Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 4 (52), 2014
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ РЕГИОНОВ И ОТРАСЛЕВЫХ КОМПЛЕКСОВ
Воронов А. А.
доцент кафедры финансов и статистики факультета экономики и менеджмента
Санкт-Петербургского государственного технологического института (Технического университета),
кандидат экономических наук


Региональное и территориальное развитие как основа целостного экономического усиления роли сельских территорий в развитых странах Запада
В статье обсуждаются проблемы целостного экономического усиления сельских территорий как перспективные доминанты развития региональной экономики в развитых странах Запада. Показано, что успешное управление сельскими территориями возможно только при индивидуальном изучении специфики каждой территории в контексте условий периодического воспроизводства их биофизической сущности и принципов сохранения экологического равновесия. В статье использованы аутентичные материалы канадских, французских, немецких и швейцарских специалистов в области региональной экономики и политики
Ключевые слова: сельские территории, территориальное развитие, пространственная экономика, целостное территориальное развитие, социальные партнерства, экологическое равновесие
УДК 338.49; ББК 65.9(2)   Стр: 204 - 209

Существующее в современной региональной науке понятие длительного территориального развития может быть дополнено историческим опытом развития сельских территорий, как на Севере, так и на Юге современного Запада. Это обусловлено тем, что известная степень неполноты этого понятия затрагивает эти территории наравне с другими. Поэтому возникает необходимость включить в поле рассмотрения сельские территории длительного развития более конкретно, как системы с установившейся экономической тенденцией к модернизации. В этой связи попытаемся обратиться к теоретическим основам понятия длительного территориального развития, имея в виду эволюцию и актуальность базовых гипотез, высказанных Филиппом Эдало. Речь идет о понятии «территориального развития», высказанном уже почти четверть века тому назад. В материалах данной статьи обратимся к предложенной западными экономистами новой конфигурации этой модели развития. Эта конфигурация включает такое понятие как «солидарное территориальное развитие», внутренне включающее понятие «защищенность». В итоге получаем модель, способную внутренне обосновать перспективное развитие сельских территорий. Тогда возникают три главные цели — своего рода направления: 1) использование нового сельского управления; 2) признание мультифункциональности сельских территорий; 3) сельская политика, основанная на способности восприятия сельских, взаимозависимых с городскими, объединений.
Ввиду такого подхода к поставленной проблеме экономический рост быстро стал синонимом развития, в то время как развитие предполагает намного больше, чем экономический рост. Известный экономист неоклассического периода Франсуа Перру уже явно указывал на это обстоятельство в своем определении развития, которое остается непревзойденным в западных экономических школах вплоть до настоящего времени. Это определение звучит следующим образом: «Развитие — это сочетание динамики ментальных и социальных возможностей населения, которое делает способным продолжительный рост его совокупного реального продукта». Однако к этому определению Ф. Перру добавлял, что «именно основные инструменты выгоды трансформируют рост индустрии или деятельности в рост нации на пути к тому, чтобы перейти из анархического развития в развитие упорядоченное» [4. С. 190].
Понятия территории и территориального развития переходят, по мысли западных экономистов, из обыденной речи в научную, в силу того, что они скорее наводят на мысль о регионе, нежели о социальном строительстве. Одним из первых признаков этого строительства, которое активизирует динамику социальных действий в пространстве, является тот факт, что территория, чтобы существовать в научном поле, должна быть идентифицирована. В этом случае территория служит мощным детерминантом, обращающимся к формированию индивидуального и социального тождества, функционируя как одна из структурообразующих опор этих тождеств. Другие смыслы этого понятия, по мнению тех же западных ученых-экономистов, делают употребление этой категории просторечным. История показывает, что такая территориальная «маркировка», если на нее оказывает влияние некоторое восприятие биофизических реальностей, является следствием волюнтаризма человеческих коллективов, которые сегодня склонны их называть «проектом территории». Территории, таким образом, это социопространственные сущности, которые находятся во взаимодействии с человеческой ментальностью в пространстве и, следовательно, отражают ход политического устройства той или иной страны. Именно об этом в своих последних работах говорил Ален Ралле [5. С. 80].
Следует учесть, что речь идет не только о том, чтобы отличаться лингвистически, но и о том, чтобы строить территории и их развивать. Развитие, которое долгое время было величиной универсальной, общепризнанной ценностью, самой конечной целью любого современного общества, сегодня имеет спрос. Однако кое-что в понятии развития до сих пор остается в широком смысле чем-то вроде «черного ящика». Он формируется, по всей вероятности, при помощи диалектического единства материальных и нематериальных факторов. В то же время неизвестны отрицательные последствия построенного по такой схеме развития: потенциальный подъем экологической чувствительности, с появлением другого общепризнанного понятия — понятия длительного развития, по сравнению с просто «развитием», не представляется достижением. Ведь стремление человечества к лучшим условиям жизни, расширение демократического опыта и развития культур обесцениваются вследствие бесконечной гонки за экономическим ростом, который серьезно угрожает самому фундаменту человеческих обществ на нашей планете.
Территория — это вопрос в том смысле, в котором ученый-регионалист ставит его вопреки частным интересам; коллективный поиск развития всегда нацелен на территорию, как на тождество понятий выраженных границ. Такая цель становится политической, когда различные территории той же социополитической сущности в поисках развития в указанных смыслах осуществляют возможности своего развития, не усиливая региональные различия. Тогда территория — это продукт развития, так как у этого последнего нет иного смысла, как доставлять удовлетворение личных потребностей, формировать престиж в жизненных условиях, или формировать удачное территориальное развитие, соответствующее социальному запросу.
Понятие территориального развития заполняет пробел в исследовательских традициях региональной науки, и в то же время пока не является стабильным фундаментом в системе воззрений западной регионалистики. Оно синтезирует два понятия: развитие и территория, — которые являются реальностями, сопряженными с большими трудностями в интерпретации в разных экономических школах. В некоторых из них, наиболее перспективных, акцент ставится не на масштабировании территории, а на способе организационного координирования и управления самой территорией.
Речь идет о процессе формирования активного управления территориями различными экономическими агентами, к которым относятся не административные инстанции, а проектные организации и структуры, которые в масштабе конкретной территории все чаще и чаще заменяют административные инстанции. Таким образом, государственное управление территорией постепенно сводится к минимуму [3. С. 15–35].
Однако следует различать некоторую долю вмешательства в процесс управления территорией как органами государственно-административных структур, так и местными заинтересованными агентами. По степени такого вмешательства различают следующие экономические теории:
1) теория основания, которая делает ставку на роль, структурирующую внешние рынки сбыта;
2) теория полюсов роста (или полюса конкурентоспособности), которая делает ставку на результат обучения город­ского населения;
3) теория международной торговли, которая добивается региональной отличительной специализации;
4) теории неравного обмена, которые пытаются объяснять различия в практических достижениях способа включения в мировую экономику;
5) теории эндогенного развития, которые способствуют деятельности местных активных участников по включению в автоцентрированные темпы развития;
6) теории новаторских кругов, которые подчеркивают инновационные тенденции научных и творческих кругов в их роли в структурировании региональных экономик.
Кроме того, существуют еще теории территориального развития, подчеркивающие активную роль развития самих территорий, представленную не как поддержку развитию, а как социальное производство, поддерживающее развитие регионов. Здесь уместно вспомнить, что именно эта теория в вопросе о региональном развитии — это «полюса роста», описанные французским экономистом Франсуа Перру в пятидесятые годы прошлого века.
Понятие территориального развития предлагает намного больше, чем другие способы создания реальности регионального и местного развития в различном масштабе. Речь идет об изменении парадигматики в региональном развитии. С понятием территориального развития социология в многопредметной и междисциплинарной перспективе дает средства признавать значимость территории, не только как ощутимой биофизической реальности, но и в качестве социального устройства.
И можно было бы указать на центральную гипотезу, которая бы перестроила эту новую научную парадигму, и которая внедрила бы новое знание на примере канадского (квебекского) общества. Процесс социального строительства территорий интересует особенно социологию и историю, в то время как экономические пространственные динамические детерминанты интересуют экономику в силу того, что экологические реальности этих пространств мобилизуют географические и естественные науки.
Согласно другой символической трактовке родоначальников строительства научного поля территориального развития, французский экономист Филипп Эдало отмечает, что «недостатки классической функциональной модели привели с начала семидесятых годов к предложению модели «территориального» развития» [1. С. 108]. Он приписывает генезис этой новой модели развития работам Джона Фридмана и Клайда Вивера, и влиянию Римского Клуба, а также шведского фонда Dag Hammarskjцld (понятие другого развития), понятию экоразвития (в трактовке Ignacy Sachs). Территориальное развитие предполагает, согласно Эдало, интеллектуальную революцию, которая, как в работах Фридмана и Штёра, показывает направление, «присоединяет социальные и политические элементы к экономическому анализу». Он (Эдало) добавляет: «Такое развитие навязывает разрыв с функциональной логикой организации экономической деятельности и предлагает возвратиться в «территориальное» видение в рамках локального, при помощи оценки местных ресурсов и при участии населения. Такое «развитие» сможет действительно ответить требованиям населения» [1. С. 109].
В Квебеке, например, как и в других странах мира, длительные пути развития и оборудования территории разработаны для того, чтобы реализовывать удовлетворение потребностей и развитие населения, преследуя цели социальной справедливости. Однако этот процесс идет осторожно в отношении к природе; экономическое и социальное нововведение и демократическое участие в этой перспективе учитываются при проектировании всех территорий, их разнообразия, отличительных черт и преимуществ по взаимодополняемости, что уже давно стало настоятельной необходимостью.
Понятие территориального развития внутренне исключает фундамент, и, значит, можно поддержать тезис о том, что понятие длительного территориального развития — это что-то вроде вкрапления в научный дискурс излишних, ненужных с чисто семантической точки зрения, словосочетаний. Напротив, говорить о цели территориального развития можно в контексте обозначения необходимой целостности между различными человеческими объединениями. Местные и региональные объединения — типы перегруппировок, которые могут организоваться согласно индивидуалистической, даже эгоистичной логике; или организоваться согласно цельной логике, которая предполагает раздел ресурсов в зависимости от потребностей различных населенных пунктов и регионов для коллективного улучшения благосостояния наибольшего числа граждан. Также, подход целостного территориального развития, по мнению автора, удачно подходит для того, чтобы понимать, как должны были бы составляться в настоящее время сельско-городские пропорции.
Все недавние социальные тенденции, и особенно обобщение экологической чувствительности, имеют направленность на то, чтобы то, что происходит в компаниях различных форм собственности, вновь приобрело интерес к городскому населению и ко всему обществу. Традиционные сельско-городские пропорции находятся на траектории пересоставления; некоторые ведущие обозреватели доходят до того, чтобы говорить о новом общественном договоре между сельскими производителями и городскими потребителями. Это становится требованием исследовательских направлений, которыми городские и сельские жители, вместо того чтобы позиционироваться в качестве противников, могли бы стать партнерами нового солидарного типа развития. Согласно этому механизму территориальное развитие строится на базе лучшего понимания пропорций взаимозависимостей сельских и городских экономик в период их длительного развития.
Развитие просторных и многочисленных сельских регионов, например, в Квебеке (Канада), как и в других странах Запада, может осуществляться только с единственными ресурсами этих территорий. Развитие всех территорий Квебека в этом случае становится проблемой, которая обращает на себя внимание квебекского общества, и не только квебекского. Надо перейти из некоторого территориального эгоизма к комплексному территориальному развитию, которое делает бессмысленным обсуждение по поводу финансовых «отчислений» в бюджет государства, подхода, который собирается породить, скорее, новый, сломанный пополам Квебек: в одном случае — динамичный город, а в другом — «село», скудно выживающее отчислениями.
Обширная работа социополитического воспитания имеет целью показать взаимные преимущества партнерского подхода в пользу того, что стало бы большим проектом общества, то есть комплексного, целостного территориального развития. Это означает, что часть налоговых ресурсов городов будет в ближайшем будущем служить для правительств, чтобы поддерживать и развивать службы в сельских зонах со слабой плотностью, но взамен эти зоны смогут продолжить предлагать городскому населению многочисленные сельские блага, оцененные горожанами.
В итоге, солидарное территориальное развитие основывается на лучшем понимании связей взаимозависимости между сельскими и городскими экономиками, на признании права сельских объединений развиваться в пределах ресурсов, доступных на их территории. Такое право выражает ответственность и солидарность общества в пользу сельской среды, которая обеспечивает значительные сектора экономики продукцией общественных благ. Но в случае сельских регионов, Государство должно им предложить общественные ресурсы, чтобы они продолжили осуществлять расширенную миссию, в которой заинтересовано все общество в целом.
Применение принципов длительного развития к сельской среде тем интереснее, что фундаментальным устоям регионов и сельских объединений угрожает новый состав территорий в связи с глобализацией. В то же время теория территориального развития, намеченная Эдало, обусловлена ходом длительного развития (главным образом, с территориальным подходом), где предпочтения развитию локально увязаны с заинтересованными действующими агентами. Тогда можно утверждать, что длительное сельское развитие (то есть общий территориальный подход к нему, по мнению Эдало) и интегрированное развитие сельских коллективов основываются на тройной координации между экономической своевременностью, экологическими принуждениями и социальной приемлемостью. Внедрение процесса длительного сельского развития должно было бы подтвердить также для многих территорий, находящихся в стадии вымирания, обоснованное сельское восстановление, которое основывается на социальной жизненности сельских объединений, на экономической жизнеспособности местных экономик и на экологической пригодности сельских систем.
На что были бы похожи сельские территории, включенные в перспективу длительного территориального развития? Во-первых, на территории с экосистемами в здоровом состоянии с очищенным воздухом и чистой водой, имели бы приятный пейзаж и хорошо поддерживаемое естественное настоящее и благоприятное будущее. Во-вторых, на территории, проявляющие экономическую жизнеспособность, где наблюдался бы рост потенциалов предприятий к самооздоровлению, экономическому разнообразию и сокращению бедности населения. В-третьих, на территории, пользующиеся большей социальной справедливостью с прекращением сельской миграции, особенно среди молодёжи, социальных меньшинств и женщин; такие территории в большей степени были бы ориентированы на сферу сервиса.
Длительное и обоснованное развитие сельских общин предполагает объединить несколько выигрышных условий, из которых каждое необходимо, но не достаточно. Можно говорить о выигрышных условиях, чтобы противостоять процессам упадка сельских территорий [2. С. 19–31]. Различные исследовательские работы приводят к выводу: для того чтобы преуспеть в развитии сельских территорий, необходимо выполнение порядка десяти условий; эти условия следует объединять — согласно числу принципиально значимых целей для развития этих территорий. Эти десять выигрышных условий могут быть обозначены следующим образом:
1) необходимо признать, что можно научиться сельскому укладу хозяйствования;
2) защищать социоразнообразие, которому способствует этот сельский уклад;
3) благоприятствовать подходу длительного сельского развития;
4) признавать мультифункциональность нового сельского хозяйства;
5) мобилизовать капитал акционерных обществ и предпринимательские социальные инфраструктуры;
6) поддерживать развитие способностей сельских объединений;
7) поддерживать появление нового гражданского сельского управления;
8) сделать рациональной сельско-городскую взаимозависимость;
9) поддерживать новую сельско-городскую солидарность педагогической пошлиной (взимаемой с городских территорий);
10) осуществлять соответствующую общественную политику.
Главный постулат в изложении этих условий — то, что ответственность за развитие принадлежит сельским общинам и их объединениям. Такой постулат предполагает серьезное изменение мышления на территории, где десятилетиями «Государство-провидение» генерировало отношение «выжидательной зависимости», и где экономические агенты были лишены чувства ответственности по отношению к обустройству своего собственного будущего. Так как возможности данной статьи не позволяют комментировать все эти десять условий, выделим из них три основных, которые создают основу для сельского развития: использование нового сельского управления; признание мультифункциональности сельских территорий; усиление мощностей сельских объединений с соответствующей сельской политикой.
1. Использование нового сельского правительства.
Понятие «правительство» анализируется и комментируется на научном и журналистском языке в последние годы достаточно часто. Понятие «правительства» пропагандировалось агентствами ООН как «Программа ООН по развитию», «Программа ООН для развития», под лозунгом «хорошего правительства», чтобы обозначить установку в развивающихся странах лучшей практики правительственных учреждений: оздоровление управлением государственными финансами, с одной стороны, и большей демократизацией политических режимов — с другой стороны.
Но понятие правительства, без своего определения, позволяет ощутимо разграничить различные реальности, то есть указать на существование специфического местного, регионального или национального правительств, организационный механизм которых проявляет себя в том, как правительство выстраивает свои взаимоотношения с другими деятельными социально-экономическими силами в обществе. Понятие правительства вписывается в то, что специалисты называют новой парадигмой, в которой оно принадлежит более широкому концептуальному миру с другими понятиями, онтологически интерпретированными как некий универсум гражданского товарищества с общим сектором, согласованием или партнерством.
В нашем случае, говоря о сельских реалиях, правительство назначает некое неписаное учредительное регулирование, которое позволяет местным властям осуществлять действенную власть. То есть власть, которая принимает решения и у которой есть ответственность за судьбу местных объединений. Таким образом, мы говорим о новом сельском управлении. Однако можно об этом говорить и в отношении городского управления, чтобы подтвердить фактуальную установку этого нового сельского правительства на местах, где местные власти вышли из своего традиционного поля юрисдикции, считая себя высшими правительствами и позволяя себе вмешиваться в то, что экономисты могли бы назвать «развитием». Новое сельское правительство в этом случае выбирает новый способ осуществлять власть и принимать решения, и оно позиционирует три значимые категории действующих сил: муниципальную власть, власть частных экономических агентов, имеющих местное присутствие, и власть гражданского товарищества или общих организаций.
В способах традиционного управления эти три фундаментальных основы управленческих сил в местных объединениях преследовали каждый свою конечную цель без слишком большого взаимодействия в экономическом и социальном планах, как относительно устойчивые. Но в нынешнем мире относительно однородные сельские объединения, характеризующие прежний Запад, собираются уступить место конкурентоспособному миру, где будут доминировать сельские объединения (и регионы), которые выигрывают, и другие, которые теряют. Чтобы оказаться на стороне выигравших объединений, интуитивно понятно, что необходима теория, согласно которой надо было бы осуществить согласование и партнерство между государственным, частным и общим секторами.
Новое местное правительство уже устанавливается в некоторых развитых западных обществах, — это то новое, в форме местных объединений, организующих принятие решений на относительно больших областях социально-экономической жизни общества. К тому же такой подход предполагает несколько уточнений, таких как «усиление способностей» объединений к самоуправлению, что открывает просторную «рабочую площадку» для различных организаций и для многих поколений агентов развития. В то же время, все это пребывает в контексте традиционных теорий местного экономического развития в стадии глубокого изменения. В то время как традиционные теории делали упор на вкрапления в научный дискурс излишних, ненужных с чисто смысловой точки зрения, слов по отношению к факторам, благоприятствующим локализации, присутствие природных ресурсов и инвестиции извне, новые теории местного развития подчеркивают нематериальные факторы, такие как партнерство, новаторские способности среды, присутствие социальной предпринимательской инфраструктуры.
Следует подчеркнуть, что новое исследовательское поле сельского управления является в настоящее время в стадии становления. Понимать динамику управления, присущую общности, не является легкой задачей, так как такая динамика предполагает длительную механическую работу с ключевыми действующими фигурами общности в трех «ипостасях» этого нового местного правительства (общественной, частной, общей). Эта работа обычно облегчается изучением некоторых конфликтов внутри общности, которые приводят ее членов к самоактуализации, и общность может, таким образом, самореализоваться. Это может быть внутренним конфликтом или внешним событием, которое воспринимается в качестве угрозы для одних и своевременности действий — для других членов общности согласно концепции самоотождествления, принятой в современной социологии. В настоящее время в работах по сельскому восстановлению, с инициативой исследования «нового сельского хозяйства», обсуждается понятие «управление», которое вписывается в тот концептуальный мир, куда также введено понятие «социальная сплоченность», понятие, которое относится к большей этической ценности в индексации социального развития. Так как это понятие внутренне признает существование социальных стратификаций и социального антагонизма между группами по разнообразным интересам, то это может проявить себя также в анализе данной местной общности. В этих условиях социальная сплоченность становится целью, признанной социальной и экономической политикой.
2. Признание мультифункциональности сельских территорий.
Понятие мультифункциональности сельских территорий, или сельского хозяйства, в ближайшем будущем станет очень популярным понятием, которое покажет в новых обстоятельствах бывшую реальность сельского мира с различными функциями. Например, сельскохозяйственный рабочий производит мясо или молоко. Но в то же самое время он обустраивает участок территории, который способствует тому, чтобы создавать сельский пейзаж, пользующийся туристической привлекательностью, способствуя сохранению экосистемы и ее природных ресурсов. В этом случае одновременно реализуются три мультифункциональных потенциала: экономическая производственная составляющая и создание занятости, экологическая защитная составляющая и повышение ценности экосистемы, и социальная/культурная составляющая, создание пейзажа, имеющего значение для сохранения некоторых сельскохозяйственных традиций, что является также частью местной сельской культуры. Если бы, помимо того чтобы делать молоко, та же ферма встречала туристов в рамках деятельности, например, мини-отеля, экономисты говорили бы тогда об «объединенном продукте».
Удобно свести воедино многофункциональности сельской территории:
● продуктивность: способность предоставлять потребителям экологически здоровые продукты, происхождение и производительные условия которых известны;
● территориальная функция: способность занимать территории, управлять пространством, предохранять пейзажи и природные ресурсы;
● социальная функция: способствовать применению, оживлению сельской среды, используя коллективные взаимодействия.
Настоящее признание мультифункциональности основывается на попытках сельскими организациями допускать, что этот тип экономики производит в едином русле товары и другие виды стоимости, не имеющие финансового эквивалента, использует общественные блага, которые столь же необходимы для благосостояния наших обществ, как и защита естественных экосистем и создание «очеловечившихся» сельских пейзажей, имеющих стоимость в глазах городского населения. Как именно важно произвести признанные нематериальные стоимости — утверждается и поощряется в рамках торгового регулирования: рассматривается выплата субсидий сельскохозяйственным рабочим и управлениям государственными финансами, чтобы они продолжали выполнять свои обязанности.
Но в рамках переговоров вокруг сельскохозяйственной либерализации международной торговли во Всемирной торговой организации, американцы не хотят признать мультифункциональность сельских регионов, которая разрешает, по мнению европейцев и японцев, правительствам вмешиваться в аграрный сектор, поддерживая там декларативную политику охраны природной среды, но ставя на деле местное и региональное развитие территорий в затруднительное положение. Без признания мультифункциональности на повестке дня ближайшего раунда переговоров в ВТО эти сельские объединения рискуют потерять альтернативные выигрышные позиции, чтобы получить преимущества вопреки «естественным» тенденциям экономики, которые их обрекут на постепенный упадок.
3. Усиление способностей сельских объединений с соответствующей сельской политикой.
Разница между коллективом в упадке и процветающим коллективом оценивается не только традиционными факторами (различие в природных ресурсах, капиталах, локализации и т.д.), но и в нематериальном эквиваленте: способности общности развиваться в самой себе. «Синергия способностей» может реализовываться как процесс, которым индивиды, группы, организации и общества усиливают свою активность, которую надо идентифицировать, и которая принимает вызовы развитию в длительном периоде.
Как узнавать сельскую общность по развитым способностям? Именно активная общность проявляет инициативы, чтобы решить свои проблемы сама; именно та общность процветает, которая основывается на компетенции и местных ресурсах, и которая способна учитывать ожидания граждан. Это — также сильная общность, снабженная предприимчивостью, а также построенная на началах добровольности и взаимопомощи. И, в конечном счете, это — общность со структурами, объединенными управлением (слияние между общественным, частным и общим секторами). Усиление способностей связано с новыми подходами местного развития, опирающимися на понятие «общественного капитала».
Местное развитие, вероятно, как и другая социальная практика, способна развиваться, изучая опыт других. Фундаментально новым является необходимость признавать эту новую деятельность местных объединений и их политических представительств, что является, по сути, функцией «развития». Сельские коллективы должны теперь самостоятельно заниматься своим развитием и не ожидать каких-либо действий со стороны государственных или частных третьих лиц. Несмотря на различные интересные исследования, настоящую «педагогику» местного развития остается еще изобрести. Ясно, что мастерство развития формируется образовательными мероприятиями и повышением общего уровня воспитания населения, обучением местными лидерами различных групп населения умениям и методам, соединенным с актуализацией и управлением проектами.
К тому же, синергетика способностей может вписываться в сельскую политику, во всяком случае, Запад собирается извлечь из этого определенные выгоды.
Перечислим некоторые цели любой сельской политики с целью их систематизации:
● поддерживать развитие способностей коллективов;
● усиливать местное управление местных органов власти;
● сокращать различия (города-поселения) и «сглаживать» сельские разногласия;
● поддерживать функциональные службы в сельской среде;
● облегчать доступ к землям и общественным природным ресурсам;
● ускорять эффективность сельских преимуществ и сохранять окружающую среду;
● осуществлять принцип национальной солидарности по отношению к сельскому пространству: проводить программы помощи, которые поддерживают необходимость в настоящей солидарности (солидарное развитие).
Таким образом, в данной статье выявляются взаимозависимости, которые объединяют сельские и городские регионы в развитых странах Запада. Лучшее понимание этих связей, скрытых от городского населения, сделает из этих последних наилучших защитников в политике поддержки сельского восстановления. Это фундаментальный вопрос лучшего понимания связей и взаимозависимостей между сельскими и городскими экономиками в странах Запада. Сельские территории создают товары (первичные средства) и оказывают экологические услуги во всем обществе; цена первых безостановочно опускается, а вторые и вовсе не вознаграждены. Но эти механизмы компенсации за пользование подобными благами рано или поздно должны быть активизированы. Сельские ресурсы (пища, энергия, сельские ландшафтные блага и т.д.) составляют качество жизни городских жителей. Когда городское население оплачивает эти средства ниже себестоимости (с корзиной бакалеи в 17 % своего доступного дохода), не удивительно, что сельские экономические показатели стремятся к упадку. Поэтому необходимо приложить усилия, чтобы городские (исключительно финансовые) средства выделялись на поддержание процессов восстановления загородных территорий в тех случаях, когда это являлось бы рентабельным. Некоторые западные организации, такие как Канадский фонд сельского восстановления, предполагают, что все общество, в ракурсе действительной солидарности, должно поддержать сильную сельскую политику и экономику.

Заключение
Теоретические основы территориального развития, отраженные в данной статье, таковы, что определение «территориального», кажется излишним: ведь мы знаем, что развитие, по определению, можно сказать территориализовано. В то же время функциональное или отраслевое развитие датировано исторически. Оно «навязывается» государством, как модернизатором, и «современностью». Эта модернизирующая рациональность сильно сопротивляется всем этим общим связям, социо-территориальным например, которые «растворяли» местную, типичную специфику сельских обществ, чтобы достичь успехов в культурном универсализме и в благах цивилизации.
Говорить о соответствующем развитии — это значит воспринимать то, что многие называют развитием территориализованным и длительным. Но «присвоение» развития и фактуальность развития — не синонимичны; между ними существует широкий эпистемологический «котлован». В первом случае, развитие основывается на совокупности, известной преимуществами или активами (средства, умения, методы, учреждения и т.д.), которые перенесены с технической помощью к населению, которому помогают. Оценка состоит тогда в том, чтобы измерять степень присвоения действий развития. Во втором случае, формулировка предполагает подразумеваемый вопрос: признающий развитие, но признающийся кем и для кого? Развитие изначально существует для настоящего мира, так сказать, для лиц, человеческих объединений. Если развитие обусловлено социальными действующими силами, которые ответственны за концепцию развития, то действия тех, кому они предназначены, должны быть признаны искусственными. Таким образом, никакое развитие, не приспособленное к длительной работе с населением, не включает общее и раздельное обследование средств, которые надо использовать, чтобы продолжительно формировать это развитие в будущем. Так, определенное понятие соответствующего развития представляется столь же существенным, как и различные понятия, относящиеся к семантическому полю местного развития и, еще раньше, семантическому полю длительного развития.
Территориальное развитие предполагает также, что каждая территория должна самоорганизоваться внутренним процессом, ее собственной специфической моделью развития. То, что имело успех на одной территории в данный момент времени, может не иметь успеха на другой территории. Нерепродуктивность моделей развития навязывает признание другой «стоимости», той созидающей способности, которая должна добавиться к ответственности и целостности, о которых мы подробно рассказали в данной статье. Результативность территориального развития предполагает, с одной стороны, процесс социального обучения населения сельских территорий эффективной экономической деятельности, то есть развитию гражданской компетенции в рамках модели социального развития, а, с другой стороны, — нацеленность на социальное партнерство, дейст­вующее в рамках требований права (в юридическом смысле), и обучение лиц, занимающих ответственные должности.
Обзор существующих в странах Запада направлений усовершенствования роли сельских территорий представляет интерес в современной реформируемой экономике России, находящейся в стадии переходного периода. В то же время, к сожалению, весомых результатов в данной области, как и в реализации всей реформы, не наблюдается. Это связано, отчасти, с тем, что советская плановая экономика (в том смысле, в каком она существовала в СССР) не была ориентирована на рассмотренные в статье модели функционирования и организации пространственных территорий на принципах социоэкономического партнерства, а управлялась центральным государ­ственным планом. Усовершенствование управления и развития пространственных территорий может быть построено в современной России не только при помощи рационального размещения производительных сил, но и с учетом проводимых в стране реформ в условиях современной геополитической нестабильности. Безусловно, геополитическая нестабильность оказывает негативное влияние и на развитые в экономическом отношении страны Запада, однако степень этого влияния по отношению к странам с переходной экономикой, таким как современная Россия, в основном, ниже. В современной России существует, по сути дела, принципиально иная модель организации пространственной региональной экономики, разработанная академиком А.Г. Гранбергом и состоящая в том, что, как экономика отдельного региона, так и экономические связи между регионами, региональные системы основываются на оптимальном размещении производительных сил и региональных аспектов экономической жизни — имеется ввиду учет географического положения страны и диспропорции в развитии ее регионов. В настоящее время ведется активная работа по вопросам региональной политики и экономики в русле становления и развития современного федерализма в России. Эту работу осуществляют специалисты Института проблем региональной экономики РАН, Института системного анализа, действующего при РАН, и других крупных научно-исследовательских центров страны. Характерной чертой изучения российской региональной экономики является высокий уровень внедрения методов экономико-математического моделирования процессов развития и методов оптимального управления экономическими ресурсами. Стоит отметить, что в странах Запада, а особенно в западноевропейских странах, больше внимания уделяется качественной стороне онтологически интерпретированных и феноменологически описанных региональных экономических детерминант на базе современной методологии постнеклассической науки.


Литература
1. Aydalot P. (1985), Économie régionale et urbaine, Paris, Économica.
2. Jean B. «Réussir le développement des communautés rurales: dix conditions gagnantes» dans Organisation & Territoires 12 (2), 2003. l’Université du Québec à Chicoutimi.
3. Mollard, Amédée et Bernard Pecqueur (2007), «Le développement régional: enjeux de recherche et d’acteurs» dans Mollard, Amédée et alii, Territoires et enjeux du développement régional, Versailles, Éditions Quae.
4. Perroux F. (1969), L’économie du XXe siècle, Paris, Presses universitaires de France.
5. Rallet A., Commentaire du texte d’Oliver Crevoisier dans Mollard, Amédée et alii (2007) Territoires et enjeux du développement régional, Versailles, Editions Quae.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия