|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (43), 2012 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ. ПРОБЛЕМЫ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ В СТРАНАХ СНГ И БАЛТИИ | | | Рязанов В. Т.
заведующий кафедрой экономической теории экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук, профессор,
координатор Международной политэкономической ассоциации стран СНГ и Балтии
| |
| | |
| | | В статье анализируется кризис неоклассической школы в экономике и его последствия. Обосновывается возможность и пути возрождения классической политической экономии с ее нацеленностью на изучение экономических отношений и использованием воспроизводственного подхода в их анализе. Необходимость учета новых явлений и тенденций в экономике определяет целесообразность расширения проблемного поля современной политэкономии. В этой связи особое внимание уделяется соотношению всеобщего и особенного в экономическом развитии, что дает основание выделить в политэкономическом знании двух его составных частей — политэкономии всеобщего и политэкономии особенного. Перспективы развития современной политической экономии связываются с использованием междисциплинарного дискурса как диалога между совместимыми в научном плане школами и направлениями | | Ключевые слова: классицизм в экономике, неоклассицизм в экономике, кризис неоклассицизма, современная политическая экономия, предмет и проблемное поле политэкономии, диалектическое взаимодействие всеобщего, особенного и единичного, постклассическая альтернатива, междисциплинарный дискурс | | УДК 330 Стр: 27 - 31 |
Первую часть статьи можно прочитать здесь
Политическая экономия всеобщего и особенного: многообразие экономик и многовариантность путей развития
То, что есть достаточные основания для постановки вопроса о взаимосвязи двух составных частей — политэкономии всеобщего и особенного, объясняется тем, что сама развивающаяся система экономических отношений как предмет изучения представляет собой диалектическое взаимодействие и взаимопереплетение всеобщего, особенного и единичного. Именно так устроено любое общество и все его основные сферы, включая хозяйственную деятельность. Это означает, что структура политической экономии должна каким-то образом отображать структуру экономических отношений, выделяя в ней взаимосвязь всеобщего и особенного. Что же касается единичного в экономических отношениях, то оно выступает в виде огромного по масштабу эмпирического опыта хозяйственного взаимодействия людей, который непрерывно воспроизводится и обновляется. Поэтому через его обобщения и выделения в нем значимых и устойчивых тенденций такое единичное входит в общее или особенное, отражая тем самым изменчивость и динамизм экономических отношений.
Классическая политической экономия возникла и развивалась с ориентацией на всеобщее в экономике и этим изначально претендовала на статус универсальной науки, которая располагает достаточным аналитическим потенциалом для объяснения хозяйственной деятельности, независимо от места и времени. Стремление выявить общие экономические закономерности и на этой основе выработать общую теорию экономического развития, абстрагируясь, как считали экономисты-классики, от несущественного и второстепенного, можно объяснить молодостью рождающейся новой общественной науки и ее амбициозными устремлениями.
Вполне закономерно, что такое желание универсализировать классическую политэкономию, ко всему еще ориентированную на хозяйственный опыт отдельной страны (Англии), уже вскоре вызвало вполне заслуженную критику и рождение альтернативы в виде «исторической школы» в экономической науке (или «школу национальной экономии»), получившей распространение во многих европейских государствах, особенно в Германии, а также в России. Для нее было характерно акцентирование внимания на проявлении особенного в экономике, что выразилось, в частности, в выборе национальной экономики (народного хозяйства) в качестве предмета исследования и повышенного внимания к ее всестороннему анализу1.
Современное политэкономическое знание, как и любая сложившаяся теоретическая система, не должна ограничивать себя разработкой одностороннего среза хозяйственной деятельности. Политэкономическая система неизбежно структурируется как по отдельным разделам, в которых отражаются разные стороны экономических отношений и конкретные проблемные области, так по своим составным частям, которые раскрывают исторический тип системы экономических отношений и ее многоаспектность. Из истории политэкономической мысли хорошо известны гипотезы о существовании политэкономии в широком и узком смысле (Ф.Энгельс) или о появлении в будущем социалистическом обществе вместо политэкономии капитала политэкономии труда (К.Маркс).
Гипотеза о политэкономии в широком смысле, изучающей исторически сменяющиеся типы общественно-экономических отношений, в советской политэкономии в процессе дискуссий была реализована в научных исследованиях и нашла применение в построении учебных политэкономических курсов (прежде всего через разграничение политэкономии капитализма и социализма). Этим было отвергнуто ссуженное определение предмета политической экономии как науки о сугубо капиталистических рыночных отношениях, которое предлагалось авторитетными учеными (Р.Люксембург, А.А.Богданов, Н.И.Бухарин и др.)2.
Формационная классификация составных частей политической экономии вряд ли сегодня может считаться единственной. Поэтому вполне закономерно выдвижение еще одного подхода, который учитывал бы цивилизационное своеобразие хозяйственной деятельности в разных странах и национальную специфику экономических отношений. В этом плане заслуживает поддержки трактовка политэкономии в узком смысле как национальной политэкономии, предметом изучения которой становится система национальных экономических отношений со свойственными ей хозяйственными моделями. Что же касается политэкономии в широком смысле, то она тогда выступает как политэкономия глобальной экономики3.
В принципе цивилизационный подход в научной классификации, на наш взгляд, следует поддержать, но все же он нуждается в уточнении. Дело в том, что предложенное разграничение составных частей политэкономии проведено с учетом сложно устроенного объекта изучения, выделяя в нем национальные экономики и всемирное хозяйство. Этим раскрывается, хотя и важная, но одна из сторон диалектического взаимодействия всеобщего и особенного в экономике. Есть и другая. Она представлена, как ранее уже отмечалось, в более широком варианте взаимосвязи всеобщего и особенного, относящейся ко всей системе экономических отношений, включая ее национальные подсистемы. Поэтому в национальных экономических отношениях присутствует как всеобщее, так и особенное, которые соответственно разграничивают проблемное поле двух составных частей политической экономии.
Политэкономия особенного, действительно, нацелена на изучение системы экономических отношений в конкретных странах. При этом само мировое хозяйство выступает как совокупность всех национальных экономик, которые можно группировать по разным параметрам. У политэкономии всеобщего иной ориентир. Ее задача исследовать проявление общих закономерностей экономического развития и совпадающие характеристики в хозяйственном устройстве разных стран и всего мирового хозяйства как формирующейся целостности. Иначе говоря, всемирное хозяйство и национальная экономика как объекты политэкономического анализа в равной степени представляют собой области диалектического взаимодействия всеобщего и особенного в экономических отношениях, поскольку их реальное бытие неразрывно друг от друга.
Рассмотрим теперь, как трактуется всеобщее и особенное в неоклассической школе4. Она в качестве главного объекта своего изучения ограничивается рассмотрением всеобщего в экономике, фактически игнорируя его национально особенные формы. В этом случае всеобщее трактуется как проявление универсальности, иными словами, как бесспорный пример для подражания странами, которые стремятся к процветанию. И такой подход в настоящее время доминирует в рассуждениях о причинах успехов или неудач в реформировании постсоциалистических государств, развиваемой той частью сообщества ученых и политиков, которая привержена либерально-рыночной модели стран Запада.
Чтобы по-настоящему подтвердить статус универсальной науки ортодоксальной экономической теории пришлось пойти по пути существенного сужения предмета своего анализа, сведя его к так называемому «экономическому человеку», который способен, по определению, к рациональному выбору в условиях ограниченных ресурсов. Не вдаваясь в детали критического разбора проблемы выбора экономического человека в качестве предмета науки, ограничимся только некоторыми его характеристиками, которые предлагались видными учеными. Его называли «молниеносным калькулятором» (Т.Веблен), «человеком искусственного разума» (Э.Дюркгейм), «антропологическим монстром» (П.Бурдье) и т.д. В этом отношении использование расширенной конструкции методологического индивидуализма, ориентированной на дополнение модели человека с рациональным поведением на модель с иррациональным поведением, которая становится новым объектом анализа, особенно в финансовой сфере, мало что дает для принципиального улучшения неоклассической методологии. В любом варианте особенное в экономике превращается в малозначимый фактор, который только излишне перегружает теоретический анализ, а потому от него можно легко абстрагироваться.
Экономическая теория всеобщего на основе исследования экономического поведения в контексте рациональности (или иррациональности), если и имеет познавательную ценность и практическое значение, то они связаны с описанием одной линии в развитии мирового хозяйства, представленной либерально-рыночной моделью хозяйства западного типа. Сегодня она выступает как господствующая, что усиливает соблазн рассматривать ее как универсальную. Вместе с тем развиваемый однолинейный подход противоречит многоликости устройства хозяйственного мира и присутствия в нем различных и непохожих, а порой и расходящихся линий развития. Он чреват особенно серьезными негативными последствиями для хозяйственных практик тех стран, которые пытаются свою стратегию модернизации строить на основе заимствований и копирования эффективно работающих хозяйственных систем, возникших в конкретно-исторических условиях. Оборотной стороной такой стратегии становится недооценка, а то и просто игнорирование собственного исторического опыта и традиций хозяйствования. Ко всему еще не следует забывать, что всеобщее в экономике — это также стремление стран-лидеров навязывать свое особенное как всеобщее для других, а значит устанавливать свои правила игры в хозяйственной сфере для всех остальных со всеми выгодами для себя.
Следовательно, проблемное поле современной политической экономии, как альтернативы неоклассики, должно включать как всеобщие, так и особенные формы проявления экономической деятельности. И это становится ее важным преимуществом, позволяя уйти от чрезмерной отвлеченности от реальной экономики, что полезно для хозяйственной практики стран, проводящих реформы.
Постановка вопроса о конкретных формах проявления особенного в экономике предполагает, что они в своей совокупности и многоликости непосредственно взаимодействуют с всеобщим в экономике, которое, в свою очередь, теоретически можно представить трояким образом:
как совпадающие (общие) предпосылки, свойства и факторы развития, экономические институты и хозяйственные инструменты, присущие разным общественно-экономическим системам;
как наиболее развитое качество (эталон) и доминирующая линия в мировой экономической системе, на которые ориентируются другие национальные экономики;
как объективное свойство самой мировой системы хозяйства выступать в единстве и многообразии национально-особенных подсистем.
Важно подчеркнуть, что всеобщее в экономике не следует рассматривать как что-то существующее независимо от особенного. Через него оно и проявляется в действительности.
Что собой представляют формы особенного в экономике?
Особенное в экономике проявляется уже в различающихся значениях, которые принимает сама экономика и хозяйственные процессы в жизни разных цивилизаций и обществ. Можно считать доказанным, что автономность экономики и ее доминирование в сравнении с другими сферами жизни общества, были рождены на определенном этапе в недрах западной цивилизации как следствие крупных сдвигов в ее основаниях. Однако такая роль экономики существует далеко не во всех обществах даже на современном этапе. Попутно заметим, что сама природа «богатства» как исходной экономической категории неодинаково выражается в разных цивилизационных системах. В западном ее варианте богатство связано с материальными (экономическими) благами и при всем их разнообразии прежде всего принимает денежную форму. Но, к примеру, в восточных обществах оно выступает в первую очередь как социальная ценность. Такое несовпадение в понимании исходной экономической единицы разворачивается в обширный спектр последующих различий в экономическом устройстве.
В экономическом развитии можно выделить три основные сферы проявления особенного.
