Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 1 (65), 2018
ЕВРАЗИЙСКАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ
Воронова Н. С.
профессор кафедры теории кредита и финансового менеджмента
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук

Львова Н. А.
доцент кафедры теории кредита и финансового менеджмента
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук,

Покровская Н. В.
доцент кафедры теории кредита и финансового менеджмента
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук,


Детерминанты финансового развития в условиях евразийской интеграции
Статья посвящена финансовым детерминантам евразийской интеграции, которые рассматриваются через призму актуальных представлений о функционировании транзитивных финансовых систем. Закреплено понятие модальности финансового развития. Обосновано, что финансовое направление евразийской интеграции является не только одним из магистральных, но и определяющим. Выявлен потенциал развития принципов и направлений финансовой интеграции в контексте целей устойчивого финансового развития
Ключевые слова: финансовое развитие, финансовые системы, финансовые рынки, инвестиции, налоговый климат, ЕАЭС
УДК 336.02; ББК 65.261   Стр: 6 - 11

В последние десятилетия финансовое развитие является популярным и актуальным направлением научных исследований, позволяющим разрабатывать стратегию и тактику управления финансовыми изменениями с учетом их социально-экономического значения. Базовые представления в этой области апеллируют к теории первичности финансового развития, значительный вклад в становление которой внесли Р. Голдсмит (R. Goldsmith), Р. Левайн (R. Levine), А. Демиргюч-Кунт (A. Demirgüç-Kunt), Т. Бек (T. Beck), М. Чихак (M. Čihák), Э. Файен (E. Feyen), В. Масимович (V. Maksimovic), Д. Эсимоглу (D. Acemoglu), Н. Лоайза (N. Loayza), Р. МакКинон (R. McKinnon) и др. Главные допущения, следующие из этой теории, заключаются в том, что финансовое развитие положительно влияет на устойчивый экономический рост и аккумуляцию благосостояния [22, p. 2, 5–7; 9, с. 6–7], что, в свою очередь, приводит к росту национальной конкурентоспособности.
Применение теории первичности финансового развития в мониторинге финансовых систем, осуществляемом под эгидой наднациональных и национальных финансовых регуляторов, позволяет говорить, как минимум, о ее широкой популярности. Более того, по мнению авторов, есть все предпосылки констатировать становление финансового империализма1. Иными словами, наблюдается экспансия методологии финансовых исследований в предметные области других общественных наук (см., например, [32, p. 631–645]). Значительный вклад в этот процесс вносят Международный валютный фонд, Всемирный банк, Банк международных расчетов, Совет по финансовой стабильности и другие системообразующие институты международной финансовой архитектуры [13, с. 92]. Проявления финансового империализма прослеживаются не только в науке, но и на практике. В первую очередь это касается пересмотра приоритетов социально-экономического развития, определяющих стратегию и тактику функционирования сектора государственного управления2.
Следует, однако, отметить, что ведущая международная практика в области оценки финансового развития [25] апеллирует к концепциям западного этноцентризма, подразумевая абсолютный примат ценностей свободного рынка и демократии [6, с. 26, 27]. Именно на этих допущениях в настоящее время строится методология мониторинга финансовых систем, которая недооценивает приоритетное значение нерыночных институтов во многих транзитивных экономиках. В то же время оценка финансового развития далеко не в полной мере учитывает возрастающую значимость альтернативных финансовых механизмов, вступающих в активную конкуренцию с традиционными в контексте перехода к новой модели финансового мышления [8].
Учитывая вышесказанное, в своем исследовании мы обращаемся к странам-участницам Евразийского экономического союза (далее — ЕАЭС, Союз)3, аргументируя модальность и выявляя детерминанты финансового развития в условиях евразийской интеграции. Исследование основано на двух основополагающих предпосылках. Во-первых, выводы о финансовых системах стран Союза требуют интеграции в динамично меняющуюся систему знаний о финансовом развитии с учетом его определяющей социально-экономической значимости. Во-вторых, необходимо снять наиболее жесткие допущения теории первичности финансового развития, которые не позволяют раскрыть сущность так называемых «неоконтинентальных финансовых систем»4, характерных для анализируемых стран. Таким образом, финансовые аспекты евразийской интеграции рассматриваются в статье через призму актуальных теоретических представлений о финансовом развитии в странах с транзитивной экономикой.

Финансовое развитие как научная категория
Категория «финансовое развитие» интерпретируется неоднозначным образом. Тем не менее, обоснованным представляется подход Всемирного банка, согласно которому финансовое развитие определяется как «процесс снижения информационных, инфорсментальных и транзакционных затрат» [24, p. viii]. По сути дела, речь идет о функциях финансовой системы, к числу которых принято относить такие, как распределительная, информационная, контрольная, управления финансовыми рисками, аккумуляции сбережений, снижения транзакционных издержек [14, с. 13]5.
Термин «финансовая система», в свою очередь, понимается неоднозначно. Так, можно говорить о функциональном, структурном (институциональном), функционально-структурном [12, с. 12] и других6 подходах к его определению. В каждом случае содержание финансовой системы будет включать разные институциональные единицы экономики, акцентируя внимание на разных финансовых функциях. Причем выбор трактовки финансовой системы неочевиден. Тем не менее, в оценке финансового развития, как правило, используется институциональный подход, в соответствии с которым понятие финансовой системы, по сути, сводится к финансовому сектору, обеспечивающему работу прямых и опосредованных финансовых механизмов, функционирующих через финансовые рынки и финансовые институты соответственно [26, p. 16].
В этом контексте следует раскрыть понятие «модель финансового развития», содержание которой определяется сравнительной значимостью финансовых рынков и ключевых финансовых институтов (банков) в экономике [23, p. 21]. Основные модели финансового развития, как известно, подразделяют на англосаксонские («основанные на (фондовых) рынках», англ. — market-based) и континентальные («основанные на банках», bank-based)7. Причем значимые различия между этими моделями проявляются в макрофинансовых индикаторах, характеризуя финансовую структуру экономики8.
Отмечено, что с ростом национального благосостояния, финансовые системы становятся более «рыночными» [14, с. 10; 23, p. 23; 29, p. 10], тогда как в странах с транзитивной экономикой — тяготеют к континентальному типу финансового развития, и страны-участницы ЕАЭС не исключение. Вместе с тем ни одна из моделей не обеспечивает абсолютных конкурентных преимуществ [14, с. 35; 23]. Важно подчеркнуть, что финансовые рынки и финансовые институты реализуют взаимосвязанные, но содержательно разные функции [23, p. 21, 32]. Это обстоятельство определяет их самостоятельную социально-экономическую значимость, детерминируя методологию оценки финансового развития [29, p. 10].
Анализируя категорийно-понятийный аппарат, связанный с проблематикой исследования, нельзя обойти вниманием классификацию стран по уровню финансового развития. Необходимо учитывать, что в основе страновых классификаций лежат вариативные методические подходы, которые можно подразделить на количественные (апеллирующие к характеристикам финансовой глубины, эффективности, доступности, стабильности и пр.) и комплексные (охватывающие как количественные, так и качественные характеристики) [25, p. 312]. Следовательно, финансовая карта мира может быть представлена по-разному, что актуализирует постановку вопроса о поиске непротиворечивых принципов оценки финансового развития.
На данный момент адекватные общепринятые принципы в этом отношении не выработаны. Поэтому при выборе страновой классификации следует учитывать ряд проблемных вопросов:
1) «Синтетические» подходы к представлению результатов сравнительной оценки финансовых систем, предполагающие построение агрегированного индикатора (например, индекса финансового развития), дают широкие возможности для манипуляций результатами9. Более объективные выводы потенциально можно получить на основе альтернативного («аналитического») подхода [22, p. 3].
2) Сложно провести грань между значимыми и незначимыми факторами финансового развития, особенно если речь идет о качественных характеристиках финансовых систем [25, p. 314). Не менее проблематично оценить оптимальное количество характеристик и показателей оценки финансового развития. Нежелательны как слишком подробные методики (они удобны для манипуляции оценками), так и чрезмерно «лаконичные» (могут упускать существенные факторы).
3) Ведущая практика международных финансовых сравнений сосредоточена на институтах негосударственного сектора, что может искажать оценку финансового развития. В условиях транзитивной экономики нельзя недооценивать значение нерыночных финансовых механизмов10, что особенно критично для стран Союза, финансовый сектор которых характеризуется высоким уровнем огосударствления [4].
4) Не последнюю роль в оценке финансовых систем играют институциональные особенности, которые могут восприниматься как парадоксы финансового развития [8, с. 170–175]. Что касается контекста евразийской интеграции, в этом отношении нельзя абстрагироваться от исторических и социокультурных составляющих [2].
5) Классификации стран по уровню финансового развития к настоящему моменту практически не отражают те тенденции, которые проявляются в становлении альтернативных финансовых механизмов, ориентированных на предпочтения к социально ответственному инвестированию.
Синтез финансовой структуры и уровня финансового развития в преломлении к объекту исследования обращает нас к феномену неоконтинентальных финансовых систем11. Природа этого феномена в первом приближении носит двойственный характер. С одной стороны, речь идет о континентальной модели финансового развития с присущей ей спецификой (прежде всего, сравнительно низкой значимостью прямых финансовых механизмов). С другой стороны, данный термин применяется в отношении транзитивных финансовых систем (формирующихся и развивающихся), уступающих развитым по качественным и количественным параметрам функционирования. Вместе с тем есть и третья, не менее существенная, сторона, определяемая высокой ролью государства в экономике [2, с. 38, 39], которая заключается в весомой, если не в определяющей, значимости нерыночных финансовых механизмов (применительно к России см.: [5]).
Рассматривая финансовое развитие как научную категорию, нельзя не упомянуть о критике теории первичности финансового развития и, прежде всего, о концепции финансового пресыщения (англ. — the «Too Much Finance» Concept), которая не отрицает позитивное значение финансовых систем в прогрессе экономических территорий, но одновременно смягчает радикальные положения финансового империализма, а именно: учитываются пределы объема и скорости нарастания финансовой глубины, при достижении которых дальнейшее финансовое развитие перестает играть значимую положительную роль в обеспечении национальной конкурентоспособности [29; 23; 9, с. 5, 7–8)12.
Важно учитывать, что для неоконтинентальных финансовых систем говорить о финансовом пресыщении преждевременно13, что и аргументирует модальность финансового развития в условиях евразийской интеграции. В то же время проблемные вопросы, связанные с нереалистичными допущениями о природе финансового прогресса в странах с транзитивной экономикой, требуют критического пересмотра экономической стратегии Союза с учетом детерминант финансовой интеграции.

Форсайт евразийской финансовой интеграции
Стратегия евразийской финансовой интеграции представлена в основополагающих документах ЕАЭС14. Так, п. 1 ст. 103 Договора о ЕАЭС установлено, что процесс гармонизации законодательства, определяющего порядок функционирования национальных финансовых систем, необходимо завершить в срок до 2025 г., согласовав решение о полномочиях и функциях единого наднационального финансового регулятора. Учитывая неблагоприятную экономическую конъюнктуру и неравномерное финансовое развитие стран Союза (см., например, [30, p. 31–34]), завершающий этап финансовой интеграции имеет весьма отдаленную перспективу, что оправдывает применение термина «форсайт». Однако раскроем содержание стратегии финансовой интеграции детальнее.
В процессе интеграции странам-участницам предстоит реализовать ряд мер по координации денежно-кредитной, фискальной, инвестиционной, фондовой и валютной политики (см. подробнее: [17; 18]), что должно способствовать созданию действенных механизмов преодоления финансовой хрупкости.
При этом предполагается, что интеграция самих финансовых систем будет осуществляться в следующих основных направлениях:15
– создание интегрированной финансовой системы (так называемого «общего финансового рынка»16), предполагающей свободный доступ стран Союза к широкому спектру финансовых услуг;
– обеспечение эффективной защиты прав потребителей финансовых услуг;
– выработка условий для взаимного признания лицензий в банковском и страховом секторах и в секторе услуг на рынке ценных бумаг;
– обоснование подходов к регулированию рисков на национальных финансовых рынках в соответствии с международными стандартами;
– определение требований к банковской и страховой деятельности, а также деятельности на рынке ценных бумаг;
– установление порядка осуществления надзора за деятельностью участников финансового рынка и обеспечение прозрачности данной деятельности.
На первый взгляд, цели евразийской финансовой интеграции носят несколько декларативный характер, поскольку ориентированы на традиционные представления о характере функционирования финансовых систем17, что не вполне отвечает особенностям неоконтинентальной модели финансового развития. Однако, анализируемая стратегия требует скорее не пересмотра, а дополнения, к примеру, с акцентом на задачи финансовой либерализации [4] или, напротив, с учетом повышенной значимости нерыночных финансовых механизмов и потребности в их эффективном развитии.
Что же касается финансового сектора в его привычном понимании, позиция авторов согласуется с выводами масштабного исследования под руководством Я.М. Миркина [19, с. 285]. Логично предположить, что на первоначальных этапах следует интегрировать отдельные сегменты финансовых систем, а в последующем — обеспечить взаимное признание финансовых институтов и финансовых инструментов в рамках новой модели финансового регулирования. Причем данная модель при условии законодательной и институциональной гармонизации вполне может предполагать создание наднационального финансового регулятора.
Вместе с тем, принципы финансовой интеграции могут быть кардинально пересмотрены. На наш взгляд, ускорению евразийской интеграции должна способствовать перенастройка неоконтинентальной модели финансового развития с учетом новых трендов экономического мышления, включая возрастающий интерес общества к финансовой этике, представления о которой в значительной мере определяются историческими и социокультурными факторами. Тем самым, как представляется, будет обеспечен более мощный финансовый потенциал стран ЕАЭС.
В настоящее время состояние финансовых систем на евразийском пространстве оставляет желать лучшего. Яркой иллюстрацией этого обстоятельства является низкий уровень финансовой глубины, который на протяжении многих лет уступает не только развитым, но и многим транзитивным экономикам [19, с. 35 — 39]. Так, по данным на начало 2016 г., наиболее насыщены кредитами были Россия и Армения (60% и 50% ВВП), более низкие значения демонстрировали Казахстан (35% ВВП), Беларусь (24% ВВП) и Киргизия (21% ВВП) [10, с. 30].
При явном финансовом доминировании России, что в строгом смысле противоречит идеи интеграции, еще более плачевно выглядит ситуация с финансовыми рынками. На Россию с ее чрезмерно концентрированным фондовым рынком [21, p. 820–821] приходится более 95% капитализации и почти 100% объема торгов акциями в странах Союза [19, с. 62]. Вместе с тем, относительный размер рынка акций в России в последние годы снижается, составляя в период с 2011 по 2015 г. в среднем около 36% ВВП (медианное значение), что существенно ниже показателей развитых финансовых систем18.
Вряд ли приведенные данные полностью соответствуют ожиданиям участников евразийской интеграции. Очевидно, что в условиях геополитических вызовов и в отсутствии предела финансового пресыщения показатели финансиализации должны быть более высокими. Однако для этого опора на актуальные принципы финансовой интеграции должна быть не декларируемой, а реальной.
На наш взгляд, принципы финансовой интеграции должны быть детализированы и синхронизированы с конечными целями устойчивого финансового развития, в концепции которого главный акцент делается на стоимостные технологии. В этой связи в первую очередь требуют дополнительного исследования вопросы расширения каналов инвестирования в экономику евразийских стран с использованием институтов и инструментов ответственного инвестирования.
В мировой практике новые финансовые технологии уже сейчас обеспечивают аккумуляцию и перераспределение финансовых потоков с участием массового микроинвестора, интересующегося не только доходностью вложений, но и их социальной значимостью. Важно, что через такие формы инвестирования розничные инвесторы вовлекаются в процесс ответственного инвестирования, способствуя достижению целей устойчивого развития (англ. — the Sustainable Development Goals, SDGs). Поэтому в официальных документах институтов развития следует особо оговорить соответствие финансируемых инвестиционных проектов предусмотренным в этой области стандартам.
К примеру, необходимо расширять использование долговых ценных бумаг с обязательным условием направления привлеченных средств на социально-значимые, в том числе экологические, цели. Важно учитывать, что в составе членов ЕАЭС есть страны с большими объемами добычи углеводородного сырья, для которых должен быть актуален вопрос участия в мировой торговле правами на углеродные выбросы.
Регулирование углеродных выбросов в атмосферу путем организации биржевой торговли углеродными квотами (см. подробнее: [7]), с нашей точки зрения, может стать драйвером ускоренного формирования общего финансового рынка. Кроме того, евразийские институты развития для финансирования зеленых проектов могут эмитировать облигации в валюте стран-участников интеграции, решая таким образом не только проблемы устойчивого развития, но и стимулируя финансовую интеграцию [1].

Налоговые аспекты евразийской интеграции
Налоговый климат оказывает существенное влияние на финансовые рынки и финансовые институты. Важным достоинством налоговых механизмов является прямая возможность целенаправленных действий для финансового развития, доступная для государственных структур. Однако сложностями их использования с очевидностью предстают, во-первых, необходимость определения конкретных налоговых инструментов для целевого финансового развития и, во-вторых, весьма вероятный конфликт данной цели с формированием требуемого уровня доходов государства. Тем не менее, на наш взгляд, для финансовых систем стран Союза использование (в том числе согласованное) налоговых механизмов, может иметь особые преимущества в связи со схожими условиями формирования национальных налоговых систем.
Безусловно, адекватность налоговых систем задачам экономической интеграции имеет важное значение для развития взаимной торговли, свободного перемещения товаров, услуг, капиталов и рабочей силы. Договор о ЕАЭС содержит специальный раздел XVII «Налоги и налогообложение», посвященный взиманию косвенных налогов при ввозе товаров с территории одного государства-члена на территорию другого государства-члена, а также налогообложению доходов физических лиц. Вместе с тем рассмотрение вопросов налогообложения отдельно от стратегии финансовой интеграции, реализованное в Договоре о ЕАЭС, представляется слишком узким для неоконтинентальных финансовых систем. Не меньшего внимание заслуживают налоговые аспекты формирования единого финансового пространства, развитие стратегии интеграции финансовых рынков и налоговых систем с приоритетом по­следней в силу значимости в странах ЕАЭС.
Следует признать, что сегодня налоговый климат стран-участниц ЕАЭС обладает существенными национальными особенностями. В табл. 1. представлена налоговая нагрузка на экономику — в 2016 г. она различалась среди анализируемых пяти стран более, чем в два раза (Беларусь / Казахстан)19 [19].

Таблица 1
Налоговая нагрузка на экономику в странах ЕАЭС, в % от ВВП
Страна200820092010201120122013201420152016
Россия39,235,034,637,337,736,636,631,832,3
Армения20,520,921,222,122,323,723,621,521,4
Беларусь50,745,841,638,840,542,041,839,438,1
Казахстан28,322,123,927,726,925,325,616,618,0
Киргизия29,932,330,531,833,833,930,535,636,4

Как видно из таблицы, схожи значения поступлений по налогам по отношению к ВВП в Казахстане и Армении, Киргизии и Беларуси. Тенденции развития налоговых систем также во многих случаях противоположны: на протяжении рассматриваемого периода налоговая нагрузка снижается в Казахстане, Беларуси и России, но увеличивается в Киргизии и Армении.
Еще более наглядны различия налогового климата анализируемых стран в показателе «Легкость уплаты налога» (табл. 2) рейтинга «Ведение бизнеса», составляемого Всемирным банком совместно с компанией Price Waterhaus Coopers [27].
Комментируемый показатель характеризует условия предпринимательской деятельности в странах и учитывает налоги и обязательные отчисления, которые уплачивает предприятие средних размеров, а также административное бремя, связанное с уплатой налогов и отчислений, и процессы после подачи отчетности и уплаты налогов. Если Казахстан и Российская Федерация по данным рейтинга, составленного на 2016 г., занимали 50 и 52 места соответственно, то Армения и Беларусь отстоят от них более, чем на 35 позиций, а Киргизия занимает 151 место из 190 стран, включенных в рейтинг. В целом существенные отличия налоговых условий ведения бизнеса в странах ЕАЭС наблюдаются в ставках налогов на прибыль и на труд, времени на исполнение налоговых обязательств, особенно в части налогов на труд.

Таблица 2
Страны ЕАЭС в рейтинге «Легкость уплаты налогов» 2018 г. (составленном по данным на 2016 г.)
 РоссияАрменияБеларусьКазахстанКиргизия
Общая налоговая ставка,47,5%18,5%52,9%29,2%29,0%
в т.ч.:
Ставка налогов на прибыль предприятий8,8%17,6%10,8%16,20%6,40%
Ставка налогов на труд36,3%0,0%39,0%11,20%19,50%
Ставка прочих налогов2,4%0,9%3,1%1,8%3,10%
Время на исполнение налоговых обязательств в часах,
в т.ч.:
168313184178225
По налогам на прибыль предприятий53113785559
По налогам на труд76103597071
По налогам на потребление3997475395
Количество налоговых платежей, шт.7147751
Место в рейтинге «уплата налогов»52879650151

Очевидно, что наиболее актуальной для гармонизации налоговых условий стран-участниц представляется корректировка порядка расчета налогов на предприятия в Киргизии.
Учитывая сложности и нюансы масштабных корректировок национальных налоговых систем, важным тактическим вопросом может стать пересмотр условий соглашений об избежании двойного налогообложения между странами. Их сравнение с условиями соглашений с ведущими экономиками мира (см. табл. 3) показывает, что на фоне отсутствия для большинства стран обложения в стране-источнике процентных доходов и роялти, условия действующих соглашений России и стран ЕАЭС более жесткие и увеличивают издержки привлечения капитала и распространения лицензируемых товаров и услуг20. [11]

Таблица 3
Условия налогообложения дивидендов, процентов и роялти в стране происхождения согласно соглашениям об избежании двойного налогообложения
Соглашение между странамиДивидендыПроцентыРоялти
РФ – Арменияне более 5% при соблюдении требований к доле в уставном капитале,
не более 10% — иные случаи
не более 10%
РФ – Беларусьне более 15%не более 10%не более 10%
РФ – Казахстанне более 10%не более 10%не более 10%
РФ – Киргизская республикане более 10%не более 10%не более 10%
РФ – СШАне более 5% при соблюдении требований к доле в уставном капитале,
не более 10% — иные случаи
РФ – Велико­британияне более 10%
РФ – Германияне более 5% при соблюдении условий,
не более 15% — иные случаи

Задача координации весьма различающихся налоговых условий ведения бизнеса и налоговых систем стран-участниц ЕАЭС для исключения межстрановых искажений предполагает выработку единых целей и направлений налоговой политики. В первую очередь, речь идет о гармонизации косвенного налогообложения — нулевой ставке НДС, освобождении от акцизов при экспорте и взимании соответствующих налогов при импорте. Однако высокое значение имеют и прямые налоги — взимание подоходного налога с трудящихся, обложение пассивного дохода и избежание двойного налогообложения в этих сферах, а также обмен налоговой информацией. Если вопросы косвенного налогообложения и основные аспекты налогового резиденства физических лиц затронуты в Договоре о ЕАЭС, то реализация налоговых мер в рамках стратегии финансовой интеграции может иметь особое значение для развития неоконтинентальных финансовых систем стран-участниц ЕАЭС.

Заключение
Финансовое направление евразийской интеграции является не только одним из магистральных, но, по мнению авторов, и определяющим, поскольку реализация всех других напрямую зависит от согласованного функционирования финансовых систем на евразийском пространстве.
Нельзя отрицать, что синергетический эффект от евразийской финансовой интеграции способен повысить эффективность функций национальных финансовых систем, создавая предпосылки к устойчивому экономическому развитию и, тем самым, к повышению конкурентоспособности стран-участниц ЕАЭС.
Признавая модальность финансового развития в контексте интеграционных процессов, нельзя абстрагироваться от его детерминант, включая высокую значимость опосредованных финансовых механизмов и транзитивное состояние неоконтинентальных финансовых систем.
Именно детерминантами финансового развития стран Союза определяется актуальность разработки стандартов ответственного инвестирования, в которых предстоит адаптировать ведущую международную практику к значимым национальным особенностям с учетом теории инвестиционных технологий и возможностей информационно-финансового конструирования.
Существенное значение для финансового развития стран ЕАЭС может иметь согласованная налоговая политика, способствующая конвергенции финансовых систем. Необходимо реализовать потенциал гармонизации налоговых условий для исключения межстрановых искажений, применяя направленные действия для стимулирования финансового сектора.
Мы убеждены в том, что евразийская интеграция должна базироваться на глубоких исследованиях в области финансового развития, содержащих важные уроки для мониторинга финансовых систем, что определяет широкий спектр задач для дальнейшего научного поиска.


Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-010-00085

Литература
1. Воронова Н.С. Устойчивое развитие на Евразийском пространстве: финансовые институты и инструменты // Технологическая перспектива в рамках Евразийского пространства: новые рынки и точки экономического роста. Материалы 1-й международной научной конференции. — СПб.: НПК «РОСТ», 2015. — С. 16–18.
2. Газизуллин Н.Ф., Газизуллин Ф.Г., Ведин Н.В. Формирование проблемного поля евразийской политэкономии // Государство и рынок: механизмы и институты евразийской интеграции в условиях усиления глобальной гиперконкуренции: колл. монография. — СПб.: Изд-во СПбГЭУ, 2017. — С. 34–46.
3. Гуриев С.М. Три источника — три составные части экономического империализма // Общественные науки и современность. — 2008. — №3. — С. 134–141.
4. Жукова Т.В. Структура собственности на финансовом рынке в странах с неоконтинентальной моделью // Финансы и кредит. — 2015. — № 35. — С. 2–11.
5. Зубов В., Иноземцев В. Суррогатная инвестиционная система // Вопросы экономики. — 2015. — №3. — С. 76–86.
6. Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Пер. с англ.; под ред. Л. Харрисона и С. Хантингтона. — M.: Московская школа политических исследований, 2002. — 320 с.
7. Лукашенко И.В. Обоснование природы углеродных инструментов на основе данных рыночной практики // Ученые записки Орловского государственного университета. — 2015. — №2. — С. 49–52.
8. Львова Н.А., Покровская Н.В., Воронова Н.С. Концепция финансовых парадоксов: предпосылки становления и траектории развития // ЭКО. — 2017. — №6. — С. 164–177.
9. Мамонов М., Пестова А., Панкова В., Ахметов Р., Солнцев О. Финансовый сектор, экономический рост и макроэкономическая стабильность // Банк России: серия докладов об экономических исследованиях. — 2017. — №21. — 33 с.
10. Мониторинг «Экономика и финансы ЕАЭС» . — 2016. — Вып. 4. Февраль-март.
11. Покровская Н.В. Модели налогообложения доходов по банковским вкладам и их связь с объемами сбережения населения // Экономика и экологический менеджмент. 2016. — № 3. — С. 57–64.
12. Реформирование институтов финансово-кредитных систем стран с формирующимися рынками: монография / О.А. Золотарева [и др.]; Под ред. О.А. Золотаревой. — Пинск: ПолесГУ, 2017. — 234 с.
13. Рубцов Б.Б. Глобальные финансовые рынки: масштабы, структура, регулирование // Век глобализации. — 2011. — №2. — С. 73–98.
14. Рубцов Б.Б. Эволюция институтов финансового рынка и развитие экономики [in Russian] / Финансовые институты и экономическое развитие / Отв. ред. Д.В. Смыслов. — М.: ИМЭМО, 2006. URL: www.mirkin.ru/_docs/Rub_evolfin.pdf (дата обращения: 12.01.2018).
15. Столбов М., Голощапова И., Солнцев О., Цепилова Е., Ахметов Р., Панкова В. Сопоставление модели российского финансового сектора с моделями финансовых секторов других стран. Банк России: серия докладов об экономических исследованиях. — 2017. — №23. — 69 с.
16. Столбов М.И. Финансовый рынок и экономический рост: контуры проблемы. — М.: Научная книга, 2008. — 201 с.
17. Сулейменов Т.М. Интеграционное сотрудничество стран Таможенного союза и Единого экономического пространства в экономической и финансовой сферах. Использование опыта союзного государства // Проблемы современной экономики. — 2013. — №4. — С. 17 — 22.
18. Тавадян А.А. Резервы денежно-кредитной политики стран Евразийского экономического союза //Проблемы современной экономики. — 2017. — №3. — С. 6.
19. Финансовые рынки Евразии: устройство, динамика, будущее / Под ред. Я.М. Миркина. — М.: Магистр, 2017. — 384 с.
20. Финансовые стратегии модернизации экономики: мировая практика / Под ред. Я.М. Миркина. — М.: Магистр, 2014. — 496 с.
21. Darushin I.A., Lvova N.A., Ivanov V.V., Voronova N.S. The Russian stock market: is it still efficient? // Proceedings of the 27th International Business Information Management Association Conference — Innovation Management and Education Excellence Vision 2020: From Regional Development Sustainability to Global Economic Growth. — IBIMA, 2016. — P. 818–828.
22. Čihák M., Demirgüç-Kunt A., Feyen E., Levine R. Benchmarking financial systems around the world. Policy Research Working Paper 6175. — Washington, DC: The World Bank Financial and Private Sector Development Vice Presidency & Development Economics Vice Presidency, 2012. — 58 p.
23. Gambacorta L., Yang J., Tsatsaronis K. Financial structure and growth // BIS Quarterly Review. — 2014. — P. 21–35.
24. Global financial development report 2013: rethinking the role of the state in finance. — Washington, DC: The World Bank, 2013. — xx + 194 p.
25. Lvova N.A. The concept of financial systems’ comparative evaluation // Actual problems of economics. — 2016. — Vol. 179. — № 5. — P. 308–316.
26. Mishkin F.S., Eakins S.G. Financial markets and institutions. 8th ed. — Upper Saddle River, New Jersey: Pearson, 2015. — xl + 615 p.
27. Paying taxes 2018. — Worldbank Group, PWC. 2017. — 108 p.
28. Rajan R.G., Zingales L. The great reversals: the politics of financial development in the twentieth century // Journal of Financial Economics. — 2003. — №69. — P. 5–50.
29. Rethinking financial deepening: stability and growth on emerging markets / Sahay R. et al . — IMF Staff Discussion Note, 2015. — 41 p.
30. Svirydzenka K. Introducing a new broad-based index of financial development. — IMF Working Paper № WP/16/5. — 2016. — 42 p.
31. System of National Accounts 2008 (SNA 2008) (2009). New York: United Nations, European Commission, International Monetary Fund, Organisation for Economic Cooperation and Development, and World Bank. URL: https://unstats.un.org/unsd/nationalaccount/docs/SNA2008.pdf (дата обращения: 12.01.2018).
32. Williamson R. The role of culture in finance / Behavioral finance: investors, corporations and markets. Ed. H.K. Baker, J.R. Nofsinger. — Wiley, 2010. — P. 631–645.

