Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 2 (54), 2015
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
Швецов Ю. Г.
заведующий кафедрой экономики и финансов Алтайской академии экономики и права (г. Барнаул),
доктор экономических наук, профессор


Научная несостоятельность современной экономической теории
В статье дескриптивно опровергается прочно укоренившаяся в социуме доминанта о том, что экономикс — это наука. Обосновывается ущербность теоретической платформы рыночного хозяйства, доказывается необходимость переосмысления всех ее методологических принципов. Верифицируется, что метафизичность явлений, сопровождающих процесс материального производства, имеет под собой объективную основу и является необходимой составной частью экономики
Ключевые слова: нравственность, экономическая теория, типы хозяйствования, материализм, человеческий фактор, метафизичность явлений, духовные ценности
УДК 330.834.1; ББК 65.012.3   Стр: 53 - 57

Окружающий людей Мир живет по объективным законам, в гармонии со всем существующим, что означает стремление каждой следующей по пути добра Сути к достижению душевного равновесия (раскрытие нравственных начал) и ее непрерывную эволюцию (реализация творческого потенциала). В противоположность гармонии хаос ассоциируется со злом (отрицание этики) и стагнацией в развитии (регрессом). Поэтому любые законы человеческого общежития, если они только не надуманы, закономерно действуют в унисон с Вселенскими, а значит, обязательно включают в себя нравственную компоненту.
Экономика и нравственность: что может быть между ними общего? Первое из этих двух понятий характеризует явление сугубо материальное: процесс товарно-денежного производства как результат взаимодействия хозяйствующих субъектов, выражающийся в объективных макро- и микроэкономических показателях эффективности их деятельности. Вторая дефиниция всеми традиционно связывается с духовной сферой жизни общества, с определенными этическими нормами поведения людей.
Итак, экономика — это вещественная основа существования индивидуумов, жестко-прагматическая сфера их деятельности, а нравственность есть продукт духовного совершенствования человека, относящийся к области сознания. Экономика — это базис, материальный фундамент, а нравственность — суть надстройка, духовный его сегмент. Тем не менее, как это всегда и бывает в жизни, эти два понятия являются единством противоположностей, не исключающих, а, наоборот, дополняющих и развивающих одно другое.
Законы экономики не могут быть этически выхолощенными; они должны быть неразрывно связаны с внутренним миром личности и его духовно-нравственными ориентирами. Поэтому экономическая теория в нынешнем виде с ее всецелым неприятием последних, изжила себя и нуждается не просто в ревизии отдельных элементов, а в полном переосмыслении всех методологических принципов.
Однако, все имеющиеся в наличии учения — меркантилизм, физиократия, классицизм, неоклассицизм, марксизм, институционализм, кейнсианство, экономикс, маржинализм и пр. — сходны в главном: считают рынок непременным и безальтернативным стержнем производственных отношений в обществе. Различия же в подходах к генезису и спектральному форматированию капитализма, как и в трактовке их отдельных нюансов, демонстрируемые различными научными школами, на этом фоне выглядят несущественными. Основной порок всех этих, без исключения, теоретических дискурсов заложен в сведении богатства и разнообразия субстанционального бытия человечества до уровня примитивного материализма.
Обратимся, для примера, к недавним публикациям в российских центральных журналах. Так, Б. Рахаев, М. Шомахова, Б. Бизенгин, рассматривая возможность разработки в России «собственного пути развития, отличного от того, которым идут другие страны», представили макет такого маршрута, который, увы, не отличается оригинальностью в сравнении с другими вследствие того, что «эта модель должна основываться — обязательно — на фундаментальных принципах рыночной экономики» [28].
Не оригинален в своих рассуждениях и В. Кудров, заявляя, что «... есть немало людей и за рубежом, и в России, которые хотели бы объявить нынешний кризис на Западе крахом капитализма, однако этот кризис представляется мне стимулом и прологом к рациональному решению проблем развития». Отстаивая неприкосновенность рынка в качестве материального базиса общества, автор усматривает реальную угрозу для него только в том случае, если «экономическая наука в значительной мере может вновь стать пропагандистом примитивной модели государственного насилия над экономикой». А дальше повторяется все тот же тезис, привычно прославляющий систему товарно-денежного обращения и наделяющий ее сверхъестественными способностями. «Не хочу, чтобы читатель воспринял эти мои мысли как отрицание необходимости государственного регулирования. Но не оно является основой механизмов экономической жизни, а именно рынок, всё устанавливают рынок, рыночные механизмы» [17, с. 28, 30–31].
С аналогичных позиций выступает и Ю. Князев «Рынок, — пишет он, — представляет собой бесценный социальный институт, призванный решать общественно важные задачи в экономике посредством саморегулирования». Мировые финансовые кризисы спровоцированы, по мнению автора, практикой «непомерного использования кредитования для ускорения экономиче­ского роста», а также ошибочной финансовой стратегией.
Собственно же капиталистический способ производства исследователь сомнениям не подвергает и полагает, что «этот очередной «провал рынка» можно предотвратить только сознательным регулированием со стороны государственных органов, опираясь на классические условия рыночного равновесия и экспертную оценку безопасности отступления от них с учетом современных плюралистических возможностей влияния на кредитно-денежную политику» [12]. Характерно, что, занимая диаметрально противоположные позиции в отношении роли государства в экономике, ни В. Кудров (ярый «рыночник»), ни Ю. Князев (непримиримый «государственник») альтернативы товарно-денежному хозяйству все равно не видят.
В своем другом произведении Ю. Князев, задаваясь дилеммой соотношения справедливости и эффективности в материальном базисе общества, делает вывод о том, что «стремление к экономической справедливости означает сначала бессознательную, а затем и осознанную тягу человека к равным возможностям занятия хозяйственной деятельностью и к такому присвоению ее результатов, которое бы не приводило к закреплению временного имущественного неравенства». Однако, решение проблемы ученый видит не в отказе цивилизации от отжившей формы общественно-экономической формации, а лишь опять же в ее внутренней и внешней реставрации [13].
«Наступает время проанализировать имеющиеся идеи и наполнить экономическую теорию новым содержанием» — интригующе начинает А. Орлов. Однако дальнейшая фабула статьи полностью рассеивает иллюзии относительно заявленной свежести мысли: она почти целиком посвящена опровержению, выполненному, кстати, не совсем убедительно, метода К. Маркса по созданию стоимости на основе труда и рабочего времени, который сам по себе, конечно, всю теорию не охватывает, являясь лишь ее необходимой частью [25].
Т. Койчуев отмечает: «На постсоветском пространстве остро ощущается потребность в экономической науке, способной глубоко осмыслить сущность сложившейся постсоциалистической общественной системы, неадекватность этой системы потребностям общественного прогресса, провести взвешенную, но принципиальную переоценку унаследованных теоретических постулатов и нынешних моделей и ориентиров, разработать пути более успешного развития общества».
Размышляя о требованиях, предъявляемых к такому учению, автор подчеркивает, что существо его должны составлять «размышления действительно свободные, раскованные, дискуссионные. Они не замыкаются в кругу «вечных» положений одной школы, не находятся в плену чисто экономических подходов. Они наполнены философским смыслом...» Но сам автор, к сожалению, не выдвигает какой-либо стройной научной концепции, противостоящей имеющимся доктринам, ограничиваясь поверхностными пространными рассуждениями о неэкономических резонах формирования материального базиса социума, а также о роли политической экономии в составе образовательных дисциплин [15].
Застой в теоретических изысканиях очевиден, и не случайно, уже с 90-х годов прошлого века, прогрессивными учеными всего мира оживленно обсуждаются варианты будущей экономической модели [9; 35; 39]. Крах рыночной экономики для них, в отличие от предыдущих авторов, — факт уже достаточно очевидный. Но вот что характерно. Большинством исследователей в качестве панацеи для выхода из кризиса рекомендуются исключительно превентивные меры, в числе которых ориентация на «перегруппировку сил» в системе мирового хозяйствования, сохранение в явном или неявном виде бинарного сценарного условия: лидеры — аутсайдеры, ставка на новые технологические принципы и совершенные способы экономической деятельности. Однако все предлагаемые новации, даже самые революционные из них, неизменно воспроизводят основополагающий порок рынка — культ материализма.
Так, Е. Балацкий посвящает своеобразный панегирик доктрине самоуничтожающейся системе хозяйствования, в соответствии с которой «необходим переход к глобально регу­лируемой и тотально планируемой экономике, в которой производство новых благ шло бы параллельно с уничтожением старых материальных ценностей». Эту реформу, однако, подразумевается осуществлять, сохраняя в неизменном виде институт частной собственности со всеми вытекающими из этого отрицательными последствиями, противодействующую направленность которых в конце концов признает и сам автор: «Принцип построения самоуничтожающейся экономики является ключом против кри­зисов, но он не дает автоматического решения этой вечной проблемы» [2].
П. Кохно, исследуя генезис современных типов хозяйствования, отмечает следующую тенденцию: «Превращение формирования сознания в наиболее выгодный бизнес изменяет сам характер человеческого развития. Если раньше человечество изменяло окружающий мир, то теперь оно перешло к изменению самого себя». И далее: «...идет формирование собственности на знание и информацию, ко­торые становятся нераздельно связаны с теми, кто их производит. Из сказанного следует, что в постиндустриальном обществе соци­ально-классовые различия будут вызваны, прежде всего, различиями в уровне образования людей, а не их отношением к собственности на средства производства».
Резюмируя, ученый делает вывод о том, что «...путь к пост­индустриальному обществу как относи­тельно отдаленной цели, очевидно, должен пролегать через смешан­ную, социально ориентированную экономику, через комбинацию рыночных и нерыночных факторов, конкуренции и содружества, эффективности и справедливости, частных и общих интересов, инди­видуальности и коллективности, самоорганизации и организации — этих, хотя и противоречащих друг другу, но не взаимоисключающих сущностей» [16].
Но социально ориентированная экономика невозможна в условиях рынка, комбинация рыночных и нерыночных факторов всегда сводится к превалированию первых над вторыми, там, где есть конкуренция, напрочь отсутствует содружество и т.д. Это не только противоречащие, но всегда и взаимоисключающие сущности, ибо все предыдущие попытки «очеловечения», которых в истории было великое множество, рыночная экономика неизменно либо игнорировала, или отторгала.
Целый ряд известных зарубежных ученых, даже признавая важность этических начал для регулирования производственных процессов, все же сводили их значение к роли своеобразной «примеси» в «растворе» рыночной экономики.
А. Смит полагал, что отдельные индивиды, руководствуясь собственными эгоистическими интересами и пытаясь максимизировать свое личное богатство, направляются объективными законами рынка, под воздействием которых индивидуальные действия людей в конечном счете увеличивают общественное благо [33]. М. Вебер считал, что капитализм основан на важнейших положениях протестантской этики [5].
Г. Шмоллер настаивал на том, что именно государство в условиях рынка способно обеспечить реализацию принципа справедливости в обществе [41], а изучение экономики следует начинать с исследования базовых институтов, формирующих ценности и национальных дух, таких как семья, церковь, соседская община и т.п. [11, с. 169]. Дж. М. Кейнс обосновывал, что компромисс экономической и нравственной сторон жизни есть приоритетная цель государственной политики [10]. К. Дж. Эрроу был убежден, что этические нормы общественного поведения способны компенсировать недостатки рынка [42].
Но реализовать в полной мере нравственные ценности в условиях капиталистического способа производства невозможно, это всегда будет некий суррогат этических начал, приправленных корыстолюбием. Большинство же апологетов рыночной экономики и вовсе отвергали эти начала, рассматривая их исключительно как несбыточную мечту, не имеющую никакой практической значимости. В унисон вторят им и современные российские экономисты. Так, А. Любинин безапелляционно заявляет: «Утопизм представителей домарксовского социализма не имел земных корней и опирался на моральные императивы свободы, равенства и справедливости». [22].
Попытка приблизить прагматизм рыночной экономики к религиозным идеалам была предпринята авторами тоухидной ее модели, в частности, А. Бонисадром [3]. В соответствии с последней, «экономика — это одно из средств сближения с Аллахом, механизм реализации религиозной морали, а не инструмент удовлетворения потребностей человека... Последовательное применение подобных положений на практике открывает путь к отрицанию современных товарно-денежных отношений.
В качестве модели в «Тоухидной экономике» Банисадра выступает идеальное исламское общество, где каждый является собственником средств производства. При этом соб­ственность на последние ограничивается пределами трудовых возможностей каждого человека, а не капитала. Высокий доход, полученный без приложения дополнительного личного труда, неправомерен... Автор видит образцовое исламское общество как мир, где господствует изобилие и отсутствуют государственные границы, и где главной ценностью провозглашается знание».
Теоретическая платформа тоухидной экономики в целом выглядит довольно привлекательно. Однако более детальное с ней знакомство обнаруживает наличие существенных изъянов, которые автоматически переводят заявленные цели в разряд декларативных. Прежде всего, и это главное, реализацию искомой модели предлагается осуществлять в условиях незыблемости рынка, т.е. путем совмещения несовместимого. Кроме того, данная теория не признает связь частной собственности с товарно-денежным характером производства, основывается на непременной автаркии исламского государства (противопоставлении его остальному миру), проблему эксплуатации труда сводит к несовершенному механизму использования прибавочного продукта и прибавочной стоимости и пр. Концепция тоухидной экономики вводит ее поклонников в заблуждение, ибо обозначенные ею благие цели, подчиненные нравственному императиву, недостижимы предлагаемыми методами, позаимствованными из арсенала отрицаемого на словах капиталистического способа производства.
В ряду критиков рыночной экономики и порождаемого ею общества потребления особое место отводится религиозным деятелям. Однако все их призывы к нравственному совершенствованию, верные в своей основе, тем не менее, объективно не могут быть канонизированы в реалиях товарно-денежных отношений. Принципиальная ошибка богословов все того же свойства: в попытке истолковать суть справедливого экономического строя категориями рыночного хозяйствования. Конкретным подтверждением сказанному является разработанный православными священниками перечень нравственных устоев экономической деятельности [32], представляющий из себя на самом деле типичную эклектику благих, верных в своей основе, пожеланий, но ошибочных толкований механизма их реализации на практике.
Призывы церкви к гуманизации человеческих отношений рынок попросту не слышит, методично и целенаправленно сортируя людское сообщество по уровню благосостояния его индивидов. Но если попытки объединения нравственности и экономики, этики и вещизма тщетны, а сам капитализм уже близок к пределу своего существования, остается только один путь развития человеческой цивилизации — сознательного отказа от рыночной экономики в качестве материальной базы социума.
Этот вывод выдвигает необходимость формализации основных параметров ее возможного правопреемника, в связи с чем нельзя не сказать несколько слов о модели экономики, которая, во-первых, является своеобразным антиподом нынешнему рынку, а во-вторых, по ряду своих универсалий наиболее полно соответствует справедливому типу производственных отношений.
Речь идет о социалистической системе хозяйствования, где впервые на практике было реализовано намерение поставить во главу угла воспроизводство человеческой личности. К сожалению, эта попытка потерпела неудачу и прежде всего по причине непродуманности и непоследовательности проводимой в социуме экономической политики.
С одной стороны, в СССР сложилась стройная и эффективная система бесплатного образования и здравоохранения, социальной поддержки населения, создан действенный механизм формирования общественных фондов потребления, задействована мощная индустрия реализации творческого потенциала людей и пр.
С другой стороны, продолжилась порочная практика отношения к человеку как к ресурсу национальной экономики, который нещадно эксплуатировался в целях достижения мифических «державных интересов», т.е. все происходило по принципу: не государство для человека, а наоборот. Были, естественно, и другие крупные просчеты в организации социалистической системы хозяйствования, но вышеотмеченный являлся определяющим и именно он не позволил реализовать верную в своей основе идею нерыночного подхода к формированию материального каркаса общества.
Трудно не согласиться с А.Г. Глинчиковой в том, что «...»реальный социализм» рухнул не потому, что общественного интереса как ценности было слишком много, а потому, что революционный запал общественного творчества раннего этапа был почти совершенно вытеснен и искусственно ограничен чисто частным интересом и дискредитирован в ходе последовательного отчуждения граждан от самодеятельного участия в экономической и политической жизни общества [7].
В мировом научном, да и не только научном, сообществе отношение к Октябрьской революции крайне противоречивое: в диапазоне от злобно-негативного до восторженно-позитивного. К числу последних, несомненно, относится и известное произведение М. Лифшица [19].
Однако утверждать, что «Октябрьская революция поставила человеческую проблему, которую отвлеченно решали все нравственные системы мира, на реальную историческую почву» [19], явно преждевременно. Более правомерно все-таки определить значение революции 1917 года и последовавшего затем периода социалистического строительства как первую попытку реализовать возможность сплоченности людей на этической основе; хотя и не достигшей поставленной цели, но указавшей на вероятность ее обретения в будущем.
Следует признать: доктрина «экономикс» мало чем отличается от марксистской политэкономии: все та же анархия рынка, к которой личность вынуждена постоянно приноравливаться в форме рационального выбора, о механизме которого исписано тонны литературы. Неоклассическая экономическая теория столь же этически непривлекательна, как и ее основной оппонент, и это хорошо видно из высказывания одного из представителей экономикс, Ф.А. Хайека: «Я не считаю, что получившее широкое хождение понятие «социальной справедливости» описывает какое-то возможное положение дел или хотя бы вообще имеет смысл» [40].
Современная экономика, которой с незапамятных времен уготована участь кальки, фиксирующей перемещение вещест­венного богатства в сообщающихся сосудах социума, опутанного сетями рынка, загнанного им в тупик, превратилась в настоящий театр абсурда. Так, Нобелевский лауреат Роберт Лукас, нисколько не стесняясь своей позиции, прямо заявляет о цели, которую он преследует в своих исследованиях: «создание механического искусственного мира, населенного взаимодействующими между собой роботами, которых обычно изучает экономика». Экономическая же теория, по его мнению, это лишь то, что «можно поместить в компьютер и прогнать на нем» [43]. Поэтому тысячу раз прав Дж. Кэй, выносящий убийственный вердикт: «Современный экономист — это клинический врач без пациентов, инженер без проектов. И поскольку такие экономисты не занимаются проблемами, стоящими перед реальными компаниями или семьями, клиенты к ним и не приходят» [18, с. 9].
Ортодоксальная неуступчивость теоретиков рыночной экономики насущной необходимости ниспровержения ее догматов, непоследовательность современного богословия в трактовке справедливого экономического базиса бытия и несостоятельность концепции приверженцев социалистической системы хозяйствования, лишь на словах провозглашавших идеалы равенства и братства, обусловливают явственно проявляющееся бессилие современной экономической теории дать импульс дальнейшему совершенствованию общества в рамках существующих производственных отношений.
Важнейший вывод, который закономерно вытекает из результатов анализа литературных источников, заключается в следующем: метафизичность явлений, сопровождающих процесс материального производства, имеет под собой объективную основу и является необходимой составной частью экономики. Рыночный же ее механизм, взращивающий только корыстолюбие участников производственной деятельности, обусловливает этическую противоестественность такого хозяйственного уклада.
Погоня за количеством анализируемых публикаций в данном случае не имеет никакого смысла, их увеличение никак не повлияет на суммарность сделанных выводов. Материал подборки несет в себе основной спектр наличествующих экономических воззрений и может квалифицироваться как типичный; являясь частью, он тем не менее достоверно отражает свойства общего, т.е. итоги всей совокупности имеющихся исследований. Их ассимиляция фиксируется следующим лапидарным резюме: содержание теоретических изысканий в области экономики научной ценности в себе не заключает, ибо в основе своей имеет набор знаний, во-первых, морально устаревших, а во-вторых, оторванных от общечеловеческих ценностей.
«Любая экономическая теория, которая хочет быть чем-то большим, чем вариационное исчисление с заданными параметрами, и не желает постоянно опровергать себя с помощью оговорки «при прочих равных условиях», уже является некоторой онтологической теорией максимизации существования и ценности в мире...» [14]; но при этом «настоящая наука всегда не окончательна и открыта к пересмотру своих выводов в свете новых данных или нового опыта» [18, с. 11].
Нравственное структурирование экономики — вот путь ее прогрессивного преобразования, в соответствии с которым эффективность производственной деятельности находит свое выражение не в величине абстрактных параметров финансовой состоятельности различных субъектов хозяйствования — прибыли, рентабельности, ВВП и др., — а обретает духовное измерение.
Слова академика Д.С. Львова подтверждают и развивают этот тезис: «Сегодня у общественных деятелей и ученых в разных странах вызревает понимание необходимости смены господствующей экономической доктрины — «Вашингтонского консенсуса» [20], который уводит человечество от решения фундаментальных проблем социального мира на земле, ставит материальное и мертвое выше духовного и живого.
Экономическая наука, которую сегодня столь упорно подталкивают в односторонность либералистской доктрины, не обладает и никогда не будет обладать рецептом построения перспективной экономической политики и финансовой системы, если она не будет основана на началах нравственного возрождения общества. А оно возможно лишь тогда, когда общественное самосознание и опирающаяся на него воля правительства ясно и недвусмысленно обращены в первую очередь на то, чтобы труд и мастерство, воплощенные в них производительные силы нации могли найти полнокровное применение у себя дома, в непосредственно духовно-культурном окружении. Только это в состоянии предотвратить превращение человека в «рабочую силу», покорно ожидающую обмена на мертвые блага животного существования» [20]. Несостоятельность экономической теории, таким образом, является главной причиной несовершенства хозяйственного механизма, многовековое функционирование которого никогда не давало поводов для оптимизма. Напротив, многочисленные и разнообразные по причинам возникновения и формам проявления кризисы в экономическом базисе социума (товарного перепроизводства, на фондовом и валютном рынках, государственного управления и т.п.) провоцируют негативные тенденции и в общественном укладе.


Литература
1. Антипина О. Экономическая теория счастья как направление научных исследований // Вопросы экономики. — 2012. — №  2. — С. 94, 96, 97, 99, 104, 100.
2. Балацкий Е. Китайская модель экономики будущего: развитие через перманентное саморазрушение // Общество и экономика. — 2011. — № 8–9. — С. 293, 304.
3. Беккин Р.И. Тоухидная экономика как разновидность исламской экономической модели // Проблемы современной экономики. — 2012. — № 2.
4. Буланов В., Катайцева Е. Человеческий капитал как форма проявления человеческого потенциала // Общество и экономика. — 2011. — № 1.
5. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. — М.: РОССПЭН, 2006.
6. Власов Ф., Колотовкина Е. Понятие доверия в экономике и российские проблемы // Общество и экономика. — 2011. — №  10. — С. 68, 74, 75, 77, 78, 83, 85–87, 91, 93, 94.
7. Глинчикова А.Г. Частная собственность и общественный интерес — дилемма России // Вопросы философии. — 2011. — №  3. — С. 6–7.
8. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой. — М.: ДАРЪ, 2013.
9. Иноземцев В.Л.. Теория постиндустриального общества как методологическая пара­дигма российского обществознания // Вопросы философии. — 1997. — № 10.
10. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. — М.: Гелиос АРВ, 2002.
11. Клисторин В.И. Рыночная экономика, нравственность, этика и религия // ЭКО. — 2012. — № 10.
12. Князев Ю. О возвращении экономики к здравому смыслу // Общество и экономика. — 2012. — № 3–4. — С. 60, 78, 77, 78.
13. Князев Ю. Справедливость и экономика // Общество и экономика. — 2012. — № 1. — С. 34, 57, 38, 47, 48, 51.
14. Козловски П. Принципы этической экономии. — СПб.: Экономическая школа, 1999. — С. 21.
15. Койчуев Т. Экономическая наука: ответственность перед будущим // Общество и экономика. — 2012. — № 12. — С. 10–19.
16. Кохно П. Современная цивилизация: возможные контуры будущего // Общество и экономика. — 2011. — № 8–9. — С. 95; 103, 105.
17. Кудров В. К оценке российской социально-экономической системы // Общество и экономика. — 2012. — № 9.
18. Кэй Дж. Карта — не территория: о состоянии экономической науки // Вопросы экономики. — 2012. — № 5.
19. Лифшиц М. Нравственное значение Октябрьской революции // Российский экономический журнал. — 2012. — № 5. — С. 14, 30, 27, 28, 20.
20. Львов Д.С. // Свободная мысль-ХХI. — 2004. — № 9.
21. Любинин А. Две политэкономии: социально-экономического развития и процессов хозяйствования // Российский экономический журнал. — 2012. — № 1. — С. 95, 97–98.
22. Любинин А. Классический социализм и практика социализма: непреодоленная сложность кажущейся прототы // Российский экономический журнал. — 2011. — № 1. — С. 37.
23. Малахов Р.Г. Определение ключевых гипотез синтетической программы исследования собственности // Проблемы современной экономики. — 2008. — № 4.
24. Мау В. Человеческий капитал: вызовы для России // Вопросы экономики. — 2012. — № 7. — С. 114–132.
25. Орлов А. От трудовой теории стоимости Маркса к новой экономической концепции, или о природной основе законов экономики // Общество и экономика. — 2012. — № 3–4. — С. 101–116.
26. Первушин М.В. Православие и экономика: аксиологические ориентиры русского капитализма // http: www.bogoslov.ru.
27. Петросян Д., Фаткина Н. Этические принципы в социально-экономической политике России // Вопросы экономики. — 2009. — № 2. — С. 128–129, 132.
28. Рахаев Б., Шомахова М., Бизенгин Б. Будущее России: собственная, особая экономическая модель? // Общество и экономика. — 2012. — № 9. — С. 5, 9.
29. Рахаев Б., Ульбашева А., Бизенгин Б. Три силы в экономике: государство, рынок, общественное сознание, восприятие феноменов бытия и представления о них (SPIRITUS ANIMALIS) // Общество и экономика. — 2012. — № 12. — С. 114, 115, 118, 119, 120, 122, 121–122, 123, 124, 125.
30. Розмаинский И. Почему капитал здоровья накапливается в развитых странах и «проедается» в постсоветской России // Вопросы экономики. — 2011. — № 10. — С. 114, 115. См. также Хэндс У. Нормативная теория рационального выбора: прошлое, настоящее и будущее // Вопросы экономики. — 2012. — № 10. — С. 52–75.
31. Салихов Б.В., Летунов Д.А. Интеллектуальная экономика как нравственно-этическая форма инновационного развития // Проблемы современной экономики. — 2008. — № 3.
32. Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании. Принято на итоговом пленарном заседании VIII Всемирного Русского Народного Собора. // Православная беседа. — 2004. — № 2.
33. Смит А. Теория нравственных чувств. — М.: Республика, 1997.
34. Сорочайкин А.Н. Генезис рациональности. «Homo economicus» // Экономические науки. — 2012. — № 10. — С. 56.
35. Ставинский Н. Капитализм сегодня и капитализм завтра. — М: Изд.УРСС, 1997.
36. Сторчевой М. Новая модель человека для экономической науки //Вопросы экономики. — 2011. — № 4, С. 79, 80, 82, 85, 86, 87, 89, 90, 91, 95.
37. Фишер С., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. — М.: Дело, 1995, С. 303.
38. Флербе М. За пределами ВВП: в поисках меры общественного благосостояния // Вопросы экономики. — 2012. — № 3. — С. 34, 36, 37, 39, 43, 48.
39. Фромм Э. Иметь или быть? — М., 1990.
40. Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. — М.: Новости, 1992. — С. 17.
41. Шмоллер Г. Народное хозяйство, наука о народном хозяйстве и ее методы. Хозяйство, нравы и право. Разделение труда. — М.: К.Т. Солдатенков, 1902.
42. Эрроу К.Дж. Коллективный выбор и индивидуальные ценности. — М.: ГУ-ВШЭ, 2004.
43. Lucas R. On the Mechanles of Economic Development // Journal of Monetary Economics. — 1988. vol. 22. — № 1. — P. 5.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия