|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (12), 2004 | | | | ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ | | | Ковалев Д. А.
первый вице-президент Национальной туристской ассоциации,
кандидат экономических наук
| |
| | | |
Научная мысль свыклась с представлением о постиндустриальном обществе как реальности для развитых, а в перспективе и для развивающихся стран, как обществе информационном. Такое представление утвердилось благодаря трудам целой плеяды теоретиков, прежде всего Д. Белла, А. Турена, А. Тоффлера.
Обобщая все написанное ими в 60-70-е г. XX в., можно определить основные признаки постиндустриального общества (в их трактовке).
1. Определяющим фактором общественной жизни становится теоретическое знание, превращающееся и в основной фактор стоимости продукции, услуг, капитала. Экономические и социальные функции переходят к информации. Главными социальными институтами становятся университеты, как центры производства, переработки и накопления знаний. Промышленные корпорации перестают играть главенствующую роль.
2. Уровень знаний, а не характер собственности превращается в определяющий фактор и социальной дифференциации. Профессиональная, а не классовая структура становится основой стратификации общества. Центр социальных конфликтов перемещается из экономической сферы в сферу культуры, в сферу противоречий между представителями старой и новой культуры, что приводит, в конечном счете, к упадку старых социальных институтов и идеалов.
3. Экономика постиндустриального общества - это, в первую очередь, обслуживающая, а не производящая экономика. Развивающийся в ее третичном секторе информационный бизнес становится "четвертичным" сектором экономики.
4. Инфраструктура постиндустриального общества характеризуется "интеллектуальной", а не "механической" техникой.
5. Общество вступает в "технотронную эру", в которой социальные процессы становятся программируемыми.
Пока информационное общество, однако, нигде не сложилось, несмотря на преобладание в ВВП доли услуг, снижение доли занятых во "вторичном" секторе и опережающий рост "четвертичного" сектора экономики, университеты не заменили промышленных корпораций в качестве базового института "нового общества", общество - все еще "поле дебатов и конфликтов по поводу социального использования символических благ", а не институционально регулируемое целое.
Соответственно к реальной оценке современного общества ближе оказались теоретики постмодернизма, в первую очередь Жан Бодрийяр.
В постиндустриальную эпоху процессы производства и потребления приобретают, с точки зрения постмодернистов, характер знаковой манипуляции: вещи, труд предстают в качестве "знаков реального" в ситуации "утраты" самой социальной реальности.
Виртуализация в обществе, по мнению Ж. Бодрийяра,- это существование западной цивилизации, - трансформация, суть которой состоит в том, что отношения между людьми принимают форму отношений между вещами, процесс создания и реализации ценностей превращает человека лишь в функциональный ресурс общества, а социальные институты - в "автономную реальность", ценности перестают быть аутентичной реальностью, социальные технологии превращаются в "знаки", замкнутые сами на себя. Функционирование социальной системы выступает как симуляция, скрывающая отсутствие "глубинной реальности". Когда ценности реализованы, то, что считается социальной реальностью sui generis, утрачивает устойчивость и определенность. Сущность человека проявляется не в социальной, а в виртуальной реальности, в которой человек имеет дело не с вещью, а с "симуляцией" (изображаемым). Социальные институты, теряя власть над индивидом, становятся образом, институциональная структура общества симулируется, но, сохраняя атрибутику реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой, открытой для входа/выхода. (Подобным образом операционная система Windows сохраняет атрибутику реальности, симулируя на экране монитора нажатие кнопок калькулятора или размещение корточек каталога в ящике. Сохраняется образ тех вещей, от которых, собственно, и избавляет применение компьютерной технологии.) Действует императив виртуализации, своего рода воля к виртуальности, трансформирующая все сферы жизнедеятельности в процессе модернизации.
Производство любой вещи после технологической революции не является основной реальной проблемой. Проблемой номер один становится ее реализация. Для потребителя эта проблема предстает как проблема выбора из многообразия марок - товарных знаков. В условиях массового производства и массового потребления товар - прежде всего знак. Социальный статус товарного знака, а не ее реальные свойства и не затраты труда, определяет, каких денег стоит вещь. Механизм ценообразования адекватно описывается не А. Смитом, К. Марксом или Дж. М. Кейнсом, а скорее Фомой Аквинским. "Справедливая цена", согласно средневековым представлениям, всегда зависит от "происхождения". Социальный статус производителя определяет стоимость товара, а не стоимость товара - статус производителя.
Реклама создает образ товара, а также рынка услуг. Именно эти образы, а не реальные вещи фигурируют на постмодернистском рынке. Физический объект рекламы перестает быть означаемым и становится "означающим". Собственно экономический процесс, производство стоимости, перемещается в рекламное агентство и студию. Производится не вещь, а образ ее привлекательности, стильности, уникальности, респектабельности.
Уже в последние десятилетия доля занятых непосредственно в сфере производства (в так называемых первичном и вторичном секторах экономики) снижается, а доля занятых в маркетинге, сфере услуг и рекламном бизнесе растет. Растет и доля затрат на рекламу в бюджете товаропроизводителей. Экономически симуляция вещи в рекламном послании начинает превалировать над собственно вещью.
Соответственно на смену традиционным концепциям цены приходит новая концепция. Если для марксистской концепции характерно представление о цене как функции "объективной" стоимости (императив "реального" производства), для маржиналистов цена - функция "субъективной" стоимости (императив потребления), для последователей монитаризма она - функция меновой стоимости (императив рынка), то для концепции "виртуализма" цена - функция образа стоимости (императив "виртуального" производства).
Японский исследователь Кениши Омае охарактеризовал этот процесс как "главный парадигмальный сдвиг последнего десятилетия". Наблюдая, как в Японии маркированные сельхозпродукты продаются по ценам, в несколько раз превышающим цены на того же рода и качества продукты без марки, т. е. "без образа", К. Омае пришел к выводу, что добавленная стоимость - результат четко направленных усилий по созданию марки и что эта добавленная стоимость того же рода, что и стоимость, добавляемая такими модными домами, как Ив Сен Лоран или Дживанши (например, к галстукам, которые сделаны из того же материала и имеют то же качество, что и другие галстуки, но стоят в 5-6 раз дороже).
Поскольку на рынке обращаются изображения ценностей, то возможной становится симуляция инноваций. Модификации, не затрагивающие функциональных свойств вещи и не требующие реальных трудозатрат, в виртуальной реальности рекламных образов выглядят, как "переворот", "новое слово" и. т. п. Искусная симуляция технологического прогресса позволяет получать и "справедливую цену".
Новые информационные и коммуникационные технологии делают возможной и организацию рабочего места дома, у клиента, в отеле, автомобиле, самолете. Организация труда в форме "рабочего времени", распорядка присутствия в офисе или расписания выполнения технологических операций утрачивает экономическое содержание, хотя и сохраняет социальное значение. Посредством этой организации симулируется структурная определенность и роль экономической сферы, ее обособленность от "неэкономической", поддерживается практика калькуляции себестоимости. Вместе с тем "неэкономические", социальные и социально-психологические аспекты организации труда и функционирования предприятия - офисный дизайн, поддержание образа работника и работающей организации, культивирование public relations приобретают непосредственно экономический смысл. Они становятся важными компонентами симуляции производительности, а потому и ходким товаром.
Симуляция производительности ведет к появлению организационной формы, которая получила название "виртуальная корпорация" (ВК). ВК - это временный альянс независимых компаний для решения определенной стратегической задачи. Альянс, по мысли адептов концепции ВК, должен представлять собой коммуникационную сеть (на базе компьютерных технологий), посредством которой компании координируют свои усилия, сеть без вертикальной интеграции, центрального офиса, иерархии и прочих атрибутов "реальной" корпорации. После решения поставленной задачи сеть легко может изменить конфигурацию или перестать функционировать. Большинство современных компаний стремится к контролю над собственностью, к непосредственному управлению ресурсами - на всех этапах создания продукта. ВК предполагает отречение от этого стремления.
Однако в настоящее время преуспели в этом главным образом только небольшие и, зачастую, недавно созданные компании, специализирующиеся в сфере информационных технологий. Они создают альянсы, которые позволяют им "перепоручить" производство аппаратного обеспечения "традиционалистским" компаниям и, тем самым, продвинуть от своего имени продукт, обязанный своим появлением на рынке усилиям многих компаний. Альянсы, симулирующие крупную корпорацию, позволяют их инициаторам добиться локального преимущества в конкурентной борьбе с "динозаврами" типа IBM и AT&T. После этого альянс перестает существовать, а они легко переключаются на использование других возможностей, открывающихся на рынке.
Тем не менее к середине 90-х гг. вкус к созданию ВК почувствовали и "динозавры".
В результате ВК из маргинальной экономической формы обещает превратиться в разновидность общепринятой деятельности.
В связи с этим можно утверждать, что и подъем в 70-80-е гг. Тайваня или Южной Кореи - это своего рода симуляция развития экономики индустриальной державы. "Новые тигры" добивались успехов в конкурентной борьбе с реальными промышленными гигантами, являясь, по сути, гигантами виртуальными. Тайвань и Южная Корея закупали в Японии ключевые компоненты и сборочные узлы, "перепоручая" ей их производство, а готовые автомобили и электронику продвигали в Европе и США под собственными марками.
Процесс виртуализации экономики захватил и деньги. Они ныне не столько вещественный заместитель товаров, сколько "права заимствования". Если деньги - права заимствования, то человек должен предъявить не столько металл, бумагу или пластик, сколько образ платежеспособности. Система кредита, которая парадоксальным образом меняет местами процессы производства и потребления (для отдельно взятого индивида), делает важным "происхождение" спроса. "Хорошее происхождение" гарантируется образом "имеющего право на займ". Деньги персонифицируются, утрачивают свойства безразличной по отношению к индивиду объективной реальности. Электронная подпись, возможность аннулировать потерянную кредитную карточку превращают платежеспособность в функцию знания индивидуального пароля, а не фактор обладания анонимными денежными знаками. Этот образ могут симулировать и частные лица, и функционеры финансовых институтов. Фиктивная часть тотального денежного агрегата МЗ не может единомоментно конвертироваться в наличность по той простой причине, что эта часть - продукт мультипликации. Отдельно взятый делец может обратить некоторые МЗ в банкноты, но лишь при условии, что подавляющее большинство остальных этого не делают. Единомоментное востребование даже 15% всех вкладов в банках и всех выплат по страховкам физически невозможно, хотя юридически правомочно. Банк, даже при обеспечении нормы резерва - "симулянт" платежеспособности. У него нет в наличии денег - вещественных заместителей товаров, львиная доля его активов - разнообразные права заимствования. Тот факт, что на современные хозяйственные процессы оказывает определяющее влияние такой символический и даже фиктивный с традиционной точки зрения фактор, как денежный агрегат МЗ, свидетельствует о том, что деньги ныне не "кровь" (Гоббс), а "язык жестов" экономики.
Виртуальный продукт, виртуальная инновация, виртуальный труд, виртуальная организация, виртуальные деньги провоцируют убыстрение экономических трансакаций, распространение комбинаторной логики. Это приводит к тому, что компьютерные технологии становятся главным средством и средой экономической деятельности. Виртуализация экономики вызывает к жизни коммерциализацию киберпространства, в котором теперь осуществляется не только обмен деловой информацией, но и полный цикл сделки. В "мировой паутине" уже функционируют виртуальные супермаркеты и виртуальные банки, оперирующие собственной виртуальной валютой.
Операции, совершаемые у виртуальных витрин при помощи виртуального же кошелька, наглядно демонстрируют, что информационная экономика не состоялась. Не информация как таковая (иначе говоря, рациональная денотация), а образ, мобилизующий аффективные коннотации, приносит прибыль.
Что касается России, то достаточно развитые транспортная, коммуникационная и социальная инфраструктуры стали основой расширения "третичного" и "четвертичного" секторов экономики лишь в ее столицах. Главным образом здесь банки, торговля, операции с недвижимостью, индустрия развлечений, рекламный и туристический бизнес действительно становятся новой сферой занятости, компенсирующей, хотя бы отчасти, коллапс промышленного производства. Только здесь можно обнаружить элементы виртуальной экономики. Во многих индустриальных, зачастую моноотраслевых, регионах России их появление затруднено. В связи с этим между сохраняющим свои позиции "первичным" и растущими "третичным" и "четвертичным" секторами образуется брешь.
В России наиболее популярна идея восстановления и расширения промышленного производства на основе создания финансово-промышленных групп. И приобретение банковскими группировками государственных предприятий в ходе аукционов можно считать началом практической реализации этой концепции.
Однако с позиций виртуализации экономики реальные перспективы не догоняющего, а опережающего экономического развития в России видятся несколько иначе и предполагают решение двух принципиальных задач: деиндустриализации и виртуализации.
Деиндустриализация требует доведения до современного уровня производственной, транспортной, коммуникационной инфраструктуры "первичного" и "вторичного" секторов экономики, отказа от экономической политики, ведущей к превращению России в "сырьевой придаток Запада", ориентация на принцип "Запад - промышленный и информационный придаток России". С Юго-Востоком и Юго-Западом современного мира интегрироваться можно на принципах развития экспорта вооружения, ядерных и ракетно-космических технологий, сопутствующих услуг и импорта продовольствия и потребительских товаров. Но уже сейчас интегрироваться приходится в мировую экономику спекулятивного, виртуального капитализма. Соответственно нужно импортировать современные комплектующие, решительно тратить деньги на изучение склонностей потенциальных потребителей, создание марки и каналов продвижения, мыслить не в тоннах, штуках, кубометрах, а в терминах позиционирования продукта на рынке.
Виртуализация - поворот к использованию технологий для решения современных экономических проблем, переход к использованию модернизированной индустриальной и информационной инфраструктуры для развития интеллектуальноемких, эмоциональноемких сфер деятельности: науки, образования, здравоохранения, туризма, спорта, культуры, которые являются базовыми сферами виртуальной экономики. При этом необходимо, наконец, осознать слабую "стыкуемкость" технологий современного капитализма с российским менталитетом, который находит проявление в следующих особенностях "иррационального" поведения:
в неспособности кропотливого, дисциплинированного ведения дела, когда цель этого дела не просматривается, и способности на взрывной выброс душевных и физических сил во имя завершения дела; в неспособности жить только работой; в способности рассматривать любые ценности как инструментальные и одновременно сомневаться в непререкаемости инструкций.
В перспективе российский менталитет, однако, хорошо "стыкуется" с "выстраданными" на Западе виртуальной корпорацией, офисным дизайном, виртуальным рабочим днем, виртуальной платежеспособностью и т. д. Деструктивные в контексте экономики вещей тенденции становятся конструктивными в контексте экономики образов.
"Реальная" экономика оставляет России перспективу быть вечно догоняющей, виртуальная экономика дает шанс на лидерство. Но неолиберальная экономическая политика приватизации и дерегуляции не может служить эффективным инструментом "ускоренной виртуализации". Использование виртуальных ресурсов и усилий предпологает создание виртуальной империи, которая должна "колонизировать" виртуальное пространство. Раздвижение ее границ - это вовлечение все большего числа образов и коммуникаций (массовых и межиндивидуальных) в процесс придания образа экономической реальности структуре производства.
В этой структуре должны развиваться "первичный" сектор (прежде всего ТЭК), "вторичный" (ВПК, уникальные авиационные, морские, космические, комплексы и т. д.), "третичный" и "четвертичный" сектора (финансово-коммерческий комплекс, интегрированный с наукой, подготовка уникальных специалистов - врачей, педагогов, ученых, социальных работников, художников-реставраторов, артистов, спортсменов, дизайнеров, стилистов, имиджмейкеров, программистов и т. д.).
Виртуальная империя - требование наступающей эпохи консолидации виртуального капитализма, подобно тому, как империи XVI-XVII и XIX-XX вв. были требованием консолидации торгового и индустриального капитализма. Важно осознать эту тенденцию и соответственно оценить шансы и перспективы экономического развития России в XXI в. | |
|
