|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (60), 2016 | | | | СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВ ЕВРАЗИИ И ДРУГИХ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН | | | Абрамова И. О.
директор Института Африки РАН (г. Москва),
доктор экономических наук, профессор, член-корр. РАН
Фитуни Л. Л.
заместитель директора Института Африки РАН (г. Москва),
доктор экономических наук, профессор
| |
| | | | | Статья посвящена определению ключевых тенденций экономического развития стран Субсахарской Африки в период независимости и их влиянию на инфляционные процессы в этих государствах. Авторы приходят к выводу, что африканская экономика не смогла глубоко интегрироваться в современную структуру мирового хозяйства, но условия участия Африки в международном сотрудничестве и обмене сегодня в большей части определяются не столько ею самою, сколько ее партнерами. Более того, внешние факторы (экономическая помощь, поставки продовольствия, поступление технологий и т.п.) в значительной степени определяют и условия внутреннего развития Африки | | Ключевые слова: Субсахарская Африка, экономический рост, мировой экономический кризис, внешняя торговля, инфляционные процессы, кредитно-денежная политика | | УДК 327; ББК 66,4 Стр: 159 - 165 |
За достаточно длительный срок независимого существования стран Африки южнее Сахары их экономика, несмотря на богатые запасы минерального, топливного и сельскохозяйственного сырья, не смогла достаточно глубоко интегрироваться в современную структуру мирового хозяйства. Африка выступает в мировом хозяйстве как часть периферии, условия участия которой в международном сотрудничестве и обмене сегодня в большей части определяются не столько ею самою, сколько ее партнерами. Более того, внешние факторы (экономическая помощь, поставки продовольствия, поступление технологий и т.п.) в значительной степени определяют и условия внутреннего развития Африки.
Это означает, что пока еще не внутренняя логика развития и даже не внутренние потребности стран континента определяют его место в мировой экономике. Наоборот, последняя формирует основные тенденции хозяйственного развития Африки под себя, оставляя при этом самим африканцам лишь незначительную степень свободы1.
Для многих государств Африки южнее Сахары, или Субсахарской Африки (ССА) одной из перманентных макроэкономических проблем на протяжении всего времени их независимого развития выступает высокая инфляция. Она оказывает серьезное, в основном негативное воздействие на темпы и характер развития их экономик, часто сводя на нет многолетние усилия по реформированию хозяйств и повышению уровня жизни населения. Анализ исторической динамики и характера воздействия инфляционных процессов на длительных отрезках времени свидетельствует о циклическом характере мегатрендов инфляции в странах Тропической Африки. Однако с изменением за время независимости уровня развития национальных экономик, усложнения и модернизации хозяйственных взаимосвязей и более глубокого вовлечения африканских стран в процесс глобализации меняется сравнительная значимость различных драйверов инфляции и конкретные проявления воздействия последней на экономики ССА.
Большинство стран континента стали суверенными государствами в 1960-е гг. Завоевание политической независимости, меры по национализации и ограничению позиций иностранного капитала в ряде отраслей хозяйства, проводившиеся в 1960–1970-е гг., создали предпосылки для заметного роста национального частного предпринимательства. На начальной стадии формирования национальных экономик в 1960–1970-е годы правительства стран Африки рассматривали индустриализацию как путь к достижению самообеспеченности и самоподдерживающемуся росту. На базе развития промышленного производства планировалось создать новые рабочие места для увеличивающегося населения, установить связь между различными секторами экономики. На этом этапе многие страны Африки пошли по пути создания импортзамещающих производств, национализации, государственного планирования, контроля над импортом и установления тарифных барьеров.
Относительно непродолжительное время такая стратегия приносила определенные результаты. Так, в 1965–1975 гг. промышленный рост в странах Африки в целом составил 5,5% в год, в ряде стран началась модернизация инфраструктуры2. Однако импортозамещение было направлено, в первую очередь, на выпуск конечной продукции, защищенной политикой протекционизма от конкуренции со стороны товаров мирового рынка. Необходимость в импорте большей части материалов и комплектующих привела, в конечном счете, к финансовым затруднениям, что усугублялось нарастающим энергетическим кризисом.
При этом лишь часть африканских государств пошла по пути создания собственных суверенных денежно-финансовых систем и введения собственной валюты. Французские колонии в Западной и Центральной Африке сохранили единую денежную единицу — франк КФА, жестко привязанную к французскому франку. Другие страны создали свои собственные суверенные денежные и финансовые системы. Последствия такого выбора по сей день отражаются на динамике инфляции в конкретных странах ССА. Поскольку денежная эмиссия франка КРФ фактически осуществлялась центральным Банком Франции, ни одна страна не могла решать свои экономические проблемы с помощью печатного пресса. Показатели инфляции в двух юридически обособленных зонах франка КФА3 исторически несколько ниже, чем в среднем по региону ССА.
В течение первого десятилетия независимого развития стран ССА (условно, с начала 1960-х гг. и до нефтяного кризиса 1973 г.) инфляционные тренды в этом регионе совпадали с общемировыми. В те годы в среднем показатель дефлятора ВВП, отражающий степень инфляции по всей совокупности производимых и потребляемых товаров и услуг в регионе ССА, был не выше 4% годовых. Более того, освободившиеся страны Африки, несмотря на сохранявшуюся в это время почти полную зависимость от экономик их бывших метрополий, реагировали на начавшееся со второй половины 1960 гг. ускорение инфляции в развитых странах Европы с явным запозданием.
Индекс потребительских цен (ИПЦ, или в англоязычной аббревиатуре CPI), измеряющий инфляцию исключительно потребительских товаров и услуг, приобретаемых конечными покупателями, оставаясь ежегодно (за редким исключением) на 7–9 процентных пункта выше значений дефлятора, на длительных временных отрезках в целом повторял траекторию последнего. В то же время за всю историю статистического наблюдения4 были только три коротких временных отрезка (1999–2002, 2004–2006 и 2010–2013 гг.), когда значение дефлятора было выше прироста индекса потребительских цен. В эти три периода темпы роста цен на потребительские товары отставали от роста цен производителей и оптовых цен. При этом в условиях ССА происходило это в основном за счет резкого неблагоприятного изменения условий торговли и увеличения разрыва в «ножницах цен» (см. рис. 1). | | |  | Рис. 1. Динамика показателей дефлятора ВВП и индекса потребительских цен (ИПЦ) в странах Субсахарской Африки за период 1960–2017 гг., %
Составлено по: World Databank.World Development Indicators // http://databank.worldbank.org/data/reports.aspx?source=2&country=SSF# |
После «нефтяного шока» 1973 г. инфляция в регионе, измеренная через показатель дефлятора резко взмыла вверх, достигнув в 1975 г. локального пика в 14,16%. С лагом в один год потребительская инфляция также резко увеличивается, достигая локального рекорда той поры в 18,31%. Впоследствии он будет превзойден только один раз за всю историю наблюдений с 1960 по 2016 гг. С начала 1980-х гг. она постепенно год от года снижается. Тем не менее, со времени нефтяного кризиса оба индикатора стабильно оставались выше десятипроцентного уровня до середины 1980-х гг. Если в бывших метрополиях во времена «Великой инфляции семидесятых» (точнее, с 1975 по 1988 гг.) годовая потребительская инфляция составляла среднем 7%, то в ССА этот показатель находился на уровне 16,7%.
Конечно, страновые экономические отличия в Африке всегда очень значительны. Это касается и статистики инфляции. В государствах, входящих в зону франка КФА, показатели инфляции были сравнительно менее высокими, поскольку их валюта была жестко привязана к французскому франку (ныне — к евро). Из-за этого каждое из правительств было несколько ограничено в произвольном использовании денежных инструментов по своему усмотрению, что в большинстве случаев не позволяло согласно собственному пониманию использовать денежные инструменты как в популистских целях, так и для поддержки национального бизнеса. Однако, в странах региона, где существовали суверенные национальные денежные системы, правительства были более свободны в произвольном выборе направлений и средств реализации своей денежно-кредитной политики. У большинства она чаще всего не была успешной. На протяжении 1970–1980-х гг. большинство африканских стран страдают от бича высокой инфляции. В Гане, Сьерра-Леоне, Уганде и Заире в этот период темпы инфляции выражались трехзначными цифрами.
С начала 1980-х гг. большинство стран Африки приступили к осуществлению Программ структурной адаптации (ПСА), проводимых под эгидой МВФ и Всемирного банка. Главной целью ПСА было повысить эффективность основных отраслей экономики стран Африки путём обеспечения более тесных связей с мировой экономикой, приспособления к её условиям и потребностям. Новая стратегия предусматривала приватизацию государственной собственности, дерегулирование экономики, либерализацию торговли. Однако результаты функционирования Программ показали их малую результативность. В 1980–1984 гг. темпы роста промышленного производства составили уже 2,5%, а в 1984–1987 гг. — всего 0,4% в год5. Курс на структурные реформы одновременно с адаптацией к нормам и правилам ГАТТ и ВТО привел к дестабилизации весьма слабого промышленного производства в ряде африканских стран, вплоть до тенденции к деиндустриализации. Так, показатели объема промышленного производства в расчете на душу населения в 14 странах Африки южнее Сахары (АЮС) в 1980 г. были сопоставимы с показателями для Индонезии, а к 1995 г. безнадежно отстали6. Доля обрабатывающей промышленности в ВВП сократилась с 39% в 1980 г. до 32% в 1997 г. Однако со второй половины 90-х годов наметилось некоторое оживление: темпы роста промышленности в странах Африки составили 3–4% в год7. В этот период среди стран АЮС наибольших успехов в развитии обрабатывающей промышленности достигли государства, создавшие экспортно-ориентированные отрасли, в первую очередь Маврикий, Лесото, Свазиленд, Сейшельские Острова, Ботсвана.
Страны, на которые возлагались главные надежды успешной реализации ПСА, их не оправдали. Во всех случаях рыночные реформы, проводившиеся в рамках программ либерализации и структурной адаптации, существенно изменили структуру общественных отношений в направлении их индивидуализации и вовлечения в товарное производство.
Иными словами, в конце 1980-х — начале 1990-х гг., оказавшись в однополярном мире, страны региона в своем большинстве были вынуждены принять положения «вашингтонского консенсуса» и начать реализацию его достаточно жестких требований, проводя реформы по сокращению госсектора, свертыванию госрасходов и либерализации экономики. Они адаптируют соответствующим образом и свою монетарную политику. Немедленной реакцией на новации в структурной и денежной политике становится рост инфляции, сначала медленный, а затем неуклонно ускоряющийся.
Идеология реформ в соответствии с постулатами «консенсуса» постепенно входит в противоречие с реалиями колониального наследия формата зон КФА. Курс африканской валюты, искусственно привязанный к французскому франку, в условиях африканских экономик оказывается стабильно завышен, в то время как постулаты консенсуса требуют избавиться от завышенных курсов национальных валют. В игру вступают политические и откровенно популистские аргументы в пользу снижения курса франка КФА. Появляется ряд исследований, которые доказывают, что высокий курс их расчета 1 франц. фр. = 50 фр. КФА, выгоден лишь состоятельным элитам и позволяет им относительно дешевле приобретать импортные товары, в то время как значительная часть африканских сельхозпроизводителей из-за завышенного курса испытывают затруднения с экспортом своей продукции8.
В 1994 г. была произведена девальвация франка КФА на 50%, которая повлекла за собой резкий взлет цен в 13 странах, использовавших в то время эту валюту. Отмечался «перелив инфляции» в соседние страны, активно вовлеченные в экономические связи с зоной КФА. В тот год статистика фиксирует экстремальные показатели инфляции (в среднем по региону дефлятор — 23,24%; прирост CPI — 26,08%), остающиеся рекордными по сей день. Однако жесткая количественная привязка франка КФА к якорю французской валюты в конечном итоге оказывает сдерживающее влияние. Кроме того, установившиеся низкие мировые цены на сырую нефть благотворно сказываются на торговых балансах стран-импортеров этого сырья и постепенно на снижении издержек производства. Уже годом-двумя позже в среднем по региону наблюдается падение темпов инфляции. В 1997 г. потребительская инфляция в ССА сокращается до самых низких значений (5,01%) за предшествовавшую четверть века. Дефлятор ВВП достигает аналогичного минимума в 4,77% в 1999 г.
С исчезновением в 2002 г. французского франка и введением в обращение евро, франк КФА был перепривязан к единой валюте еврозоны. При этом было введено правило, в соответствии с которым в случае роста курса евро и увеличения денежной массы, выраженной в СДР, центральные банки каждой из зон КФА кредитуют свои операционные счета во французском казначействе, сокращая свои резервы и ужимая кредит. Этот механизм призван нивелировать инфляционный эффект сильного евро.
С поправкой на африканские реалии можно говорить, что в начале 2000-х гг., впервые за полтора десятилетия, вследствие улучшения макроэкономического управления и благоприятной для многих стран региона конъюнктуре на внешних рынках инфляция в значительной степени была взята под контроль. Вплоть до начала мирового финансового кризиса она в среднем была на уровне 6–7%, что создавало благоприятные условия для экономического роста и было достаточно комфортным для большинства экономических единиц региона. Это же время было самым длительным периодом реального роста африканских экономик, державшегося в среднем по ССА на уровне 5% в год. Увеличились и темпы промышленного производства, хотя темпы роста производства продукции обрабатывающей промышленности в странах Африки южнее Сахары в 1990–2000 гг. составляли всего 2,1%, что ниже, чем в странах мира со средним и низким доходом (6,2%) и значительно ниже, чем в странах Восточной Азии и Тихоокеанского региона (10,9%)0.
В период 2000–2007 гг. данный показатель в странах АЮС несколько возрос — до 3,2%, но продолжал оставаться значительно ниже по сравнению с названными выше двумя группами стран, где он достиг соответственно 7,2 и 9,7% в этот период10.
Последствия мирового финансового кризиса для большинства африканских стран были не такими значительными, как для большинства остальных государств мира в силу меньшей интегрированности Африканского континента в наиболее глобализированные сегменты мировой экономики (межбанковские отношения, международную торговлю, внутрикорпоративную производственную кооперацию, технологический обмен).
В целом, темпы прироста африканской экономики сократились с 5,6% в 2008 г. до 2,2% в 2009 г., однако уже в 2010 г. прирост ВВП в государствах Африканского континента составил 5,2%, в 2012 г. — 5,0%, а в 2014 г. — 3,2%. В основном падение общеафриканских показателей произошло за счет обвала экономик в странах северной Африки как следствие «арабской весны» (в 2013 г. — 0,9%, в 2014 г. — 0,7%), в то время как государства Восточной и Западной Африки развивались весьма динамично. Темпы прироста составляли там в 2010, 2012 и 2014 гг. 7,8, 9,3, 5,6 и 7,1, 5,6 и 5,8% соответственно11. Таким образом, весь период падения ВВП ограничился в среднем по Африке примерно 12–14 месяцами. По данному показателю в минусовые значения сравнительно на короткий срок (1–2 квартала) ушли темпы прироста ВВП лишь наиболее включенных в мировую экономику стран (ЮАР, некоторых нефте- и газоэкспортеров), а также наименее развитых государств, бюджеты которых в решающей степени зависели от притока внешней помощи12.
В период кризиса лучше себя чувствовали те африканские страны, которые накопили существенные валютные запасы, имели платежные балансы с положительным сальдо и бездефицитные бюджеты. Кроме того, лучше выстояли те государства, у кого имелись налаженные и надежно финансируемые социальные программы и системы, а также те, кто лучше осуществлял государственное регулирование национального хозяйства.
Обесценение резервных валют в ходе кризиса резко подняло цену золота и драгоценных камней. На сегодняшний день у США и Германии доля золота в общем объеме золотовалютных резервов (ЗВР) достигает 70%, а целый ряд стран, включая Россию, Китай, Индию и Филиппины, под воздействием кризиса решили наращивать запасы золота в своих ЗВР. Все это делает перспективы золотодобывающей промышленности Африки весьма благоприятными. В 2010-е гг. Африка получала ежегодно около $17–19 млрд от производства золота и порядка $5–6 млрд — от добычи алмазов. Кризис вернул к жизни многие шахты, которые с конца прошлого века оказались нерентабельными из-за длительного периода низких котировок мировых цен на золото. Более других в этом отношении выиграла ЮАР, обеспечивающая 47% мирового экспорта желтого металла13.
В результате кризиса повысилась, хоть и незначительно, доля Африки в международной торговле. В 2007 г. она составляла 2,8%, а в 2012 г. выросла до 3,5%. При этом изменилась географическая направленность африканской торговли — доля развитых стран сократилась с 70 до 66%, а доля Китая увеличилась с 7 до 11%.
В сфере международной торговли кризис для африканских стран в основном проявился в виде падения мировых товарных цен на сырье и снижения объемов экспорта из стран континента. Однако в 2009 г. объем товарного экспорта из Африки упал всего на 2,5%, что было существенно ниже мировых показателей по падению экспорта. Импорт в силу нехватки валюты сократился существенней — на 8%. Отрицательное сальдо торгового баланса стран континента составило 5,691 млрд долл. Это немногим более полутора процентов от стоимости экспорта — в целом, не катастрофичная величина. В субрегиональном разрезе отрицательное сальдо зафиксировано только в Северной Африке, столкнувшейся с уменьшением мирового спроса на энергоносители и удорожанием многих статей импорта, особенно продовольствия. Африка южнее Сахары в 2009 г. имела положительное сальдо торгового баланса.
В 2014 г. удельный вес африканских стран в мировой торговле вновь сократился до 3,2%, при этом сальдо торгового баланса африканских государств ушло в минусовые значения (–34 550 млн долл. в 2013 г. и –86 582 млн долл. в 2014 г.)14.
Иными словами, негативные экономические и особенно социальные последствия кризиса для Африки в ближайшие годы могут оказаться достаточно серьезными.
Даже прирост ВВП на 5–6% в год был недостаточен для решения острейших африканских проблем (бедности, болезней, неграмотности и т.д.). В 2009 г. впервые за десятилетие темпы прироста ВВП в Африке (2,2%) были ниже темпов прироста населения (2,5%), то есть по итогам года обозначилось чистое сокращение подушевых показателей ВВП в ряде африканских стран.
Кризис в наибольшей степени затронул отрасли, ориентированные на рынки развитых стран. В условиях мирового кризиса ахилессовой пятой африканских экономик, как и у России, стала низкая диверсификация их экспорта. В настоящее время у 8 африканских стран более 75% стоимости экспорта обеспечивается за счет продаж всего лишь одного товара, у 5 — за счет двух. В целом же по всей Африке есть всего 15 стран, у которых количество наименований товарных статей экспорта выражается двузначным числом. Три из них расположены в Северной Африке. В результате падения цен на топливо и сырье валютные поступления большинства стран-экспортеров в Африке уменьшились к 2010 г. на 30–50%, денежные переводы африканских мигрантов также сократились на 7% (44 млрд долл. в 2008 г. и 41 млрд долл. в 2009 г.). Практически вдвое сократились прямые иностранные инвестиции в африканскую экономику. Страны ОЭСР не выполнили обязательства по удвоению к 2010 г. официальной помощи развитию, которая с 2008 по 2009 г. сократилась с 44 до 43 млрд долларов15.
Резервы, накопленные в предыдущие годы африканскими странами-экспортерами топлива и сырья, уменьшились в 2009–2010 гг. примерно на треть, что существенно ударило по возможности финансирования уже запущенных в ряде африканских государств программ социального и экономического развития.
Несмотря на ухудшение мировой экономической ситуации, некоторые страны континента проводили прежнюю финансовую политику и не спешили ужиматься в расходах. В результате финансовый сектор стран континента начал поглощать отнюдь не богатые ресурсы реального сектора экономики, усиливая при этом общие макроэкономические дисбалансы. Уже по окончании первых двух кварталов 2009 г. вновь обострилась проблема внешней задолженности. Только пришедшая довольно быстро помощь международных финансовых институтов, а в ряде случаев денежные вливания КНР и Японии помогли отдельным странам, оказавшимся в самом трудном положении избежать кризиса платежных балансов.
К 2010 г. страны Африки практически исчерпали внутренние возможности борьбы с бюджетными дефицитами. Норма накопления также снизилась в целом по Африке с 27% в 2008 г. до 21% в 2009 г. В настоящее время в половине африканских государств норма накопления не превышает 20%, а в четверти — остается на уровне в 15%, что явно недостаточно для успешного развития экономики. Доступ же к внешним финансовым ресурсам в целом остается ограниченным. Африканские страны в качестве потенциальных заемщиков проигрывают в конкуренции большинству стран Азии, Латинской Америки, Южной и Восточной Европы16.
В результате кризиса сложилась весьма тревожная ситуация на мировом рынке продовольствия. Цены на продукты питания в 2010 г. росли не только в Африке, но и во всем мире. К началу ноября 2010 г. индекс цен на продовольствие приблизился к максимальным значениям 2008 года. Определенный вклад во взлет мировых цен внесли аномальная жара и засуха в России. Эмбарго на экспорт зерна, введенное российскими властями 5 августа 2010 г., также повлияло на африканский рынок. Последствия взлета цен на продовольствие выразились в дальнейшем распространении голода и недоедания в Африке. Уже к началу 2010 г. число лиц, страдающих от голода в Африке, увеличилось на 50 млн человек и достигло величины в 290 млн человек17.
В 2009–2016 гг. обострились социальные проблемы Африки: увеличился рост безработицы, усилился поток нелегальных мигрантов и беженцев за пределы континента — в Европу и США, а вместе с ними — экспорт туда из Африки множества гуманитарных проблем и социальной напряженности.
Следует ожидать, что со временем кумулятивное негативное воздействие глобальных кризисных явлений еще долго будет сказываться на экономике континента. Затянувшийся выход из кризиса развитых стран в кратко-, а, при негативных сценариях, и в среднесрочной перспективе не позволит африканским экономикам опираться на внешние ресурсы (финансовые, технологические, продовольственные) в той же мере как в прошлом десятилетии. Между тем, внутренние возможности развития Африканского континента по-прежнему остаются крайне мало задействованными. | | |  | Рис. 2. Динамика медианных и средних показателей потребительской инфляции в субсахарской Африке в 2003–2016 гг.
Составлено по: Statistics Department, African Development Bank. dx.doi.org/10.1787/888933350023 и World Databank. World Development Indicators // http://databank.worldbank.org/data/reports.aspx?source=2&country=SSF# |
При техническом анализе поведения переменных инфляции в двухтысячные годы обращает на себя внимание то, что если в период 2000–2007 г. величина колебаний темпов инфляции «год к году» была незначительной (фигура «пила с мелкими зубчиками»), то в период с 2008 по 2015 гг. ежегодный разброс в значениях переменных становится все больше. Кривая инфляции на текущем отрезке все более походит по своему поведению на кривую высокоинфляционного отрезка 1973–1984 гг. (фигура «пила с крупными зубьями»), но с меньшими значениями.
Начиная с 2015 гг. призрак высокой инфляции возвращается. По итогам года во многих африканских странах инфляция еще остается относительно умеренной. Однако в некоторых из них уже наблюдаются необычно сильный для последнего десятилетия рост потребительских цен: в Южном Судане — на 41,1%, Малави — 21,2% , Судане — 16,9%, Эритрее — 12,5%, Анголе — 10,2%, Замбии — 10,1%. Из-за такого роста пиковых значений уровня инфляции в ряде стран ССА среднеарифметический показатель потребительской инфляции по региону (7,4%), оставалась выше медианного (4,3%). Как известно, в отличие от среднеарифметического показателя, на величину которого сильное влияние оказывают небольшое число стран с крайне высокими и/или, наоборот, необычно низкими результатами, медианный показатель дает характеристику того, к какому серединному уровню инфляция тяготела у большинства стран континента. Медианный показатель в этой связи представляется более наглядным для региона Субсахарской Африки, который включает почти 50 стран18, весьма разных по территории, количеству населения и уровню экономического развития.
В 2016 г. (оценка на основе предварительных данных) и первой половине 2017 г. (прогноз) инфляция в ССА ускоряется и прирост индекса CPI держится на уровне 12-13% годовых. Сильный рост потребительской инфляции (2016 к 2015 гг.) отмечается в 2016 г. в Анголе (+39,44%), Мозамбике (24,9), Нигерии (17,4), Гане (17,2%). В то же время в некоторых странах (Эфиопии — 7%; Кении — 6,2%, Уганде — 4,2%) отмечается определенное облегчение ситуации с ростом цен. По прогнозу Института Африки РАН, инфляционные процессы в целом по региону будут усиливаться, по крайней мере, до начала 2020 гг.
Анализ многолетних рядов переменных показывает, что в африканских странах наблюдается сильная «преемственность» исторической инфляционной динамики. С точки зрения выявления долгосрочных закономерностей в динамике инфляции в ССА, можно констатировать, что страны субсахарской Африки регулярно переживают чередующиеся между собой периоды высокой и средней (умеренно-высокой, по европейским меркам) инфляции. При этом, переход от одного периода к другому происходит не постепенно, медленно нарастая от года к году, а довольно резко.
Еще одна характерная черта «субсахарской инфляции» заключается в том, что, попав в зону экстремальных показателей (как высоких, так и низких), страны ССА, за редким исключением, пребывают в ней, как правило, недолго и относительно быстро могут смещаться в зону противоположенного режима инфляции. Некоторые исследователи объясняют такую скачкообразность тем, что изменение показателей инфляции в ССА находится в сильной зависимости от экзогенных шоков, в то время как способность внутренних сил контролировать движение цен ограничена19.
Говоря о причинах инфляции в странах субсахарской Африки, следует разделять фундаментальные условия, порождающие и поддерживающие ее, и источники конкретных инфляционных всплесков в странах субрегиона.
К фундаментальным условиям следует отнести общую неразвитость экономик ССА, их чрезмерную зависимость от внешнего рынка, структурные диспропорции в развитии, узость внутреннего рынка, слабость и неразвитость финансово-денежных систем, сохранение пережитков докапиталистических отношений, наличие огромных взаимоперекрывающихся неформального и традиционного секторов экономики, низкий уровень внутренних сбережений, колоссальный демографический пресс, политическую и социальную нестабильность и т.д.
Однако к фундаментальным причинам мы относим не только отмеченные объективные условия, внутренне присущие относительной экономической слаборазвитости стран ССА, но также и устоявшиеся неблагоприятные факторы субъективного порядка — слабость и неразвитость национальной институциональной базы, незавершенность и изменчивость процессов формирования национальных государств, низкую собираемость налогов, огромный теневой сектор экономики, издержки и пережитки традиционных общественных отношений, которые нередко влияют на принятие экономических решений (не в последнюю очередь и в области финансов и денежно-кредитной политики), наконец, неудовлетворительное управление и коррупцию.
В субсахарской Африке широкое распространение традиционных хозяйственных структур, сохранение архаичных производственных отношений приводит к низкой производительности труда (особенно в аграрном и городском неформальном секторах), препятствует устойчивому росту внутренних денежных сбережений.
Этот объективный экономический контекст сам по себе неблагоприятен, с точки зрения возможностей для финансовых властей ССА активно противодействовать инфляционным угрозам. Однако он многократно усугубляется субъективными особенностями африканских социумов: устоявшимся недоверием населения к государству (в том числе к его экономической и кредитно-денежной политике, что особенно важно с точки зрения инфляционных ожиданий), к негосударственным финансово-кредитным институтам, в первую очередь, к банкам и, персонифицировано, к банкирам как олицетворению всего «жадного», «неоколониально-космополитического» и «неафриканского».
Все это существенно сужает возможности для проведения эффективной денежно-кредитной политики и управления инфляционными процессами. Одновременно указанные факторы, обостряемые во многих странах ССА периодическими взлетами инфляции, осложняют борьбу с ростовщичеством, «хавалой»20 и другими проявлениями неуправляемой государством, альтернативной системой денежно-кредитных взаимоотношений в традиционных обществах. Несмотря на очевидное нивелирование за годы независимости изначально неимоверно глубоких различий между отдельными африканскими странами в уровнях развития их национальных денежно-кредитных систем, сохраняются объективные и труднопреодолимые отличия в возможностях и пределах трансформации последних и в повышения эффективности управления ими.
Конкретные источники всплесков инфляции различны и варьируются от страны к стране. Хотя охватить все их потенциальное многообразие без исключения не представляется реальным, тем не менее, можно обозначить несколько групп, объединяющих типовые и/или сходные источники. В самом широком смысле эти источники характерны для всех развивающихся стран. Это — давление спроса, издержки денежно-кредитной политики властей, «шоки предложения» и инфляционная инерция.
Согласно современным представлениям, последствия действия драйверов инфляции, относящиеся к инфляции спроса, несколько более значимы, чем относящиеся к инфляции предложения. Современные эмпирические исследования аналитиков МВФ21 утверждают, что первые «ответственны» примерно за 55%, а последние — за 45% кумулятивных инфляционных колебаний.
Понятно, что подобное процентное выделение определенной группы драйверов инфляции достаточно условно, поскольку в реальной жизни причины, генерирующие рост цен в стране, как правило, тесно переплетены между собой и трудно разделимы. Вместе с тем, современные эконометрические методы позволяют с достаточной степенью обоснованности и с математически определенной степенью приближения к достоверности классифицировать для лучшей наглядности различные типы инфляции по характеру источников.
В составе отрицательных шоков предложения примерно одна треть — последствия колебаний цен на мировых сырьевых рынках или «перетекания» инфляции из других стран. Взлетами и падениями мировых цен на две ключевые группы товаров — углеводороды и продовольствие — принято объяснять более 7% кумулятивных инфляционных колебаний в ССА. Особенно этот источник инфляции значим для африканских стран с чрезвычайно высокой степенью зависимости от импорта нефти и нефтепродуктов и/или продовольствия — Маврикия, Сейшельских островов, Ботсваны, Свазиленда.
В целом же, импортируемая инфляция более сильно проявляется во всех государствах со слаборазвитым внутренним производством, но менее ощутима в странах, где все еще велика роль традиционного сектора, полунатурального хозяйства и мелкотоварного сельскохозяйственного производства, ориентированного на собственное потребление. По региону влияние этого фактора инфляции оценивается экономистами МВФ примерно в 8% от условного итога. В наибольшей степени импортируемая инфляция предсказуемо влияет на небольшие слаборазвитые экономики, сильно зависящие от импорта: Маврикия, Сейшельских островов, Кабо-Верде.
С распространением в начале 1990-х гг. концептуальных положений «вашингтонского консенсуса» с последующей либерализацией экономики и системы внешних связей, а также провозглашением некоторыми странами Тропической Африки политики «открытых дверей» роль импортируемой инфляции внутри общеинфляционной равнодействующей предсказуемо возросла. Однако проводившиеся в рамках реформ ужесточение политики в отношении государственных расходов и сокращение бюджетных дефицитов позволили частично сдержать инфляционную спираль.
В противоположность импортируемой, инфляция предложения, генерируемая внутренними факторами, согласно тем же расчетным моделям, порождает около 30% условного общего значения роста цен. В условиях Тропической Африки особенно подвержены воздействию таких внутренних шоков экономики стран, сильно зависящие от природных катаклизмов, например, засух, а для малых островных государств — тайфунов или других стихийных бедствий. Для стран, в структуре ВВП которых более половины добавленной стоимости создается в сельском хозяйстве (Эфиопия, Сьерра-Леоне, Гвинея-Бисау), внутренние шоки являются детерминантами инфляции предложения. Впрочем, и здесь присутствуют отличия. Например, Эфиопия и Сьерра-Леоне, несмотря на то, что большая часть их ВВП создается в сельском хозяйстве, за счет внутреннего потребления удовлетворяют свои потребности в продовольствии не более чем наполовину. Остальное приходится импортировать или получать в порядке продовольственной помощи. В Бурунди и вплоть до жесточайшей засухи 2016 г. в Малави уровень обеспечения внутренних потребностей в продовольствии за счет собственного производства был стабильно выше, чем в среднем по ССА. Как следствие, влияние внешних шоков в составе инфляции предложения было выше у первых, а внутренних — у вторых.
При этом в таких странах как Эфиопия, Сомали, Зимбабве, Малави, Мозамбик, Нигер, Судан погодные факторы (засухи, наводнения) из года в год становятся одной из главных причин небывало высоких годовых темпов роста потребительских цен в стране (табл. 1). Правда однозначную оценку степени влияния подобных «шоков стихии» и других чрезвычайных обстоятельств (пожаров, техногенных катастроф, масштабных терактов и т.п.) дать трудно. С одной стороны, в результате этих катаклизмов резко сокращается совокупное предложение ключевых потребительских товаров, в первую очередь продовольствия, и, как следствие, цены на них растут. С другой стороны, масштабные катастрофы почти всегда сопровождаются (иногда одновременным, иногда отложенным) обеднением значительной части населения, а порой и полным обнищанием больших масс людей. Это снижает совокупный платежеспособный спрос на указанные товары и, пусть не полной мере, но оказывает некоторое сдерживающее влияние на рост цен.
Таблица 1
Годы засухи и повышенной инфляции (CPI) в некоторых странах Тропической Африки| | Годы засух | Численность
пострадавших
от засух (тыс. чел.) | Периоды высокой инфляции (СРI > 10% год к году) |
|---|
| Зимбабве | 1981, 1990, 1998, 2001, 2007, 2010, 2015, 2016 | 15 000 | 1975–77; 1982–84; 1986–87; 1989–2008 | | Кения | 1965, 1971, 1979, 1983, 1991, 1994, 1996, 1999, 2004, 2005, 2008, 2010, 2011, 2014 | 48 000 | 1974–78; 1980–85; 1988–94; 1997; 2004–08; 2011 | | Малави | 1987, 1990, 1992, 2002, 2005, 2007, 2012, 2016 | 21 600 | 1981; 1983–97; 1992–2002; 2004–06; 2012–16 | | Мозамбик | 1979, 1981, 1987, 1990, 1998, 2001, 2003, 2005, 2007, 2008, 2010 | 17 700 | 1980–96; 2000; 2002–06; 2008; 2010–11 | | Нигер | 1966, 1980, 1988, 1990, 1997, 2001, 2005, 2009, 2011 | 23 655 | 1966, 1969, 1973, 1976–78; 1980–82; 1994–96; 2008 | | Судан | 1980, 1983, 1987, 1990, 1991, 1996, 1999, 2009, 2012 | 30 710 | 1972–1999; 2011–14 | | Эфиопия | 1965, 1969, 1973, 1983, 1987, 1989, 1997, 1998, 1999, 2003, 2005, 2008, 2009, 2012, 2015, 2016 | 68 000 | 1970; 1976–79; 1985; 1991; 2003; 2005–08; 2011–12 | | ЮАР | 1964, 1980, 1981, 1986, 1988, 1990, 1995, 2004, 2015, 2016 | 17 500 | 1974–92; 2008; 2016 |
Источник: составлено авторами на основе данных годовых обзоров ФАО, ЭКА ООН и базы данных World Databank. World Development Indicators Всемирного банка
Из факторов, относящиеся к инфляции спроса, по тем же оценкам МВФ, в ССА примерно три четверти относятся к денежно-валютным факторам и одна четверть к факторам производства.
С точки зрения степени эндо-/экзогенности шоков спроса эконометрический анализ показателей последних 20 лет (1995–2015 гг.) показывает, что только порядка 15% кумулятивного эффекта можно отнести на счет внутристрановых факторов. Влияние факторов внутристранового спроса несколько выше в так называемой группе «государств пограничья» (frontier economies), имеющих более емкую базу внутреннего спроса. К таковым относятся Гана, Кения, Замбия, Уганда.
Внешними шоками спроса объясняются около 40% инфляционных проявлений в ССА. Региональные драйверы импортируемой инфляции играют при этом несколько меньшую роль (порядка 15%), глобальные — большую (25%). Как и следовало ожидать, прослеживается позитивная корреляция между вкладом импортируемой инфляции и степенью инвестиционной открытости экономики и либерализации внешней торговли.
Структура импортируемой инфляции складывалась в 2000–2015 гг. при доминировании двух внешних факторов. Сильный рост цен на энергоносители оказывал давление на формирование внутренних цен на топливо. Кроме того, усугубило ситуацию начавшееся с 2003 года сокращение глобальных запасов зерна. Серия последовавших друг за другом по всему миру стихийных бедствий и неурожаев привела к росту мировых цен на некоторые виды продовольствия, в том числе и на производимые в странах ССА (рис, бананы, кофе). В этих условиях многие африканские производители предпочитали не продавать товар на внутреннем рынке, а направить его на экспорт, уменьшив тем самым предложение на внутреннем рынке и вызвав рост цен даже в тех африканских странах, где урожаи подорожавших культур оставались на обычных уровнях. Оптовые торговцы в этих странах также поспешили поднять цены вслед за мировой конъюнктурой. Эти ценовые потрясения вели к росту инфляции и ухудшению дефицита счета текущих операций в странах, которые сильно зависели от импорта продуктов питания и топлива. Резкий рост импортных расходов привел к образованию крупных торговых и бюджетных дефицитов, появлению импортируемой инфляции и к другим макроэкономическим дисбалансам.
При этом, как показывает опыт некоторых стран Западной и Восточной Африки, источником подобных внешних шоков может быть не только ситуация с мировыми ценами на сырье или на глобальных рынках, но зачастую и ценовые изменения на локальных рынках в соседних странах, оказывающих сильное влияние на более слабые экономики близлежащих государств. Подобные (обычно краткосрочные) всплески потребительской инфляции «от соседей» отмечались под воздействием цен нигерийского регионального рынка в Бенине, ганского — в Того, угандийского — в Южном Судане.
В целом в первом десятилетии XXI века странам субсахарской Африки удалось существенно продвинуться по пути обуздания инфляции, которая на длительных промежутках времени почти повсеместно снизилась с двузначных значений до однозначных, хотя и продолжает все еще оставаться очень высокой во многих странах региона.
Опыт показывает, что сохраняется высокая степень зависимости динамики инфляции в странах региона от мировой конъюнктуры, в особенности от мировых цен на основные товары экспорта и импорта стран ССА. По мере усиления вовлеченности стран региона в международное разделение труда и, в более широком смысле, в процессы глобализации эта зависимость, по мнению авторов, будет усиливаться. В то же время мировые тренды к проведению более открытой и либеральной денежно-кредитной политики объективно действовали в сторону улучшения управления финансами в странах субсахарской Африки.
Наблюдаемые в последние десятилетия мировые тенденции в денежно-кредитной сфере, способствовавшие усилению независимости центральных банков, не обошли стороной и субсахарскую Африку. Так, происходившая практически повсеместно либерализация кредитно-финансовой сферы привела к повышению значения рыночных инструментов и уменьшению роли административных методов контроля, что, в свою очередь, вызвало свертывание регламентирующих процедур и в определенной степени укрепило независимость центральных банков.
В то же время в наименее развитых странах Африки процесс создания рыночных инструментов денежно-кредитного регулирования идет очень медленно и постепенно: центральные банки этих стран по-прежнему отдают приоритет административным методам регулирования, включая селективную кредитную политику. Так, в таких странах, как Эритрея, Либерия, Свазиленд, Замбия и Коморские острова, центральные банки все еще используют кредитные потолки и устанавливают контроль над процентными ставками, надеясь таким образом стабилизировать экономику и сдержать инфляцию22. Между тем именно отсутствие рыночных инструментов регулирования мешает достижению этой цели.
Это позволило, следуя опыту других развивающихся регионов мира, начать в странах ССА дезинфляционные программы монетарного характера, целью которых было снизить к концу 1990-х годов потребительскую инфляцию до однозначных цифр (или, по крайней мере, максимально приблизиться к этому рубежу) на фоне высоких темпов экономического роста и увеличения международных резервов.
В настоящее время центральные банки ССА пытаются достичь ценовой стабильности, в соответствии со своим мандатом. Для этого разные страны используют различные концептуальные подходы и механизмы. Часть из них (наиболее последовательно Гана и ЮАР) ориентируются на таргетирование инфляции, другие, хотя и не столь последовательно и жестко выбирают в качестве операционного или промежуточного целевого якоря денежные агрегаты М2 и М3 (т.е. склонялись к монетарному таргетированию). Режимы поддержания обменного курса также различаются от страны к стране. Во многих государствах центральные банки прилагают весьма серьезные усилия для повышения эффективности своей политики в области макроэкономического регулирования.
В большинстве стран Африки это, однако, достаточно сложная задача, особенно учитывая существующий уровень развития местных финансовых рынков, негативные эффекты внешних шоков и непоследовательность местных монетарных властей, мечущихся от одного призрачного средства финансового спасения к другому. За единичными исключениями (ЮАР, Египет, Нигерия) национальные финансовые рынки на континенте развиты слабо. В целом ряде стран, относящихся к категории наименее развитых, они едва находятся в зачаточном состоянии или просто отсутствуют. |
| |
|
|