Во-первых, особенное как различающиеся национальные модели экономики (рыночной и нерыночной, а внутри рыночной — ее конкретные разновидности). При таком подходе всеобщее выступает как их совокупность, образующая мировое хозяйства. Даже на этапе растущей глобализации осуществляемая воспроизводственная деятельность людей, а она в конечном счете определяет предметную область экономики, в преобладающем масштабе сконцентрирована и обособлена в национально-государственных границах, которые становятся границами особенного в экономике. Это как раз и позволяет выделять отличающиеся национальные экономические модели в мировой хозяйственной системе.
Во-вторых, особенное как исторически подвижные элементы в хозяйственном устройстве страны. Тогда всеобщее — это исторически устойчивые, корневые элементы, существующие в основании каждой модели хозяйства. Тем самым, оппозиция «всеобщее-особенное» возникает не только на уровне мирового хозяйства, она имеет проявления и внутри самих национальных хозяйственных систем. В этом случае к исторически подвижным элементам может быть отнесена большая часть организационно-хозяйственных отношений, связанная с действием конкретных форм хозяйствования и управления, имущественных прав и т.п. Что касается устойчивых элементов в национальной хозяйственной системе, то они представлены, с одной стороны, в виде доминирующих форм собственности и ключевых экономических институтов, характеризующих, в частности, роль государства в экономике. С другой — в виде базовых ценностей, лежащих в основании исторически сложившихся хозяйственных архетипов.
В-третьих, особенное как обширная область проявления неэкономических отношений. В этом случае всеобщее выступает как собственно сфера экономических отношений. То, что в таком разграничении всеобщее предстает как экономическое следует понимать в том смысле, что именно в этой сфере содержится множество общих факторов, условий и предпосылок, влияющих на результативность развития экономики, а также в ней действуют конкретные хозяйственные инструменты, которые применимы в разных национальных хозяйственных системах, прежде всего однотипных. Поэтому данные инструменты, например, могут рассматриваться в качестве своего рода стандартного набора, пригодного для организации хозяйствования. Казалось бы, этим подкрепляется подход к экономике как области всеобщего и универсального. Однако и в данном случае, к примеру, стандартный набор экономических инструментов используется в неодинаковой комбинации в разных странах. Уместно привести аналогию с творчеством композиторов: все они работают с одинаковым набором нот, но при этом рождаются непохожие произведения.
Если теперь обратиться к неэкономической сфере, то именно в ней обнаруживается самый большой пласт отличий, которыми характеризуются отдельные общественно-экономические системы. Социально-нравственные императивы, формирующиеся под влиянием религиозной организации общества, социо-культурное многообразие мира, ценностные ориентации, исторические традиции и стереотипы поведения, национальные стили управления и предпринимательства, особенности трудовой этики и т.д. — все они по-разному складывались в разных странах. Хотя такие качества в большинстве своем не имеют прямого отношения к экономике, но для последней они играют чрезвычайно важную роль. Ведь экономика не автономна и не самодостаточна, а погружена в свое конкретно-историческое цивилизационное пространство, которое и придает ей многоликость. Культурно-цивилизационные отличия, а к ним следует еще прибавить природную среду экономической деятельности, формируют свой существенный набор факторов, условий и ограничителей, влияющих на возникновение конкретного типа хозяйственного устройства. Многообразие цивилизационных и природных условий хозяйствования с неизбежностью порождает многоликость национальных экономических систем. Они же определяют закономерности их развития, возможности адаптации с изменением условий хозяйствования или с появлением новых задач-вызовов.
В чем значение той части политической экономии, которая построена на анализе национально-особенного в экономике?
В теории роль особенного отражается, в частности, в том, что через его учет можно реализовать идею наличия в экономике не только жестко детерминированных хозяйственных процессов, но и недетерминированных, соответствующих природе особенного (уникального). Это еще в большей степени подкрепляет вывод об ограниченности узкоэкономической трактовки хозяйствования. Еще одно его важное значение связано с необходимостью включения в состав хозяйствующих субъектов этноса (нации). Именно в этнической среде формируются целостная совокупность базовых ценностей и поведенческих норм как устойчивых. Данная совокупность важна для того, чтобы иметь более точные представления о специфике и возможностях хозяйствования в конкретной этнической среде.
Наличие особенного в экономике, к тому же, побуждает разрабатывать в рамках общего политэкономического поля его приложения, объектом которых выступают национальные хозяйственные системы. Это обстоятельство можно рассматривать в качестве важнейшего методологического и практического основания выделения национальной школы в тех случаях, когда такое особенное значимо и оно требует своего отражения в создании собственной модели хозяйства и в специфике проведения экономической политики. Присутствие в мировой хозяйственной практике реального многообразия национальных хозяйственных моделей подтверждает объективную потребность в разработке теории национально-особенного в экономическом развитии. И чем многообразнее и масштабнее национальная специфика, тем выше потребность в создании своей экономической концепции, которая может выступать в двух возможных вариантах: в виде приспособления всеобщих форм хозяйствования или через обоснование своей хозяйственной системы, подкрепленной соответствующей школой научной мысли. Она может взаимодействовать и использовать наработки других школ, в том числе претендующих на раскрытие всеобщего и универсального в экономике, но главным ее предназначением становится учет национально-особенного в экономическом развитии.
С практической точки зрения изучение особенного в экономике акцентирует внимание на множественность путей развития экономики и тем самым обязывает реформаторов учитывать наличие вариантности и альтернативности в общественно-экономической сфере, прежде всего когда речь идет о выборе путей трансформации сложившейся хозяйственной системы. Далее, через особенное обнаруживается не просто своеобразие той или иной страны, но и на этой основе выявляются ее конкурентные преимущества в экономике. Надо учитывать, что такие преимущества возникают как развитие и углубление самобытных черт, свойственных данной экономике. Простое же копирование чужих образцов хозяйствования уже по определению не в состоянии обеспечить экономические преимущества перед странами-лидерами. Отсюда и главная практическая задача экономической теории и стратегии — не консервация особенного, охраняя его как нечто неприкасаемое, а поиск способов превращения особенного в экономике в свои конкурентные преимущества. Не случайно «экономические чуда» в мировой истории всегда приобретают свою национально-самобытную форму, выступая в виде «немецкого или китайского» его вариантов. Наконец, нельзя не видеть важной роли теории особенного в укреплении национального самосознания и патриотизма, а в экономической области — в воспитании способности к отстаиванию национальных экономических интересов, что очень часто как раз и не достает в поведении властной и управленческой элиты.
Современная политическая экономия: постклассическая альтернатива и проблемы ее реализации
На вопрос о том, какая политическая экономия нужна сегодня, политэкономы при всем многообразии вариантов, наверняка согласятся с тем, что она должна быть современной, а это значит быть способной актуализировать тематику исследования, постоянно совершенствовать аналитический аппарат, чтобы адекватно объяснять природу вновь возникающих явлений в общественно-экономической жизни и предлагать практические решения.
Выделим некоторые из наиболее существенных проблем и вопросов, которые возникают, на наш взгляд, в оценке места и роли современной политической экономии.
1. О месте политической экономии в современной системе экономических наук. Также как и ее предшественница — классическая политэкономия — современная ее версия с должным основанием претендует на роль «фундаментальной» или «общетеоретической дисциплины». В системе экономического знания такое ее звено обязано присутствовать, оно выполняет ключевую роль в ее формировании и развитии. Вопрос, который требует разъяснения, связан с тем, что следует понимать под такой «фундаментальностью» и «общетеоретичностью». В этом случае, как представляется, важно избежать отождествления теории с предельной абстрактностью и отвлеченностью от реальной экономики. «Фундаментальность» должна определяться основательностью и точностью анализа, весомостью рекомендаций и способностью к прогностике. И такая возможность определяется политэкономической ориентацией на исследование сущностных и глубинных отношений, выявлением противоречивой природы хозяйственных процессов, использованием историко-генетического подхода и т.п. Что касается «общетеоретичности», то это качество политэкономии обусловлено тем, что ее подход применим практически ко всем типам экономических отношений, в отличие от неоклассики (особенно в виде учебников «экономикс»), которая изучает только рыночные отношения.
Вместе с тем реализовать эти качества, значит, существенно улучшить операциональность, уровень развития которой в области политэкономических исследований не соответствует современным требованиям. Поэтому предстоит предпринять серьезные усилия по более тщательной проработке концептуальной исследовательской схемы, имея в виду обоснование предпосылок в выдвижении гипотез, сочетание качественных и количественных оценок, эмпирическое истолкование полученных результатов и заключительная их верификация на истинность.
2. Взаимодействие с научными школами. Еще один аспект в определении места современной политэкономии — это проблема взаимодействия с неортодоксальными экономическими школами и течениями. В последние десятилетия возникло немалое их число, которые позиционируют себя как альтернатива неоклассической ортодоксии. При всей близости их критической позиции не следует недооценивать существование определенной конкуренции в научной сфере за авторитет и лидерство. Но при этом не менее важно поддержание диалога и практического взаимодействия. В принципе заслуживает поддержки выдвигаемая перспективная задача попытаться создать из такого пока что конгломерата теоретических разработок системное научное теоретическое знание, противостоящее неоклассической школе. По этому поводу представитель неортодоксальной политической экономии Ф.О’Хара сделал примечательный вывод о том, что «к концу ХХ века многие ученые признали, что для анализа различных экономических систем нужно создать единую науку, которая объединила бы основные идеи разных неортодоксальных школ. Цель этой работы — выявить тенденции к сближению между направлениями и показать, насколько это сближение важно для разработки альтернативного набора принципов, которыми должны руководствоваться исследователи и политики»5.
По многим причинам реализовать такую идею непросто, она потребует больших и продолжительных усилий. Возможно, более реалистичным и вместе с тем первым шагом в ее осуществлении была бы подготовка истории политэкономических учений, которая позволила бы на основе историко-сравнительного анализа исследовать природу и эволюцию взглядов альтернативных теорий неортодоксальной направленности.
3. Проблема постклассического синтеза. Одним из значимых предложений, которое активно обсуждается в среде политэкономов, связано с выдвижением идеи постклассического синтеза, как возможного сценария в расширении взаимодействия совместимых по своим позициям теорий. Она предполагает обеспечение соединения всего лучшего, что представлено в классической политэкономии с современными ее вариациями. В частности, предлагается «синтезировать» фундаментальные концепции Маркса, Кейнса, Калецкого, Сраффы и разработок представителей посткейнсианства и институционализма6.
Сама по себе идея «синтеза» является плодотворной. М.Алле даже утверждал, что условием прогресса экономической науки выступает «необходимость синтеза и безоговорочное подчинение урокам опыта»7. При этом синтез ему виделся не только между отдельными частями экономической науки, но с другими социальными науками (историей, социологией).
Однако следует учитывать, что не всегда и не любой синтез дает положительные всходы. Таким примером с негативным результатом стала попытка соединить марксистскую политэкономию с «экономиксом» в общей учебной дисциплине по экономической теории. Еще можно привести пример неоклассического синтеза, имея в виду его неоднозначные последствия. Известно, что одним из его вдохновителей был П. Самуэльсон. Такой синтез выступал как форма компромисса неоклассики и неокейнсианства. Он базировался на общей и согласованной позиции о том, что обе школы признают возможность совершенства рационального выбора и эффективность рынков в фазе экономического подъема. При наступлении же рецессии допустимо активное использование государством денежно-кредитных рычагов и других мер при проведении антициклической политики для восстановления рынка и его последующего функционирования в самодостаточном режиме.
Опыт применения неоклассического синтеза оставшиеся последовательные представителями кейнсианства признают в принципе негативным. Как считает Р. Скидельски, неоклассический синтез не был интеллектуально безупречным: «Он не смог упорядочить отношения между микро- и макроэкономикой. Отсутствовала логика перехода от оптимизирующего поведения индивидов, предполагаемого в сфере микроэкономики, к его вредным макроэкономическим последствиям, которые оправдывали теорию антициклической политики»8.
Вообще настоящий синтез научных направлений предполагает, что его результатом становится появление нового третьего направления, которое не представляет собой улучшенный вариант одного из двух. Безусловно, добиться его по многим причинам чрезвычайно сложно. Чаще всего речь может идти о дополнении и коррекции тех или иных положений базовой научной школы. Поэтому в этом случае больше основания говорить об использовании междисциплинарного дискурса, как диалога между совместимыми в научном плане позициями, ведущими к обновлению и улучшению теоретического знания, результатом которого становится расширение проблемного поля, совершенствование аналитического аппарата, а также уточнение и дополнение гипотез и научных результатов.
Примером такого междисциплинарного дискурса можно считать подключение научного аппарата институционализма в область политэкономических исследований. Наверное, так можно рассматривать выдвижение идеи создания «институциональной политической экономии», предложенной в 2005 г. Ее инициаторы в подготовленном манифесте так сформулировали свою цель: «Союз между политической экономией и институционализмом более чем естественен. Главным положением всякого институционализма является то, что хозяйство может функционировать только в соответствующих институциональных формах. ... Институциональная политическая экономия в принципе не считает возможным отделять анализ хозяйственных рынков от рефлексии по поводу их политических и этических оснований»9.
В свою очередь, и политическая экономия вправе использовать аналитический аппарат и научные наработки институционализма для встраивания их в современную политическую экономию, преодолевая узость и ограниченность экономцентричного подхода. Такого же внимания политэкономы могли бы уделить разработкам представителей современного посткейнсианства (труды Дж. Робинсон, Н. Калдора, А. Лейонхуфвуда, С. Вайнтрауба, Г. Мински и др.), которые позволяют с аналитической стороны подкрепить политэкономические исследования в области проведения государством макроэкономической политики.
4. Постнеклассическая методология в области политэкономических исследований. Как уже отмечалось, в современном наукознании происходит разворот в сторону формирования постнеклассической методологии. Для нее характерен переход к комплексным исследовательским программам междисциплинарного типа, в которых происходит сращивание теоретических и экспериментальных исследований, прикладных и фундаментальных знаний10. Ее главными параметрами становятся: преодоление разделения объекта и субъекта, сочетание дедуктивного и индуктивного методов, взаимосвязь экономических и неэкономических отношений, соотношение сущностных и поверхностных отношений, корневых и наблюдаемых явлений с непосредственным выходом в хозяйственную практику и экономическую политику и.д.
Речь, естественно, не идет о фронтальном отказе от использования традиционных методов, накопленных в области политэкономических исследований, а о том, что происходящий методологический разворот в науке должен быть осмыслен и все положительное следует взять для методологического переоснащения современной политэкономии.
5. О роли политэкономии в современной экономической науке и обществе. Классическая политэкономия на протяжении почти всего ХIХ века была научным лидером, выступая в тот период своеобразным «теоретическим мейнстримом». И такую лидирующую роль выполняла, поскольку, убедительно критикуя уходящий феодализм, предлагала достаточно точную и объемную характеристику преимуществ развивающегося капитализма. Может ли она сегодня выступить в роли теоретического лидера, замещая в этом качестве неоклассику? И вообще возникает вопрос, в чем смысл и конечный результат борьбы с неоклассической ортодоксией?
С учетом накопленного в ее недрах критического потенциала в отношении природы капитализма и его эволюции, вряд ли, роль мейнстрима сможет закрепиться за современным политэкономическим знанием. Вполне возможно, что вообще назрел отказ от самой претензии на абсолютное научное лидерство в экономической науке. Оно, как правило, ведет к утверждению научной монополии, защищаемой далеко не столь безупречными методами. Поэтому обеспечение подлинного равноправия в научной сфере, плюрализм и добросовестная конкуренция научных школ — это то, что наиболее способствует развитию самой экономической науки. И в этом случае политэкономическая школа со своими идеями может участвовать в такой конкуренции, главной целью которой становится поиск научной истины.
Более конкретно для настоящего периода такая роль политэкономической школы равнозначна выполнению ею аналитически-критической функции, нацеленной на защиту социальных, гуманистических, экологических приоритетов в общественно-экономическом развитии. В науке всегда должна присутствовать критическая часть. В этой связи характерна такая оценка ситуации в современном капиталистическом обществе, высказанная М. Альбером. «Поскольку победа капитализма стала полной, он утратил свое зеркало и возможность самооценки. ... Как управлять тем, что не оспаривается?»11 Поэтому современная роль политической экономии заключается в том, чтобы она выступала как независимое от обслуживания власти и идеологии крыло в науке, дающее критические и альтернативные оценки и свободное от идеологических штампов и догм.
Такой подход не исключает необходимости активного включения политэкономов со своим проектом в борьбу идей за видение развития экономики в будущем. Тем более, что в условиях нарастания потребности в осуществлении действительного перехода к «новой экономике» политическая экономия получит шанс для укрепления своей позиции.
6. Проблемы преподавания и подготовки учебников по политической экономии. Возрождение и развитие политической экономии в РФ и других государствах СНГ в число наиболее востребованных выдвигает задачу разработки привлекательного учебного курса и соответствующего набора учебников, раскрывающих ее современную версию. Произошедший общий слом старой системы образования, базирующейся как на советском, так и на дореволюционном опыте и европейской университетской традиции, привел к внедрению образовательных стандартов, построенных на принципах заимствования западного (американского) опыта, в которых политэкономическая ветвь экономического знания вытеснена на периферию. Поэтому в настоящее время сложилась ситуация, когда кадры будущих представителей экономической науки плотно вовлечены в орбиту неоклассической ортодоксии, что закрепляет ее монопольное положение в научно-образовательной сфере и в обучающейся среде. Этим создаются запретительные барьеры для воспроизводства альтернативных научных школ, фактически исключающие нормальную конкуренцию в научной сфере и существенно ограничивающий приток новых специалистов, ориентированных на политэкономическую проблематику. Ведь в науке не в меньшей степени «кадры решают все».
При этом следует учитывать, что не менее существенным барьером для развития политической экономии является отсутствие нового поколения учебников, которые были бы в состоянии создать реальную конкуренцию в учебной деятельности. Сегодня нельзя рассчитывать на привлечение интереса к ней, ограничиваясь только критикой теоретического мейнстрима или предлагая обновленные варианты изложения «Капитала» Маркса при всей их полезности. Требуется по-настоящему современный учебный курс, выдвигающий свою теоретическую парадигму и дающий ответы на актуальные проблемы экономического развития. И начинать целесообразнее всего с вводного курса, постепенно дополняя его более продвинутыми версиями и набором дисциплин, посвященных различным разделам политэкономической теории.
О том, что такая потребность в создании альтернативных учебников созрела, свидетельствуют и примечательные события, которые происходят в странах с уже давно сложившимися традициями экономического образования, опирающимися на неоклассическую школу. Речь идет о том, что в студенческой среде США и стран Европы нарастает протест относительно ее монополии в образовательном процессе. Это еще один важный признак и призыв к перемене в научно-образовательной сфере.
Сегодня уже можно уверенно утверждать: политическая экономия имеет значение, как для экономической науки, так и для развития общества. |
| |
|
|
