|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (43), 2012 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ. ПРОБЛЕМЫ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ В СТРАНАХ СНГ И БАЛТИИ | | | Бляхман Л. С.
главный научный сотрудник Санкт-Петербургского государственного университета.
доктор экономических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ
| |
| | | | | Неоклассическая экономическая теория не включает в свой предмет социальную политику, поведение государственных и общественных организаций. Переход от индустриального и рентно-долгового к инновационному капитализму в условиях глобального системного кризиса коренным образом изменяет субъект, объект и методы реализации социальной политики с учетом развития социального и человеческого капитала, трансформации модели государства благосостояния. Социальная политика становится важнейшим предметом новой политэкономии. Новая индустриализация как этап формирования инновационной экономики определяет приоритетные направления реформирования социальной политики и социального государства в России | | Ключевые слова: социальный капитал, человеческий капитал, социальная политика, социальная справедливость, новая политическая экономия | | УДК 330.101.22; ББК У9(2)0-94-18,0 Стр: 37 - 46 |
Введение
Доминировавшая до сих пор неоклассическая концепция «Экономикс» ограничивалась построением абстрактных моделей рыночного равновесия на основе представлений о рациональных экономических ожиданиях, полной информированности и свободной конкуренции хозяйственных субъектов. Социальная политика не входила в предмет экономической теории. Однако в инновационной экономике, которую исследует новая политическая экономия, развитие социального и человеческого капитала становится главной целью и фактором развития. Коренное реформирование социальной политики включает изменение ее субъектов, объектов, методов разработки и реализации основных направлений. Типология видов социальной политики в мире показывает, что Россия не может механически копировать зарубежный опыт, а должна разработать собственную модель, соответствующую принципам социальной справедливости и задачам новой индустриализации.
I. Социальная политика и социальная справедливость в инновационной экономике.
Институциональные условия перехода к инновационной экономике при обострении глобальной конкуренции требуют новой социальной политики. На индустриальной стадии развития экономики капитал, по определению К.Маркса, был представлен материальными средствами производства, которые обеспечивали прирост прибавочной стоимости за счёт эксплуатации живого труда. Социальная наука базировалась на концепциях Вебера (1858–1917 гг.) о социальных классах и статусных группах, поведение которых регламентировалось репрессивными санкциями общественных институтов и Дюркгейма (1861–1920 гг.) об индивидуалистической основе организации общества. Однако уже в середине ХХ века появились контрактные теории социальной солидарности, согласно которым социальная реальность не сводится к действиям индивидов (social realities outside the individual), а социальная политика должна определяться интересами всего общества, а не его отдельных классов (from segmental to advanced societies) [Morrison, 2006].
Основой инновационного развития становится невещественный капитал — социальный, человеческий, инновационный, организационный, который выражает общественные производительные силы, не имеющие адекватной стоимостной оценки и не всегда находящиеся в частной собственности. В современной экономике именно этот капитал определяет темпы и качество роста на базе развития и эффективного использования человеческого потенциала, повышения качества жизни.
На локальном уровне невещественный капитал воплощается в нематериальных активах, которые реализуются вместе с фирмой (гудвилл) или отдельно от неё (изобретения, промышленные образцы, запатентованные технологии, ноу-хау и т.д.). Их нельзя оценить ни по затратам на производство, ни по совокупной прибыли от их использования без учёта сопряжённых затрат других хозяйственных субъектов и внешнего социально-экономического эффекта (экстерналий).
За последние 20 лет опубликовано более 3 тыс. монографий по теории социального капитала и связанных с ним социальных сетей в бизнесе и обществе. Социальный капитал определяется как способность системы к самоорганизации для совместных действий по созданию общественных благ [Hsung, 2009]. Социальный капитал создается отношениями индивидов. Он может сберегаться и расходоваться как и другие формы капитала. Исследования подтверждают его возрастающее влияние на культуру, распределительную политику, социальную дифференциацию, формы демократии, коррупцию, экономическую мотивацию и бизнес [Robinson, 2010]. Развивается корпоративная социальная ответственность за состояние природной и социальной среды [Hugle, 2010]. При этом выделяются конвенциональные (основанные на сотрудничестве и согласовании интересов) и неконвенциональные социальные активы [Vasallo, 2010].
Анализируются тенденции к деградации и коммерционализации социального капитала, увеличению доли финансового капитала (сумма деривативов к 2013 г. в 10 раз превысила мировой ВВП), который используется преимущественно для финансовых спекуляций, а не производственных инвестиций и подрывает устойчивость мировой экономики [Fine, 2010]. Финансовый капитал оторвался от реального производства [Krippner, 2011].
Экологический кризис привел к массовому движению за «зеленую Европу» [Van der Heijden, 2010]. Цифровая революция изменила электоральную политику и методы воздействия элиты на избирателей [Carty, 2011]. Новые информационные технологии превратили электронные СМИ в орган сетевой демократии, политический субъект, персонализирующий коллективные действия и организующий социальные протесты [Social, 2012]. Социальная политика должна учесть связанные с этим изменения культуры, вовлечение местных сообществ, молодежи, женщин, сельского населения в движения против глобализации и финансового капитала [Cultural, 2012].
Исследование Оксфордского университета подтвердило возрастание роли и расширение содержания социальной политики в условиях глобализации, роста насилия и терроризма [Ideas, 2011], а также провала ряда социальных утопий [El-Ojeilci, 2012]. В политической социологии важное место занимают идеи итальянского коммуниста Грамши [Perspectives, 2009].
Специальные исследования доказали тесную связь социального капитала с производительностью экономики знаний [De Song, 2010], с созданием высокотехнологичных региональных кластеров — агломераций, где межфирменные сети создают рабочие места высококвалифицированного труда и формируют институциональную политику (institutional policymaking) на базе культурно-этических, а не только узко рыночных ценностей [Aydogan, 2008].
В последние годы экономическое значение социального капитала, его взаимосвязь с формированием инновационных институтов, в т.ч. в сфере государственного управления, роль в благополучии городов стали предметом исследования российских экономистов [Полищук, 2011]. Особое значение имеет анализ структуры социального капитала, его «открытых» и «закрытых» разновидностей, форм, механизмов и методов измерения экономического эффекта развития социального капитала. Рост ВВП должен происходить за счёт приращения реальной добавленной стоимости, а не конъюнктурных доходов и выручки от привлечения зарубежных кредитов. Иностранные фирмы, интеллектуальная собственность которых не принадлежит России, захватывая внутренний рынок, способствуют развалу её научно-технического комплекса и социального капитала.
Превращение Азиатско-Тихоокеанского региона в мировой центр экономического развития во многом связано с традициями конфуцианских цивилизаций, ориентированных на совместный труд и духовность, созданием 20–30 агломераций от Сингапура до Японии, где 10–30 млн человек образуют не только демографический и экономический, но и инновационно-культурный центр развития творческих коммуникаций. В Китае национальная идентификация, преобразование социальных институтов, развитие интеллектуальной элиты перевесили негативные последствия экологической деградации. Политическая экономия разрушения (political economy of destruction) именно с провалами в социальной политике связывает рост терроризма, неконтролируемой миграции [Gary, 2010], местных войн и провалов демократии [Collier, 2009], новые формы классовой борьбы и социальной дискриминации [Cassano, 2009], которые описаны в работах D.Resnick, R.Wolff и других «неортодоксальных марксистов».
А.Смит — профессор нравственной философии и К.Маркс считали политику государства, партии, общественных групп, базовые ценности общества важным предметом экономической науки. В конце ХХ века политэкономия, в т.ч. в России, была заменена на экономикс, предложившую вечные и единые для всех стран модели рыночного равновесия. Вместо социальной и промышленной изучалась только денежно-кредитная политика. Однако в современной экономике хозяйственные субъекты не действуют на основе своих рациональных ожиданий в условиях свободной конкуренции, не получают всю необходимую для этого информацию. Глобальный кризис ознаменовал закат рентно-долгового капитализма и чисто рыночной парадигмы, при которой государство обслуживает, прежде всего, глобальный финансовый бизнес.
На Первом политико-экономическом конгрессе стран СНГ и Балтии (2012 г.) отмечалось, что новая политэкономия призвана исследовать проблемы неравенства и бедности, которые не нашли решения в рамках либерально-монетарной теории, ориентируясь на социальные, экологические и гуманитарные приоритеты экономического развития, философские, социологические и политические методы исследования. Новая политэкономия отражает переход человечества в новое состояние, когда важнейшее место в интегрированной социально-эколого-экономической науке занимает социальная политика, поведение госорганов, социальных групп и избирателей в различных национальных культурах, социокультурный ресурс модернизации [Ставинская, 2012].
Новая политэкономия имеет три главных отличия. Во-первых, с помощью социологии, социальной психологии и правоведения она изучает реальное поведение общественных субъектов, а не только абстрактные общие законы рынка. Во-вторых, анализируются макрорегиональные, а не только общемировые социальные институты, определяющие это поведение. В-третьих, индустриальная рыночная экономика рассматривается как этап развития общества, а не вечная категория. Человеческий капитал становится ключевым фактором развития экономики [Климова. 2012]. Люди хотят не жить для того, чтобы работать, а эффективно работать для того, чтобы хорошо жить.
Более 1600 монографий за последние годы посвящены проблемам формирования работников экономики знаний (Knowledge workers), способных не только к исполнительской, но, прежде всего, к творческой деятельности по созданию, поиску, систематизации и использованию новых знаний, в т.ч. в удалении от офиса (outsourcing work) [Mc Kercher, 2007]. Они предъявляют новые требования к содержанию и условиям труда . Система стимулирования призвана учитывать различные типы творческих способностей, особую роль успешных коллективов (winning team) и наставничества, новые типы конфликтов и способы их разрешения.
Поколение 1978–1990 гг. рождения, самое образованное в истории, должно стать и самым производительным [Tulgan, 2009]. Это требует создания новых стандартов профессиональной подготовки с учётом творческого компонента (thinking skills) [Dickman, 2010], организации непрерывного образования на базе новых моделей оценки знаний [Zhang, 2010]. В журнале «Academy of management» и других периодических изданиях публикуются статьи о методах развития человеческого капитала как совокупности нравственных ценностей, знаний и навыков (acquiring and developing human capital), многоуровневых моделях соответствующих ресурсов (multilevel model: emergence of the human capital resource), методах оценки инвестиций в этот капитал на макро-, мезо- и микроэкономическом уровне (evaluation methods of investment in human capital).
В России исследуется новая модель человека в экономической науке [Сторчевой, 2011], возрастание роли социальной психологии в управлении капиталом [Делавинья, 2011] и осуществлении властных полномочий [Ольсевич, 2011]. Доказано, что «природного проклятия», т.е. негативного влияния богатства природных ресурсов на накопление человеческого капитала не существует [Васильева, 2011]. Это подтверждает опыт Норвегии, Австралии, Канады, Чили.
Инновационная экономика — принципиально новая фаза развития общества. Вещественные факторы производства выступают как внешняя сила по отношению к человеку и потому отчуждаются от него с помощью рыночных механизмов. Невещественный капитал — общественные производительные силы, знания, передающие их глобальные информационные сети, деловой, инвестиционный и инновационный климат, определяемый культурой данного общества и определяющий готовность и умение превращать знания в инновации, не отчуждаются от гражданина и социума как его носителей и потому не подвластны чисто рыночному механизму.
Современные средства коммуникаций позволяют людям общаться независимо от расстояния между ними и вне государственного контроля. По прогнозу Cisco, к 2016 г. население Земли достигнет 7,3 млрд чел., а количество мобильных устройств с выходом в Интернет превысит 10 млрд. Глобальный интернет-трафик вырастет в 18 раз и достигнет 130 эксабайт, что равносильно 813 квадриллионам SMS-сообщений.
Изменяется система базовых ценностей и формы их реализации. Главным фактором развития и обновления производства становится не число исполнителей, умеющих играть по установленным правилам, а интеллектуальные коллективы, способные создавать новые знания и превращать их в инновации. Базовой ценностью становится возможность выразить, развивать и реализовать способности каждого человека, удовлетворять его потребности как конечного пользователя [Hauberer, 2011].
Новая экономическая социология рассматривает хозяйственные действия как разновидность социальных, считает социальную политику главным предметом экономики [Юдин, 2010]. Гуманизация экономической науки требует исследования духовно-нравственных факторов развития экономики, преодоления экономического эгоизма с помощью активной институциональной и социальной политики [Петросян, 2010]. От неё зависит уровень доверия в обществе — важнейшая характеристика его социального капитала [Сасаки, 2010].
Провал в социальной политике 90-х гг. означал, по оценке П.Хлебникова, деморализацию народа и «коллективное самоубийство» [Хлебников, 2001, с.322]. Вместо необходимой для инновационной экономики консолидации происходит атомизация социума, закрывающая социальные лифты для справедливого старта [Гринберг, 2012]. По оценке статистики ООН, Россия занимает лидирующее место в мире по абсолютной величине убыли населения, количеству самоубийств среди пожилых людей и подростков, числу абортов и детей, брошенных родителями, по числу разводов и рождённых вне брака детей, по потреблению крепкого алкоголя и числу умерших от алкоголизма, табакокурения, сердечно-сосудистых заболеваний, потреблению героина (более 20% мирового производства), числу автокатастроф (в 13 раз больше среднемирового уровня) и только 111 место по средней продолжительности жизни (у мужчин — 134-е) и 127 — по показателям здоровья населения.
В.В.Путин [Путин, 2012] отметил такие принципиальные проблемы социальной политики России как растущее неравенство и социальное расслоение, демографический кризис, низкое качество социальных услуг, прежде всего образования и здравоохранения, некомфортную среду обитания. Целями социальной политики, соответствующей принципам социальной справедливости, названы поддержка тех, кто по объективным причинам не может зарабатывать на жизнь, и обеспечение социальных лифтов, равного старта и продвижения каждого человека на основе его способностей и талантов. Однако в литературе нет ясного определения современной социальной политики и социальной справедливости, которая трактуется разными слоями населения совершенно по-разному.
В российской литературе социальная политика рассматривается как действия государства, направленные преимущественно на защиту индивидов, на время или окончательно не имеющих возможности получать доход, с помощью субсидий, льгот и т.д. [Афонин, 2004; Макашова, 2002]. Это определение не соответствует условиям иновационного развития. В новой экономике социальная политика становится доминантой инновационного и экономического развития, обеспечивающей качественное изменение условий жизни [Иванченко, 2008], новое равновесие системы «человек — семья — общество». В странах ОЭСР уже к началу ХХI века инвестиции в социальный и человеческий капитал, создание и распространение знаний превысили половину их общей суммы (Япония — 53%, США — 55, ФРГ — 58,6% — The Economist, 16.10.1999, p.8).
Социально-инновационную политику можно определить как согласованные и соответствующие социальной справедливости решения и действия государства, местного самоуправления, бизнеса и общественных организаций, направленные на развитие и эффективное использование социального и человеческого капитала. Субъектом этой политики становится не только государство, но, прежде всего, сами граждане и их объединения, выдвигающие свои проекты, формулирующие приоритеты и оценки социальных рисков, участвующие в обсуждении правовых актов и контроле их реализации.
Объектом социально-инновационной политики являются не только нетрудоспособные, а все члены общества, заинтересованные в развитии и эффективном использовании своих способностей, вся социальная система [Черкасская, 2010]. Механизм реализации этой политики не сводится к денежным субсидиям и льготам, а включает, прежде всего, предоставление общественных благ, необходимых для развития личности. Эти блага отличаются несоперничеством в потреблении, неисключаемостью, их освоение даёт значительный внешний эффект, связанный с преодолением свойственных рыночной экономике социальных диспропорций, развитием социальной интеграции и мобильности [Рубинштейн, 2006].
Социальную справедливость либералы сводят к равенству граждан перед законом, полагая, что бедность — не социальное явление, а проявление неспособности данного человека к борьбе за существование. Как отметил известный американский философ Дж. Ролс в своей работе «Теория справедливости» (1971 г.), справедливость — ценность высшего порядка, определяющая порядок и устойчивость общества. Ее уровень измеряется положением наиболее обездоленного социального слоя. Неравенство, диктуемое рыночным принципом «равных возможностей», не идет на пользу обществу и потому является несправедливым.
В противовес этому Ф. фон Хайек и другие рыночные фундаменталисты считали социальную справедливость атавизмом. Идеолог социал-дарвинизма Г.Спенсер полагал, что она играет положительную роль как стимул развития личности. М.Тэтчер, Р.Рейган и другие ультралибералы призывали «восстановить право на неравенство» путём сокращения всех видов субсидий и дотаций, социальных расходов и перераспределительных процессов.
Социальная справедливость, необходимая для инновационной экономики, включает четыре основных компонента: 1) абсолютное равенство граждан перед законом; 2) свободный доступ к образовательным, здравоохранительным и другим социальным услугам, необходимым для квалифицированного труда, участия в управлении и контроле за деятельностью власти; 3) качество жизни, соответствующее установленным законом технологическим регламентам и социальным стандартам для работников и лиц с ограниченной трудоспособностью; 4) регламентацию минимальных доходов и направление законных доходов, превышающих установленный общественным договором предельный уровень, на благотворительность (незаконные доходы и полученные за их счёт активы конфискуются). В России веру в социальную справедливость подорвала приватизация 90-х гг., дефолт 1998 г. и массовый перевод капиталов оффшорной корпоратократии, оторванной от стратегических интересов России, за рубеж.
II. Оценка, принципы и основные направления социально-инновационной политики в условиях новой индустриализации.
Главным препятствием для новой индустриализации в России стала кадровая деградация, вызванная разрушением системы профтехобразования, трудовой мотивации и кризисом высшего образования. По оценке Института социологии РАН большая часть работников деквалифицировалась, а необученных — люмпенизировалась. Новая образовательная политика призвана изменить содержание, структуру, технологии и критерии качества оценки образования.
Новое поколение россиян, не жившее в СССР, знакомое с европейским образом жизни и активно участвующее в социальных сетях требует новой социальной политики. Для согласования 153 законов, регулирующих социальную сферу, нужен кодекс, основанный на законодательных федеральных и региональных стандартах. Социальный бюджет должен расходоваться преимущественно на развитие инфраструктуры [Бузмакова, 2011], а не на пособия и дотации. Некоммерческие организации привлекут в социальную сферу частный капитал [Якобсон, 2012].
Как отметил Генеральный секретарь ОЭСР Л. Гурриа (Ведомости, 21.06.2011), эффективность социальной политики и качество жизни нельзя измерять по душевому ВВП. Как показало сравнение России с 27 странами ЕС [Росстат, 2011], по душевому ВВП по паритету покупательной способности Россия (15,9 тыс. евро) превосходит Польшу (более 14), Румынию, Болгарию (10,9), Латвию, по потреблению домохозяйств — Болгарию и Румынию, однако резко отстаёт по смертности от ишемической болезни сердца (352 на 10 тыс. жителей — в 6 раз больше, чем в Бельгии, в 4 раза — чем в Австрии, в 3 раза — чем в Болгарии), инфекций и болезней системы кровообращения, расходам на здравоохранение (около 4% ВВП по сравнению с 6–8% в ЕС), смертности от ДТП (Россия — 20 на 100 тыс. жителей, Румыния — 13, Болгария — 12, другие страны ЕС — 10 при гораздо большем количестве машин). Коэффициент Джинни, характеризующий неравенство доходов, в России (42%) намного выше, чем в ЕС (20–35%, а индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) (к 2012 г. 66 место среди 187 стран) ниже, чем в Румынии и Болгарии (соответственно, 0,72; 0,74 и 0,76).
Исследовательский центр «Human development report» оценил 182 страны и региона мира по трём критериям: долголетие на основе здорового образа жизни, доступ к образованию, потребление основных благ и услуг. Первое место в 2009–2011 гг. заняла Норвегия (душевой ВВП — около 60 тыс. долл.), второе — Австралия (около 40 тыс. долл.). Франция, Швейцария и Япония замкнули десятку лидеров, США находятся лишь на 13 позиции. Россия с 1990 г. опустилась на 30 позиций и занимает относительно высокое 71 место за счёт своих передовых регионов, опережая Бразилию (75 место), Турцию (79), Китай (92), а также Казахстан (82), Армению, Украину (85), Азербайджан (86), но уступая Литве (46), Латвии (48), Беларуси (69).
Индекс экономического благосостояния, предложенный Л.Осбергом и Э.Шарпом [Осберг, 2002] охватывает 4 компонента: потребление, семейное богатство, дифференциацию доходов, региональный индекс экономической безопасности (возможность получить защиту от неблагоприятных воздействий).
Количественную оценку агрегированного богатства и благополучия предлагается оценивать не по монетарным индикаторам, а по размерам чистого национального предельного потребления. Современная экономическая теория благосостояния предлагает его немонетарные индикаторы, выявляет возможности и функции субъективных оценок счастья и значимости социальных связей [Флербе, 2012]. ОЭСР учитывает 11 индикаторов: 1) обеспеченность жильём и социальной инфраструктурой, 2) доходы населения, 3) занятость, 4) уровень образования, 5) здоровье населения, 6) эффективность государственного и муниципального управления, 7) общественная активность, 8) личная и имущественная безопасность, 9) удовлетворённость условиями жизни, 10) социальная мобильность, 11) баланс свободного времени и досуга (www.oecd.letterlifeundx.org ).
Экономическая теория счастья оценивает эффективность социальной политики по удовлетворённостью жизнью, анализируя взаимосвязь этих субъективных представлений с экономическими показателями на микро- и макроуровне, корреляцию экономических и неэкономических показателей [Антипина, 2012]. По данным Всемирной базы данных о счастье (World Database of Happiness), среди 95 государств лидируют Швейцария, Дания, Австрия, Финляндия, Австралия, Швеция, Канада, а замыкают список Молдавия, Беларусь, Украина, Узбекистан и ряд стран Африки.
По данным рейтинга благополучия Ipsos Global Research, в 2011 г. удовлетворённость работой, оплатой труда, стоимостью и качеством жизни, качеством досуга, среды обитания, дорог и т.д в России оценивалась в 37 балла (из 100 возможных) — ниже чем в ОАЭ (88), Саудовской Аравии (78), США (72), но выше чем в ряде стран, где уровень доходов гораздо выше.
За последние 20 лет уровень доходов и потребления материальных благ в России вырос в 1,5 раза, но затронул не все слои населения [Ясин, 2011] и не сказался на индексе инноваций. По числу заявок на патенты и торговые марки, доходов от продажи лицензий, числу статей в научно-технических журналах Россия, по данным Human development report значительно уступает не только Японии, США и ФРГ, но и Китаю, Ю.Корее и т.д.
Целесообразно сформулировать принципы (правила) проведения социальной политики при переходе к инновационной экономике. К ним относятся:
— нацеленность на развитие социального, человеческого и инновационного капитала, а не только на поддержку лиц с низкими доходами;
— адресность, т.е. помощь лишь тем, кто в этом действительно нуждается;
— стимулирование роста конкурентоспособности на рынке труда, поиска эффективной занятости, удлинения периода трудовой жизни, а не иждивенчества за счёт государства;
— ориентация в первую очередь на развитие социальной инфраструктуры, инвестиции в человеческий капитал, производство общественных благ, а не на монетарные пособия для текущего потребления;
— прозрачность, гласность и общественный контроль за эффективностью социальных расходов с учётом новых критериев качества жизни [Рышкус, 2011], оплата фактически предоставленных услуг с учётом их качества, а не смет на содержание социальных учреждений. В системе социальных услуг, государственных и социальных контрактов должны доминировать не только заказчик и исполнитель, но и потребитель, получающий конечный социальный эффект.
Следует выделить типологию направлений (сфер приложения) социально-инновационной политики.
1. Демография, т.е. сбережение народа (этот термин использовал А.Солженицын), стабилизация и увеличение численности населения. Для России эта проблема особенно актуальна. По оценке В.В.Путина (Путин, 2012), доля России в мировых природных богатствах составляет 40%, а в численности населения — лишь 2%. Эта численность ежегодно сокращается на 750 тыс. чел. При сохранении этой тенденции через 15 лет она уменьшится на 22 млн (1/7), что поставит под угрозу выживание нации. Россия может превратиться в «пустое пространство», судьба которого будет решаться извне.
Рождаемость в расчёте на одну женщину в 1958–2008 гг. сократилась с 2,58 до 1,34 (для стабильной численности населения необходимо 2,1), но к 2012 г. выросла до 1,42, что выше, чем в Японии и ряде стран ЕС. Средний возраст населения вырос в 2002–2010 гг. с 37,7 до 38,7 лет, что выше, чем в США (36,9), но ниже, чем в Великобритании (40), ФРГ (44,9), Франции (39,9), Японии (44,8) и т.д.
Главная проблема — высокая смертность в трудоспособном возрасте. У мужчин, по данным Минздравсоцразвития (РИА Новости, 8.11.2010), она в 5 раз выше, чем в других странах Европы и США. В России ежегодно на 1000 мужчин умирает 14 чел., а в наименее развитых и несравнимых по уровню благосостояния странах — 10 чел. (данные Отдела народонаселения ООН). Женщины живут дольше мужчин на 13-14 лет.
При этом среди лиц с высшим образованием смертность сравнима с уровнем ЕС, а среди тех, кто не окончил школу — такая же, как в беднейших странах Африки. Хотя среднедушевой доход по сравнению с 1998 г. почти удвоился, продолжительность жизни мужчин в России ниже, чем в Китае и Индии. Причина не в состоянии медицины, а в образе жизни. Число алкоголиков, наркоманов, курящих в России — одно из самых высоких в мире (вдвое больше, чем в США). Число самоубийств в 2005–2010 гг. сократилось с 42 до 23,5 на 100 тыс. жителей, но всё ещё намного превышает среднемировое (14). Число пропавших без вести, по данным МВД, составляет 80–120 тыс. в год, а по оценке эксперта В. Дёмина (ж. Итоги, 2012, № 8) в 1990–2011 гг. выросло с 60 до 300 тыс. в год и достигло 5 млн чел. (в этом повинна организованная преступность, сатанинские и другие секты).
По данным МВД в 2010 г. насчитывалось 654 тыс. детей сирот — больше, чем после войны. Особенно тревожно положение в Сибири и Дальнем Востоке, где население в 1998–2012 гг. сократилось с 8 до 6 млн человек (в соседних провинциях Китая живет 170 млн чел.). Плотность населения в России составляет 8,4 чел. на кв. км, в т.ч. в Московской области — 155, в Сибири — 3,7, а на Дальнем Востоке — 1 (уровень пустыни).
В 2000-х гг. средняя продолжительность жизни в России выросла на 5 лет и превысила уровень 1990 г. за счёт снижения смертности и роста рождаемости. Благодаря миграции численность населения России, в т.ч. трудоспособного, стабилизируется.
2. Миграция в эпоху глобализации стала массовым и неизбежным явлением в условиях сокращения численности населения ряда развитых стран, увеличения различий в благосостоянии и развития массовых коммуникаций. В России, по оценке ФНС, в 2012 г. находилось 9,5 млн иностранцев, из которых лишь 1,3 млн законно трудятся, 3,8 млн прибыли в гости, для обучения или лечения, а 4,4 млн составляют группу риска, 3,5 млн из них получают доходы нелегально. Ежегодно уезжает работать за границу 100 тыс. россиян (главным образом моряки на иностранные суда), а приток квалифицированных специалистов составляет лишь 38 тыс. чел. Миграционный прирост населения за последние 10 лет составил 1,381 тыс. чел., что компенсировало примерно 1/4 убыли населения (она составила 5,771 тыс. чел.). Наибольшее число мигрантов прибыло в трудодостаточные регионы — Москву и область (604 тыс.), Краснодарский край (227 тыс.), Петербург (189 тыс.).
Теоретические основы миграционной политики представлены в трудах Международной организации по миграции [Migration, 2006] и ряда университетов [Migration, 2005]. Для России особенно важен переход от количественного к качественному подходу: В.В.Путин [Путин, 2012] предложил привлекать до 300 тыс. мигрантов — соотечественников, квалифицированных специалистов, молодёжь, готовую принять русскую культуру и ценности, в первую очередь выпускников российских учебных заведений, поставив заслон притоку неквалифицированных и не владеющих русским языком мигрантов.
3. Рынок труда нуждается в эффективном регулировании. Численность трудоспособных в России, по данным С.Патрушева (Интерфакс, 13.09.2011) в 2011–2025 гг. сократится на 10 млн чел., резервы привлечения молодёжи и лиц старшего возраста исчерпаны, дефицит квалифицированных кадров к 2020 г. составит 14 млн чел. В 2004–2010 гг. доля работающих в неблагоприятных условиях выросла с 21 до 29%. Создание и модернизация 25 млн рабочих мест высокотехнологичного труда и подготовка ответственных исполнителей сложных и постоянно меняющихся технологических регламентов — решающий фактор повышения конкурентоспособности экономики и удовлетворённости трудом. По данным «Финасовой экспертизы», в 2006–2010 гг. число работников в обрабатывающей промышленности сократилось на 16,3% (1,85 млн чел.), в АПК — на 20% (1,3 млн чел.) а в госаппарате — увеличилось на 757 тыс. чел.
В последние 20 лет опережающий рост спроса на выпускников вузов привёл к низкой безработице среди них, росту отдачи от образования в виде роста зарплаты, уменьшению доли выпускников, занятых на рабочих местах низкой квалификации. В 2010-х гг. соотношение спроса и предложения изменяется, что может привести к масштабному перепроизводству дипломированных специалистов [Капелюшников, 2012].
Важным резервом является высвобождение и переподготовка работников неконкурентоспособных предприятий, сокращение числа бюджетников (Россия здесь занимает 4 место среди развитых стран), расширение рынка труда для лиц с ограниченными возможностями здоровья (по данным Госакадемии социальных наук, в России трудоустроено 3%, в США — 25%, а в Англии — 40% инвалидов), рост трудовой мобильности, в т.ч. миграции из трудоизбыточных южных регионов. Социальная политика должна учитывать, что по данным переписи 2010 г. трудовая деятельность обеспечивает около 50% доходов населения, а в Северо-Кавказском Федеральном округе — лишь 34%, живет на пособия, помощь родственников и т.д. в среднем по России 9%, а в СКФО — 38%.
4. Национальная политика имеет особое значение для многонациональной России, где русский народ является стержнем полиэтнической цивилизации, а более 100 национальностей — не пришлые, а коренные жители. Россия не стала ни «плавильным котлом» по примеру США, ни полем европейского «мультикультурализма» — независимого сосуществования различных культур. Цель национальной политики — развитие общей для российского народа культуры и ценностей с помощью системы образования, формирующей понимание общей для всех противоречивой, трагичной, но великой истории при многообразии национальных и конфессиональных традиций и культур.
В.В.Путин [Путин, 2012] особо отметил недопустимость построения русского моноэтнического государства, создания региональных партий, обособленных национальных анклавов, необходимость строгого соблюдения миграционных правил и арбитража интересов различных сообществ.
По данным переписи 2010 г., русские составляют более 80% населения, однако их число за 8 лет сократилось на 4 млн, исчезло более 8 тыс. населённых пунктов в русских регионах. Население Псковской, Костромской, Магаданской, Мурманской областей сократилось на 15%, а в 15 регионах выросло (в Дагестане и Ингушетии — на 15%). Выросло число чеченцев (1,43 млн чел.), аварцев, лезгинов, ингушей. В некоторых районах Москвы (Люблино, Кожухово, Южный порт и др.) более 1/4 жителей не говорят по-русски. В ряде регионов наиболее рентабельные сферы бизнеса оказались в руках этнических кланов, установивших особые связи с администрацией.
5. Преодоление бедности и чрезмерной дифференциации доходов. По данным Росстата, за последние 20 лет доля расходов на питание в бюджете домохозяйств сократилась с 50 до 30%, число получающих доходы ниже прожиточного минимума — с 34 до 12%, обеспеченность жильём выросла с 16 до 23 кв.м на душу населения. Однако доля 20% самых богатых россиян в общей сумме доходов в 1992–2011 гг. выросла с 37,4 до 38,5%, а 20% самых бедных — сократилась с 6 до 5,2%. Разрыв в доходах крайних 10% вырос с 8 до 16,2 (втрое выше, чем в ЕС), а коэффициент Джинни — с 0,26 до 0,42.
Нобелевский лауреат А.Сен показал, что нищета и голод во многих странах объясняются не отсутствием свободного конкурентного рынка и нехваткой товаров, а низким уровнем образования и культуры многих семей. Это подтвердили исследования нищеты в городах Европы, где созданы изолированные гетто, в которых живут преимущественно безработные и маргиналы [Musterd, 2006].
Социальная политика должна ориентироваться преимущественно на производительные, а не распределительные факторы преодоления бедности, т.е. не только на социальную помощь, т.е. перераспределение уже созданного национального дохода в пользу нетрудоспособных и на социальное страхование, призванное помочь тем, кто временно попал в число бедных из-за болезни, несчастного случая, безработицы и т.д., а, прежде всего, на социальное содействие, т.е. создание возможностей для легального получения достаточного для выхода из бедности дохода в сфере квалифицированного труда и предпринимательства [Lay, 2007; Shorrocks, 2011].
Наиболее нуждающиеся, чей доход ниже прожиточного уровня, в России составляют 12% населения (этот минимум — около 7 тыс. руб. в месяц недостаточен для развития личности и во много раз ниже, чем в ЕС), низкообеспеченные, чей доход не превышает порядка 20 тыс. руб. в месяц — 30%, ниже среднего класса (доход не выше порядка 45 тыс. руб.) — 37%; средний класс (доход не более 70–80 тыс. руб.) — 14%; и, наконец, высокообеспеченные — 2%. Бедные беднее богатых в 17–18 раз, а по данным независимых экспертов — в 20–24 раза. Работники образования, здравоохранения и культуры имеют доходы 55–56% от средней зарплаты по стране, т.е. имеют самый низкий социальный статус и не являются средним классом.
По оценке экспертов Высшей школы экономики, в малых городах и сёлах свыше 6 млн чел. из-за алкоголизма и наркомании утратили способность к постоянному труду, не могут продвигаться по социальной лестнице и противостоять сплочённым инонациональным кланам в бизнесе. Для социальной адаптации таких людей нужна специальная инфраструктура [Infrastructure, 2003]. К.Маркс назвал пьянство пассивной формой протеста против существующего строя. В России в 1913–2011 гг. потребление алкоголя на душу населения выросло с 4,7 (70-е место в мире) до 18 л.
По данным специальных исследований [Данилянич, 2011], из-за несправедливого распределения доходов до половины россиян считает для себя возможным отъезд в другую страну (Известия, 3.06.2011, с.2). По оценке С.Степашина, в 2000-х гг. уехало 1,25 млн россиян, преимущественно русских. Особенно важно ограничение необоснованно высоких доходов за счёт доступа к природным ресурсам и рейдерства.
Главная задача политики доходов — увеличение численности среднего класса, отличающегося относительно высокими доходами (в странах ОЭСР не менее 2–2,5 тыс., в России — более 1 тыс. долл. душевого дохода в месяц), имуществом (собственное жильё, автомашина и т.д.), социально-профессиональным статусом и самоидентификацией. В развитых зарубежных странах под это определение подходит до 70%, в России по различным оценкам — от 7 до 20%, в основном работники добывающей промышленности, естественных монополий, финансов, высшие менеджеры и чиновники, но не инновационной сферы. Увеличение доли среднего класса приводит к радикальным переменам в поведении граждан: они готовы оплачивать структурные реформы и бороться за социальную справедливость.
6. Образование в инновационной экономике определяет экономический рост прямо (через создание новых знаний и их превращение в инновации) и косвенно (через развитие умения жить в современном мире, благоприятных для инноваций среды социальных взаимодействий и социализации личности, снижение уровня агрессивности в обществе, увеличение средней продолжительности жизни и т.д.) [Матхов, 2010].
Высшее образование в возрасте 25–35 лет получает 57% россиян, что соответствует уровню Японии, Канады, Ю.Кореи и других развитых стран. Получает или стремится получить это образование 80% выпускников школ. Однако чёткое разграничение бесплатного и платного образования отсутствует. Этот рынок непрозрачен и часто нелегален. Официально образование бесплатно, но фактически — платно. Из бедных семей в вузы поступает только 15%. Образовательная система не обеспечивает социальную мобильность, компенсирующую органически порождаемое рыночной экономикой неравенство. Необходима система отбора талантливых детей, независимо от их социального происхождения, для элитных учебных заведений.
В 2012–2014 гг. аудит позволит закрыть псевдовузы, выпускники которых претендуют на высокую оплату, не имея нужной рынку квалификации. Более 20% работников в крупных городах не удовлетворены своей работой и социальным статусом, в т.ч. 5 млн выпускников вузов. Предстоит создать систему профессиональных стандартов, оценки и сертификации квалификации и компетентности специалистов, приблизить структуру подготовки кадров, где сейчас преобладают юристы, экономисты, политологи и т.д., к потребностям рынка.
В России в 1990-х гг. была разрушена система подготовки рабочих кадров. По данным Росстата, охват молодёжи 15–34 лет профобразованием удвоился, однако доля обучающихся в УЗ начального профобразования сократилась в 1990–2006 гг. с 26,7 до 14,7%, среднего — с 32,6 до 24,0%, а высшего — выросла с 40,5 до 61,8%. Соответственно число выпускников УЗ в расчёте на 10 тыс. жителей с начальным профобразованием сократилось с 70,7 до 45,7%, а высшим — выросло с 11,3 до 33,5% — втрое.
По данным Я.И.Кузьминова (ГУВШЭ), 83% молодых людей намерены получить высшее образование, а число рабочих мест, требующих такого образования в 1960–2010 гг. выросло с 10 лишь до 20–25% (Полит.РУ, 14.01.2011). Более 10–15% абитуриентов вузов составляют школьные двоечники, 40% студентов не могут нормально учиться из-за отсутствия базовой компетенции.
В США и Японии малоквалифицированные рабочие составляют всего 5–5,5% рабочей силы, в России их доля в несколько раз выше. В развитых странах приняты законы, стимулирующие деятельность государства и предпринимателей, направленную на развитие человеческого капитала, поощряющие компании к «инвестициям в человека» с помощью налогов, льготных кредитов, общественного поощрения. В России число дошкольных учреждений в 1992–2009 гг. сократилось в 1,8 раза — с 80,3 до 45,3 тыс.
Важным общественным институтом, призванным не только защищать страну, но и участвовать в развитии, эффективном распределении и использовании человеческого капитала, должна стать армия. Это требует улучшения подготовки военнослужащих по высокотехнологичным специальностям и предоставления льгот для обучения после окончания службы.
7. Здравоохранительная политика призвана воздействовать на все факторы, влияющие на здоровье населения: медицину, образ жизни, экологию. Здравоохранительные, образовательные и культурные услуги имеют по своей природе нетоварный характер, значительный внешний эффект (лечение инфекционных, психических и других болезней важно для всего общества, а не только для самого больного), который зависит как от производителя, так и от потребителя услуги (здоровье на две трети определяется образом жизни и экологией и только на одну треть — медициной). При этом качество услуг определяется развитием науки, социальной инфраструктуры и культуры населения, а их минимальный набор, определяемый социальным стандартом, гарантируется для всех граждан без оплаты.
В современной России медицина состоит из двух секторов — платной и ведомственной, доступной 25–30% граждан, и формально бесплатной, но низкокачественной — для большинства. Смертность от сердечно-сосудистых заболеваний в возрасте 25–30 лет в 90-е годы выросла на 80%, около 40% пациентов были, по данным Е.Чазова (Известия, 07.06.2011), в депрессии, что повысило склонность к тромбообразованию.
По оценке психиатров (Ж. Итоги, 2012, № 8), из-за социальной нестабильности и стрессов 20–25% жителей страдают психическими заболеваниями, а 1/3 находится у опасной грани, которая ведёт к немотивированной агрессии, суициду (в 90-х гг. Россия по их уровню находилась на втором, а в 2012 г. — на шестом месте в мире), педофилии, семейным конфликтам и т.д. Каждая вторая семья распадается, причём 1/3 разводов можно было избежать. По данным доклада ЮНИСЕФ «Анализ положения детей» (2011 г.), около 20% подростков в России подвержено серьёзной депрессии и отклонениям в поведении (в Западной Европе — 5%), по числу самоубийств подростков (30–31 на 100 тыс. населения в год) Россия занимает 1 место в Европе (особенно высок их уровень в Туве, Якутии, Бурятии, Москве).
Почти 3/4 смертей в трудоспособном возрасте вызваны травмами, отравлениями и убийствами. Заболеваемость туберкулёзом в России в 10 раз выше, чем в ЕС. В.В.Путин [Путин, 2012] отметил, что 80% россиян не занимаются спортом, 65% регулярно употребляют крепкие спиртные напитки или курят, 60% обращаются к врачу только после начала болезни.
Реформа здравоохранения базируется на стандартах, чётко разделяющих бесплатные и платные услуги, кардинальном повышении технической оснащённости медучреждений и квалификации персонала, возрастании роли амбулаторного лечения и профилактики, новой организации лекарственного рынка, повышения ответственности каждого человека за состояние своего здоровья.
Переход к концепции повышения качества жизни как главной цели социальной политики требует создания экологически чистой жизненной среды (экология включается в социальную политику).
8. Жилищно-коммунальная политика сталкивается с серьёзными проблемами. Средняя обеспеченность жильём по сравнению с 1980-ми гг. выросла на 40% и достигла 22 кв.м, вчетверо сократилась доля коммунальных квартир, но до 40% семей живут в неблагоустроенном, а 3,2% — в аварийном жилье без водопровода, канализации, центрального отопления, газа. Доступность жилья (его цена по отношению к доходам) резко снизилась. Цена кв. метра жилплощади в 1998–2011 гг. выросла с 7–8 до 44 тыс. руб., в т.ч. в Москве до 130 тыс., Петербурге до 79 тыс., Сахалине до 69 тыс. руб. До 30% нового жилья принадлежит инвесторам, купившим его с целью перепродажи.
Оплата услуг ЖКХ к 2012 г. превысила 90% экономически обоснованного тарифа, а доля расходов на эти услуги выросла с 4,7 до 9,2% доходов населения. При этом качество услуг не улучшилось. Управляющие компании, связанные с местной властью, не контролируются ни государством, ни общественностью и не обеспечивают безопасность услуг. По оценке Д.А.Медведева (Интерфакс, 10.02.201), злоупотребления и хищничество в сфере ЖКХ вышли на уровень эпидемии.
Реформирование ЖКХ требует ликвидации локальных монополий и бесконтрольности поставщиков услуг, бюрократических и коррупционных барьеров при выделении земельных участков, согласовании проектов, подключении к энергосетям и т.д., стабилизации тарифов с учётом качества и надёжности услуг, новых социальных стандартов, повышения роли товариществ собственников жилья и общественных организаций, защищающих права граждан.
9. Политика в области культуры не сводится к музейным и зрелищным услугам. Нередко культуру определяют как разделяемые людьми смыслы, нормы и символы [Димаджио, 2004], общественные нормы и индивидуальные убеждения, социально-разделённое знание [Lazear, 1999], как синергетический и нелинейный процесс смены стилей, чередования хаоса и гармонии .
На наш взгляд, культура представляет собой совокупность общественных институтов, прежде всего, духовно-нравственных норм поведения, определяемых потреблением социальных услуг. Культура определяет конкурентоспособность национальной цивилизации, производительность труда и качество жизни народа. Культура как совокупность базовых ценностей и основанных на них норм поведения характеризует эффективность социальной политики. Западная культура переживает глубокий кризис из-за снижения самоидентификации европейцев как христиан, роста эгоизма и вседозволенности поведения. Этим пользуется радикальный ислам. Как показало исследование Мерилендского университета (США), растёт число людей, достигших высокого материального уровня, но разочарованных общественной системой и отношением власти (frustrated achievers).
Посещаемость театров и музеев, доступ к художественной самодеятельности, распространение серьёзных книг и журналов намного ниже, чем до 1990-х гг. В сфере культуры занято 4 млн чел., но средняя зарплата работников музеев и архивов, библиотекарей в регионах, по данным Минкультуры, находится на недопустимо низком уровне (до 8 тыс. руб. в месяц). Во многих населённых пунктах нет ни кинотеатров, ни центров культуры и спорта для детей и молодёжи. Более 80% проката составляет второсортное кино Голливуда. В большинстве регионов отсутствуют хосписы для неизлечимо больных.
Корни многих наших неудач, как отметил В.В.Путин [Путин, 2012], в неразвитости гражданского общества, в неумении власти говорить и сотрудничать с ним. Развитие мобильных технологий позволит перейти от представительной к прямой демократии, когда каждый сможет участвовать в обсуждении законов и голосовать с помощью Интернета. Однако демократия — не причина, а следствие улучшения качества жизни. В условиях раздробленного бедностью социума она может привести к диктатуре меньшинства.
Важная проблема — кризис института семьи. В связи с повышением уровня жизни семья уже не обязательна для выживания. По данным переписи 2010 г., половина женщин не имеет мужа или детей. Ослабляется роль семьи в воспитании детей из-за занятости родителей, перегруженности бытовыми проблемами, потери нравственных ориентиров.
По данным исследования консалтинговой компании Aon Hewitt, уровень вовлечённости персонала в дела фирмы (готовность прилагать дополнительные усилия для достижения реальных результатов) в России (60%) ниже, чем в развитых зарубежных странах (80%). Социальная ответственность бизнеса сводится к добровольно-принудительному финансированию государственных функций. Социальное предпринимательство предполагает участие бизнеса в решении социальных проблем [Изотова, 2011], расширение деятельности НКО, помогающих детям из неблагополучных семей, тяжелобольным, талантливой молодёжи, поддержанию межэтнического мира и согласия.
По данным международного исследования [Магун, 2010], для россиян характерна высокая ценность безопасности и защиты со стороны государства при слабой приверженности ценностям новизны, творчества, самостоятельности и риска. Число сотрудников правоохранительных органов в расчёте на 1000 жителей в России (9,7) намного выше, чем во Франции (2,0), Англии (2,3), США (2,2), Японии (2,9) при гораздо большем числе убийств и других тяжких преступлений. Население России в 2011 г. было на 20% меньше, чем в 1913 г. (143 и 175 млн), а число заключённых в 5 раз больше (862 и 194 тыс., максимум — 2,561 тыс. был достигнут в 1950 г., в 1985 г. их число составило 2,357 тыс., в 1991 г. — 1,254 тыс. при 290 млн населения — см. gks.ru, fsin.ru, prison.org). Число несовершеннолетних заключённых в России (13 на 100 тыс. населения) несопоставимо с Финляндией (0,06), Норвегией (0,3), Эстонией (6,3), Польшей (6,5) и другими соседними государствами. Более половины молодых россиян, по данным опроса Института социологии РАН, готовы переступить через моральные нормы ради успеха и денег.
Противодействие культурной деградации, социальному и этническому противостоянию, воспитание уважения к личности, закону, собственности и инновациям — главная цель культурной политики. Переход к инновационной экономике невозможен без смены культурной парадигмы, формирования новой системы устойчивых ценностей и моделей поведения. Предстоит преодолеть такие отмеченные Н.Бердяевым, И.Ильиным, П.Флоренским, П.Струве и другими философами черты российского менталитета как душевная и физическая лень, государственный патернализм (иждивенчество), пренебрежение ценностью человеческой жизни, утилитарность потребностей, низкий уровень рефлексии — способности критически оценивать в дальней перспективе окружающий мир и самих себя. Н.Бердяев отмечал, что русский человек обладает обострённым чувством социальной справедливости, но не видит неразрывной связи между правами и обязанностями, в нём слабо развито чувство ответственности и дисциплины. В воспитании человека общества знаний целесообразно использовать мировой опыт.
Культура нации, ее духовные и нравственные ценности стали ареной противоборства и конкуренции с радикальным исламом и международной финансовой элитой, которые стремятся подчинить весь мир своей воле. Радикальный ислам отвергает ростовщический капитал, алкоголь, наркотики и порнографию, чрезмерную роскошь, помогает бедным семьям. Однако насильственное подчинение мышления и поведения людей единому средневековому стандарту не совместимо с инновационным развитием.
III. Государство благосостояния в условиях системного кризиса.
Вторая половина ХХ века ознаменовалась увеличением темпов экономического роста в развитых странах на повышательной фазе Кондратьевского цикла с 2% в 1820–1940 гг. до 4,5% в 1950–1960-х гг. и созданием социального государства благосостояния (welfare state). Начало его созданию положил Бисмарк, при котором в 1880-х гг. в Германии было введено медицинское и пенсионное страхование. В 1870–2007 гг. в США расходы на социальные нужды выросли, по данным ООН, с 7,3 до 36,6% национального дохода, в Англии — с 9,4 до 44,6, в Германии — с 10 до 43,9, во Франции — с 12,6 до 52,6%.
В мире выделяется три основных типа социальной политики: либерально-рыночная (США, ряд стран ЕС, Латинской Америки, СНГ), перераспределительная (Германия, страны Скандинавии), и переходная (Китай и другие страна ЮВА). В первом случае социальная политика финансируется за счет платы за социальные услуги, страховых отчислений, госдолга, а в США — эмиссии международной резервной валюты (по данным аудита в 2007–2009 гг. было эмитировано около 16 трлн долларов, но это не привело к инфляции, т.к. валюта была скуплена резервными фондами Китая, России и других стран). Перераспределительная система включает высокие социальные обязательства, компенсируемые за счет резко дифференцированных налогов (до 40% доходов и больше), бюджетных и внебюджетных фондов. В азиатских странах доля социальных расходов в ВВП втрое ниже, чем в странах ОЭСР, но в последние годы она увеличивается.
В исследовании Джорджтаунского университета (США) [Beland, 2012] подчеркивается провал либерально-монетарной модели и необходимость новой парадигмы социальной и здравоохранительной политики. Для Великобритании также необходим переход к новой модели государства благосостояния (advanced welfare states) [Connelli, 2011]. Это требует реструктуризации рынка труда, перехода от частичных к системной реформе. Ее концепция стала основой конкуренции политических партий в Европе [Picot, 2012]. Государственный капитализм в Китае, а также в России вынужден учитывать западный опыт (develop the West) [State, 2011].
В США после кризиса 1930-х гг. была введена льготная медицина для неимущих и престарелых (Medicaid, Medicare) (доля их получателей с 1965 г. выросла с 2 до 16%), бесплатные купоны на продукты, которые в 2012 г. получали 46 млн американцев — на 74% больше, чем в 2007 г. Выплаты гражданам в 1960–2010 гг. выросли с 26 до 66% федерального бюджета и превысили поступления от их налогов. Доля граждан, получающих госпособия, в 1983-2011 гг., по данным статистики США, выросла с 30 до 48,5%, а трансфертов гражданам из бюджета — с 11,7 до 18,4% его доходов. Расходы на здравоохранение выросли с 9,5 до 16,3% личного потребления.
Удар по концепции социального государства нанесли три главные фактора: 1) сокращение темпов роста экономики развитых стран до 1–2% в 2010–2012 гг.; 2) увеличение доли лиц старше 65 лет (в странах ЕС в 2000–2012 гг. с 12 до 16%, а по прогнозу 2050 г. — до 29%), в Италии — с 18 до 21, в США — с 13 до 20% в 2050 г.); 3) сокращение числа производственных рабочих мест в связи с выводом их в страны с низкой оплатой труда. В США в 2000–2011 гг. это сокращение составило 32%, было закрыто более 42 тыс. производств, доля связанных с материальным производством рабочих мест в 1970–2011 гг. сократилась с 25 до 9%. Число рабочих мест для среднего класса в 2000–2011 гг. уменьшилось с 72 до 65 млн при росте населения на 30 млн чел. Доля рабочих мест со средним доходом в 1980–2011 гг. сократилась с 52 до 42%, а низкооплачиваемых — выросла с 30 до 40%.
Зарубежные экономисты (Х.Свердруп, Н.Рубини, А.Кругман и др.) пишут о начале заката современной технологической цивилизации, коллапсе социальной политики и англосаксонской модели социально-рыночного капитализма, основанной на невмешательстве государства в рынок, покрытии госрасходов за счёт рефинансирования долга и инвестирования преимущественно в финансовый капитал и недвижимость, а не в человеческий капитал и инфраструктуру. По оценке Global Risks Report-2012, выделяются основные социальные риски.
Первый из них — рост диспропорций в доходах населения. По данным Бюджетного управления Конгресса США, за последние 30 лет 1% наиболее богатых американцев увеличил свою долю в национальном доходе с 8 до 17%. Исследование Стенфордского университета в 177 крупных городах показало, что в 1970–2007 гг. доля среднего класса сократилась с 65 до 44%, а малоимущих — выросла с 7 до 17%. При этом оканчивает колледж 50% выходцев из состоятельных и только 10% — из малоимущих семей. По данным Powers Perrin, заработок высших менеджеров превышал оплату рабочего в 1980 г. — в 40, а в 2011 г. — более чем в 500 раз (в Японии — в 10 раз). По данным Pew Research Center, число американцев, считающих противоречия между бедными и богатыми слишком сильными, выросло в 2009–2011 гг. с 47 до 66% (среди белых с 43 до 65%, а среди афроамериканцев — до 74%), а очень опасными — с 15 до 30%.
Все это привёло к росту социальной дезорганизации и коррупции, упадку квалификации. По данным Manpower Group число фирм, отметивших дефицит квалифицированных кадров, в 2010–2012 гг. выросло с 14 до 52%. Долги семей составляют 154% годового дохода, 50 млн американцев не имеют медицинской страховки. Число личных банкротств резко выросло, в 60% случаев оно вызвано медицинскими счетами.
В Германии доля бедных составляет лишь 6%, в Швеции — 1,5%. Эти страны ограничили социальную дифференциацию. Первое место по темпам роста ВВП в Европе в 2011–2012 гг. заняла Швеция (4%), где децильный коэффициент Джинни, как в Дании и Финляндии составляет 3–4, в Германии — 5–6, а не США (15) или Россия (16,5). Скандинавская модель социальной политики (высокие налоги и социальные гарантии) вопреки предсказаниям либертарианцев (в частности А.Илларионова), демонстрирует свои преимущества. В Финляндии бесплатное высшее образование, в т.ч. для иностранцев, в Норвегии — реальная диверсификация экономики, где в ведущих отраслях преобладает госсектор, в Дании — лучшая в мире система центров проживания пожилых людей (2/3 ВВП здесь перераспределяется за счёт налогов).
Как показали специальные исследования, сокращение социального неравенства ведёт к снижению распространенности сердечно-сосудистых и психических заболеваний, алкоголизма, наркомании и преступности. В г. Глазго (Шотландия) продолжительность жизни в богатых семьях составила 82, а в бедных — 54 года. Создание рабочих мест в реальной экономике — приоритет социально-экономической политики.
Важным социальным риском является экология, нехватка пресной воды, выбросы парниковых газов. Особенно это относится к Китаю, где доля городского населения, по данным Национального бюро статистики КНР, за 32 года в 1979–2011 гг. выросла с 19 до 52% (в России она выросла с 20 до 70% за 70 лет — в 1921–1990 гг.). 400 млн китайцев пришли в промышленные города, многие из которых, в т.ч. Пекин, являются мировыми лидерами по загрязнению атмосферы, но где доходы втрое выше, чем в сёлах. В 2011 г. порог бедности в Китае был повышен с 0,55 до 1 долл. в день.
Китайская социальная политика весьма специфична. Ограничение рождаемости приведёт в 2013–2014 гг. к стабилизации числа трудоспособных и доли Китая в населении планеты (19%). Огромные средства экономит низкий уровень гособязательств в пенсионной сфере (престарелых родителей по закону обязаны содержать сыновья, но не дочери) и медицине.
Согласно отчёту, подготовленному ВБ совместно с китайскими учёными, дальнейший рост экономики невозможен без социальных реформ — роста уровня массового потребления, расширения социальных гарантий и численности среднего класса, сокращения разрыва в доходах (в Китае он намного выше, чем в России), коренного улучшения экологии.
Как отметил Нобелевский лауреат Дж.Стиглиц (Ж. Vanity Fair, май 2011 г.), опыт Исландии, Греции, Португалии, Испании, Ирландии показал бесперспективность системы, где дутые активы банков (деривативы) в 11 раз превышают мировой ВВП, а социальные расходы финансируются за счёт роста долгов и дефицита бюджета. Другой лауреат П.Кругман отмечает мощный подъём народного недовольства неравенством доходов и чрезмерным влиянием денег на политическую систему.
З.Бжезинский [Brzezinski, 2012] также считает, что рост неравенства подрывает социальную справедливость — фундаментальную основу стабильности государства. Огромные бесконтрольные финансовые трансакции по всему миру ведут к чудовищным спекуляциям и обогащению немногих.
В России социальная политика до сих пор финансируется за счет конъюнктурных доходов от роста цен на экспортируемое сырье. Неприемлемы попытки заменить их повышением налогов (2010–2011 гг.) или перераспределением расходов бюджета в пользу обороны и полиции (2012–2014 гг.). Источником устойчивого финансирования социальной политики могут стать только институциональные реформы [Бляхман, Чернова, 2023].
Выводы.
1. Развитие социального и человеческого капитала при переходе от рентно-долговой к инновационной экономике становится целью и одновременно главным фактором общественного прогресса.
2. Социальная политика стала главным предметом новой политэкономии. Существенно изменились ее субъекты, объекты, методы разработки и реализации. В статье предложено определение социальной политики, основанной на социальной справедливости, исследованы принципы ее организации и критерии оценки эффективности.
3. Выделены приоритетные направления социальной политики в условиях новой индустриализации, направленные не столько на перераспределение общественного богатства, увеличение пособий, дотаций и т.д., сколько на развитие массового предпринимательства, инноваций, повышение квалификации и производительности труда.
4. Исследование типологии посткризисной социальной политики показало преимущества ее институциональной модели над либерально-монетарной. |
| |
|
|
