|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (46), 2013 | | | | СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВ ЕВРАЗИИ | | | Юдина И. Н.
доцент кафедры финансов и кредита
Барнаульского филиала Финансового университета при Правительстве РФ,
кандидат экономических наук
| |
| | | | | За последние 20 лет Китай совершил скачок в экономическом развитии, что усилило его влияние на мировую экономику и политику. Сможет ли Китай превратиться в мировую сверхдержаву и какова специфика китайских реформ, которая позволяет проводить преобразования и сохранять стабильность даже в условиях мировых финансовых кризисов? Все эти вопросы рассматриваются в данной статье | | Ключевые слова: экономическое развитие Китая, реформы с китайской спецификой, градулисткий подход, китайские ценности | | УДК 339.9; ББК 65.7 Стр: 254 - 257 |
Экономическое возвышение «Дракона» в 2000-е гг.
Как говорится, фортуна достается храброму. Решение китайского руководства на волне азиатского кризиса 1997–1998 гг. не девальвировать и удержать стабильным курс юаня по отношению к американскому доллару было рискованным. Однако это решение стало в дальнейшем катализатором экономического успеха Китая, т.к. это ускорило структурную перестройку всей экономики страны, включая реформу налоговой системы, реструктуризацию госпредприятий и банковской системы. В результате предпринятых шагов был заложен фундамент для перехода к рыночной экономике. Как отмечал премьер Чжу Жунцзи (Zhu Rongji) в своей первой пресс-конференции 19 марта 1998 г., «Финансовый кризис в Азии не затронул повестку дня и график проведения предстоящих реформ» [1].
Отказ от девальвации своей валюты (RMB) также обеспечил выигрыш Китаю во внешнеэкономических позициях: после 2003 г. он превратился в чистого кредитора, поскольку накопил к тому времени самые крупные в мире валютные резервы, стал активно привлекать прямые иностранные инвестиции и размещать производство в своей стране, в т.ч., за счет его перевода из стран юго-восточной Азии. Экспорт Китая также не пострадал, так как основным конкурентным преимуществом Китая стал рост производительности, несмотря на резкую девальвацию валюты в странах- конкурентах: в Индонезия на 85% и в Малайзии на 48%.
Быстрая экспансия Китая и привлечение огромного притока ПЗИ произошло частично за счет для других азиатских экономик, особенно тех, которые извлекали выгоду от притока инвестиций ранее в 1970–1990-е гг. Но навряд ли рост Китая происходил в ущерб другим азиатским экономикам. Более того, от роста экономики Китая выигрывали и другие страны азиатского региона, связанные с ним общими каналами поставок [2].
Самый важный шаг в тот период для китайского руководства стало выполнение условий для вступления страны в ВТО в 2001 г. Это решение на тот момент было неоднозначным, учитывая сильные националистические настроения того времени. Однако, смелые и решительные действия руководства были направлены на открытие экономики для внешней конкуренции.
Это вновь подтвердило правильность курса Дэн Сяопина по осуществлению плана «Четырех модернизаций»: модернизации сельского хозяйства, промышленности, науки и технологии и обороны. Только открываясь внешней конкуренции и впитывая лучшие мировые достижения, Китай мог состояться как конкурентная и эффективная экономика. Другими словами, к середине 1990-х гг. китайские лидеры ясно представляли, чтобы Китай стал основным игроком в глобальной экономике, его корпоративный и банковский сектор должны быть преобразованы в соответствии с мировыми стандартами и смогли бы конкурировать на мировых рынках. Еще в период азиатского кризиса они поняли, что банковский сектор является основной зоной уязвимости в период финансовых беспорядков на мировых рынках.
Переход Китая за 35 лет от экономики с централизованной системой с уровнем жизни в 1978 г., равным US $200 на душу населения к рыночной экономике с уровнем жизни US $5716 в 2012 г. стало одним из экономических чудес, которое явил миру «азиатский дракон».
Есть несколько причин постепенной интеграции Китая в глобальную экономику. Среди них — поддержание глобальной безопасности и собственной политической стабильности, экспортная экспансия и привлечение капитала, заимствование технологий и желание самих китайцев быть открытыми для остального мира.
Во многом Китай повторяет модель экономического чуда восточноазиатских «тигров». Об этом свидетельствует быстрый рост Китая за последние 25 лет как результат значительных демографических изменений с быстрым ростом населения трудоспособного возраста (от 15 до 64 лет). Поддержание высоких темпом роста вследствие значительных норм сбережений и инвестиций — все это результат растущего числа молодых людей относительно иждивенцев (нетрудоспособных). С 1990 г. по 2012 г. внутренняя норма сбережения в Китае выросла на 18,4 п.п. до 53,7% от ВВП, а норма инвестирования повысилась на 12,1 п.п. до 48,13% от ВВП, главным образом, вследствие роста активного населения. В 2012 году население в трудоспособном возрасте в Китае начало сокращаться [3].
Действительно, демографический профиль населения Китая в трудоспособном возрасте аналогичен тому, который был в Японии в 1974 г., когда она находилась на стадии быстрого экономического подъема (рис.1). Пик экономического роста в Японии наблюдался в 1989–1990 гг. и затем пошел на спад на фоне старения населения. За 30 лет, начиная с 1974 г., норма сбережения в Японии снизилась с 37,3% от ВВП до 27,6%.
Точно также, как и в других азиатских странах, политическая стабильность и решимость политического руководства превратить Китай из аграрной страны в индустриальную к началу ХХI в. сыграло решающую роль. Китайская управленческая бюрократия, несмотря на то, что она сформировалась в плановой централизованной системе, была восприимчива к рыночным силам и поэтому проводила преобразования постепенно, соблюдая определенную последовательность шагов — следуя азиатской модели «управляемого рынка». | | |  | Рис.1. Доля трудоспособного населения в % от всего населения 1950-2050 гг.
Источник: UN Population Statistics database |
Методом проб и ошибок
Китаю предстояла долгая дорога по пути преобразований. Решимость китайской политической элиты преобразовать страну в стабильное индустриальное и современное общество было непоколебимо и реалистично. Она доверялись опыту других стран и своей логике, но не верила голым неолиберальным теориям. Другими словами, она верила в свое правое дело, которое должно было принести выгоду и порядок вместо хаоса и беспорядка. Эта готовность пожертвовать теорией с неизвестным исходом в пользу проверенного опыта была определяющей особенностью китайского прагматизма и реализма, которые четко отразились в двух изречениях, которые приписывают Дэн Сяопину: 1) «Не важно какого цвета кошка — черного или белого, важно, чтобы она ловила мышей»; 2) «Переходя реку, чувствуй камни».
В Китае, в силу большого влияния древних конфуцианских традиций на общественное мнение, западные теории подвергались сильной корректировке и не имели заметного воздействия на китайское общество в целом. Поэтому Китай не стал проводить экономическую реформу по рецептам западной монетаристской школы Фридмана-Сакса и осуществлять безудержную либерализацию цен и приватизацию крупных государственных предприятий как в России, странах СНГ и Восточной Европы. Это обеспечило Китаю в 80–90-е годы ХХ в. быстрые темпы экономического развития и заметный рост жизненного уровня населения.
Западный подход к экономическому развитию рассматривает западную институциональную структуру как универсальный «естественный» порядок человечества. Другими словами, демократия, защита прав собственности, индивидуальная свобода, три ветви власти (законодательной, исполнительной и судебной власти) в качестве взаимных сдержек и противовесов — есть некая идеальная картина человеческого общества, так далекая от действительности (особенно в большинстве стран с формирующимися рынками). Ведь все эти институты и процессы, включая рынок, формируются постепенно в ходе развития, а не появляются в готовом виде.
Можно ли их построить быстро с помощью приватизации и политических реформ? Китайцы считают, что этот переход длительный и политические реформы должны идти постепенно, по мере проведения экономических реформ. На первом месте должны стоять достижение базовых экономических потребностей и социальной стабильности, а потом — все остальное.
Политическая однопартийная система обеспечивала стабильность перехода во многих азиатских экономиках, включая Японию (Либерально-демократическая партия), Сингапур (Партия народного действия) и Малайзия (правящая коалиция «Барисан насионал»). Некоторые страны, такие, как Южная Корея, Тайвань, Таиланд и Индонезия перешли к многопартийной системе, но прежде у них был совершен переход к рыночной экономике.
Поддержание политической стабильности непосредственно относится к вопросу об эффективности действующей бюрократии. Ни одна реформа не может быть проведена без сильной и эффективной бюрократии. Здесь будет уместна отсылка к китайскому лозунгу: «Crossing the river by feeling the stones» («Пересекая реку, чувствуй камни»). Процесс реформ — это не вероятностный процесс в терминах либо будет хорошо, либо будет плохо.
Власти, прежде чем проводить реформы, очень тщательно просчитывают выгоды/затраты каждых намечаемых преобразований, обсуждают их и изучают мировой опыт. Обычно для реализации пилотного проекта выбирается город или провинция, чтобы оценить его результат. Рассматриваются мнения всех, в т.ч., независимых экспертов из международных организаций (Мирового Банка) прежде, чем идти дальше. В случае успеха, реформа проводится в национальном масштабе. Если неудача, то ищутся новые варианты. Это напоминает изречение Мао Цзэдуна о тактике ведения партизанской войны: «Когда враг наступает, мы отступаем, когда они отступают, мы их преследуем и наступаем» [4]. Применяемые меры были всегда прагматичные и гибкие, реагирующие на изменяющиеся условия, но движение шло вперед, несмотря на трудности исполнения и бюрократическую оппозицию.
Можно отметить три особенности проведения китайских реформ. Первая — это четкое выделение приоритетов на каждом этапе. В 1990-е гг. было осознано, что банковские реформы нельзя проводить в изоляции от реформ реального сектора. Преобразования в банковском секторе более или менее отражали преобразования в предпринимательском секторе.
В госсекторе градуалистский подход в отношении корпораций строился на принципе: «удержать большое и отпустить маленькое», т.е., стратегически необходимо было установить и сохранить контроль за тысячью крупнейших предприятий в каждой отрасли, тогда как десятки и тысячи небольших розничных компаний могли быть приватизированы. Центральное правительство требовало от местных властей (провинций, муниципалитетов) как можно быстрее распродать небольшие убыточные предприятия.
Таким образом, политика «приватизации без официальной приватизации» имела успех в повышении общей эффективности корпоративного сектора. Позволяя иностранным инвесторам участвовать в сделках по приобретению убыточных небольших госпредприятий, основные государственные ресурсы были перенаправлены на трансформацию гигантских госкомпаний. Так складывалась многоукладная экономика: к 2005 г. одна треть добавленной стоимости в экономике создавалась в иностранном секторе, одна треть — в госсекторе и одна треть — в частном внутреннем секторе.
Все это заложило основу для благоприятного реформирования банковского сектора. Если применять подход институционального развития к реформированию финансового сектора, то потребуется значительное время чтобы изменить институты: права собственности, законы, судебную систему, регулирование. Принцип постепенности преобразований гарантирует стабильность. Ведь главная трудность — это не создание новых институтов, систем, процессов; главное — изменение мышления, системы стимулов.
Как писал Дуглас Норт в Wall Street Journal от 7 апреля 2005 г.: «Китайский эксперимент вынуждает экономистов переосмыслить некоторые фундаментальные принципы экономики, относящиеся к развитию. Здесь выделяется две особенности:
1) Институты Китая отличаются от развитых экономик, следовательно, и система стимулов тоже.
2) Китай столкнулся с новыми проблемами и пытается их решать по-новому» [5].
Вторая особенность реформ состояла в преобразовании прав собственности через публичный листинг. Готовясь к публичному размещению акций лучших государственных компаний на Гонконгской и Нью-Йоркской фондовых биржах, компании переходили на международные стандарты финансовой отчетности и становились все более прозрачными. Также, изменения структуры управления и полномочий Советов директоров резко меняли систему стимулов.
И хотя реструктуризация компаний обходилась достаточно дорого, но она того стоила. Уже к концу 2007 г. три китайские компании PetroChina (China National Petroleum), Industrial and Commercial Bank of China (ICBC) и China Mobile (China Mobile Communications) вошли в список топ-10 крупнейших компаний по капитализации. Так, компания PetroChina превзошла американскую корпорацию Exxon-Mobil по рыночной стоимости; а банк ICBC превзошел Citigroup как крупнейший банк мира [6]. К тому же, за последнее десятилетие (с 2001 г.) капитализация внутреннего фондового рынка выросла в 11,4 раз (табл. 1).
По стоимостному объему электронных торгов акциями Шанхайская биржа находится на третьем месте в мире, уступая лишь американским NYSE и NASDAQ и опередив таких традиционных лидеров, как Токийская и Лондонская фондовые биржи, Шэньчжэньская — на пятом.
Третья и наиболее важная особенность реформ в Китае — это открытость предприятий госсектора внутренней и внешней конкуренции. По соглашениям ВТО, касающихся открытой торговли и доступа прямых инвестиций, госпредприятия оказывались перед угрозой растущей конкуренции.
Таблица 1
Показатели развития фондового рынка Китая, на конец периода| | 2001 | 2007 | 2009 | 2012 |
|---|
| Шанхайский композитный индекс SSE COMPOSITE, пункты | 1646 | 5262 | 3500 | 2278 | | Шэньчжэньский SZSE COMPOSITE INDEX , пункты | 475,9 | 1447 | 13699 | 9116 | | Капитализация фондового рынка, млрд долл. | 525,8 | 4448,9 | 5300 | 6000 |
Источник: China Securities and Futures Statistical Yearbook, World Federation of Exchanges, URL: http://www.world-exchanges.org/ files/file/stats (дата обращения 21.03.2012).
Высшее руководство осознавало, что времени оставалось не так много, чтобы подготовиться к существованию в условиях открытой конкуренции. Однако, главным локомотивом реформ была растущая внутренняя конкуренция между провинциями и городами, поскольку каждый из них стремился достичь высшей эффективности и роста. Побочными негативными элементами этой конкуренции, движимой погоней за ростом количественных показателей, были растущее социальное неравенство, деградация окружающей среды, административные злоупотребления и финансовые преступления.
Риски остаются
Итак, все предыдущие мировые кризисы (в том числе, азиатские) давали Китаю шанс сделать рывок вперед, и он его успешно использовал. Но этот успех также показывает, что поскольку Китай становится все более крупным игроком в глобальной торговле, экономике и финансах — его ответственность и вклад в мировое развитие становится все более значимым.
Несомненно, что Китай сталкивается с теми же проблемами трансформации, как и другие формирующиеся азиатские экономики, когда они столкнулись с вызовами глобализации. Успехи этих стран в промышленном экспорте и росте производительности были достигнуты благодаря мягкой привязки своей валюты к доллару США, своему главному торговому партнеру.
Согласно эффекту Баласса-Самуэльсона (Samuelson-Balassa)1, по мере того, как они становятся более богатыми, их реальный эффективный курс будет укрепляться. Если их номинальный валютный курс останется без изменений, то возникнет опасность появления пузырей на рынке недвижимости и фондовых активов (ценных бумаг). Если пузырь лопнет, то это больно ударит по банковской системе, как это было в период азиатского кризиса в 1997–1998 гг. Если страны начнут управлять дефицитом, чтобы удержать свой валютный курс, они столкнутся с риском кризиса по образцу стран Латинской Америки (как это было в Аргентине). Вопрос: «Столкнется ли когда-нибудь Китай с таким же типом кризиса, как и его азиатские соседи?» — остается открытым.
Макроэкономические условия в Китае в настоящее время остаются благоприятными (8%-й экономический рост, значительные валютные резервы, благоприятное состояние платежного баланса), но, в тоже время, проблемы региональных диспаритетов, поддержания социальной стабильности, загрязнения среды, высокие цены на недвижимость требуют пристального внимания. Как долго будет использоваться валютный курс для сдерживания внутренней инфляции и регулировании торгового баланса? Как глобальное замедление затронет экономику Китая?
Как показывает исторический опыт, кризисы являются неизбежными — вопрос только в том, когда они произойдут и насколько будут серьезными?
Азиатский кризис случился потому, что азиатские страны не смогли вовремя учесть риски глобализации. Хотя Азия извлекала выгоды от глобализации, она также должна была усвоить её риски. Будет неправильным обвинять весь мир в причинах собственного кризиса.
Глобальное возвышение Китая
Действительно ли Китай может вскоре стать супердержавой, учитывая его ежегодные темпы роста 8%, тогда как развитый мир погряз в рецессии. На сегодня экономика Китая вторая по размеру и к 2020 году станет крупнейшей. Военные расходы у него растут быстрее ВВП [7].
Вопрос разумный если, не подходить к нему с позиции США, поскольку они считают, что в мире может быть только одна супердержава, и, таким образом, возвышение Китая означает уход США на второй план. Действительно, для многих в США Китай представляет экзистенциальную проблему.
http://www.project-syndicate.org/commentary/why-china-won-t-rule Существование одной супердержавы — это нонсенс, и это было вызвано крушением СССР в 1991 г. Более нормальным считается сосуществование — иногда мирное, иногда агрессивное, между несколькими великими державами. Например, Великобритания, которая уступила место США в первой половине ХХ в., никогда не была супердержавой в американском смысле. Несмотря на обширную империю и превосходство на море, в XIX в. Великобритания без союзников никогда не выигрывала войну против Франции, Германии или России. Британия была мировой державой в том смысле, что имела значительное влияние и распространяла свои интересы на огромной территории за пределами своих границ.
Тогда вопрос не в том, что Китай когда-то заменит США, а в том, сможет ли он начать приобретать признаки мировой супердержавы, беря на себя ответственность за мировой порядок? Этот вопрос не содержит простого и ясного ответа, поскольку главная проблема китайской экономики в том, что на поверхности она динамична, а изнутри слишком хрупкая.
Аналитик из гонконгской инвестиционной компании CLSA Asia-Pacific Markets Чи Ло (Chi Lo) ясно обрисовал картину макро-успехов наряду с микро-неудачами. «Огромный пакет стимулирования в размере 4 трлн юаней (RMB) или 586 млрд долл. в ноябре 2008 г., предоставленный, главным образом, убыточному сектору госпредприятий посредством прямого банковского кредитования, поддержал рост перед лицом глобальной рецессии. Но результатом стало нерациональное (нерыночное) использование ресурсов капитала, приводящего к растущему портфелю плохих займов, а огромный размер сбережений домашних хозяйств «раздул» пузырь цен на недвижимость». Более того, Чи (Chi) утверждал, что кризис 2008 года разрушил экспортно-ориентированную модель китайской экономики из-за длительной рецессии в развитых странах [8].
Китай должен срочно переориентировать источники роста с госинвестиций и экспорта в сторону потребления. В коротком периоде часть его сбережений перетекут за границу в виде инвестиций в реальные активы, а не осядут только в американском Казначействе. Но в долгосрочном периоде чрезмерная склонность домашних хозяйств сберегать будет сокращаться, а также будет развиваться система социальных гарантий и потребительское кредитование.
Более того, чтобы быть мировой экономической державой, Китаю потребуется валюта, в которую иностранцы захотят инвестировать. Это потребует введение полной конвертации и создание ликвидных финансовых рынков — фондового рынка для привлечения иностранных инвесторов, рынка капитала с рыночной ставкой процента. И хотя Китай время от времени говорит об «интернационализации» жэньминби (местной народной валюты), до этого еще очень долго. «Тем временем», пишет Чи, «доллар получает поддержку от тех стран, которые имеют на сегодня самые крупные валютные резервы — Япония, Южная Корея, Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, ОАЭ — все эти страны находятся под военной защитой США».
Политическое и идеологическое обновление
Вторая проблема имеет политический окрас. Дальнейший подъем Китая будет зависеть от демонтажа таких классических коммунистических стратегических символов как общественная собственность, контроль за рождаемостью и финансовые репрессии. Вопрос в том, как далеко этим реформам позволят пойти прежде, чем они бросят вызов политической монополии коммунистической партии, гарантируемой Конституцией 1978 года.
Китайское руководство опирается на две важные политические ценности. Первой является иерархический и семейный характер китайской политической мысли. Китайские философы признают ценность спонтанности, но в пределах строго упорядоченного мира, где каждый человек знает свое место. Как говорят конфуцианцы: «Позвольте правителю быть правителем, предмету — предметом, отцу — отцом а сыну — сыном».
Неприкосновенность человеческой жизни также незыблема: буддизм считает, что нет никакого различия между людьми, животными и растениями. Обязанность защищать права человека (право на жизнь и свободу) была записана в Конституцию Китая в 2004 г.; но случай слепого диссидента Чэня Гуанчэна (Chen Guangcheng) иллюстрирует, что они нарушаются2.
Такие люди как Ху Шули (основатель двух влиятельных деловых журналов), Пан Шийюн (открыто высказывающий свое мнение застройщик жилой недвижимости), Ю Цианронг (социолог и представитель интеллигенции), Ву Цзиньлиан (ведущий экономист), блоггеры Хан Хан и Ли Ченпен добились успеха сами, сохранив свою целостность и независимость. Пользуясь преимуществами Интернета и вейбо (китайский аналог твиттера), они превратились в олицетворение социальной справедливости. Их смелость и социальный статус, в свою очередь, помог им снискать поддержку среди населения (их читатели в вейбо исчисляются десятками миллионов). Их мнение часто определяет условия социально-политических дискуссий, и вынуждает Партию обороняться.
Традиционно, конфуцианство уделяло больше внимания воспитанию терпимости к власти, послушанию и преданности императору и чиновникам, чем буддизм. Гуманность, милосердие, терпимость и послушание стали основными традиционными ценностями в Китае.
Также существует конфуцианская доктрина «мандата неба», согласно которому политическая власть легитимна3. Сегодня «правят» марксисты-коммунисты, но не народ. Двойственное отношение к источнику легитимности правительства — не только главное препятствие для демократизации, но также является потенциальным источником политической нестабильности.
Китайские обществоведы уже откликнулись на эту тенденцию призывом укрепить легитимность власти авторитарного государства путем обращения к политическим идеям раннего конфуцианства, прежде всего к концепции «гуманного правления» (жэнь чжэн). По мнению Кан Сяогуана, два ключевых аспекта этой древней концепции — подчинение народа моральному авторитету правителя и идея бескорыстного служения правителя/мудреца людям — могут быть реконструированы в современную теорию «гуманного правления». Он подчеркнул, что реальная политическая полезность «утопий» коммунизма и либеральной демократии не больше, чем у «гуманного правления», имеющего большое значение для интерпретации китайской современности [8].
Это историческое наследие не позволит Китаю претендовать на роль глобального лидера, что требует определенной степени совместимости между китайскими и западными ценностями. Запад утверждает, что его ценности универсальны, США и Европа будут требовать таких же ценностей от Китая. И трудно представить, чтобы Китай начал экспортировать свои ценности.
У Китая есть выбор: либо принять западные ценности, или он будет все больше изолировать себя от других. Это бы вызвало конфликт не только с США, но также с азиатскими державами, особенно Японией и Индией. Лучшее будущее Китая, вероятно, будет связано с принятием западных норм, но с «китайской спецификой». Но Китай никогда не заменит США. И сами китайцы этого не хотят. Их цель — уважение к себе, а не доминирование. |
| |
|
|
