|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (68), 2018 | | | | ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ПРОБЛЕМЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ | | | Долматова С. А.
старший научный сотрудник
Института мировой экономики и международных отношений РАН (г. Москва),
кандидат экономических наук,
Долматова С. А.
старший научный сотрудник
Института экономики Российской академии наук (г. Москва),
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье показывается, что проводимые исследования по вопросам образования, занятости, миграции высококвалифицированной рабочей силы не успевают полноценно отражать происходящие в ускоренном режиме глобальные изменения, которые в отсутствие соответствующего регулирования не способствуют устойчивому развитию. Дополнительным препятствием этому становятся недостатки формирования адекватной базы первичных данных по «утечке умов», как многопланового явления на современном этапе глобализации | | Ключевые слова: международная миграция, высококвалифицированные специалисты, «утечка умов», «циркуляция умов», устойчивое развитие, глобализация | | УДК 331.556.44; ББК 65.248 Стр: 55 - 59 |
Проблема трансграничных перемещений высококвалифицированной рабочей силы на современном этапе глобализации, приобретая новые черты, затрагивает все больше аспектов мирохозяйственного развития. Эта проблема, охватывая различные стороны социально-экономических отношений, прежде всего в сфере образования и занятости, содержит высокий потенциал междисциплинарности, как и принципы устойчивого развития, учитывающие нарастание мирохозяйственных взаимосвязей. Проводимые исследования в условиях смены технологических укладов, радикально меняющей характер этих отношений и взаимосвязей, не успевают полноценно отражать происходящие в ускоренном режиме изменения. Это касается не только научных аналитических работ, но и практических исследований в области статистики по данной тематике.
До сих пор, несмотря на высокую актуальность проблемы миграции высококвалифицированных специалистов и ее значения для управления процессами мирового социально-экономического развития она остается далеко не достаточно изученной. Причем буквально в такой формулировке более двадцати лет назад в рамках тематики социальной работы, занятости и международной миграции рабочей силы Организацией экономического сотрудничества и развития ООН (ОЭСР) был подготовлен доклад по международной миграции высококвалифицированных специалистов под руководством Джона Солта, эксперта секретариата ОЭСР. Дж. Солт в этом докладе 1997 года, указывая на причины отсутствия адекватного массива исследований по этой категории миграции, обращал внимание, что в наличии имеются только разрозненные, хотя и подробные данные о масштабах и характере такой миграции [1, с.4].
В настоящее время этот пробел в исследованиях не ликвидирован. Эти же претензии можно отнести и к последним крупным докладам и отчетам по проблемам трудовой миграции. Отчасти это связано с обеспечением сопоставимости собираемых разными странами статистических данных о международной миграции в целом. В докладе Европейской экономической комиссии ООН по анализу оценок международной миграции к Конференции европейских статистиков 2012 года отмечается, что дело не только в различиях между источниками данных, используемыми в разных государствах, но и в различиях между критериями идентификации международных мигрантов, а также между способами последующей обработки статистических данных. Даже при опоре на подробные метаданные трудно обеспечить возможность сопоставления имеющихся данных о международной миграции в силу национальной специфики применяемых подходов [2, с.20].
В октябре 2013 года по поручению Генерального секретаря ООН Отдел народонаселения департамента по экономическим и социальным вопросам ООН (ДЭСВ) и ОЭСР подготовил отчет [3] для 2-го раунда переговоров Высокого уровня по международной миграции и развитию, направленных на обеспечение надежной информацией о мигрантах и миграции органов, которые призваны разрабатывать научно обоснованную политику и информировать население для формирования адекватного общественного мнения. Обобщающие данные, которые показывают долгосрочные тенденции, в отчете были представлены только в отношении общих потоков миграции по ряду стран без вычленения категории высококвалифицированных специалистов, как показано в табл.1.
В этом отчете ОЭСР 2013 года государствам-членам ООН фактически были предъявлены претензии по недостаточному качеству их баз данных о международной миграции и ее связи с проблемами развития. Глобальную долгосрочную динамику, отчасти отражающую трансграничные потоки высококвалифицированной рабочей силы, показывает количество студентов, обучающихся за рубежом, согласно подсчетам Статистического института ЮНЕСКО, сделанным в 2018 году в документе «Навыки и инновации в странах G20», подготовленном к встрече министров образования G20 в Аргентине (табл.2). Эти данные фиксируют их рост более чем в два раза — с 2,1 млн до 4,7 млн за последние пятнадцать лет — с 2000 по 2015 год [4].
Таблица 1
Объем международной миграции (в млн чел.)| Регионы | 1990 | 2000 | 2010 | 2013 |
|---|
| В мире | 154,2 | 174,5 | 220,7 | 231,5 | | Развитые регионы | 82,3 | 103,4 | 129,7 | 135,6 | | Развивающиеся регионы | 71,9 | 71,1 | 91 | 95,9 | | Африка | 15,6 | 15,6 | 17,1 | 18,6 | | Азия | 49,9 | 50,4 | 67,8 | 70,8 | | Европа | 49 | 56,2 | 69,2 | 72,4 | | Латинская Америка и Карибский бассейн | 7,1 | 6,5 | 8,1 | 8,5 | | Северная Америка | 27,8 | 40,4 | 51,2 | 53,1 | | Океания | 4,7 | 5,4 | 7,3 | 7,9 |
Источник: ООН (2013) Тенденции в объеме международной миграции
Таблица 2
Количество студентов, обучающихся за рубежом, 1980–2015 годы| 1980 г. | 1990 г. | 2000 г. | 2010 г. | 2015 г. | | 1.1 млн | 1.3 млн | 2.1 млн | 3.7 млн | 4.7 млн |
Источник: Статистический институт ЮНЕСКО.
Вместе с тем, при явном упущении в вопросах получения данных по глобальной миграции высококвалифицированных кадров в международной практике статистического учета внешней трудовой миграции Европейская Статистическая Система (Евростат) и на последней, совместной с ЕЭК ООН, рабочей сессии по статистике миграции 2017 года в перечне рассматриваемых тем на 2018 год эти вопросы не предусматривает [5]. В условиях современной глобализации, с начала 90-х годов, все больше стала признаваться важность международного найма и перемещения высококвалифицированных специалистов. Современные отрасли и услуги для повышения эффективности их деятельности все больше полагаются на приобретение, размещение и использование экспертных знаний. Различные звенья цепочек добавленных стоимостей международных корпораций, включая НИОКР, стратегическое управление, постпродажное обслуживание и даже само базовое производство могут иметь и действительно имеют локацию по всему миру. В меняющейся экономике благодаря информационно-коммуникационным достижениям в науке и технике сокращаются расстояния, обходя ограничения, связанные со временем, создается глобальная система наукоемкого производства, происходят структурные сдвиги на рынке труда Запада. Распространяются не характерные ранее формы занятости, такие как временная работа, неполное рабочее время, лизинг труда, телеработы и работа на дому.
При отсутствии на местном рынке необходимого опыта и знаний работодатели часто импортируют их из-за границы. Изменились и системы разрешений на работу для обеспечения глобального поиска экспертных знаний, что отразилось и на изменении деятельности таких институтов, как правительства и кадровые агентства. Эти изменения происходят в контексте двух фундаментальных и взаимосвязанных процессов: развития внутренних рынков труда работодателями, с одной стороны, и организационной структуры правительств в целях содействия глобальному обмену навыками, с другой. Хотя не просто проследить прямую корреляцию между потоками квалифицированной рабочей силы и потоками инвестиций, очевидно, что основные потоки высококвалифицированных работников сегодня отражают глобальное расширение мировой торговли и международной экспансии транснациональных корпораций.
В условиях глобальной экономики передвижение квалифицированных кадров стало все более свободным. Процесс перелива человеческого капитала, осуществляемого в форме миграции человеческих ресурсов с высоким уровнем образовательного потенциала, буквально ставится на поток с соответствующей дифференциацией, отражающей все новые потребности в условиях быстро меняющегося облика мировой экономики. Во всех секторах экономик развитых стран новая технологическая волна вызвала коренное обновление материальной базы производств на основе компьютеризации, информатизации, телекоммуникаций, автоматизации, роботизации, внедрения гибких производственных систем, что отразилось на спросе на работников с новыми компетенциями, способностями и образованием и на подходах к организации оплаты и стимулирования труда. Эти и другие изменения, прежде всего в глобальных тенденциях мирохозяйственных связей, вызвали изменение потоков мигрантов по всему миру, которые в период 2000–2010-х годов росли более чем в два раза быстрее предыдущего десятилетия. Если в 1990-е годы они росли в среднем примерно на 2 миллиона мигрантов в год, то в следующее десятилетие этот рост ускорился примерно до 4,6 млн мигрантов ежегодно. При этом, в соответствии с ростом экономики знаний ярко проявилась востребованность высококвалифицированной рабочей силы. Численность иммигрантов в страны ОЭСР с третичным уровнем образования продемонстрировала беспрецедентный за первое десятилетие ХХI века рост (+70%), достигнув 27,3 млн человек к 2010/11 годам, из них около 4,7 млн человек, или 17%, прибыли в последние пять лет этого периода — в подавляющем большинстве из Азии (более 2 миллионов человек с дипломом третичного уровня). Всего на Индию, Китай и Филиппины (соответственно 2 млн, 1,7 млн и 1,4 млн человек) приходилась одна пятая всех «третично» образованных иммигрантов в страны ОЭСР в 2010/11. Традиционное азиатское направление стало тесниться другими — в этой категории мигрантов значительно подскочили цифры по Африке — до 2,9 млн в 2010/11 году, опережая в последнее пятилетие в указанном временном периоде китайских мигрантов с высоким уровнем образования — 450 000 против 375 000 [3, с.1].
При этом о тенденции по эмиграции из России высококвалифицированных готовых или потенциальных специалистов сложно делать выводы, поскольку отсутствуют релевантные данные. В частности, авторы доклада 2016 года Комитета гражданских инициатив Фонда Кудрина «Эмиграция из России в конце ХХ — начале ХХI века» 2016 года, проводя сравнительный анализ отечественной и зарубежной статистической информации о процессе эмиграции граждан России, отмечают, что «данные российской статистики не в полной мере отражают структуру и направление эмиграционных потоков. Сравнение информации зарубежных национальных и международных статистических организаций с данными Росстата обнаруживает повсеместное, по всем странам существенное расхождение количественных характеристик потоков из России в сторону занижения процесса российскими данными, вопреки фактической оценке, значительно превосходящей эти данные» [7].
В разделе «Демография» Федеральной службы государственной статистики (Росстат) по пункту «Методология» идет ссылка на Рекомендации по статистике международной миграции, а они приводятся в редакции ООН еще от 1998 года [8] и не отражают современные реалии в процессах усиления мирохозяйственных связей, как и новые потребности с учетом этих реалий в управленческих решениях. Для последующих обобщений и выводов особенно ощущается недостаток в данных по трансграничным перемещениям в их различных аспектах относительно высококвалифицированной рабочей силы.
Поскольку рынок такого рода специалистов становится еще более глобальным, вопрос международного признания профессиональной квалификации становится все более насущным. В связи с необходимостью повышения конкурентоспособности европейского высшего образования, начиная с 1999 года, стал осуществляться процесс его сближения и гармонизации в виде создания единого европейского пространства высшего образования, получивший название Болонского процесса. Россия, приняв Болонскую декларацию в 2003 году, руководствовалась этим же мотивом, усиленным тем обстоятельством, что после распада СССР в России особенности советского высшего образования препятствовали ее включенности в соответствующие интеграционные процессы.
Однако и в этой сфере проявляются недостатки отечественной статистики в части первичной информации, которые сказываются, в том числе, на отсутствии необходимых данных в документах международных статистических организаций. Например, в упомянутом докладе Статистического института ЮНЕСКО (СИЮ) 2018 года «Навыки и инновации в странах G20» в комментариях к данным по взрослому населению (в процентах) с законченным высшим образованием и по выпускникам вузов за последние годы, включая 2015 г., указывается, что они приводятся без учета России из-за отсутствия данных по ней, правда наряду с некоторыми другими странами [4, с.12].
Стоит, однако, учитывать, что в понятийном аппарате экспертно-научного анализа по этой тематике в принципе существуют сложности, на которые обращал внимание Дж.Солт еще в 1997 году и которые на нынешний момент сохраняются в полном объеме. Рабочая сессия по статистике миграции ЕЭК ООН и МОТ 20 лет спустя, в 2017 году отметила необходимость согласования понятий и определений для повышения сопоставимости данных по учебной и рабочей миграции, а также целесообразность в будущем изучить связь между международной миграцией студентов и трудовой миграцией [5].
Согласно заключению Дж. Солта 1997 года, отсутствие общепризнанного определения приводит к проблемам в отношении признания квалификаций по разным странам. Что необходимо для аналитических целей — это типология, которая учитывает разнообразие групп, подкатегории которых могут иметь совершенно различные составы и модели мобильности. Не существует согласованной концепции или однозначного определения высококвалифицированных специалистов. Большинство комментаторов полагают, что это определение должно исходить из наличия высшего образования или его эквивалента, хотя экспертные навыки также могут быть приобретены посредством опыта [1, с.4].
Обе эти точки зрения отражают социально-экономическое содержание «утечки умов» в принятых еще в 70-е гг. ХХ века основных подходах к ее стоимостной оценке, которые были разработаны в учреждениях системы ООН. Она подразумевает учет накопленного человеческого капитала в, так называемом, методе исторической стоимости (как сумма прямых расходов на образование и упущенных доходов) и в методе предстоящих стоимостных потоков — так называемом методе текущей дисконтированной стоимости [9].
В понятийном аппарате отечественного научно-практического дискурса появляются дополнительные проблемы, связанные с русским переводом устоявшихся в англоязычной литературе терминов, а отсюда и с адекватностью сопоставления социально-экономического содержания этих терминов. Закрепились и широко используются образные выражения, характеризующие эмоциональную сторону определенных социально-экономических явлений, связанных с интеллектуальной миграцией: «brain drain», «brain gain», «brain waste», «brain circulation», «brain exchange» (включает как «brain gain», так и «brain drain»).
«Brain drain» — «утечка умов» — базовый термин в этом перечислении. Он начал применяться для характеристики потерь молодых государств, освободившихся от колониальной зависимости, в результате массовой эмиграции их специалистов в западные страны с конца 60-х гг. ХХ века, когда появились первые плоды образовательного бума в этих странах, однако их экономики за ним не успевали. Возможность измерения стоимостной оценки «утечки умов» позволила странам «третьего мира» претендовать на возмещение ущерба, рассматривая это явление как «передачу технологии в обратном направлении» (ПТОН — термин, который с этой аббревиатурой в тот период времени стал широко использоваться в международных документах). В научной литературе, которая охватывала проблемы социально-экономических отношений с 60-х годов прошлого века между периферией и центром мирового капиталистического хозяйства, в частности проблемы занятости и образования стран «третьего мира», использовался исключительно термин «утечка умов». Его применение опирается на многочисленные исследования международных организаций, занимавшихся в тот период данной проблемой, прежде всего, в системе ООН (ЮНКТАД, МОТ, ЮНЕСКО и др.), одним из рабочих языков которой является русский и где русскоязычные специалисты и эксперты давали перевод с английского «brain drain» исключительно как словосочетание «утечка умов». Именно тогда нарабатывался сохраняющий свою актуальность обширный массив знаний по этой проблеме, включая анализ истоков, причин и постоянных «push-pull» факторов, ее создающих на соответствующих полюсах — «выталкивания — притяжения». Этим вопросам, например, посвящена глава «Утечка умов» в монографии еще 1993 года [10, с.143–174].
Однако в 90-е годы стала наблюдаться устойчивая тенденция к смене принятого термина «утечка умов», а он описывал проблему чистой потери высококвалифицированной рабочей силы первоначально из стран «третьего мира», а с рубежа 80- х – 90-х и из СССР и стран советского блока — на «утечку мозгов». Причем, это происходит не только в среде дилетантов, обычно журналистов, но и в профессиональной среде, что уже категорически не приемлемо (подробный разбор причин этого см. [11]).
Указанный массив знаний по этим вопросам позволил увидеть, что «утечка умов» из России в позднесоветский период и в начальный период глобализации на рубеже 80-х — 90-х годов ХХ века имеет фундаментальное отличие от ее «классической» формы, определяемой термином «brain drain». Следует отметить, что процесс «утечки умов» в тот период сменил основное направление трансграничных перемещений высококвалифицированной рабочей силы, ее источником стало постсоветское пространство и страны бывшего социалистического блока. Тогда был нанесен непосредственный удар по одной из двух в истории человечества мировых систем организации науки, охватывающих весь спектр наук о природе и обществе — американской и советской. Выезд за границу отдельных специалистов, критично значимых для существования той или иной научной школы, нарушает созданную модель проведения научных исследований и механизм воспроизводства элитных научных кадров. В этом случае скорее следует применить термин «brain waste» — полная потеря «умов», растрата «умов». Стандартно этот термин описывает ситуацию, при которой высококвалифицированные работники массово переходят к формам занятости, не требующим применения навыков и опыта прежней работы. Как правило, этот процесс происходит там, где чрезвычайно высокий уровень социального расслоения. Это массовое явление было особенно характерно на постсоветском пространстве в период перехода к рынку.
В дальнейшем, особенно в связи с переходом к инновационной, цифровой экономике, а в последнее время к опережению в глобальной экономической конкуренции, в нашей стране стали предъявляться требования к устойчивости социально-экономического развития и появилось понимание, что высококвалифицированные специалисты являются важнейшим компонентом современной экономики, и имеют повышенный спрос на мировом рынке труда. Отсутствие всеохватывающей базы данных не отвечает этим потребностям. Не проводятся никакие новые подсчеты для получения стоимостной оценки «утекающим» кадрам. В статье ««Утечка умов» из России: мифы и реальность», автор Ирина Дежина отмечает: «Наиболее широко цитируемая оценка стоимости подготовки одного специалиста научно-технического профиля, как показатель размера потерь, была 300 тысяч долларов США. Она приводилась в официальных документах Министерства науки и была рассчитана по методике ООН применительно к России. Эта цифра, определенная по данным на начало 1991 года, не перестает повторяться в публикациях и сегодня» [12]. Действительно, это практически единственная оценка, которая приводилась, в том числе в фундаментальном труде «Грани глобализации. Трудные вопросы современного развития» под редакцией М.С. Горбачева [13, с.120]. Но эта оценка в рамках проекта по заданию Министерства науки РФ в 1992 г. была сделана автором данной статьи Долматовой Св.А. не «по данным на начало 1991 года», а по данным ООНовских расчетов «утечки умов» в предшествующий период, когда развивающиеся страны стали предъявлять претензии в компенсации потерь к своим бывшим колониальным державам.
Но если в условиях неожиданной обвальной эмиграции советских специалистов была приемлема примерная оценка минимальных потерь российской экономики от одного эмигрировавшего специалиста на основе международного опыта в предшествующий период, то в следующие десятилетия едва ли. Тем более что эта цифра даже не пересчитывалась с учетом инфляции. При этом надо понимать, что фактические потери с учетом особенностей советской «утечки умов» в условиях развала одной из двух мировых научно-исследовательских систем в ходе рыночных реформ были не просто выше, но и иного порядка.
Вместе с тем, следует отметить, что в вопросах миграции работников интеллектуального и творческого труда дать объективную оценку реальному положению дел, используя только количественные показатели масштабов миграции, нельзя. В грядущей четвертой промышленной революции главным предполагается не только радикальное изменение рынка труда в связи с массовой роботизацией, автоматизацией и цифровизацией многих процессов и экономики в целом, но и изменение самого общества. Интеллект в экономике и обществе приобретает особое значение. При этом остается актуальным мнение Дж.Солта в докладе ОЭСР от 1997 года, что, «несмотря на высокую значимость миграции специалистов высокой квалификации мы очень мало знаем о ее схемах и процессах» [1, с.4].
Еще меньше знания применительно к пониманию этих процессов в контексте устойчивого развития. Экспертно-научные исследования, выводы которых имеют политический вес, обычно рассматривают проблему «устойчивого развития» как проблему сохранения стабильности отношений в социально-экономической сфере при условии обеспечения источников экономического роста. Типичное исследование — научный доклад РАНХиГС 2015 года по этой теме — «Международная миграция и устойчивое развитие России» [14]. В нем подтверждается наличие тенденции «утечки умов» из России, которая выражена довольно афористично в комментарии к этому докладу «Ведомостями»: «Миграционный поток — это приток рук и утечка мозгов» [15]. Однако, что касается соотношения между двумя понятиями, вынесенными в заголовок доклада, то оно никак не обозначается, при этом рекомендации сводятся к частностям — экономический рост в условиях «старения» населения проблематичен, для его поддержания альтернатива иммиграции вряд ли существует [14].
Между тем, в середине второго десятилетия ХХI века поднялась новая волна внимания мирового сообщества к тематике устойчивого развития в связи с «зеленой» стратегией глобальной экономики в привязке к новым целям устойчивого развития (ЦУР) для будущего международного сотрудничества до 2030 года (в количестве 17 целей), заменивших восемь Целей развития тысячелетия (ЦРТ) с конца 2015 года. На площадках глобальных институтов развития стали рассматриваться вопросы экономической эффективности, социальной стабильности и экологической безопасности, отражающие ООНовскую триаду «устойчивого развития» в привязке к этим целям. Применительно к миграционным потокам высококвалифицированной рабочей силы из всех 17-ти ЦУР обычно подчеркивается связь с ЦУР 8: «Содействие неуклонному, всеохватному и устойчивому экономическому росту, полной и производительной занятости и достойной работе для всех» и ЦУР 4: «Обеспечение всеохватного и справедливого качественного образования и поощрение возможности обучения на протяжении всей жизни для всех» [16].
Цели в области устойчивого развития до 2030 года были положены в основу важных документов и мероприятий, направленных на стимулирование диалога и дебатов вокруг концепции человеческого развития и стратегий ее совершенствования в сфере политики. Среди них Доклад UNDP о человеческом развитии 2015 года «Труд во имя человеческого развития» [17] и того же года Всемирный форум по вопросам образования в Республике Корея вместе с Инчхонской декларацией «Образование-2030: обеспечение всеобщего инклюзивного и справедливого качественного образования и обучения на протяжении всей жизни» [18]. Институт статистики ЮНЕСКО (а на ЮНЕСКО возложена руководящая и координирующая роль в деле осуществления целей, связанных с образованием) к встрече министров образования перед саммитом G20 в Аргентине в конце 2018 года, подготовила упомянутый выше доклад «Навыки и инновации в странах G20», в котором рассматривается развитие навыков на разных уровнях образования, а также влияние трансграничных потоков студентов по НИОКР и инновациям. Отмеченный в этом докладе значительный рост числа студентов, обучающихся на международном уровне, сопровождается соответственным ростом спроса на различные курсы (как правило, платные, но чаще за счет стипендий стран-отправителей, через онлайн-обучение, иностранные кампусы и международные совместные программы). Вместе с тем, ускоренное расширение этого процесса не могло не отразиться на качестве образовательных услуг. Реальная угроза его снижения привела ЮНЕСКО совместно с ОЭСР к разработке глобальной конвенции о контроле качества.
В целом относительно высокого роста международной мобильности студентов звучат только позитивные нотки. В данном докладе делается однозначный вывод, что она в отличие от «утечки умов» является явным выигрышем в науке и технике, чистой прибылью для всех, что обозначается термином «brain gain» [4, 19]. Однако, как представляется, этот вывод преждевременный и неоднозначный на современном этапе глобализации. Действительно, при международной мобильности студентов создается и растет глобальный пул высококвалифицированного человеческого капитала, создающий значительные преимущества. Наравне с учеными и исследователями они формируют сети знаний и расширяют сотрудничество по вопросам глобальной политики. Способствуя инновациям посредством участия в исследованиях и разработках в принимающих странах, студенты генерирует результаты и для стран, откуда они отправляются за границу. Это явление можно сравнить с образовательным бумом освободившихся от колониальной зависимости стран, начиная с 50-х гг. ХХ века, когда появились первые плоды создания их национальных образовательных систем. Многочисленные новоиспеченные специалисты, для эффективного использования которых не было создано рабочих мест, формировали «утечку умов» или занятость более низкого уровня, пополняли ряды безработных, не соглашаясь работать не по специальности, что характеризуется термином «brain waste».
Пока неизвестно, какой это будет «брейн-гейн». Будет ли этот выигрыш на пути инклюзивного и подлинно устойчивого развития, для которого необходима соответствующая политика образования и трудоустройства? Или по-прежнему в большей степени плодами глобализации будут пользоваться одни, а ее издержками другие? «Брейн-гейн» — транснациональным корпорациям, а «утечка умов» и «brain waste» — странам эмиграции?
Включая цели обеспечения политики «брейн-гейн» для всех, аргентинская Большая двадцатка наряду с другими темами предполагает работу под девизом «Достижение консенсуса для обеспечения справедливого и устойчивого развития» (выделено нами — С.Д.). Аргентинская «двадцатка» для обозначения смысла устойчивого развития в подлинном значении ООНовской концепции 1986–1992 годов вынуждена дополнять это понятие термином «справедливое» развитие.
В этих же целях на саммите «Рио+20» в 2012 году в качестве синонима использовался термин «жизнеспособное» — «resilient» [21]. Все более понятным становится то, что процессы глобализации с рубежа 80–90-х годов ХХ века пошли не по пути устойчивого развития в соответствии с принятыми на саммите в Рио-де-Жанейро 1992 года договоренностями по Повестке на ХХI век. Сейчас мир мучительно переходит к процессу трансформации модели глобального развития, что было заявлено еще на Давосском Всемирном экономическом форуме сразу после финансово-экономического кризиса 2008 года, фактически к возвращению модели «устойчивого развития». Эта ООНовская концепция в реальности оказалась редуцированной до идеи непрерывного роста, превращенной в мегауслугу, которую предоставляют суверенным государствам транснациональные финансово-промышленные группы в счет ее специфической оплаты в виде льгот и преференций. При этом само стремление к экономическому росту стало все больше превращаться из средства решения проблем в источник их возникновения.
Понятие «устойчивого развития» доклада Брунтланд 1986 года «Наше общее будущее» и саммита в Рио-де-Жанейро 1992 года совпадает, по сути, с расшифровкой понимания «Справедливого» в указанном обзоре председательства Аргентины. Оно означает, что «распределение благ, получаемых от роста экономики, будет осуществляться равномерно между всеми странами и гражданами» [20]. Именно при таких условиях возникает эпоха растущей мобильности студентов и более тесного сотрудничества между талантливыми людьми во всем мире в виде «циркуляции умов», при которой не будет «утечки умов» и «brain waste», а, напротив, — «брейн-гейн» для всех в интересах нашего общего будущего. По словам Маурисио Макри, президента председательствущей на G20 Аргентины «мы находимся на невиданной ранее волне глобальных инноваций, которая привносит новые формы занятости и реформирует производственные процессы. Сталкиваясь с новыми возможностями, мы должны дать скоординированный ответ и контролировать происходящие изменения, чтобы они были как можно более инклюзивными» [22]. Мировое сообщество, принимая Повестку на ХХI век на Саммите 1992 года, рассчитывало именно на это — ответ на вызовы глобальных изменений. Ответ в виде скоординированного всеми странами регулирования глобальных процессов во избежание возможных грядущих потрясений для будущих поколений, первым из которых является как раз нынешнее поколение, которое, наоборот, испытывает их в полной мере. В условиях более непредсказуемых на современном этапе глобализации вызовов и угроз, к политикам мирового уровня предъявляются еще более высокие требования, которые должны распространяться и на практиков, в том числе в вопросах миграции высококвалифицированной рабочей силы, создающей, в том числе, проблемы «утечки умов» на пути устойчивого развития. |
| |
|
|
