Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 3 (47), 2013
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ. ПРОБЛЕМЫ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ В СТРАНАХ СНГ И БАЛТИИ
Миропольский Д. Ю.
заведующий кафедрой общей экономической теории
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
доктор экономических наук, профессор


Марксизм и маржинализм: диалектика преодоления в современной политической экономии
В статье в полемической форме обосновывается идея синтеза одностороннего марксизма и одностороннего маржинализма в новой более универсальной теории, которую автор предлагает назвать «неомарксистский синтез»
Ключевые слова: марксизм, маржинализм, неомарксистский синтез, политэкономия
ББК У018.524,0   Стр: 66 - 70

Во втором номере журнала за 2013 год опубликована статья профессора Н.А. Шапиро «О намерениях по реактуализации политической экономии: критический взгляд». По поводу данной статьи возникли некоторые мысли, изложенные ниже, тем более, что критический взгляд автора довольно часто падает на мою статью «Гипотеза двойственности трудовой стоимости в контексте неомарксистского синтеза» [4].
Прежде всего, хотелось бы дать разъяснения своей позиции по вопросу о сути маржинализма. В статье констатируется факт современного идеологического доминирования маржинализма над всеми существующими разновидностями экономической теории [4, с. 4]. На это Н.А. Шапиро возражает: «Идеологическое доминирование утрачено маржинализмом со времен Дж. Кейнса» [5, с. 43]. Сошлюсь на М. Блауга, который пишет: «Термин «маржиналистская революция» обычно используется в связи с почти одновременными, но абсолютно независимыми открытиями в начале 70-х годов XIX в. Джевонсом, Менгером и Вальрасом принципа снижающейся предельной полезности как фундаментального элемента при построении нового типа статической микроэкономики» [2, с. 275]. В связи с этим возникает вопрос, какой тип микроэкономики преподается сегодня во всех университетах? Насколько мне известно, именно этот, целиком и полностью основывающийся на принципе снижающейся предельной полезности. Если при этом учесть, что именно в курсах микроэкономики содержатся все базовые идеологические постулаты Запада, то идейное преобладание маржиналистского принципа налицо. Кейнс и его последователи, конечно, немного потеснили маржиналистов со своими количественными ограничениями. Но лишь потеснили и только в области макроэкономики. Цитадель маржинализма — микроэкономика — оказалась им не по зубам. А раз не по зубам, значит, они признают теорию предельной полезности, и, значит, они — маржиналисты.
Поэтому я все же полагаю, что если трактовать маржинализм широко — как группу теорий, базирующихся на принципе предельной полезности и вообще ставящих предельные величины во главу угла, то идеологическое доминирование маржинализма после крушения марксизма очевидно.
Теперь, что касается некоторых содержательных сторон статьи Н.А. Шапиро. Автор проводит сравнительный анализ политэкономии и маржиналистской теории. Причем политэкономии, прежде всего, как марксистской (и это правильно) и маржиналистской теории в ее неоклассическом варианте (и это тоже правильно).
Обычным является взгляд, согласно которому в конкурентной борьбе побеждает теория, которая объясняет известные факты и является наиболее логичной. Ссылаясь на С. Булгакова, Н.А. Шапиро тоже называет похожие условия, делающие теорию ценной: а) практическую полезность и б) логическую значимость [5, с. 41].
Практическая полезность, начиная от буржуазной и кончая пролетарской, сводится автором к рассмотрению проблем «... развития нации через призму интересов основных социальных групп или классов, т.е. в рамках классовой картины мира.» [5, с. 43]. Что касается практической полезности марксистской политэкономии, то Н.А. Шапиро, опять же ссылаясь на С. Булгакова, обвиняет ее в неспособности решать конкретные практические проблемы [5, с. 43]. При этом мысль автора остается не совсем ясной. То ли классовый подход сам по себе не дает эффективно решать практические проблемы ни А. Смиту, ни Дж. С. Миллю ни кому бы то ни было в политэкономии, то ли именно марксистская политэкономия по каким то другим причинам столь не практична, а классовый подход здесь не причем.
Что касается практической полезности маржинализма то, во-первых, Н.А. Шапиро утверждает, что в этой теории «рассматриваются не интересы классов, а мотивация хозяйственных субъектов: продавцов и покупателей, которые выведены за рамки социально-классовой институционализации» [5, с. 42]. И еще, «в отличие от политэкономии, неоклассика при всех ее предельно абстрактных издержках всегда могла сказать конкретному бизнесмену — разорится или обогатится его предприятие.... « [5, с. 43]. Иначе говоря, автор в противоположность марксизму очень высоко оценивает полезность маржинализма для бизнесменов. Правда, здесь опять не понятно — эта полезность вытекает из отказа от исследования классовых интересов или из чего-то другого? Кроме того, Н.А. Шапиро добавляет, что неоклассики могут предсказать судьбу бизнесмена только при прочих равных условиях и именно эти «прочие равные условия» явились «... ахиллесовой пятой, не позволявшей решать проблемы адаптации рыночных институтов к реальным условиям места и времени ....» [5, с. 43]. Если учесть, что ни один конкретный бизнесмен не работает при прочих неизменных условиях, то все-таки не ясно, может неоклассика что-либо предсказывать или нет?
Вторая составляющая ценности теории — логическая значимость у Н.А. Шапиро явно не в чести. Очередной раз присоединяясь к мнению С. Булгакова, автор заявляет, что логика в науке сама по себе не имеет никакого смысла и границы логического конструирования устанавливают жизненные задачи, прагматизм науки [5, с. 42]. По мысли автора прагматизм политэкономии состоит в анализе классовых интересов. Следовательно, у нее своя логика. Прагматизм маржинализма — в равновесии хозяйствующего субъекта. Значит здесь другая логика [5, с. 42–43]. Это две разные картины экономической жизни человека и они логически не совместимы.
Что хотелось бы заметить по поводу приведенных выше оценок прагматизма и логики в экономической теории. Начнем с классового подхода, ибо Н.А. Шапиро делает его основным признаком, отличающим политэкономию от маржинализма. Мол, политэкономия пронизана идеей классовых интересов, а маржинализм классы вообще не рассматривает. В этой связи, вспомним — кому адресовала Н.А. Шапиро полезные практические рекомендации неоклассической теории — бизнесмену. Для него создана эта теория и его интересы обслуживает. Меня особенно умиляет «бесклассовость» неоклассической теории при анализе равновесия на рынке труда. Ведь, согласно этой теории, чем ниже заработная плата, тем больше рабочих предприниматели готовы взять на работу. Поэтому если и есть в условиях чистого капитализма неработающие люди, то это только добровольно незанятые. Если бы эти люди очень хотели работать, то согласились бы на более низкую заработную плату и оказались бы втянутыми в производственный процесс. Безработица появляется только тогда, когда либо профсоюзы вынуждают капиталистов завышать ставку заработанной платы, либо государство вмешивается с пособиями по безработице, квотами для женщин, подростков и «цветных». Поэтому «зависание в нирване равновесия» происходит на рынке труда только тогда, когда профсоюзы запрещены, пособий по безработице нет и квот никаких тоже нет. Вот такая «бесклассовая» теория. Студенты даже без всяких разъяснений понимают, чьи интересы выражает такая «чистая наука».
Вся разница между классовой политэкономией и «бесклассовым» маржинализмом состоит в том, что политэкономия открыто заявляет о наличии классовых интересов и их противоречиях, а маржинализм протаскивает интересы буржуазии, прикрывая их «фиговым листочком» равновесия хозяйствующего субъекта. Хотя, первоначально маржинализм интересы буржуазии вовсе не протаскивал, а вполне открыто защищал. Дж. Б. Кларк, например, писал: «Над обществом тяготеет обвинение в том, что оно «эксплуатирует труд». «Рабочих, как говорят регулярно грабят, лишая их того, что они производят.»... Если бы это обвинение было доказано, всякий здравомыслящий человек стал бы социалистом, и его стремление переделать систему производства было бы мерилом и выражением его чувства справедливости. Если мы намерены, однако, проверить это обвинение... мы должны разложить продукт общественного производства на его составные элементы, для того чтобы увидеть, способен ли естественный эффект конкуренции дать каждому производителю ту долю богатства, которую именно он производит» [3, с.25].
Поэтому призыв отказаться от политэкономии и объединиться под знаменем маржинализма означает не что иное как дружно заняться защитой интересов только одного класса — буржуазии, называя эти интересы общечеловеческими ценностями. Кстати, маржинализм здесь не одинок. Марксизм, став официальной советской идеологией, и толкуя устройство социалистической экономики, тоже, как известно, обосновывал идею бесклассовости социалистического общества. То есть, формально признавалось наличие неантагонистических классов рабочих и колхозного крестьянства. Но это социальное различие не играло никакой принципиальной роли. А «бесклассовые» маржиналистские критики и марксистской теории, и советской действительности постоянно упирали на наличие эксплуатируемых и эксплуататоров в СССР и других социалистических странах. Воистину удивительная диалектика классового подхода.
В современной России упоение и беззаветная преданность идеям маржинализма имеют дополнительный смысл. Если в масштабе стран Центра это просто защита интересов буржуазии, то в периферийной стране, типа России, приверженность маржинализму означает защиту интересов иностранного капитала и, в частности, ТНК в собственной стране. Прозападно настроенная интеллигенция, хочет она того или не хочет, незаметно обосновывает право свободного доступа ТНК к любым ресурсам своей страны в интересах максимизации их прибыли. Ведь, согласно маржиналистской идеологии, интерес максимизации прибыли в целом не противоречит росту общественного благосостояния и даже ему способствует. Поэтому, если ТНК будут распоряжаться нашими ресурсами, как они считают нужным, да еще и при полном равновесии спроса и предложения, то мы в России будем только краше расцветать.
К моменту, когда маржинализм оформился в серьезное теоретическое течение, как наиболее развитая политэкономическая доктрина ему противостоял именно марксизм. Поэтому Н.А. Шапиро справедливо ставит знак равенства между возрождением политэкономии и возрождением марксизма. Но неужели марксистская политэкономия в России возрождается только потому, что ученые истосковались по классовой борьбе и вообще по классовому подходу? Нет, конечно. Дело не только и не столько в этом. Страна раздирается внутренними и внешними противоречиями. Сокращение населения, запустение огромных регионов, на которые зарятся другие страны, деидустриализация и катастрофический износ оборудования, резкое сокращение исследований и разработок, снижение качества рабочей силы, развал системы образования, превращение в сырьевой придаток развитых стран, нищета и социальное неравенство, коррупция и бегство капитала, массовое мошенничество, снижение качества, неконкурентоспособность и фальсификация товаров и т.д. и т.п. Откуда все это взялось? Это тяжелое наследие социализма или порождение нового русского капитализма? Чем была социалистическая система и какова степень ее влияния на нашу современную экономическую жизнь? Маржинализм не в состоянии ответить на эти и подобные вопросы. Вернее, его ответ будет примерно следующим: это все временные неудобства и совершенно нормально [6]; дайте максимальный простор созидательным силам рынка и со временем все придет в равновесие. Возможно, прозападную часть наших теоретиков такой ответ и устраивает. Но есть экономисты, которые иначе понимают интересы России и хотели бы найти конкретные ответы на конкретные вопросы. И маржинализм здесь мало помогает. Отсюда возникает тяга к теории, которая бы пыталась вскрыть более фундаментальные основания экономической жизни человека, чем мультипликаторы и акселераторы. Такой теорией, которая к тому же очень хорошо известна в России и является марксизм. Не классовый подход, а фундаментальность и системность делают марксизм по-прежнему привлекательным.
Поверхностный прагматизм маржинализма, который так симпатичен Н.А. Шапиро, во-первых, далеко не абсолютен. Хороший пример — «рейганомика». Практические мероприятия администрации Р. Рейгана, осуществленные на основе рекомендаций теоретиков предложения, очень сомнительны с точки зрения результатов, и, к тому же, причины этих результатов совершенно иначе трактуются кейнсианцами. Во-вторых, и это главное, прагматизм маржинализма, в силу своей поверхностности и малой обоснованности, дает какой-то эффект только в условиях сложившегося капитализма Запада. Как только эти практические рекомендации механически переносятся в другую культуру, например, российскую, начинаются безобразия, причин которых маржинализм объяснить не может, демонстрируя свою теоретическую нищету именно в области фундаментальных оснований экономической жизни общества.
Мы обсуждали практическую полезность марксизма и маржинализма. То есть, первый пункт, который делает теорию ценной. Перейдем ко второму пункту — логической значимости. Н.А. Шапиро обрушивается на логическое начало теории по вполне понятным причинам. Логичность — сильная сторона марксизма и слабая — маржинализма. Логика маржинализма — формальная логика или «здравый смысл». Чем сложнее система, которую изучают при помощи здравого смысла, тем бессвязнее теоретические результаты. Объекты неживой природы более-менее эффективно изучаются при помощи формальной логики. Отсюда успехи физики. Но социальные системы на порядок сложнее физических и здесь формальная логика начинает отчетливо буксовать. Возьмите любой учебник, написанный маржиналистами. Он представляет собой бесконечное нагромождение отдельных теоретических положений, функций и моделей. Однако попробуйте связать их в единое логичное целое. Не получится никогда. Формальная логика не способна давать системные эффекты. Чтобы выпутаться из этого не очень приятного положения, отсутствие единой логики возводится здравым смыслом в научный принцип: «... Создание более универсальной и системной теории в нынешних условиях развития науки и распадающейся глобальной экономики ассоциируется с заблуждением...» [5, с. 43]. И вот эта-то бессистемность и бессвязность маржиналистской концепции выступает второй причиной, толкающей какую-то часть российских ученых в сторону марксизма. У любого нормального самостоятельно мыслящего ученого есть тяга к системному, логичному знанию своего предмета. Именно поэтому в рамках формальной логики регулярно возникают интеллектуальные веяния «типа системного подхода или синергетики». Но, увы, подлинное системное осмысление предмета может дать только диалектический метод, который и лежит в основе марксистской политэкономии. Н.А. Шапиро пишет по поводу марксистской методологии: «Если метод можно применять к решению широкого класса задач, то он универсален и не отражает специфики марксизма, если он специфичен, то к решению задач другого класса он не применим». [5, с. 43] Конечно, диалектический метод не является сугубо марксистским. Просто марксизм его изначально использовал и развивал, а маржинализм — нет. Когда маржиналисты станут диалектиками, диалектический метод станет общим методом экономической теории и все увидят, что экономический процесс включает в себя моменты равновесия и неравновесия в единстве, а цена равновесия в такой же мере является ценой неравновесия.
Возвращаясь к логике предмета, следует отметить еще один аспект. Диалектический метод требует рассмотрения предмета от начала и до конца. То есть, мы должны взять предмет в его первоначальной неразвитости, логически непротиворечиво показать процесс его развития и придти к некоему логическому результату. Использование марксизмом такого метода делает его дополнительно привлекательным для определенной части научного сообщества. Привлекательность заключается в том, что ученый не загнан в маржиналистское «прокрустово ложе» современного рынка. Он может и должен удовлетворить интеллектуальную потребность в системном и логичном понимании того, какой экономика была до капитализма, (в том числе, в самом ее начале), наряду с капитализмом и какой она будет после капитализма (в том числе, как она закончится). Такие интеллектуальные запросы трудно убить в человеке требованиями сосредоточить свою творческую энергию исключительно на том, чтобы давать полезные советы бизнесменам. Кроме того, системное рассмотрение предмета от начала и до конца имеет практический смысл, о котором нет возможности сейчас рассуждать.
В статье Н.А. Шапиро есть еще один пункт, заслуживающий обсуждения. В моей статье, которую Н.А. Шапиро критикует, выдвинута идея преодоления односторонности марксизма и маржинализма и движения в сторону более универсальной теории, которую предлагается назвать неомарксистским синтезом. Н.А. Шапиро по этому поводу пишет: «Неоклассика — эта теория цены, а марксизм это теория о производственных отношениях и законах, определяющих классовое движение общества. Для чего нужна системная теоретическая аргументация их совмещения?». [5, с. 43]
Попробую на этот вопрос ответить. Прежде всего, хочется подчеркнуть, что до этого пункта я критиковал маржинализм и защищал марксизм. Но ведь делал я так потому, что Н.А. Шапиро в своей статье марксизм изничтожает, а маржинализм (а конкретнее, неоклассику) вместе с В.М. Цветаевым считает «... общим языком современной экономической науки, объединяющим многообразие ее теорий и общий мир...» [5, с. 43]. Но на самом деле я к марксизму отношусь тоже критически. Именно поэтому речь идет не о марксистском, а о неомарксистком синтезе. Во-первых, ни одна теория, пока она научная теория, а не догмат веры не может быть абсолютной. А раз так, значит, тория имеет ограничения, или иначе, односторонности, которые преодолеваются последующим развитием науки. Уже одно это обстоятельство предполагает критическое преодоление марксизма. Во-вторых, со времени возникновения марксистской теории произошли очень важные события в экономической жизни человечества и их надо учесть. В-третьих, волею судеб, марксизм оказался идеологией отнюдь не пролетариата, а бюрократии, эксплуататорского класса противоположного буржуазии. Пока эта идеологическая функция была необходима, критика марксизма и его перерастание в неомарксистские версии были возможны только за пределами социалистической системы, на периферии капиталистической культуры. Теперь, после крушения власти бюрократии в бывшем СССР, неомарксизм возможен и в странах бывшего социалистического лагеря.
Эти три обстоятельства, действуя совместно, возможно, окажут гальванизирующее влияние не на марксизм, а именно на формирование неомарксистской теории. Какие конкретно положения марксизма, очевидно, нуждающиеся в неомарксистском пересмотре и развитии, можно привести в качестве примера?
Обратимся, вслед за Н.А. Шапиро, к классовой борьбе. В условиях феодализма (по крайней мере, в Европе) господствовали, как известно, феодалы, а подчинялись им крестьяне. Однако когда феодализм сменился капитализмом, к власти пришли не крестьяне, а третья сила — буржуазия. Буржуазия начинает бороться с пролетариатом, а пролетариат — с буржуазией. И почему-то по логике К. Маркса и его последователей, когда капитализм сменяется коммунизмом к власти приходит не третья по отношению к буржуазии и пролетариату сила, а одна из противоположностей капитализма — пролетариат. Это явно не логично и не соответствует практике. Значит, надо искать третью силу, которая похоронит буржуазию и станет господствовать вместо нее. Н.А. Шапиро как раз и советует политэкономам «... предложить иную структуру классовой стратификации, определить интересы неких новых классов, их взаимодействие по достижению прогресса общественного развития» [5, с. 43].
На смену индустриальной стадии, по всей видимости, идет — информационная. Основной ячейкой воспроизводства на этой стадии будет, скорее всего, не национальное хозяйство, а сеть. А относительно новой классовой структурой информационного общества весьма любопытной представляется позиция А. Барда и Я. Зодерквиста, которые считают, что появятся два новых класса. На смену буржуазии придет господствующая нетократия, а подчиняться ей будет так называемый консьюмтариат [1]. Если эта гипотеза верна, то противоположность буржуазии и пролетариата снимает не пролетариат, а нетократия, которая уже зреет в недрах социальной структуры развитых капиталистических стран.
Из изложенного выше следует, что социализм не был первой фазой коммунизма. Но тогда, что это было такое? Маркс верно увидел, что капитализм, будучи противоречивым строем, разрушает сам себя. Но он полагал, что результатом рыночного саморазрушения уже в конце 19-го — начале 20-го в.в. станет коммунизм, а первой фазой коммунизма — социализм. Это, конечно, заблуждение. Капитализм породил свою собственную противоположность, которую назвали социализмом. Социализм — капитализм наоборот. При капитализме господствует буржуазия, при социализме — бюрократия; при капитализме — индивидуальная частная собственность капиталиста, при социализме — общая частная собственность бюрократов как коллективного существа; при капитализме — рынок, при социализме — план. Вся история человечества рассматривается марксизмом как история становления и преодоления капитализма. Такой взгляд нуждается в пересмотре. Вся история человечества есть становление и преодоление противоположности капитализма и социализма, рынка и плана, буржуазии и бюрократии. Строго говоря, индустриальной стадии соответствуют две базовые противоположные категории — капитал и план. Первобытная товарность развивается до капитала, а первобытная планомерность — до плана. При этом капитал содержит в себе план, а план — в себе капитал. Поэтому, даже если оставить в стороне переход к информационной стадии, понять классический капитал, не понимая плана, невозможно. Присутствующий в капитале план, это все формы государственного регулирования и участия в экономике. Но создать теорию плана маржинализм, с его позитивизмом и методологическим индивидуализмом, не в состоянии. Отсюда маржинализм, несмотря на кейнсианство и теорию общественного выбора, не может сформировать и системную теорию государственного регулирования рыночной экономики. Для решения этой фундаментальной задачи нужна марксистская методология, свободная от советской политэкономии социализма.
Крушение мировой системы социализма и всемирно-историческая победа капитализма есть одновременно и конец капитализма. А новое информационное общество будет содержать в себе противоположность рынка и плана, и одновременно преодолевать ее в сетевых отношениях. Нетократия будет нести в себе черты как постбуржуазии, так и постбюрократии. Но не в такой ярко противоположной форме. Резкой противоположности не будет, ибо информационная стадия, видимо, последняя стадия, где человек отчужден от своей подлинно человеческой природы. Информационная стадия готовит коммунизм, который окончательно преодолеет противоположность капитала и плана, этих двух форм уродства человеческого существа.
В неомарксистком пересмотре нуждаются и гораздо более глубинные теоретико-методологические вопросы. В частности, необходимо преодоление противоречий трудовой теории стоимости, о чем и написана моя статья в «Проблемах современной экономики». Н.А. Шапиро своими критическими замечаниями по этому пункту пытается загнать меня обратно в русло ортодоксальной марксистской теории стоимости. Я не буду пространно отвечать на эту критику за неимением места. Просто хочу обратить внимание строго критика на то, что между марксизмом и неомарксизмом большая разница. Это разные теории.
Надеюсь, читатель понимает, что изложенные выше несогласия с марксизмом не есть его системная критика. Это лишь отдельные примеры, иллюстрирующие пути, по которым может развиваться неомарксистская мысль.
Напомню, что речь идет не просто о неомарксистской теории, речь идет о неомарксистском синтезе. Создается ощущение, возможно ошибочное, что идея синтеза, да еще и под эгидой марксистской методологии, особенно возмущает Н.А. Шапиро. Как можно теорию, которая совсем и не теория («Научная риторика была использована К. Марксом как форма для прикрытия радикальных политических идей» [5, с. 41]) совмещать с совершенством совершенной конкуренции.
Марксизм в ходе своей эволюции стал идеологией индустриальной бюрократии; маржинализм — идеологией индустриальной буржуазии. И индустриальная бюрократия, и индустриальная буржуазия, по-разному, но утрачивают свои господствующие позиции в процессе формирования информационной экономики. Следовательно, ослабевает или исчезает идеологический контроль за учеными, появляется возможность более свободного оперирования категориями и марксизма, и маржинализма. Это создает предпосылки для синтеза. Но зачем нужен синтез? Предмет экономической теории именно как науки, а не как идеологии во всех ее вариантах — познание экономики как системного целого. Марксизм внес определенный вклад в решение этой задачи. Маржинализм, со своей стороны, тоже внес вклад в решение этой задачи. Сейчас нет возможности писать о достижениях маржинализма, но они безусловно есть и немалые. Как отмечалось, любой настоящий ученый-теоретик, если его не заставляют из идеологических соображений петь хвалебные песни диктатуре пролетариата и цене равновесия, стремится познать экономику как системное целое. Сделать в этом направлении очередной шаг можно только синтезировав осколочные представления предшествующих теорий в новую менее осколочную, более универсальную. Конечно, грядущее информационное общество все равно классовое, а раз классовое, от новой экономической теории потребуют искажать истину для идеологического обеспечения новых интересов нового господствующего класса. Но в любой самой идеологической концепции есть зерно действительной научной истины. В неомарксистском синтезе, если он получит развитие, удельный вес истинного научного знания будет выше, чем в предшествующих теориях. Во-первых, потому, что он вберет в себя достижения и марксизма, и маржинализма. Во-вторых, потому что, в информационном обществе противоречия между нетократической постбуржуазией и нетократической постбюрократией, с одной стороны, и этими правящими классами и эксплуатируемыми массами — с другой, будут гораздо менее острыми. А значит, идеологический прессинг слабее и искажение истины меньше.
В заключение хочется задаться общим вопросом, почему существенная часть бывшей советской интеллигенции с такой ненавистью относится к марксизму и с таким пиететом — к маржинализму?? Дело здесь, конечно, не в практической или логической значимости. Дело в интересах. В 1991 году в СССР началась не просто буржуазно-демократическая революция. В 1991 году началось крушение российской цивилизации в ее советской форме. Она пала в силу внутренних противоречий и под ударами западной цивилизации во главе с США. Марксизм пал вместе с российской цивилизацией потому, что был ее идеологическим оружием против Запада. В этой ситуации интересы той части интеллигентов, которые как по мановению волшебной палочки перестали быть марксистами и стали маржиналистами (или институционалистами) можно разделить на экономические и психологические.
С экономическими интересами все достаточно просто: «Раньше мне платили за марксизм и поэтому я знал наизусть «Капитал», теперь платят хорошие комиссионные за содействие развалу России; маржинализм — один из инструментов этого развала, и я наизусть выучил курсы микро- и макроэкономики».
С психологическими интересами все сложнее. Это скорее уже не интересы, а мотивы. Ученый этого второго типа не имеет зарубежных грантов, его не приглашают на конференции в Европу и Америку и т.д. То есть, не получая никакой материальной выгоды, этот человек — восхищенный маржиналист и ненавистник марксизма. Он таков потому, что маржинализм идеология победившей цивилизации. И этот человек восторженно и смиренно склоняет голову перед победителями, и одновременно ненавидит все, что связано со страной, проигравшей борьбу. В том числе он ненавидит марксизм. Такому ученому хочется хотя бы интеллектуально слиться с блистающим Западом, приобщиться к великой культуре, великой цивилизации.
Я, конечно, допускаю, что есть теоретики, которые испытывают отвращение к марксизму и любят маржинализм в силу научных убеждений, которые сформировались у них задолго до 1991 года. Но таких немного.
Марксистской же теории придерживаются люди, которые либо ничего больше не знают, либо не испытывают ни малейших восторгов перед Западом и надеются, что даже после утраты статуса цивилизации Россия сохранит и умножит хотя бы часть своей культуры. В том числе и культуры экономической мысли.


Литература
1. Бард А., Зодерквист Я. Нетократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. - СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. - 252 с.
2. Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. - М.: Дело ЛТД, 1994. - 687 с.
3. Кларк Дж. Б. Распределение богатства. - М.: Экономика, 1992. - 447 с.
4. Миропольский Д.Ю. Гипотеза двойственности трудовой стоимости в контексте неомарксистского синтеза // Проблемы современной экономики. - 2012. - № 4. (44) - С. 34-37.
5. Шапиро Н.А. О намерениях по реактуализации политической экономии: критический взгляд // Проблемы современной экономики. - 2013. - № 2. - С. 41-44.
6. Шлейфер А., Трейсман Д. Нормальная страна // Эковест, 2004. - № 4. - С.44-78.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия