенной конкуренции. Исследование Фелдмана [11] и Паркера [12] демонстрируют, что государственные институты позволяют создать общую конфигурацию кластера, тогда как частные коммерческие предприятия формируют его окончательный облик на более поздних стадиях, когда для частного бизнеса само участие в кластере становится экономически выгодным и оправданным.
Более того, в российской экономической реальности подобные предположения работают в весьма ограниченных рамках, поскольку нагрузка на частные бизнес-инициативы со стороны государственных структур только лишь увеличивается. Таблица 2 демонстрирует основные проблемы, связанные с налоговыми ограничениями, налагаемыми государственным аппаратом на развитие частных промышленных инициатив.
Необходимо отметить, что налоговые ограничения сказываются, в первую очередь, на инвестиционной активности тех предприятий, которые осуществляют инновационные исследования и разработки, поскольку процессы финансирования НИОКР в России все еще преимущественно связаны с выделением предприятиями собственных финансовых ресурсов для модернизации оборудования или изучения новых технологических процессов. Это подтверждает исследования Республиканского исследовательского научно-консультационного центра экспертизы, который ежегодно проводит системный мониторинг показателей инновационной деятельности России [7].
Согласно данным «Зеленой книги кластерных инициатив» (Cluster Initiative Green book) [15] всего в мире на 2003 год было выявлено более 500 различных кластерных инициатив. Авторы исследования отмечают, что наиболее часто встречающиеся кластерные инициативы характерны для переходных развивающихся стран. При этом инициаторами выступают: правительства (32%), бизнес (27%) и совместно бизнес и государство (35%), а финансирование кластерных инициатив осуществляется государством (54%), бизнесом (18%), совместными усилиями бизнеса и государства (25%). Чаще всего кластерные инициативы выступают как «ускоритель» кластерных процессов, т.е. большинство усилий по развитию подразумевают поддержку существующих потенциальных кластеров. Такая логика построения кластерных взаимодействий вызвана тем, что государство чаще поддерживает крупные предприятия в стратегических отраслях, вокруг которых формируются первые кластеры. В работе Ульриха Блума (Ulrich Blum), посвященной типам кластерных взаимодействий, подобные кластеры называются «вертикальными», поскольку формируются вокруг единого центра, тогда как «горизонтальные» не имеют единого выраженного «ядра» [8]. Сам Блум приводит в качестве примера горизонтальных кластеров университетский городок Йена (оптотехнические исследования), город Хемниц в федеральной земле Саксония (машиностроение) и Биттерфельд, где проводит исследования известная немецкая компания Байер (фармацевтика и химическая промышленность) [8]. Ульрих Блум отмечает, что в двух данных типах кластеров происходит абсолютно противоположное формирование инноваций: если в вертикальном кластере инновационные решения «скапливаются» в «ядре» кластера, то в горизонтальном кластере происходит создание платформы знаний (knowledge platform), которая определяется как собрание информации, технологий и ноу-хау, присущих данному промышленному кластеру и которые тем или иным образом используются всеми предприятиями кластера. Таким образом, горизонтальные кластеры являются более предпочтительными для национальной экономики, поскольку создают помимо промышленного и инновационного центра еще и центр обучения, где может формироваться потенциал для дальнейшего инновационного и промышленного развития.
Помимо кластерного подхода к размещению производства, выделяется также сетевой подход, то есть построение сетей взаимосвязанных предприятий и учреждений, обменивающихся факторами производства. Интерес к сетевым моделям возник лишь в конце XX века, тогда же были выделены три основные модели построения сетевых взаимодействий в экономике [9], представленные ниже.
1. Модель Изинга, названная так по имени немецкого физика Эрнста Изинга, изучавшего ферромагнетики в статистической механике. Суть этой модели заключается в построении жесткой структуры, в которой каждый экономический агент, включенный в сеть, связан с ближайшим к нему другим участником сети. Таким образом, сетевое взаимодействие осуществляется поступательно через узловые точки, образующие сеть, что позволяет четко контролировать распределение ресурсов в сети.
2. Модель случайных графов, которая предполагает случайную взаимосвязь каждого экономического агента с другими участниками сети. В данной модели распространение знаний и распределение факторов производства осуществляется в случайном порядке, поэтому контроль за данными процессами крайне затруднителен, однако эта модель позволяет осуществлять это перераспределение с куда большей скоростью, нежели модель Изинга.
3. Модель малых миров, которая является своеобразной «золотой серединой» между двумя предыдущими моделями. Данная модель рассматривает сеть как жесткую взаимосвязь отдельных экономических агентов (как в модели Изинга), но при этом предполагает и случайную взаимосвязь между любыми двумя экономическими агентами (как в модели случайных графов). При этом наиболее важными являются два параметра: групповщина (cliquishness) и длина пути между ближайшими соседями.
Сетевая модель размещения производства является менее затратной по сравнению с кластерной, при этом позволяет достичь большей специализации труда для каждого участника сети по сравнению с участниками кластерной модели развития [4]. В данном случае предполагается не жесткая централизация финансирования и распределения факторов производства, как в случае построения промышленных кластеров, а определенная степень деволюции (то есть определенная степень децентрализации власти) (Хасбулатов, 2005). Однако, сетевая модель сложна для построения: она предполагает достаточно серьезную автономию от вмешательства государства и развита в тех странах, где изначально была высокая степень деволюции (Япония, Республика Корея, Франция, Великобритания), тогда как кластерная модель в большей степени присуща странам с высокой степенью централизации или большой степени концентрации производственных мощностей (Германия, КНР) [4]. По причине столь разной структуры институциональных взаимодействий внутри моделей размещения производственных мощностей некоторые страны переходят к гибридной форме — кластерно-сетевой модели, которая формируется в процессе эволюции первой или второй рассмотренной модели. При этом, общей особенностью стран, которым присуща данная модель размещения производства, является активное участие государства на стадии ее формирования [4].
В качестве одной из наиболее успешных стратегий формирования межкластерного институционального взаимодействия и создания кластерно-сетевой модели является построение судостроительного промышленного кластера в Южной Кореи — за 30 лет своего существования он помог этой стране стать лидером по компенсированному брутто-тоннажу производимых судов. Если в 1975 году Южная Корея занимала менее 5% рынка, то уже к 2005 году — около 35%, потеснив с первого места Японию и обогнав Европу. Южнокорейский судостроительный кластер занимает практически все южное побережье страны с центром во втором по численности населения городе страны Пусан, где сосредоточено большинство промышленных судостроительных предприятий. Однако эти предприятия взаимодействует не только с другими прибрежными судостроительными городами на юге, но также имеют сетевые институциональные взаимосвязи с городами Тэджон (взаимодействие в области химии и нефтепереработки), Пхохан (производство стали и металлургия) и Сеул (машиностроение и электроника) [13]. Необходимо особо подчеркнуть, что помимо заинтересованности трех крупнейших корейских компаний-чеболей (Hyundai, Samsung и Daewoo), особую роль в создании кластерных взаимосвязей сыграло государство, которое посредством пятилетних планов и финансовой поддержки производителей в стратегически важных отраслях стимулировало промышленные предприятия брать на себя большие обязательства и создавать более крупные и массовые производства, заложив основу для сетевого взаимодействия по принципу модели Изинга.
В России же большая часть решений относительно особых экономических зон и кластеров носит характер строительства инфраструктуры, оторванной в институциональной плоскости от окружающего экономического пространства. Например, ОЭЗ ППТ Алабуга находится в нескольких километрах от города Елабуга, который по Распоряжению Правительства РФ от 29 июля 2014 года №1398-р отнесен в категорию «Многопрофильные муниципальные образования Российской Федерации (моногорода), в которых имеются риски ухудшения социально-экономического положения». Крупнейшее предприятие города — пищевая компания «Махеевъ», входящая в состав «Эссен Продакшн АГ», не взаимодействует с резидентами ОЭЗ и не включена в ее институциональную среду, равно как и другие менее крупные промышленные предприятия города. Также экономическая зона рядом с городом Елабуга в Республике Татарстан с институциональной точки зрения никак не связана с другой экономической зоной — рядом с городом Казань, который находится в 200 километрах от Елабуги. Это ОЭЗ технико-внедренческого типа «Иннополис», позиционирующаяся как новый город в России, был открыт лишь в 2015 году, лишь через три года после решения о его создании. Основой экономики города является действующая там особая экономическая зона технико-внедренческого типа, транспортная и социальная инфраструктура для которой создана с нуля по чертежам коммерческой сингапурской архитектурной компании RSP Architects (http://www.innopolis.com).
Кроме того, основой построения промышленных кластеров России являются промышленные мощности, строительство которых во многом стимулируется государственными институтами. Непосредственная цель создания промышленных кластеров связана с созданием крупных промышленных мощностей, которые позволят развивать ту или иную отрасль, тогда как в России декларируемая цель создания ОЭЗ — это привлечение прямых российских и иностранных инвестиций [6]. В условиях современных вызовов глобальной экономики такой подход (необходимость импортозамещения и создания собственных инновационных производств) является полумерой по достижению необходимых показателей экономического развития. Необходимо отметить, что отсутствие элемента положительной обратной связи с внешним миром для ОЭЗ является именно характеристической чертой данного экономического института, которая заложена в самом принципе его действия — ОЭЗ изначально создавались как инструмент налогово-бюджетной политики с целью повышения эффективности бюджета.
Такая концепция противоречит идее создания кластеров на фундаментальном уровне — привлечение инвесторов является следствием, но никак не причиной создания подобных институтов. Низкий уровень фондоемкости российских предприятий диктует необходимость создания новых промышленных мощностей, которые будут привлекательны для инвесторов, поскольку обеспечивают производство высококонкурентных продуктов. Именно конкурентные преимущества новых современных производств позволяют инвесторам вкладывать деньги в проекты подобного уровня, что доказывает, в частности, опыт Малайзии, которая с 1966 года утверждает пятилетние планы развития экономики, в рамках которых страна с преимущественно сельскохозяйственной экономикой и высокой долей добывающего сектора трансформировалась в страну со средним уровнем доходов населения и индустриальной диверсифицированной экономикой [14].
В заключение стоит упомянуть, что новые глобальные вызовы для России влекут за собой необходимость создания промышленных мощностей для привлечения дополнительных инвестиций в кластерные инициативы. Создание дополнительной инфраструктуры, оторванной от существующего экономического пространства, не создает необходимые институциональные взаимосвязи, являющиеся основой развития для современных промышленных территориальных структур. В данной ситуации нельзя недооценить роль государства, которое выполняет не только функции арбитра, но также активно участвует в стимулировании стратегических отраслей и оптимизации экономической среды.
Таблица 2
Негативное влияние налоговых инициатив на промышленное развитие экономики России
(на момент 01.06.2019 г.)| Идея | Реализация | Влияние |
|---|
| Отмена льготы на налог на движимое имущество для субъектов РФ | В 26 регионах РФ сохранились либо сниженные ставки по налогу на движимое имущество, либо льгота сохранена полностью | Проблемы с модернизацией основных фондов, замедление промышленного и инновационного развития, уход предпринимателей в соседние регионы, где сохранены льготы (эффект «лоскутного одеяла») | | Систематизация неналоговых платежей путем внесения их в НК РФ | Законопроект был внесен на рассмотрение и планировался к принятию в начале 2019 года, однако споры Минфина и ФНС не позволили осуществить идею | Непрозрачность налогового законодательства, т.к. именно на неналоговые платежи приходится основная доля коррупционной составляющей в российской экономике | | Ввод системы онлайн-касс для малого и среднего бизнеса | Обязательный переход должен быть совершен всеми субъектами малого и среднего предпринимательства до 01 июля 2018 года (54-ФЗ), однако в системе периодически возникают системные сбои | Дополнительные обязательные расходы для субъектов малого и среднего бизнеса, технические проблемы реализации системы | | Налоговый маневр: НДС и социальные взносы | Правительством предложен вариант налогового маневра по увеличению ставки НДС до 20–22% и снижению ставки обязательных социальных взносов до 22–20% | Увеличение нагрузки на бизнес и граждан, НДС — один из самых проблемных налогов с точки зрения возникновения судебных споров | | Увеличение ставки НДФЛ | Правительством предложен вариант увеличения «плоской» ставки НДФЛ с 13% до 15% | Увеличение налоговой нагрузки на граждан, снижение инвестиционной активности населения | | Отсутствие возможностей для налогового возмещения инвестиций | Так и не реализован механизм возмещения убытков для предпринимателей в случае, если производилось реинвестирование прибыли в модернизацию производства (такой механизм существует только в УСН) | Снижение инвестиционной активности бизнеса, замедление процесса модернизации оборудования | | «Заморозка» индекса-дефлятора для упрощенной системы налогообложения | На период с 2017 по 2019 год показатель выручки от реализации без НДС для перехода на УСН «заморожен» на уровне 112,5 млн рублей за 9 месяцев | Многие мелкие компании перестают соответствовать требованиям по УСН, что ведет к увеличению налоговой нагрузки на малый бизнес |
Источник: составлено автором |
| |
|
|
