| | Проблемы современной экономики, N 2 (62), 2017 | | ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА | | Благих И. А. профессор кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук, профессор Малюшин И. И. аспирант кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета Гаркавенко И. С. аспирант кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета
| |
| | В статье на основе исторического материала, положительного и отрицательного политико-экономического опыта российского государства раскрываются положения о политическом и экономическом влиянии частных лиц и их объединений на публичную политику государственной власти. Государство, по мнению авторов, не является единственным субъектом, обладающим инструментами воздействия на проведение той или иной экономической политики. Инструментарий общественных организаций (биржевых комитетов, торговых палат, банковских синдикатов, промышленных трестов, экспортных союзов и т.д.), осуществляющих банковскую, биржевую, торгово-промышленную и другую частнопредпринимательскую деятельность, оказывает воздействие на экономическую политику государства не только лоббированием своих интересов, но и фактом существования сепаратного права | Ключевые слова: экономическая политика, предпринимательские союзы и объединения, сепаратное право, государственно-частное партнерство, модернизация экономики | ББК У02(2)7–15я73 Стр: 246 - 250 | Известный российский экономист И.М. Кулишер в работе «Основные вопросы международной торговой политики», отмечал: «взгляды, стремления и мероприятия частных лиц и их объединений, которые касаются личных и вещных отношений страны с другими странами, своими контрагентами на внутреннем рынке, влияют на формирование, а в определенных ситуациях деформируют инструментарий экономической политики страны в собственных интересах [1]. В этом отношении наиболее показательным является соглашение, заключенное с началом капиталистических реформ между министерством финансов и Главным обществом российских железных дорог. «Главное общество» представляло собой по сути дела синдикат, составленный зарубежными банкирами для деятельности в России. Поскольку в радикально реформируемой стране образовался правовой вакуум, регламентирующий хозяйственную деятельность, то в основу приватизации госимущества, деятельности хозяйствующих субъектов в рамках государственно-частного партнерства, «совместной» деятельности министерства финансов с зарубежными фондами, биржами и банками был положен инструментарий, предложенный данным банковским синдикатом.
Он надолго определил направление экономической политики российского государства не только в сфере строительства и эксплуатации частных и государственных железных дорог, но и в сфере биржевой, банковской и иной инвестиционной деятельности. В дальнейшем зарубежные заимствования широко использовались в составлении уставов акционерных обществ, в регулировании банковской и торгово–посреднической деятельности, в соглашениях монополистического типа (синдикатах, трестах и т.д.). С учетом того, что в рассматриваемый период правовое регулирование инструментария экономической политики осуществлялось в России набором норм из различных отраслей права, то сепаратное право, развиваемое крупными предпринимательскими структурами, представлялось более «европеизированным», цивилизованным, что позволяло (особенно на местах) манипулировать правом. Объединения промышленников, торговцев и банкиров стали обладать не только экономическим и политическим влиянием, это было и ранее, они стали деформировать общую экономическую, социальную и политическую «выгоду» народа, нации (выраженной понятием «государство») в погоне частных лиц за своей, сиюминутной выгодой. Можно сказать, что часть стала руководить целым [2].
На эволюцию инструментария экономической политики пореформенной России значительное влияние оказали различные капиталистические «общества» — монополистические конвенции и представительские организации отраслевого типа, интенсивно формирующиеся с началом реформ. В 1866 г. было создано Русское техническое общество, в 1867 г. Общество для содействия русской промышленности, в 1871 г. Совет съезда горнопромышленников юга России, в 1880 г. Совет съездов горнопромышленников Уральской горной области, в 1888 г. — Совет съездов бакинских нефтепромышленников и т.д. Далее эти процессы приобрели повсеместный характер. К началу ХХ века в России насчитывалось около 150 предпринимательских организаций: 15 комитетов торговли и мануфактур, 85 биржевых комитетов, 27 съездов промышленников и торговцев, 7 купеческих управ и целый ряд других координирующих органов. Указанные органы пользовались поддержкой местного самоуправления в отстаивании их интересов перед центром в вопросах торгово-промышленной, тарифной, налоговой политики и других факторов, составляющих местные особенности инструментария экономической политики[2].
Только в начале ХХ столетия деятельность частных предпринимательских структур и организуемых ими обществ, стала подвергаться научному анализу. При этом опять таки использовались схематизм и методология, разработанные западноевропейскими аналитиками для ситуационного анализа английских, французских и немецких концернов и обществ. В качестве примера можно сослаться на достаточно известную до революции работу И.М. Гольдштейна «Синдикаты и тресты и современная экономическая политика» [3]. Все многообразие сложившихся в России форм предпринимательских соглашений он предлагал делить на четыре основные группы, которым присущ свой, индивидуальный инструментарий экономической политики. Это: конвенция, картель (синдикат, пул), трест и ринг.
Изучив работы представителей новой исторической школы в политической экономии Брентано, Грюнцеля и других немецких ученых-экономистов, исследовавших формы монополистических объединений, И.М.Гольдштейн пришел к выводу, что наиболее точное описание новых форм дал Карл Бюхер: «под картелем, или синдикатом, следует понимать всякое, основанное на договоре, объединение более или менее самостоятельных предприятий, стремящихся, по возможности, к продолжительному монополистическому господству на рынке в целях получения возможно высокой прибыли». При этом он отмечал, что картельное «движение» особенно большое развитие получило в США, Австрии, Германии, т.е. в государствах с постоянно высокими таможенными тарифами относительно других стран. Однако «в России покровительственные пошлины не стали непременным условием создания картелей, что объясняется, по-видимому, тем обстоятельством, что развитие картельного движения совпало у нас с периодом долго длившегося кризиса» [3].
Под «трестом» И.М. Гольдштейн понимал такую организацию промышленного производства, при образовании которой целый ряд более или менее самостоятельных предприятий превращается в одно предприятие, напоминающее по своему устройству обыкновенную крупную акционерную компанию, так как бывшие собственники, теряя право распоряжаться производством и сбытом по своему усмотрению, находятся в положении обыкновенных акционеров [3]. Согласно его оценкам, от 1/3 до 1/2 всего производства в США представлено именно в этой форме. В отношении же европейских государств Гольдштейн отмечал: «В Европе трестам пока не удалось захватить в свои руки столь крупных и важных отраслей производства, как в США. Но зато современные условия приводят к созданию бесчисленных низших форм таких организаций: конвенций, картелей и синдикатов, причем страной, в которой эти организации достигли наибольшего процветания, является Германия» [3].
С такой оценкой, конечно же, трудно согласиться, поскольку немецкие синдикаты, как раз более чем любая другая форма предпринимательских объединений, способствовали проникновению немецкой продукции на внешние рынки, и в первую очередь на российский рынок. В последующем данная форма объединения торгово-сбытовых организаций, была взята на вооружение в Советской России для «завоевания» внутреннего рынка национализированной промышленностью [4].
Тем не менее, проведенный отечественными экономистами анализ эволюции синдикатских соглашений второй половины ХIХ столетия по учредительным и уставным документам предпринимательских объединений, показывает целый ряд кардинальных отличий, произошедших в инструментарии «сепаратной политики» в течение второй половины XIX столетия.
Во-первых, в прежние эпохи такие соглашения имели локальный характер, по причине незавершенности процессов формирования национальных рынков, плохих путей и средств сообщения, а также из-за преобладания большого количества самодостаточных мелких производств.
Во-вторых, прежде интернациональные соглашения были крайне редкими и лишь с начала XX в. это явление приобретает повсеместный характер, особенно в тех случаях, когда та или иная отрасль промышленности обладает монополией естественного или правового характера.
В-третьих, ранее организации предпринимателей не обладали значительными капиталами, а, соответственно, и их влияние на экономическую политику государства и на формирование экономического инструментария лишь в редких случаях достигало таких масштабов, как в конце XIX — начале ХХ века.
В-четвертых, в организациях предпринимателей появились управленческие кадры необходимой квалификации, которые смогли управлять не только отдельными фирмами, но и объединениями. Американский экономический историк отмечал, что: «Современное деловое предприятие стало жизнеспособным, только когда видимая рука менеджмента оказалась более эффективной, чем невидимая рука рыночных сил» [17].
В-пятых, в прежние исторические эпохи государственная власть покровительствовала промышленникам, но, в тоже время, заботилась и о непосредственной защите интересов потребителей. В новейшее же время защита потребителей — при помощи одобренных общественными органами, такс (твердых или рекомендованных цен) — применяется по отношению к объединенной в тресты и синдикаты промышленности чрезвычайно редко [3].
К числу важных стимулов, ускоривших создание синдикатов в России, следует отнести экономический кризис, начавшийся в 1899 г. и продолжавшийся с небольшими перерывами до 1909–1910 годов.
Другим, чрезвычайно важным моментом, способствовавшим развитию синдикатской системы в России, следует считать «поворот» в отношениях правительства к союзам предпринимателей. Этот поворот сказался, во-первых, в известном официальном сообщении министерства финансов, появившемся в конце 1901 г., в котором говорилось, что если бы «промышленные деятели, сознавая неполную приспособленность своих предприятий к новым условиям, недочеты существующей торговой организации и недостаточное знакомство с рынком, признали бы полезным в объединении усилий искать выхода из существующих затруднений», то «со стороны Министерства Финансов они не встретили бы препятствий своим начинаниям» [4, 12]. Создание синдикатов было желательным для правительства, так как они давали возможность возврата крупных казенных ссуд, выданных неблагонадежным предприятиям. Поворот в отношениях правительства к предпринимательским объединениям сказался также в проектах нового уголовного уложения, статьи которого предусматривали наказание только за «чрезмерное» повышение цен, в случае монопольного сговора [5].
Если кратко сформулировать выводы относительно влияния частных лиц и их объединений на инструментарий экономической политики государства, то они состоят в следующем:
● При низких экспортных пошлинах вывоз сырья и полуфабрикатов вытесняет вывоз готовой продукции. Целый ряд важных для народного хозяйства отраслей обрабатывающей промышленности сокращает свой экспорт и, как следствие, производство. Последствием применения этой системы является искусственное повышение числа безработных;
● Вывоз дешевого сырья и полуфабрикатов за границу влечет за собой увеличение импорта готовых изделий;
● Результатом частного присвоения вывозных премий (поскольку экспорт находился в руках отдельных предпринимателей), является «демпингование» — значительное понижение вывозных цен на мировом рынке, что делает экспорт для страны убыточным, но, зато существенным образом увеличивает объем продаж демпингующих экспортеров. При переходе же всего экспорта в руки синдикатов положение лишь немногим улучшается, так как к такой же тактике прибегает и экспортирующая промышленность других стран;
● Так как вывозные премии выплачиваются организациями, торгующими сырыми материалами или полуфабрикатами почти исключительно картелированным отраслям производства, и притом, главным образом, промышленности, вырабатывающей полуфабрикаты, то результатом такой системы является искусственное усиление и без того монопольного характера этих отраслей производства. Поскольку вывозные премии получают только участники картелей, это принуждает фирмы, вырабатывающие полуфабрикаты (стоявшие до сих пор вне синдикатов), вступать в картели;
● Применяемая частными монополиями система выплаты вывозных премий только «картелированным» экспортерам ведет за собой искусственное и ускоренное вытеснение средних и мелких предприятий крупными;
● Практикуемая система вывозных премий искусственно покровительствуют развитию таких отраслей производства, которые сами по себе не пользуются благоприятными экономическими, социальными и иными условиями. Они начинают развиваться за счет других отраслей производства, однако, при достаточном приливе капиталов и труда, они могли бы самостоятельно развиваться без высоких пошлин и без вывозных премий;
● Вывозные премии, как и всякие другие мероприятия, способствующие дешевым продажам за границу, в значительной степени усложняют экономические отношения между странами, создают ситуацию «торговых войн»;
● Вывозные премии затрудняют заключение основанных на далеко идущих взаимных уступках долгосрочных торговых договоров между странами [6, 14].
Негативные последствия этой ситуации, считали отечественные экономисты, преодолеваются постепенно, на основе интернационализации рынков. Вместе с тем, сама интернационализация это не только процесс эволюции, но и следствие согласованной экономической политики государств. Далеко идущее сплетение интересов отдельных государств с интересами мирового хозяйства важно еще и потому, что благодаря этому потеря каких-нибудь рынков дает государству с сильным экспортом возможность избежать крупных потерь или даже гибели целых отраслей промышленности. Чем обширнее рынки, с которыми приходится иметь дело промышленникам той или иной страны, тем легче для них пережить потерю сбыта в том или ином регионе или государстве, будет ли эта потеря вызвана внезапным повышением тарифов, развитием собственной промышленности или какими-либо другими обстоятельствами. Чем теснее та или иная передовая нация будет связана с мировым хозяйством, тем легче для нее станет гармоничное развитие всех сфер своей экономической жизни.
Так, сравнивая США, Англию и Россию, российские экономисты делали выводы, что «в области концентрации производства мы стоим далеко позади США и Англии. Но, тем не менее, в виду нашей бедности капиталами и затруднительности в виду этого создания конкурирующих предприятий, в некоторых отраслях нашей промышленности, создались чрезвычайно благоприятные условия для образования синдикатов» [3]. Говоря о металлургической промышленности и железорудной промышленности юга России, экономисты отмечали, что наряду с концентрацией (накоплением) капитала в России наблюдается и процесс его быстрой централизации, под которым понималось поглощение мелких и средних предприятий крупными или экономически и технически хорошо оборудованными предприятиями.
В качестве примера воздействия сепаратного права на инструментарий экономической политики российского государства анализируются концессионные и последующие соглашения концессионного, арендного и другого типа, заключенные во второй половине XIX столетия между государством и частными объединениями.
«Железная промышленность» в России во многих случаях, как отмечали современники-экономисты, имела наносной характер, то есть развивалась не из собственного мелкого и среднего производства, а образовывалась при помощи иностранного капитала, поэтому сразу и получила формы крупного, а во многих отношениях монопольного капиталистического производства. Капиталы, участвовавшие в той или иной степени в российской промышленности, были бельгийскими, французскими, германскими и английскими. Общая сумма капитала в руководившихся иностранцами предприятиях в России составляла около 7/10 всего капитала, помещенного в нашей металлургии. Для юга эта цифра достигала 95%, так как там имелся лишь один завод (Сулинский), работавший с русским капиталом [2, 16].
В условиях ускоренного роста металлургической отрасли, быстрый рост цен на топливо подстегнул ряд металлургических заводов объединиться с угольной промышленностью, что дало новый толчок к росту капиталов. Для достижения тех или иных целей многие металлургические заводы стали закупать земли и рудники, чтобы иметь собственную руду. В значительной степени под влиянием этих союзов, а также выкупа некоторых металлургических заводов, капитал четырех основных металлургических предприятий был увеличен на 20 млн. рублей за какие- то два-три года. То же самое можно сказать и об угольной промышленности России. В Донецком бассейне имелось всего около двух дюжин фирм, ежегодно отправлявших потребителям, каждая в отдельности, свыше 10 млн. пудов угля. Двадцать из этих предприятий были объединены в 1912 г. в синдикат «Продуголь» [9].
Принимая во внимание сравнительную величину расходов на железнодорожные фрахты при величине пробега по громадной площади России, можно понять в какое привилегированное и даже вполне монопольное положение попадают многие отрасли русской промышленности, благодаря таким методам тарифицирования. В качестве примера можно привести металлургическую промышленность, которая почти целиком была сконцентрирована в трех отдельно стоящих и плохо связанных друг с другом путями сообщения районах (Южный и Юго-западный район, Урал и польский район). На них в 1907 и 1911 гг. приходилось 98% выплавки чугуна. И это действительно было так, ввиду именно плохих путей сообщения железо юга России, несмотря на то, что издержки производства там были значительно ниже, чем на Урале, лишь в ничтожных количествах попадало в уральский район [9, 15].
Касаясь вопроса конкуренции со стороны иностранных предпринимателей, Гольдштейн пишет: «Импорт, если сопоставить его с площадью страны, играет в России и в США ничтожную роль по сравнению с Англией. При высоких ввозных тарифах железных дорог иностранным товарам низкой специфической ценности трудно проникнуть вглубь России». Если еще принять во внимание и то, что по отношению к некоторым продуктам русские пошлины достигают 50, 75, а иногда даже превышают 100% стоимости, многим отраслям промышленности, которые выделывают громоздкие или малоценные продукты, приходится лишь очень мало считаться с заграничной конкуренцией» [3].
В целях борьбы с иностранной конкуренцией русские предприниматели,- как отмечал автор, могут легко использовать выгоды своего географического положения — громадную площадь страны, при сравнительно ничтожной береговой линии, — для районирования цен, т.е. нормировать цены таким образом, чтобы, чем ближе будет данное место к границе, тем ниже были бы цены. Такую же тактику российские синдикаты могут применять и по отношению к внутренним конкурентам [9]. Важную роль для русских предпринимателей играл и такой фактор, как географическое распределение сбыта, поскольку русские промышленники, за немногочисленным исключением, работали для внутреннего рынка, что также усиливало общность интересов между ними.
Тесная связь российской промышленности с иностранными капиталами выражалась в том, что целый ряд российских предприятий являлись филиальными отделениями заграничных фабрик. Так, отрасли химической промышленности находились в руках бельгийского концерна «Сольвей», металлическое производство в значительной степени находилась на территории Польши, производство красок, осуществлялось в тесной связи с предприятиями Германии. При этом, иностранные капиталисты, помещая свои капиталы в Россию, создавали обыкновенно акционерные компании — это та форма промышленной организации, в которой «индивидуальность» не играет столь существенной роли, что само по себе уже сильно содействовало образованию синдикатов. Так, сумма вложенного в акционерные предприятия основного капитала равнялась с 1799 по 1894 г. всего 1,167 миллиарда рублей. С 1895 по 1912 г. сумма вложенного основного капитала достигла почти 4 миллиардов. Причем, если на одно английское акционерное общество в 1910 г. приходился в среднем акционерный капитал в 42 000 фунтов стерлингов (около 375 000 рублей), то в России в 1909 г. на одно акционерное предприятие приходился в среднем акционерный капитал в 1,65 миллиона рублей. Приблизительно схожая ситуация наблюдалась в Германии [9, 17].
Отдельное внимание отечественные экономисты уделяли воздействию банков на образование синдикатов. Они отмечали, что используя свой опыт, приобретенный на Западе, финансирующие русские предприятия заграничные банки сплошь и рядом заставляют подконтрольные ими предприятия вступать в синдикаты под угрозой, что те из них, которые откажутся от вступления в синдикат, будут лишены кредита. Российские же банки, будучи заинтересованными в уже существующих заводах, не желали создавать конкурентную ситуацию, финансируя новые предприятия. Большинство крупных банков в России находилось под сильным влиянием иностранных, так как последние обладали значительной частью их акций. Благодаря этому, иностранные банки, пользуясь дешевым кредитом, который открывал русским банкам Государственный Банк России, не только получали громадные дивиденды, но и систематически выкачивали из России десятки миллионов рублей на постоянных спекулятивных повышениях курсов российских дивидендных бумаг, создавая для этой цели «синдикаты» с российскими банками. «С момента вероятного наступления кризиса все эти бумаги, при сравнительно блестяще поставленной осведомительной службе иностранных банков, будут постепенно выброшены по взвинченным ценам на русский рынок, что не может не подорвать на долгое время нашего кредита за границей»,- отмечал, например, С.Ю. Витте [10, 18].
Среди факторов, препятствующих развитию синдикатов в России, отечественные экономисты выделяли:
● недостаточно высокую степень централизации и концентрации капитала в некоторых отраслях промышленности;
● отсутствие централизации в области русского банковского дела. Желая заполучить клиента, банки выдавали широкий кредит необъединенным предпринимателям;
● сравнительно малое количество опытных и энергичных личностей, которые могли бы стать во главе картельного движения;
● возможность получения «казенных» и иных заказов, благодаря личным «связям». Заводы, обеспеченные, благодаря этим «связям», заказами не желали вступать в соглашения, так как не получали от этого никакой выгоды, а терпели только убытки;
● отсутствие во многих отраслях российской промышленности специализации. Отечественные предприятия слишком часто производили десятки разнообразных изделий или множество сортов одного и того же продукта, что значительно затрудняло соглашение между предпринимателями;
● отсутствие достаточного взаимного доверия между отдельными предпринимателями. Продажи «с откатами», т.е. со всякого рода тайными скидками и взятками, являлись одной из самых распространенных болезней синдикатского движения в России.
Однако, несмотря на все вышеперечисленные препятствия, можно привести довольно обширный список отраслей производства, транспорта, банковского дела и торговли, в которых имелись прочные синдикатские соглашения. Так, М.И. Туган-Барановский отмечал, «если считать отдельно все самостоятельные соглашения тех же отраслей в различных частях России, число синдикатских соглашений сравнительно высокого типа, о деятельности которых имеются сведения, достигает 140–150. Кроме этого существуют еще соглашения низшего уровня, а также имеется ряд влиятельных торговых соглашений, за спиной которых стоят синдикаты, и соглашений синдикатов с отдельными выдающимися торговыми фирмами», — писал он [10].
Не обходили своим вниманием российские экономисты и негативное воздействие, которое оказывают синдикаты на условия договоров с рабочими. Не опасаясь потери покупателей и не терпя убытков, так как недопоставленное количество товаров возмещается участнику синдиката впоследствии в денежной форме, члены синдиката могли без значительного риска отказывать рабочим даже в самых обоснованных требованиях. В данном случае, можно говорить как о монополии, так и о способе вмешательства синдикатов в отношения между трудом и капиталом.
Завершая этот, далеко не полный и достаточно беглый обзор исследований в области развития трестов и синдикатов в России, а по большому счету — государственно-монополистического капитализма, следует, очевидно, подвести некоторые итоги.
В своей основной массе отечественные экономисты были сторонниками не только государственного регулирования, но и прямого вмешательства государства в экономику (в особенности, когда обнаруживаются более или менее крупные злоупотребления на основе различного рода предпринимательских соглашений, мешающие развитию производительных сил страны или наносящие вред интересам государства). Задачами государства в деле борьбы со злоупотреблениями должны, считали они, стать применение следующих мер. В первую очередь, необходима не только разрешительная регистрация синдикатов и трестов, но и обязательная публикации ими отчетов, подлежащих контролю со стороны государства.
Следующей мерой должен стать выкуп в казну крупных предприятий, имеющих большое значение для народного хозяйства. При этом обычно делалась оговорка, что для России эта мера сыграет положительную роль лишь при искоренении взяточничества и коррупции в правительственных кругах. «Наше неумелое казенное хозяйничанье в области железнодорожной политики, низкий уровень порядочности нашего чиновничества, в лице большинства его представителей — эти обстоятельства указывают на опасность сиюминутного и значительного расширения сферы нашего казенного хозяйства. Если бы такая попытка была предпринята в такой стране, как Англия, то результаты, может быть, и получились бы вполне удовлетворительные» [11, 19]. Также, по их мнению, необходимо было предпринять ряд законодательных реформ в области промышленности. К ним относились следующие меры:
● изменение законодательства о патентах, предусматривающего установление права выкупа патентов и предоставление права пользования ими за известное вознаграждение всем желающим;
● реформа горного законодательства, с целью предотвратить сосредоточение подземных богатств в руках немногих монополистов;
● упорядочение законодательства в области казенных поставок, играющих большую роль в успешном функционировании российских синдикатов;
● реформа таможенного законодательства, предусматривающую уничтожение запретительных ставок;
● понижение таможенных ставок в тех случаях, когда синдикаты и тресты слишком повышают цены; применение поощрительных мер (премий, закупок товаров заграницей и т.д.) для усиления импорта;
● изменение железнодорожных тарифов, которое способствовало бы развитию свободной конкуренции как внутри страны, так и в импортной торговле.
Развитие потребительской кооперации также могло бы принести существенную пользу в деле борьбы со злоупотреблениями синдикатов. Значительную роль могли бы сыграть земские организации по снабжению населения сельскохозяйственными машинами, кровельным железом и т.д. Что же касается отношений между синдикатами и рабочими, то, считал, например М.М. Федоров, «необходимо требовать, прежде всего, обеспечения полной свободы деятельности профессиональных союзов рабочих. Синдикаты оказывают громадное давление на рабочих. Разрешать объединение предпринимателей, не разрешая такого же объединения рабочих, является со стороны государства вопиющей несправедливостью по отношению к рабочим» [21].
Особое внимание и большую роль экономисты правительственной ориентации отводили такой мере государственного регулирования, как ограничение прибылей предприятий, имеющих монопольный характер. Такое ограничение можно осуществить либо путем нормирования цен и производства, либо путем прямого ограничения размера прибыли. Предпринимателям, — предлагал В.В. Сахаров, — можно оставлять лишь прибыль до известного уровня, а весь излишек сверх определенной нормы следует делить в определенной пропорции между предпринимателями, государством, рабочими и т.д. [13].
Само собой разумеется, — продолжал он, — что предельная высота дивидендов должна быть при этом достаточно высока, чтобы не заставить капиталы искать применения в других странах. Кроме того, при применении такого закона пришлось бы создать для различных отраслей промышленности известные нормы для отчислений на амортизацию, в резервный фонд и т.д. Для ограждения себя от чересчур бесцеремонных обманов со стороны картелей государство могло бы, наряду с установлением высоких штрафов, сохранить за собой право выкупа их предприятий на основании капитализации дивидендов за известное число лет. Несмотря на то, что подобная мера могла бы быть выгодной для государства и в фискальном отношении, Сахаров считал рискованным ее применение сразу в широком масштабе. «Быть может, полезно было бы произвести пока лишь небольшой опыт подобного рода в какой-нибудь одной отрасли. Если попытка окажется удачной, то я ничего не имел бы против распространения данного опыта на целый ряд других производств» [14, 16].
«Однако для того, чтобы создать прочное основание для будущего законодательства в этой области, — продолжал он, — необходимо проанализировать деятельности картелей не только в области форсирования цен на внутренних и заграничных рынках, но и применяемых ими способах контингентировки производства, определения колебаний конъюнктуры и условий конкуренции по отношению к целому ряду других не менее важных вопросов» [15, 21]. Таким образом, будучи сторонником синдикатов, как неизбежного процесса на пути экономического развития, отечественные экономисты полагали, что этот процесс надлежит поставить в такие условия, при которых, развивая свои положительные стороны, эти могущественные организации не могли бы злоупотреблять своим монопольным положением.
К такому выводу они пришли на основе научного анализа как деятельности трестов и синдикатов, так и мер государственного регулирования, осуществлявшегося в различных странах. С появлением синдикатов и трестов многие государственные мероприятия в области экономической политики начинали давать совершенно иные результаты, чем те, на которые рассчитывало правительство при их проведении в жизнь. Это, в свою очередь, побуждало правительство вновь корректировать соответствующие законы или, по крайней менее, вносить на обсуждение парламента соответствующие законопроекты, имеющие в виду более эффективное регулирование деятельности синдикатов и трестов. Чтобы избежать ошибок, Россия может в определенной степени использовать опыт стран, где тресты и синдикаты поставлены в определенные рамки. Однако, без содействия ученых — экономистов, правительство не в состоянии правильно ориентироваться в разнообразном опыте. Необходим научный анализ и правильное обобщение мер, наработанных в области законодательства. Это и есть государственная экономическая политика, которая, с одной стороны, опирается на теорию экономической политики, а с другой — учитывает внутренние и внешние политико-экономические реалии.
Некоторые экономисты и правительственные чиновники считали нецелесообразным признание недействительности синдикатских соглашений так таковых. Опыт зарубежных стран свидетельствовал о том, что подобные запретительные законы приводят лишь к тому, что тресты и синдикаты сразу начинают принимать свою высшую монополистическую форму, при которой конкуренция сменяется сферами влияния и у государства не остается действенного инструментария воздействия на тресты и синдикаты. Необходимы законодательные меры, не запрещающие деятельность синдикатов, а ограничивающие, по возможности, все те злоупотребления, которые вытекают из свойственного этим организациям стремления к созданию частно-хозяйственных монополий, являющихся своего рода «государством в государстве». Таким образом, можно констатировать наличие такой тенденции в российской экономике предвоенного времени, как наличие «параллельного» инструментария экономической политики государства, сформированного в недрах предпринимательских союзов и объединений. |
| |
|
|