Сноски 
1 Данный термин мы вводим по аналогии с термином «экономический империализм» [3].
2 Так, роли государства в финансовой системе с позиций теории первичности финансового развития посвящен тематический отчет Всемирного банка: [24].
3 В перечень данных стран в настоящее время входят Республика Армения, Республика Беларусь, Казахстан, Киргизская Республика, Российская Федерация.
4 Отметим, что термин «неоконтинентальная модель финансового рынка» введен Я.М. Миркиным [4, p. 2], под руководством которого в последующем была проведена масштабная серия научных исследований, посвященных проблематике финансового развития (в том числе: [20; 19]).
5 Важной взаимосвязанной категорией в данном случае выступают финансовые услуги, понимаемые как результат функционирования финансового сектора («сектора финансовых корпораций»), включая услуги финансового посредничества, управления рисками, трансформации ликвидности и вспомогательной финансовой деятельности [31, paragraphs 4.19; 4.98].
6 Этот перечень можно дополнить как минимум инструментальным подходом, согласно которому системообразующим понятием выступает финансовый инструмент, а термин «финансовая система» нередко подменяется термином «финансовый рынок». В качестве примера применения термина «финансовый рынок» в подобной расширительной трактовке см. работу: [16].
7 Следует, однако, отметить, что в литературе присутствуют и альтернативные классификации моделей финансового развития (см., например, [15]). Краткий обзор критики традиционной типологии финансовых систем см.: [15, с. 5].
8 К примеру, англо-саксонские финансовые системы демонстрируют относительно более высокую капитализацию фондового рынка. Однако специфика моделей финансового развития этим не исчерпывается, присутствуя в функциональных, институциональных и инструментальных характеристиках финансовых систем. Так, определенная специфика наблюдается в сфере корпоративных финансов. Для англо-саксонской модели сравнительно более значимым (тем не менее, не приоритетным) методом финансирования компаний выступает прямое рыночное финансирование, что отражается и на поведении участников рынка, в том числе на значимости публичной информации о компаниях.
9 Пример неоднозначной оценки финансовых систем на основе комплексных методик Всемирного экономического форума (ВЭФ) приводится в работе: [25, p. 312–314].
10 Так, согласно исследованию [15], степень вмешательства государства в финансовый сектор характеризуется для стран с транзитивной экономикой как сильная (в том числе для России и Казахстана) или значительная [15, с. 30, 16].
11 Ключевые признаки неоконтинентальных финансовых систем, характерные для стран-участниц ЕАЭС, обобщены в работе: [19, с. 53].
12 Важно добавить, что непоступательный и, с этих позиций, неоднородный по значимости характер финансового развития подтверждается эмпирически. Одни из наиболее убедительных доказательств этого положения представлены в работе: [28].
13 В частности, специалисты МВФ определили эффективный диапазон индекса финансового развития (ИФР) в интервале от 0,4 до 0,7 [29, p. 16]. Примечательно, что, согласно последним опубликованным на сайте проекта данным (2014 г.), значение ИФР для России составляло 0,58, для Казахстана – 0,31, для Армении – 0,24, для Беларуси – 0,15, и для Киргизии – 0,14. См.: Financial Development Index Database. URL: http://data.imf.org/?sk=F8032E80-B36C-43B1-AC26-493C5B1CD33B&sId=1485894037365 (дата обращения: 12.01.2018). Для сравнения: в 2013 г. для тех же стран – 0,592; 0,311; 0,22; 0,151 и 0,124 соответственно [30, p. 31 – 34]. Таким образом, в эффективном диапазоне финансового развития находилась исключительно Российская Федерация, и все страны ЕАЭС без исключения находились за пределами финансового пресыщения. В отношении оценки потенциала финансового развития Российской Федерации см. также: [9].
14 Договор о ЕАЭС; Соглашения «О создании условий на финансовых рынках для обеспечения свободного движения капитала», «О торговле услугами и инвестициях в государствах-членах ЕЭП» и «О согласованных принципах валютной политики».
15 См. подробнее: ст. 70 Договора о ЕАЭС.
16 Важно отметить, что, по сути дела, речь идет о финансовом секторе в целом или о финансовой системе в ее институциональном понимании. См.: п. 3 Протокола по финансовым услугам (Приложение №17 к Договору о ЕАЭС).
17 Как указано в п. 2 Протокола по финансовым услугам, положения данного документа «не применяются к поставляемым услугам и деятельности, осуществляемой во исполнение функций государственной власти на некоммерческой основе и не на условиях конкуренции, а также в отношении предоставления субсидий».
18 По данным Всемирного банка: Global Financial Development Database. The World Bank, 2017. URL: http://pubdocs.worldbank.org/en/22711466094123120/GlobalFinancialDevelopmentDatabaseJune2017.xlsx (дата обращения: 12.01.2018).
19 Government Finance Statistics Database. URL: http://www.imf.org/en/Data (Дата обращения: 15.01.2018).
20 При этом следует отметить схожий для большинства стран-участниц подход к фактическому освобождению от обложения доходов по банковским вкладам [11].

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия