Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 2 (70), 2019
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВ ЕВРАЗИИ И ДРУГИХ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН
Юйфэн Х.
аспирант кафедры мировой экономики и международных экономических отношений
Санкт-Петербургского государственного экономического университета


Развитие финансового сектора Китая: внедрение китайской международной платежной системы (cross-border inter bank payment system, CIPS)
Статья посвящена некоторым аспектам развития финансовой инфраструктуры Китая, а также проблемам становления Китая в качестве мировой финансовой державы. Автор иллюстрирует статистическими данными диспропорции развития мировой валютной системы и обосновывает необходимость создания собственной международной платежной системы Китая (CIPS), что будет способствовать дальнейшей интернационализации юаня.
Ключевые слова: Китай, Китайская международная платежная система, Cross-border inter bank payment system CIPS, клиринг, международный финансовый центр, резервная валюта, специальные права заимствования, финансовая инфраструктура, юань
УДК 339.727; ББК 65.5   Стр: 154 - 157

В XXI веке экономика Китая переживает масштабные кардинальные изменения и можно утверждать, что ни одна другая экономика мира не столкнулась в последние 20 лет с такими критическими вызовами, требующими от Правительства страны мега усилий. Китай продолжает усиливать свои позиции на мировой экономической арене с точки зрения размера своей экономики, выраженного показателем валового внутреннего продукта страны (ВВП). Если вначале 2000-х гг. экономика Китая была шестой крупной экономикой мира среди индивидуального рейтинга стран и составляла 1 трлн 211 млрд долларов США в текущих ценах по рыночному валютному курсу, то в 2017 г. Китай стал второй крупной экономикой мира с ВВП, достигшим 12 трлн 237 млрд долларов США. Разница ВВП Китая в сравнении с ВВП экономики Еврозоны в 2000 г. составляла 5 трлн 197 млрд долларов США, а в 2017 г. всего лишь 400 млрд долларов США в пользу Еврозоны [9]. Статистика подтверждает выводы Кэничи Омаэ, сделанные японским ученым еще в 2005 г., о том, что в XXI в. Китай займет лидерство в «триаде» глобальной экономики, заменив Японию [13].
Однако, глобальный финансовый кризис 2008 года впоследствии вызвал мощную реакцию в научных кругах экономистов, выразившуюся в критических замечаниях относительно традиционных концепций экономической теории и догматических заявлений о том, что экономическая глобализация — это свершившийся факт. В предвыборных дебатах двух последних американских президентов Барака Обамы и Дональда Трампа присутствуют высказывания, направленные на стратегию разворота экономики США от дальнейшей глобализации вовнутрь себя. Барак Обама провозглашал стратегию реиндустриализации, то есть усиления промышленного сектора экономики США за счет сокращения темпов развития третичного сектора, включая финансовый сектор. [16] Дональд Трамп применил стратегию «Америка на первом месте» («America the First»), отменив переговоры по созданию Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства между США и ЕС и начав повышение импортных тарифов для защиты национальных производителей. Китай показал свою позицию равноправного торгового партнера, повысив импортные тарифы в отношении американского экспорта в Китай. В результате, в 2018–2019 гг. одной из острых дискуссионных тем среди экспертов мировой экономики стала тема «торговых войн».
Механизм «торговых войн» не является новым в теории мировой экономики. Масштабные «торговые войны» начались в 1930-х гг. в период развития последствий «Великой депрессии». Отдельные страны применяют некоторые элементы «торговой войны» периодически в ответ на демпинг, картельные сговоры. В конце XX в. в дискуссиях по вопросам свободной торговли и протекционизма стал все чаще звучать термин «валютные войны» — намеренное ослабление валюты собственной страны с помощью инструментов денежно-кредитной политики для стимулирования собственного экспорта и сокращения собственного импорта. В первом десятилетии после глобального финансового кризиса 2008 г. эксперты МВФ обозначили угрозу усиления валютных войн. В большей степени международная критика была направлена в отношении валютной политики Китая. Можно предположить, что «торговые войны», начатые США в 2018 г., являются, в том числе, ответной реакцией на валютный демпинг Китая.
В такой сложной внешнеэкономической и внешнеполитической обстановке Китай продолжает укреплять техническую инфраструктуру для создания международного финансового центра на своей территории и стимулирования зарождающихся тенденций интернационализации юаня.[8]
Международный валютный фонд (МВФ) в конце 2016 г. включил китайский юань в состав искусственной корзинной валюты «cпециальные права заимствования» (или Special Drawing Rights, SDR). Валюта SDR в настоящее время не выполняет функции мировых денег (средства платежа и средства сбережения). Это фиатная искусственная денежная единица, выполняющая расчетно-учетную функцию. Такая роль закрепилась за SDR стихийно в результате отсутствия спроса на SDR в качестве резервной валюты и в качестве средства международного платежа. При создании SDR этой валюте отводили роль будущей мировой резервной валюты, что позволило бы исключить доминирование отдельных национальных валют, конкретнее, доллара США. Однако следует понимать, что МВФ — это институт международной валютной системы, переживающий в настоящее время кризис, подвергнувшийся активной критике после глобального финансового кризиса 2008 года. И поэтому МВФ не мог не включить юань в корзину SDR. Иначе, это противоречило бы принципам создания SDR–корзинной валюты, включающей в свою стоимость валюты основных стран-лидеров мировой экономики.
Противоречие в механизме оценки веса валют в корзине SDR и фактической доли этих валют в официальных мировых валютных резервах указывает на то, что факторы, формирующие мировой спрос на валюту в качестве резервной, включают не только экономические фундаментальные, но и технические, и иррациональные (поведенческие) факторы. Так, например, в конце 2014 г. до включения юаня в корзину SDR и до фондового кризиса в Китае в 2015 г. совокупный мировой спрос на юань в качестве резервной валюты составил в долларовом эквиваленте чуть более 74,6 млрд долларов США. Через два года (в конце 2016 г.) размер официальных мировых резервов в юанях вырос на 21%. В следующие два года (2017–2018 гг.) размер мировых резервов в юанях вырос на 125%, что составило в долларовом эквиваленте до 203 млрд долларов США. [5] Можно утверждать, что включение в корзину SDR несколько укрепило уверенность других стран в китайской валюте, поэтому темпы роста мировых валютных резервов значительно возросли, по сравнению с предыдущими годами. Тем не менее, в начале 2019 г. доля юаня в мировых валютных резервах составляет всего 1,89% (рис.1), в то время как доля юаня в корзине SDR составляет 10,92%. [11]
Рис. 1. Структура официальных валютных резервов мира, на 4 кв. 2018 г. [5]

Рис.1 доказывает тот факт, что желание стран формировать свои валютные резервы в таких валютах как: канадский доллар, австралийский доллар, швейцарский франк и другие валюты, формируется независимо от методик МВФ. Наибольшая доля в мировых валютных резервах принадлежит национальным валютам тех стран, на территории которых находятся международные финансовые центры — США, ЕС, Великобритания, Япония. Эксперты МВФ утверждают, что в современных условиях правительство какой-либо страны может стимулировать развитие финансового центра на своей территории. Это достигается посредством двух основных стратегий:
– «давление сверху», то есть разработка государственных программ, законов для стимулирования к становлению или поддержания на должном уровне уже существующих финансовых центров;
– «давление снизу», то есть создание городской и финансовой инфраструктуры для стимулирования развития финансовых кластеров (финансовых центров), запуск рыночных механизмов, способствующих развитию здоровой обстановки между государством и обществом в целом и рынком в частности.
В настоящее время Китай сфокусирован в большей степени на развитии первой стратегии — разработке таких механизмов и законов, которые, с одной стороны, позволят сделать движение капитала более свободным и технически быстро осуществимым, а с другой, позволят регулировать движение капитала и препятствовать ущербному для экономики страны развитию финансового сектора.
Как отмечает Ключников И.К. [1], современный Китай повторяет путь Японии в период пика ее экономического развития в конце 1980-х гг. и до середины 1990-х гг. Япония являлась страной с высоким уровнем сбережений населения (35–40% доходов). С середины 1990-х гг. темпы роста экономики Японии замедлились, внутренние инвестиции сократились, но страна благодаря высокому технологическому уровню своего развития сформировала на своей территории международный финансовый центр и стала страной нетто-экспортером капитала.
В современном Китае существует аналогичная проблема, как и в Японии. С одной стороны высокий уровень сбережений населения, а с другой стороны высокий уровень чистого оттока капитала из страны. В 2017 году в Японии превышение накопленной стоимости зарубежных активов над обязательствами страны составило 2,93 трлн долл. США, а в Китае — 2,1 трлн долл. США [12, 15]. В это время экономика США привлекла в чистом виде 7,725 трлн долл. США, то есть накопленные активы американских резидентов были на 8 трлн долл. США ниже, чем накопленные обязательства американских резидентов перед другими странами на конец 2017 года [17]. Парадокс заключается в том, что национальная валюта какой-либо страны может стать резервной только при условии превышения мирового спроса на нее над мировым предложением этой валюты. Следовательно, страна, принимающая инвестиции в большей степени, чем предлагающая инвестиции, создает такое условие — превышение мирового спроса на свою валюту над ее предложением. Это будет способствовать поддержанию высокого курса резервной валюты. Резервная валюта — это валюта, курс которой имеет тенденцию к укреплению.
Правительство Китая в последние годы предпринимает усилия для снижения доли золото-валютных резервов в совокупных зарубежных активах китайских резидентов и увеличения доли прямых иностранных инвестиций (рис. 2).
С одной стороны, становление китайского юаня в качестве резервной валюты и повышение интернационализации юаня могут создать условия для возврата капитала в Китай и повышения иностранного инвестирования. С другой стороны, это поможет формировать торговые и инвестиционные взаимоотношения между Китаем и другими странами без вовлечения валютных рисков для Китая, если валюта инвестирования в Китай и валюта оплаты за импорт из Китая — это китайский юань. Улучшение способности проводить международные операции в китайских юанях является важным компонентом процесса либерализации счета операций с капиталом в Китае, а также его политики и инициативы «Один путь — один пояс» («One Road — One Belt»). [6] Инициатива «Один путь — один пояс» направлена на расширение масштабов и количества двусторонних валютных свопов и расчетов.
Рис. 2. Динамика и структура китайских зарубежных активов, 100 млн долл. США [15]

Китай обеспокоен усилением международных финансовых санкций США. Китай наблюдал, как эти санкции затронули Россию, Иран, Северную Корею, Судан и другие государства. Страна также помнит, как США вводили торговые эмбарго и финансовые санкции в отношении Китая во время холодной войны. Китай осознает, что Москва, Тегеран и другие правительства заинтересованы в создании или укреплении альтернативных международных платежных систем, которые могут уменьшить угрозу санкций США. Улучшение финансовой инфраструктуры для интернационализации юаня имеет важное значение, а создание Китайской международной платежной системы (Cross-Border Interbank Payment System, CIPS) приблизит Китай к стратегической цели — становлению национальной валюты в качестве мировой резервной [3].
До внедрения CIPS схема международных платежей представляла необходимость для китайских предприятий осуществлять проводки через оффшорные клиринговые банки в таких центрах, как Гонконг или Лондон. Если платежи идут напрямую в Китай, то транзакции будут совершаться быстрее и с меньшими затратами. Ранее оффшорные клиринговые банки имели решающее значение, поскольку внутренняя межбанковская клиринговая система расчетов Китая (China National Advanced Payment System, CNAPS), не была напрямую связана с поддержкой международных платежных сетей. Система двойного клиринга, которая работала с июля 2009 года, поддерживала использование юаня на международном уровне, но механизмы клиринга были ограничены, в результате платежи в китайских юанях из Китая осуществлялись медленно и дорого. Кроме того, внутренняя платежная система Китая поддерживала только китайские иероглифы, что делало ее несовместимой с международной системой обмена финансовыми сообщениями (Society of World wide Interbank Financial Telecommunications, SWIFT), которую банки использовали для обмена платежными реквизитами. Поэтому время от времени возникали недоразумения в клиринговых системах из-за разного кодирования и использования разных языков. Переход на CIPS позволит лучше использовать как китайский, так и английский языки и будет работать по стандартам SWIFT ISO20022, объединяя систему из нескольких клиринговых палат [14].
В мировой индустрии клиринговых палат произошли кардинальные изменения после глобального финансового кризиса 2009 г. Как отмечает Питер Норман, фондовые рынки азиатских стран развивались более быстрыми темпами по сравнению с рынками Европы, что заставило европейские клиринговые компании «развернуть лицо с Запада в направлении Востока» [4]. Провайдеры финансовой инфраструктуры стали прилагать усилия по налаживанию деловых связей с быстрорастущими азиатскими рынками. Так, в 2009 г. Eurex открыла офисы в Гонконге, Сингапуре и Токио. Церемония открытия Шанхайской клиринговой палаты привлекла представителей западной финансовой инфраструктуры, в том числе LCH. Clearnet, Euroclear Bank, CLS Group и Deutsche Borse. Чжоу Сяочуань, глава Народного Банка Китая заявил на церемонии открытия о необходимости проведения централизованного клиринга «в целях обеспечения безопасного и упорядоченного становления рынка внебиржевых деривативов». [4]
Процесс разработки и внедрения CIPS является сложным. Планы для системы были в разработке в течение почти десятилетия в рамках обновления внутренней платежной системы Китая. Система CIPS предназначена для того, чтобы компании, находящиеся за пределами Китая, могли проводить операции с китайскими коллегами напрямую и тем самым сократить количество этапов, связанных с платежами. Несомненно, что прямой клиринг через CIPS представляет собой важное событие для малых и средних предприятий, работающих в Китае, поскольку их банки-корреспонденты теперь могут получить доступ к более широкой сети для урегулирования платежей в юанях, что приводит к снижению затрат.
Сеть банков, участвующих в CIPS, значительно расширилась с момента ее запуска в октябре 2015 года. Число банков с прямым клирингом увеличилось с девятнадцати в октябре 2015 года до тридцати одного в 2018 году, а количество косвенных клиринговых банков, зарегистрированных в CIPS, увеличилось с 198 до 681. [10] Первоначальная партия банков прямого клиринга в CIPS включала одиннадцать банков КНР (ICBC, Сельскохозяйственный банк Китая, Банк Китая, Строительный банк Китая, Банк связи, Банк китайских торговцев, Банк развития Пудун, Банк Китая Миншен, Индустриальный банк, Банк Пинган, HuaxiaBank) и восемь иностранных банков (HSBC China, Citibank China, Standard Chartered Bank China, DBS China, Deutsche Bank China, BNP Paribas China, ANZ Bank China, Банк Восточной Азии). Из первоначальной группы непрямых клиринговых банков в CIPS 38 были китайскими национальными банками, а 130 — зарубежными банками, расположенными в Азии, Европе, Океании и Африке [10].
Связи с Северной Америкой расширились. Принимая во внимание, что только семь банков в Северной Америке были зарегистрированы в качестве косвенных участников в 2015 году, к началу 2018 года двадцать пять банков зарегистрировались в качестве косвенных участников, в том числе семь банков в Канаде: ICBC (Канада), BMO, CIBC, Национальный банк Канады HSBC (Канада), Банк Китая (Канада) и CCB (Торонто) [10].
Ряд факторов объясняют резкое увеличение числа прямых и косвенных участников CIPS с 2016 по 2017 год. Наиболее важным из них является Меморандум о взаимопонимании, подписанный между CIPS Corp и SWIFT в марте 2016 года. В этом документе изложен стратегический план сотрудничества между CIPS и SWIFT, который предусматривает подключение CIPS к сообщест_ву глобальных пользователей SWIFT. На данный момент CIPS Corp. пытается создать более плавный процесс, позиционируя себя в качестве посредника между SWIFT и CNAPS [2, 7].
Обобщая вышеизложенное, можно утверждать, что Правительство Китая продолжает укреплять фундамент для формирования своей страны как мировой финансовой державы. Создание международной платежной системы CIPS является еще одним техническим мостиком, связывающим китайский финансовый рынок с финансовыми рынками других стран.
В современный век информационных и цифровых технологий создание абсолютно обособленных национальных платежных систем невозможно. Новые системы используют уже существующие международные языки программирования и кодировки. Однако, новые национальные платежные системы, созданные для внутреннего клиринга (по примеру новой национальной российской платежной системы МИР) или для международного клиринга платежей (по примеру китайской CIPS), представляют собой «страхующий пояс» для сохранения международных финансовых отношений между странами в случае ухудшения внешнеэкономической и внешнеполитической ситуации в мире.


Литература
1. Ключников И.К. Мировые финансовые центры: учеб.пособие. — М., 2014. — С. 64.
2. Кузнецов А.В. Валютная политика Китая: вызов гегемонии США? // Финансы и кредит. — 2017. — №16 (736). — С.914–926.
3. Никулина О.В., Лугинец Р.В. Укрепление позиций Китая в мировой валютной системе как фактор развития китайской внешнеторговой политики // Национальные интересы: приоритеты и безопасность. — 2015. — №32(317). — С.53–66.
4. Норман П. Управляя рисками. Клиринг с участием центральных контрагентов на глобальных финансовых рынках / Питер Норман; перевод с англ. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2013. — С. 597–601.
5. Официальная статистика МВФ — URL: http://data.imf.org/?sk=E6A5F467-C14B-4AA8–9F6D-5A09EC4E62A4
6. Пряников К.А. Риски и опасности перехода на прямые расчеты между РФ и китайской Народной Республикой в национальных валютах // Интернет-журнал Науковедение. — 2016. — №4(35). — С.65.
7. Хоменко Е.Г. Платежные системы как элементы национальной платежной системы России и их классификация // Вестник Университета имени О.Е. Кутафина. — 2017. — №1 (29). — С.122–134.
8. ЧжанХао Состояние и перспективы интернационализации китайского юаня (женьминьби) и российского рубля: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата экономических наук: специальность 08.00.14 «Мировая экономика». — СПб.: СПбГЭУ, 2015.
9. ЮНКТАД https://unctadstat.unctad.org/wds/TableViewer/tableView.aspx
10. China International Payment Service Corp. Official Website — URL: http://www.cips.com.cn/cipsen/7059/7045/28876/index.html
11. IMF launches new SDR basket, September 30, 2016. — URL: https://www.imf.org/en/News/Articles/2016/09/30/AM16-PR16440-IMF-Launches-New-SDR-Basket-Including-Chinese-Renminbi
12. International Investment Position of Japan. Ministry of Finance, Japan — URL: https://www.mof.go.jp/english/international_policy/reference/iip/
13. Kenichi Ohmae The Next Global Stage: Challenges and Opportunities in our Borderless World, 2005.
14. McGregor T. China Breakthroughs: New international payments system goes into action. URL: http://english.cctv.com/2017/10/19/ARTIXz5AbEqSewRu8jDIFRKO171019.shtml
15. State Administration of Foreign Exchange, SAFE — URL: http://www.safe.gov.cn/en/2018/0928/1459.html
16. Tregenna Fiona Manufacturing Productivity, Deindustrialization, and Reindustrialization, Working Paper No.2011/57, United Nations University, September, 2011.
17. U.S. Bureau of Economic Analysis — URL: https://apps.bea.gov/itable/itable.cfm?reqid=62&step=1

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия