|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (45), 2013 | | | | ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА | | | Благих И. А.
профессор кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук, профессор
Булах Е. В.
соискатель кафедры экономики и предпринимательства Балтийской академии туризма и предпринимательства (г. Санкт-Петербург)
| |
| | | | | В статье рассматриваются дискуссионные вопросы, касающиеся механизмов и методов модернизации экономики, обновления основных производственных фондов в период 1920-1930-х гг. Сопоставляются два основных подхода: накопления капитала путем товарообмена в условиях неразвитого рынка и путем перекачки ресурсов из одного сектора экономики в другой. | | Ключевые слова: экономическая история России, новая экономическая политика, модернизация экономики, индустриализация СССР, Юровский Л.Н., Преображенский Е.А. | | УДК 330.262; ББК 65.23 Стр: 246 - 250 |
В истории отечественной экономической мысли сложилось хрестоматийное представление о двух образцах мышления — рыночном и директивно-плановом — яркими представителями этого противостояния в годы нэпа якобы были такие видные экономисты как Л.Н. Юровский и Е.А. Преображенский. Мы полагаем, что подобная прямолинейная трактовка подходов к государственному регулированию, разрабатываемая указанными авторами в условиях нестабильной экономики, обедняет как их научное творчество, так и в целом степень развития отечественной экономической мысли периода новой экономической политики. В частности, следует сразу отметить, что Е.А. Преображенский не был ни противником рынка, ни противником новой экономической политики. Утверждения подобного рода также происходят от упрощенной трактовки экономической ситуации и «учебной» постановки задачи рационально-правильного выбора из множества существующих альтернатив.
Хозяйственное положение Советской России в указанное время было настолько сложным, что если альтернативы и существовали, то лишь в «чистой» теории. Как Преображенский, так и Юровский — оба считали, что «отечественная экономика подошла к грани полного использования старого основного капитала», что «необходимо сооружать новые предприятия». Но при этом возникала проблема: за счет чего это возможно, если на иностранные инвестиции рассчитывать не приходится, а практически вся промышленность, доставшаяся в наследство от дореволюционной России, была иностранного происхождения? Вопрос «основного капитала» был основным вопросом не только экономических, но и политических, и философских, и мировоззренческих разногласий, поскольку, как тогда принято было говорить, «тенденции, закономерности и сама природа нашей хозяйственной системы еще недостаточно изучена, и методы руководства ею далеко еще не оформлены». Дело даже не в том, как современники определяли хозяйственный строй страны — как социализм, или же, как госкапитализм. При любом определении хозяйственного строя страна могла рассчитывать лишь на внутренние источники обновления основного капитала.
Л.Н. Юровский считал, что средства, необходимые для восстановления и модернизации промышленности страна может получить только лишь методами товарного обмена. Он понимал, что оказавшись в экономической изоляции Советская Россия ограничена в возможностях иностранных инвестиций. Единственным реальным способом накопления ресурсов является внутренний рынок. Но что собой представляет рынок в условиях национализированных средств производства? Несмотря, — как он писал, — на неопределенность экономической природы советского хозяйства, в экономическом анализе следует исходить из известных типов хозяйств, а не из конструирования хозяйства неведомого человеческой истории, природу и закономерности которого понять (в обозримом будущем) невозможно. «Наши условия являются новыми хотя бы потому, что в советском хозяйстве существует небывалая раньше концентрация средств производства в руках единого распорядителя, что этим распорядителем является государство, а в этом государстве существует диктатура пролетариата»[1].
Посылка о рыночной природе экономики в эпоху нэпа дополнялась у него необходимостью планомерного регулирования экономики, что вытекало из задач целенаправленной деятельности, осуществляемой средствами государственной политики: «Советский Союз управляет хозяйством в большей мере, чем управляло им когда-либо, какое бы то ни было государство. Он делает это, во-первых, потому, что ему принадлежат все крупные и средние предприятия в области промышленности, транспорта, кредита, внешней и отчасти даже внутренней торговли. Он делает это, во-вторых, потому, что принцип его экономической политики заключается в регулировании народнохозяйственных процессов с целью внесения в них планомерности»[2].
Тезис о планировании вводился Юровским как условие совершенствования механизма рыночного регулирования, а не в качестве его отрицания. Размеры госсектора в экономике, по убеждению Л.Н. Юровского, не отменяют действия в ней «закона ценности» как закона товарного хозяйства. «Закон ценности действует всюду, где есть рынок и товар. Хозяйственная обстановка может приближаться к условиям свободной конкуренции. В хозяйственной обстановке могут играть крупную роль организации монопольного типа. Государство может «не вмешиваться» в условия производства, обмена и распределения. Государство может вести политику покровительства одним формам или отраслям хозяйства и оттеснения других, регулировать условия внешней торговли, кредита и производства. Если при всех этих условиях остается рынок, то действует «закон ценности»« [3].
Методология планирования и назначение планов должны зависеть от особенностей той хозяйственной системы, в которой и для которой они готовятся. Хозяйственный план, составленный на 1926/27 г. есть нечто принципиально иное, чем тот план, который имелось в виду составить в 1920 г., считал он. Несмотря на это, у всех планов, стремящихся объять все народное хозяйство, окажутся некоторые общие черты и некоторые сходные элементы. По мнению Л.Н. Юровского, «контрольные цифры» должны находить компромисс интересов всех рыночных сил. Необходимо определить возможные размеры ресурсов, которые государственный сектор найдет в себе самом и которые он извлечет из негосударственного «окружения», чтобы обеспечить максимальный подъем отраслей индустрии. Одновременно надо составить такие строительные, производственные, внешнеторговые и прочие программы, при которых гарантировалось бы динамическое равновесие внутри госсектора и равновесие между ним и всем его рыночным окружением.
При этом Л.Н. Юровский предлагал «налечь на рычаги рыночного механизма» и перераспределять национальный доход традиционными для России мерами правительственного попечения индустрии. Но чтобы рынок давал большую отдачу, следовало поддерживать его в состоянии, близком к равновесному. «Мы имеем в своем народном хозяйстве сектор государственного хозяйства, состоящий в трояком окружении: потребительском, крестьянском и мировом. Что касается первого и второго, то государство в отношении их уже далеко не всесильно, хотя оно и в состоянии влиять на них, ибо в его распоряжении имеются могущественные средства воздействия: политика заработной платы, налоги, железнодорожные тарифы, заготовляющие органы, продажные цены промышленных изделий; но все же в этой области приходится уже не управлять (как в государственном секторе), а направлять и предвидеть. Что касается третьего “окружения”, то тут в настоящее время все сводится к предвидению» [4].
Юровский обосновывал значимость рыночного механизма для госсектора необходимостью контактировать с другими участниками торгового оборота. Рынок, — в его понимании, — выступал как внешний ограничитель по отношению к возможностям государственного предпринимательства, несмотря на монопольное положение госпредприятий, производящих промышленную продукцию. При этом он прибегал к доказательству «от противного», убеждая, что у рыночной экономики нет социально приемлемой альтернативы. «Закону ценности» как закону товарного хозяйства, по мнению экономиста, может противостоять в качестве антипода лишь закономерный плановый порядок распределения всех производительных сил и продуктов, т.е. чрезвычайная система, аналогичная военно-коммунистической.
«Плановый порядок, — по разумению Л.Н. Юровского, — мыслим в полной своей законченности и с совершенным устранением из хозяйственной системы «закона ценности». Для того чтобы это могло быть сделано, необходимо осуществление одного в высшей степени важного условия: отказа от свободного потребления, т.е. отказа от права потребителя выбирать продукты из ограниченного запаса. Если потребителю, как это происходило в эпоху «военного коммунизма» или как это происходит в современной армии, предметы потребления будут предоставляться в определенных количествах в натуре, а не в виде определенной «суммы» с правом распоряжения частями этой суммы по собственному усмотрению, тогда «закон ценности» сможет окончательно исчезнуть и государству остается только избрать способ учета, гарантирующего целесообразное построение его хозяйственных планов» [5].
Итак, без ограничения свободы выбора экономических агентов устранение рыночной организации едва ли возможно. «Стоит, однако, предоставить потребителям свободу выбора предметов потребления путем распоряжения какой-либо суммой, пусть не денег, но любых знаков, что-то реально собой представляющих, и рынок — хотя бы даже суженный рынок одних только предметов потребления — будет налицо. На рынке будет спрос и будет предложение, и вопрос о равновесии на нем для хозяйствующего государства не будет уже безразличен, а будет связывать и обязывать его».
Все-таки ученый не чувствовал достаточной убедительности высказанных доводов и делал реалистическую посылку: «Можно, конечно, допустить ... что в этих условиях государство станет несколько пренебрегать вопросом о том, имеется ли на этом суженном рынке полное равновесие, ибо отсутствие сбыта каких-либо товаров не повлечет за собою общего кризиса, а «боны», находящиеся на руках у потребителя, больших хозяйственных неудобств причинить государству не могут, хотя бы и оказалось, что временно на некоторую их часть ничего нельзя получить». Но тут же он обходил ее стороной, не изучая по существу [6].
Отмеченные ситуации несовпадения товарного спроса и предложения Л.Н. Юровский трактовал как качественные преобразования хозяйства, в котором либо отсутствует рынок, либо он занимает такое положение, когда государство в состоянии пренебрегать его показаниями. По его мнению, анализ научных абстракций не предполагает их историческую конкретизацию: «Можно, конечно, утверждать, что от нынешней системы к той, о которой мы говорим, логически ведет ряд постепенных переходов. Поиски переходных форм всегда возможны. Можно искать примеры постепенных переходов от товарно-капиталистического хозяйства 1913 г. к товарно-социалистическому хозяйству 1926 г. и находить их в целом ряде явлений довоенной, военной и революционной экономики. Но когда речь идет о теоретическом описании, тогда необходимо схватить специфические черты, не затуманенные переходными формами, и взять каждую систему в полном ее своеобразии».
Впрочем, для характеристики советской экономики одних лишь исходных посылок «классической» рыночной парадигмы, было недостаточно. Приходилось дополнять их функциями государства: планово-регулирующей и хозяйственной. Поэтому теоретик развивал идею об особой экономической форме — товарно-социалистической. Вот несколько его соображений по этому поводу: «Наша хозяйственная система есть система товарно-денежного и планового хозяйства, притом планового хозяйства, покоящегося на ценностном принципе. Она есть система товарного хозяйства, но только особая его система. Нормальные плановые элементы нашего хозяйства (мы анализируем теоретически и отвлекаемся от того, что могут быть и бывают крупные ошибки в планах и затем мероприятия, неизбежно вытекающие из этих ошибок) вовсе не ликвидируют товарного хозяйства и не вытесняют его» [7].
Основополагающими свойствами товарно-социалистической системы, в понимании Л.Н. Юровского, оставались: равновесие между спросом и предложением на рынке и адекватное установление цен; соответствие цен издержкам производства. Но здесь возникала неприятная проблема — как теоретически объяснить поведение государственных учреждений и предприятий на рынке. Ибо очевидно, что действовали они отнюдь не по правилам свободной конкуренции. При этом он допускал возможность монопольного ценообразования в рамках предпринимательства на казенный счет: «Советское государство в качестве монополиста может ... вести политику высоких цен на продукцию своих предприятий ... однако только в пределах тех закономерностей, которые свойственны образованию монопольных цен. То же относится к возможной (но тоже не обязательной) политике низких цен на продукты, заготовляемые советскими монопольными предприятиями» [8]. Правительство могло при желании проводить и противоположную политику ценообразования, поощряя те или иные отрасли производства низкими продажными или высокими заготовительными ценами. Государство способно продавать товары ниже себестоимости изготовления и даже отпускать их бесплатно потребителям, если из других источников будут покрываться произведенные затраты. Но перечисленные случаи, по Юровскому, не отменяли окончательно действия «закона ценности».
Его действие проявлялось в том, что не всякое государственное регулирование товарного рынка вело к положительным результатам. Например: при назначении заниженных цен образовывались очереди, появлялись случаи бестоварья в пунктах продажи, возникал неудовлетворенный спрос. В этом отношении, несомненно, справедливы слова экономиста: «Организация очередей едва ли может рассматриваться как прием экономической политики и подлинный метод преодоления тех затруднений, которые вытекают из отсутствия равновесия между спросом и предложением. Преодолеть эти затруднения можно только при помощи «системы пайка», известной всем по опыту войны и революции». При этом Л.Н. Юровский признавал, что экономика Советской России уже качественно отличалась от дореволюционной товарно-капиталистической экономики: «Планирование хозяйства в советской экономической системе, воздействие на цены сырья, на вывоз и ввоз, на направление капитального строительства ... не означает вытеснения товарного хозяйства, а означает регулирование его. Такого регулирования в советской экономической системе несравненно больше, чем в капиталистическом хозяйстве, и различие здесь не количественное, а качественное» [9].
Ученый указывал еще на одно существенное своеобразие товарно-социалистического хозяйства: «Суть дела заключается в том, что концентрация средств производства в руках одного распорядителя заставляет или позволяет проводить в качестве внутрихозяйственных такие операции, которые иначе проходили бы в качестве межхозяйственных, т.е. рыночных, и ... в том, что государство, будучи само этим распорядителем, проводит таким внутрихозяйственным способом ряд мероприятий своей экономической политики» [10].
Централизованное управление проще достигает целей не «нажимом на главный коммерческий стимул — прибыль, а директивными предписаниями государственным и даже кооперативным предприятиям исполнить действия, намеченные планом». Но административные распоряжения, — по убеждению Л.Н. Юровского, — становятся бесхозяйственными, если они проводятся без учета тех ценностных соотношений, которые складываются на рынке. Другими словами административные распоряжения должны опираться на определенный хозяйственный расчет, а не браться «с потолка». И в этом случае — рынок не враг социализма, поскольку «его сохранение в качестве критерия и регулятора» позволяет административному управлению быть экономическим, по сути.
Кроме того, поскольку государственное предпринимательство, по его мнению, выходило за пределы типичного капиталистического рыночного хозяйства, в нем могла отсутствовать мотивация предприятий к получению прибыли. Дозволялось превышать издержками производства и торговли продажных цен, осуществлять убыточные хозяйственные операции, т.е. вести дела при параметрах, отклонявшихся от рыночного равновесия. Но при этом государство калькулировало в ценах, во что обойдется директивно-плановое руководство. Ведь плановый расчет строился не на пустом месте, а на основе сложившихся цен, на которые государство могло влиять, оставаясь постоянно, в свою очередь, под их влиянием.
Автор понимал, что ему не удалось однозначно описать отечественное хозяйство как рыночную систему. Хуже того, он воочию наблюдал тенденции к подавлению рыночных сил, но не хотел видеть в том объективную неизбежность: «Своеобразие существующей хозяйственной системы очень велико. Не во всем оно может быть уже теоретически изучено и установлено, потому что после нескольких лет новой экономической политики трудно еще сказать, что именно принадлежит к существу этой системы и что составляет в ней случайную аномалию. Но пока имеется гораздо больше оснований считать, что ... она, будучи системой товарного хозяйства, регулирует последнее, а не ... преодолевает, переходя в систему, аналогичную той, которая строилась в эпоху военного коммунизма».
Содержательно разбирал Л.Н. Юровский одно из фундаментальных понятий рыночной парадигмы — «равновесие». Речь шла о равновесии хозяйственной системы в историческом движении. Это предполагало сохранение многоукладности экономики, поиск компромисса разнородных интересов. Равновесие необходимо, если считать, что система будет длительно существовать и что цель экономической политики заключается не в разрушении ее для постановки на ее место иной системы, а в постепенном ее укреплении и развитии [11].
Поддержание рыночного равновесия совместимо с плановым управлением. На том настаивал теоретик: «Требование сохранения равновесия не исключает вообще различных конкретных заданий экономической политики, а только ограничивает их. Это требование оставляет свободу действия в отношении содержания экономических мероприятий с тем однако, чтобы последние не расшатывали целостности всей экономической системы». Отсутствие равновесия могло, по мнению экономиста, вызвать двоякого рода реакцию. Одна сводилась к принятию мер по восстановлению равновесия. Другая состояла в попытках обойтись без восстановления равновесия на рынке путем введения в народное хозяйство нового, нерыночного принципа, например, директивного планирования.
Особое беспокойство вызывала у Л.Н. Юровского ситуация товарного голода, который обострился в 1925 г. и не исчез окончательно в 1926 г. Бестоварье способно было инициировать правительственную политику свертывания рынка под предлогом заботы о потребителях, ведь еще незабытое военно-коммунистическое прошлое давало немало наглядных уроков вытеснения «псведоплановым» распределением продуктов вольной купли-продажи.
Ученый обращал внимание на то, что мероприятиям, принимаемым по нужде и вытекающим из фактов отклонения от рыночного равновесия, свойственно нарастать и размножаться в силу присущей им внутренней логики: «Регулирование в товарно-денежном хозяйстве, не нарушающее необходимого этому хозяйству равновесия, может спокойно преследовать свою цель. Если равновесие нарушено и не восстанавливается, то мера регулирования, стремящаяся к разрешению своего задания в обход рыночного равновесия, не может остаться единственной, а требует принятия все новых мер, из коих последней, завершающей цепь и дающей подлинное решение, но не в направлении к равновесию рынка, а в направлении от равновесия на рынке, является ликвидация рынка и установление в соответствующей области законченного, строго планового распределения с полным отказом от требования «закона ценности» [12].
Кроме такой альтернативной постановки вопроса о равновесном регулировании, Юровский рассматривал и другие варианты. В частности, высказывалось предположение о потенциальной возможности соблюдения динамического равновесия в отечественной экономике, т.е. создания ровной линии хозяйственного роста вместо траектории развития, проходящей через периоды быстрого расширения, последующего кризиса и депрессии.
Советское государство было в состоянии предотвращать развертывание всеобщих процессов кризисного перепроизводства продукции за счет локального погашения убытков по отдельным предприятиям. Правительство могло в плановом порядке согласовывать темпы экономического роста страны с темпами реального накопления инвестиционных ресурсов.
Механизм управления отечественной экономикой качественно отличался от традиционного регулирования в странах с рыночной экономикой. «Ибо если в условиях капиталистического хозяйства равновесие и нарушается, и восстанавливается стихийно, то у нас, где равновесие может оказаться нарушенным не только хозяйственной стихией, но и ошибочно составленным или плохо проведенным планом, обстоятельства ... нередко ... складываются так, что равновесие не в состоянии восстановиться «само собою», и что цель уравновешения частей народного хозяйства должна быть достигнута экономическими мероприятиями государства. Очевидно, что такие мероприятия должны в этом случае входить в хозяйственный план, а количественное их выражение должно найти свое отражение в контрольных цифрах народного хозяйства. Преимущества государственно-организованной экономики при определенных обстоятельствах превращаются в негативные моменты. Так, «советская хозяйственная система, благодаря огромной концентрации материальных ресурсов в распоряжении государства и благодаря государственному регулированию народного хозяйства во многих его областях отличается способностью переносить сравнительно долго такие случаи нарушения хозяйственного равновесия, которые не вынесла бы иная хозяйственная организация» [13].
Л.Н. Юровский называл четыре случая длительного нарушения равновесия в отечественном хозяйстве в 1925/26 г. Во-первых, несоответствие между размерами экспорта и импорта, с одной стороны, и состоянием основных отраслей нашего хозяйства — с другой. Во-вторых, несоответствие между спросом на иностранную валюту и предложением ее. В-третьих, несоответствие уровня товарных цен или покупательной силы нашей валюты золотому паритету червонца. В-четвертых, несоответствие между оптовыми и розничными ценами (особенно в частной розничной торговле) и бестоварье, затрудняющее экспортные заготовки, усиливающее предыдущие отклонения от равновесного уровня.
Макроэкономические диспропорции приводят к тому, что рыночные регуляторы перестают выполнять свои функции. Обменный курс рубля не выравнивает спрос на иностранную валюту с ее предложением. Цена не балансирует платежеспособный спрос и предложение товаров. Покупательная сила рубля колеблется независимо от его золото-валютного курса. Ценностные параметры отрываются от своей объективной рыночной основы и вырождаются в условно-счетные единицы. Согласование спроса и предложения достигается уже методами прямого планового регламентирования. Игнорируя закономерности восстановления рыночного равновесия, страна, по мнению Л.Н. Юровского, откатывается к системе натурального хозяйства.
* * *
Далее рассмотрим как оценивалась экономическая ситуация в Советской России в годы нэпа Е.А. Преображенским и какие меры для восстановления основного капитала предлагались им.
Проблема накопления в государственном хозяйстве стала центральной «практической идеей» книги Е.А. Преображенского «Новая экономика. Опыт теоретического анализа советского хозяйства». Она была напечатана в 1926 г., но до и после того отдельные ее главы публиковались в периодическом издании «Вестник Коммунистической Академии». Это монографическое исследование, пожалуй, впервые представило целостную теоретическую модель функционирования «социалистически — рыночной» экономики.
Накопление ресурсов в государственном секторе экономики рассматривалось Е.А. Преображенским в качестве неотъемлемой предпосылки прогрессивного развития экономики, поскольку целенаправленная деятельность по обновлению основного капитала в частном секторе отсутствует. По его убеждению, возникшая после октябрьской революции советская экономика оказалась в условиях борьбы как с частным предпринимательством внутри страны, так и с мировым капитализмом на внешнем рынке: «Раз новый тип производственных отношений начинает пробивать себе дорогу, то, прежде всего, и более всего он должен бороться за свое существование и ... укрепление ... путем воспроизводства социалистических отношений каждый раз в расширенном масштабе ... Это — вопрос жизни и смерти для всей системы. Но бороться за воспроизводство отношений ... социалистического типа, значит бороться за увеличение средств производства, принадлежащих пролетарскому государству, во-первых, за объединение вокруг этих средств все большего ... количества рабочих, во-вторых, за поднятие производительности труда во всей системе, в-третьих. А это и значит бороться за расширенное воспроизводство данной системы, бороться за максимум первоначального социалистического накопления».
Е.А. Преображенский, возможно, не является автором термина «социалистическое накопление». В разное время его употребляли В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий и другие деятели государственного и партийного руководства. Но только Е.А. Преображенский дал его развернутое определение и подробное теоретическое обоснование. «Социалистическим накоплением мы называем присоединение к основному капиталу производства прибавочного продукта, который не идет на добавочное распределение среди агентов социалистического производства и социалистического государства, а служит для расширенного воспроизводства. Наоборот, первоначальным социалистическим накоплением мы называем накопление в руках государства материальных ресурсов главным образом из источников, лежащих вне комплекса государственного хозяйства. Однако, во-первых, это накопление также носит характер предварительного накопления средств для подлинно социалистического хозяйства и этой цели подчинено. А во-вторых, накопление ... за счет негосударственного круга, явно преобладает в этот период. Поэтому весь этот этап мы должны назвать периодом первоначального, или предварительного, социалистического накопления... Основным законом нашего советского хозяйства, в настоящий момент пробегающего эту стадию ... является закон первоначального, или предварительного, социалистического накопления» [14].
Он также сформулировал основной закон социалистического накопления, который в его представлении являлся движущей силой всего советского хозяйства: «Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства, чем менее то наследство, которое получает в фонд своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент социальной революции, — тем больше социалистическое накопление будет вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства и тем меньше будет удельный вес накопления на его собственной производственной базе» [15].
Далее он отмечал, что национализация крупной промышленности есть первый акт социалистического накопления, благодаря которому в руках государства сосредоточиваются минимально необходимые ресурсы для организации социалистического руководства промышленностью. В тоже время, в конкретно исторических условиях, в которых оказалась Россия, социалистическое накопление, — подчеркивал Е.А. Преображенский, — начинается даже не с нуля, оно начинается с уровня гораздо ниже нуля. Это произошло потому, что Первая мировая и гражданская войны разрушали промышленность и ее инфраструктуру около 10 лет. В течение этого срока промышленность не получала ни инвестиций, ни амортизационных отчислений. Износ ее фондов достиг предельного значения.
С переходом к мирной жизни главной целью хозяйственного управления становится минимизация убытков во всем государственном хозяйстве и по возможности на отдельных предприятиях. Как считал Преображенский, рубеж простой (бесприбыльной) окупаемости затрат был пройден отечественной промышленностью и транспортом приблизительно летом 1924 г., поэтому следует вести речь не о новой экономической политике (она была «новой», пока жива была память о «старой» политике военного коммунизма, которой она противопоставлялась), а о политике «социалистического накопления». Его несомненной заслугой является теоретическое описание государства в качестве субъекта предпринимательской деятельности. Разделяя накопления в рамках предприятия и во всем народном хозяйстве, он подчеркивал, что для модернизации промышленности необходимо такое накопление, которое обеспечивает продвижение для всего комплекса народного хозяйства, а не для отдельных его частей, потому что цепная независимость в движении всего комплекса делает совершенно невозможным разрозненное продвижение по методу капиталистической партизанщины, индивидуальной инициативы и конкуренции. Почему он так считал? Потому, что Советская Россия не просто оказалась в условиях международной изоляции. Она воспринимается капиталистическими странами как государство несущее угрозу международному капиталу. Состоявшаяся военная интервенция — тому яркое подтверждение. Поэтому «Пролетарское государство, — считал Преображенский, — одновременно и руководит государственным хозяйством и руководит политикой внутренней и внешней, стремясь к сохранению данной системы, к ее укреплению... Оно встречает при этом противодействие со стороны мирового капитализма извне, частного хозяйства — внутри» [16].
Знаменательно, что первой причиной становления социалистической экономики названа необходимость противодействия странам-лидерам международного хозяйства. Абстрактная посылка конкретизировалась указанием на глобальную экспансию Соединенных Штатов Америки, а затем привлекалась для оправдания революционных преобразований в России. «Если Америка приобретает доминирующую роль в мировом хозяйстве, то тем самым приобретают в нем доминирующую роль монополистические тенденции американского капитализма, бурно вырывающиеся ... за пределы национального хозяйства Америки» [17].
«Логичным» антитезисом предыдущего положения служило доказательство «закономерности» повального огосударствления отечественной экономики. «Борьба с американским монополизмом возможна лишь путем изменения всей структуры той или иной страны, т.е. путем перехода к социалистической экономике, которая делает из страны монолитный организм и не дает американскому капитализму растаскивать по частям одну отрасль за другой, подчиняя их американским трестам или банкам, как это имеет место при «естественном» соприкосновении американского капитализма с экономикой других капиталистических стран. Напор капиталистического монополизма может встретить преграду лишь в социалистическом монополизме. Страна, которая перейдет к социализму, будучи и экономически и технически слабей американского капитализма, в период незаконченной перестройки своего хозяйства на новой базе, будет бороться с ним не экономическим превосходством своих трестированных же отраслей хозяйства, а более высокой организационной структурой всего хозяйства» [18].
В отличие от иностранных компаний, российская частная промышленность не могла серьезно конкурировать с казенной, поскольку она была поставлена в неравные условия с последней. Государство сконцентрировало у себя самые крупные и технически передовые предприятия, которые помещались в комфортную среду хозяйствования.
Общие тезисы Е.А. Преображенский развертывал в детальное объяснение специфики современного ему государственного предпринимательства: «Первая, самая важная, особенность состоит в том, что государственное хозяйство вступает в борьбу ... только как единое целое. Отдельное предприятие государства, оторванное от целого и брошенное в стадию конкурентной борьбы, вероятно ... было бы бито. Но то же предприятие, находясь в едином комплексе государственного хозяйства, имеет за собой всю силу этого комплекса, а потому оно уже не является ни в какой мере единичным предприятием или трестом старого капиталистического типа, даже когда оно «переведено на хозяйственный расчет» [19].
Ученый верно выделил еще одну причину устойчивости социалистической формы в борьбе с капиталистической — сращивание государственной власти с государственным хозяйством. Выдвинутое положение подкреплялось исторической аналогией: «В какой огромной степени сращивание капиталистического государства с капиталистическим хозяйством может увеличивать силу и устойчивость данного политико-экономического механизма, показал опыт военно-государственного капитализма в Германии в 1914–1918 годах. При пролетарской диктатуре этот процесс сращивания идет гораздо дальше. Пролетарское государство и пролетарское хозяйство представляют собою единое целое в полном смысле этого слова. Это в огромнейшей степени увеличивает как политическую силу государства, так и экономическую силу государственного хозяйства... Власть пролетарского государства, которая распространяется на прибавочный продукт частного хозяйства (конечно, в пределах экономически возможного и технически досягаемого), не только является сама орудием первоначального накопления, но и постоянным резервом этого накопления, так сказать, потенциальным фондом государственного хозяйства» [20].
На основе сказанного автор предполагал, что вытеснение социализмом других экономических систем производства будет происходить в форме: ограничения или даже ликвидации свободы конкуренции, всемерного использования выгод государственной монополии, борьбы единым комплексом государственного хозяйства, комбинации экономических средств с политическими.
Закон первоначального социалистического накопления рассматривался экономистом как внешняя принудительная сила, которая заставляла государство действовать в интересах самосохранения существовавшей социально-экономической системы. Его умонастроение передает цитата, перечисляющая важнейшие сферы казенного предпринимательства: «Закону социалистического накопления подчинена вся экономическая политика советского государства и экономика государственного хозяйства. Невозможно говорить ни о каких законах движения заработной платы в государственном хозяйстве СССР и ни о какой теории заработной платы без анализа закона социалистического накопления... Этому же закону подчинены ... политика цен на продукцию госпромышленности и система железнодорожных и водных тарифов. Закону социалистического накопления подчинена структура доходной части бюджета с системой обложения частного хозяйства в пользу социалистического ... структура расходной части бюджета. Монополия внешней торговли и система социалистического протекционизма есть оборона социалистического хозяйства ...для... накопления. Закону социалистического накопления подчинена вся наша кредитная система и по методам ее организации, и по принципам ... распределения кредитных ресурсов страны. Тому же закону подчинена наша торговая политика внутри страны, с ее постоянным стремлением к вытеснению из оборота частного хозяйства и ... к регулированию внутреннего рынка. Это регулирование есть... также либо ограничение темпов и размеров капиталистического накопления в процессе обращения, либо увеличение социалистического накопления в этой сфере» [21].
Оригинальность воззрений Е.А. Преображенского проявилась в отходе от обычного, распространенного противопоставления закона ценности как регулятора рыночной экономики планомерному государственному управлению. Ученый измыслил концепцию противоборства закона ценности с законом первоначального социалистического накопления. Впрочем, автор отдал дань традициям марксистской школы, продекларировав, что антиподом товарного производства, исторически сменяющим его, является плановое социалистическое хозяйство. Поэтому товару капиталистического способа производства в хозяйстве плановом противостоит продукт, ценности (цене) — измерение рабочим временем (трудовым издержками), рынку в качестве сферы проявления закона ценности — бухгалтерия планового хозяйства.
В идеале государственная плановая экономика представлялась экономисту в виде громадного натурального хозяйства, где статистика заранее и непосредственно учитывает все потребности, и нет нужды в рыночном признании общественной полезности продуктов. Централизованная система руководства наделялась свойствами рационального субъекта, способного к предвидению тенденций социально-экономического развития.
Объективная закономерность в условиях планового хозяйства, по разумению теоретика, «прокладывает себе путь не через рынок, ... а предварительно ... к сознанию регулирующих хозяйственных органов общества. Не цены на рынке после производства, а колонки цифр социалистической бухгалтерии до производства бьют тревогу и давят на сознание планирующих центров: они извещают ... о нарастании новых потребностей ... о той экономической необходимости, к которой надо приспосабливаться. Эта антиципация [предвосхищение, предугадывание] закономерности составляет ... первую характерную черту нового, социалистического производства ... Эта отличительная черта проявляется и в том, что взаимозависимость отдельных частей производственного механизма дает себя знать ... не стихийным путем, а в уравнениях пропорциональности, намечаемых госпланом социалистического хозяйства» [22].
Избранный экономистом дуалистический подход улучшал теоретическое обоснование директивно-плановой парадигмы. Он верно описывал ситуацию подчинения рыночных регуляторов интересам государственного предпринимательства. При таком взгляде планирование выступало лишь одним из способов укрепления позиций казенного хозяйства. Содержание планов определялось задачами накопления ресурсов в руках государства.
Подводя итоги, Е.А. Преображенский выделил сумму экономических и социальных противоречий, от успешного разрешения которых зависело динамическое равновесие хозяйственной системы СССР.
Вот их перечень. Накопление на базе неэквивалентного обмена — и необходимость ликвидации этой неэквивалентности, с несовпадением во времени этих процессов. Накопление за счет прибавочного продукта рабочих — и неизбежность систематического роста заработной платы. Необходимость снижения цен на базе рационализации производства — и борьба с растущей безработицей. Накопление за счет производящего промышленное сырье крестьянства — и необходимость максимально стимулировать расширенное воспроизводство этого сырья. Экономическая необходимость роста товарности крестьянского хозяйства — и социальная необходимость поддержки наименее товарной его части — хозяйства бедняцких и малоимущих групп деревни. Накопление за счет крестьянского экспорта предметов потребления — необходимость стимулировать этот экспорт в условиях крайне медленного снижения промышленных цен. Необходимость, в интересах ускорения индустриализации, максимально растущей связи с мировым разделением труда и увеличения внешних кредитов, — и растущая враждебность к СССР всего капиталистического мира.
Им поименованы все социальные силы, с коими вступала в отношения государственная власть в качестве обособленного субъекта предпринимательской деятельности: рабочий класс, различные слои крестьянства, участники международных хозяйственных связей [23]. Прагматизм ученого заключался в том, что теоретические вопросы изначально ставились им в плоскость практической политики. |
| |
|
|
