|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (38), 2011 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Шапкин В. В.
профессор кафедры общей экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета сервиса и экономики,
доктор педагогических наук
| |
| | | | | В статье рассматриваются методологические основы неоинституционализма. Сравниваются основные компоненты ядра этой теории с аналогичными компонентами неоклассического и кейнсианского направлений экономической теории. Показано, что, несмотря на большой эвристический потенциал институциональной методологии, институциональная экономическая теории пока представляет собой конгломерат, состоящий из теории трансакционных издержек, теории контрактов, теории организации, и новой эволюционной теории | | Ключевые слова: методология, неоинституциональная теория, эволюционная экономическая теория, институт, институциональная среда, дисфункция институтов |
Несмотря на широкое признание новой институциональной экономической теории (НИЭТ), методология этого направления остается практически не разработанной. Как указывает Д. Расков [18], внимание, в основном, уделяется сравнению старого и нового институционализма, а не анализу методологических оснований каждого из них. Во многом это объясняется отсутствием у институциональной теории общей логической основы. Предмет исследования и методы, используемые в теории трансакционных издержек, теории организации, контрактной теории и новой экономической истории, существенно различаются. Вместе с тем, методологический анализ НИЭТ представляет значительный интерес для понимания тенденций в развитии экономического знания и поиска точек соприкосновения различных экономических школ.
В течение ХХ века в экономической науке были предложены различные варианты решения методологических проблем. В результате, сформировались новые школы методологического анализа, среди которых выделяют
1) австрийскую методологическую школу, представленную Л. Фон Мизесом, Ф. Хайеком, К. Поппером;
2) кейнсианство в его различных вариантах, существующих в трудах Дж. М. Кейнса, Дж. Хикса, Дж. Робинсон;
3) неоклассическую школу, разрабатываемую М. Фридменом, Р. Лукасом, М. Блаугом;
4) институционализм и неоинституционализм Дж. Гэлбрейта, Д. Норта, Р. Томаса, О. Уильямсона и Дж. Бьюкенена.
Институционализм изначально зарекомендовал себя как «диссидентское» движение внутри экономической мысли ХХ в., хотя и тесно связанное с кейнсианством, австрийской школой и неоклассическим анализом [13, с.108]. Представители «старого» институционализма, например, Т. Веблен и Дж. Гэлбрейт, которые использовали этот подход для анализа различных институциональных изменений в экономической сфере, так и не создали фундаментальную методологическую программу и, тем самым, не смогли составить серьезную конкуренцию кейнсианству и неоклассике в области экономической методологии в 1930–1960 гг. Отметим, что К. Поппер, вслед за Ф. Хайеком, развивал тезис о возможности институционального самоусовершенствования рыночной экономики и ее институтов, но пришел к выводу о том, что невозможно управлять их развитием: «Даже те институты, которые возникают как результат сознательных и преднамеренных человеческих действий, оказываются, как правило, непрямыми, непреднамеренными и часто нежелательными побочными последствиями таких действий» [16, c.111].
Разработчики нового институционализма, или неоинституционализма, напротив, с самого начала занимались фундаментальным методологическим поиском. К каким результатам привел этот поиск?
1. В неоинституционализме используется принципиально иное, по сравнению с неоклассической и австрийской школами, понимание методологического индивидуализма, согласно которому в центре рассмотрения оказался не просто индивидуум, а субъект, создающий институты. Таким образом, в этом направлении была преодолена грань, отделяющая экономического человека от социальных групп и классов, членом которых он является, а также от социальных учреждений, которые он творит [13, с. 108].
2. Неоинституционализм берет за основу новую методологическую рефлексию, в которой пересматривается неоклассическое представление об экономике как о формализованной и математизированной науке, а также отрицаются некоторые общепринятые методы конкретного экономического исследования. По этому поводу Д. Норт отмечает: «Социальные науки постоянно испытывают внутренний конфликт из-за того, что разрабатываемые нами теории не соответствуют реальным процессам человеческого взаимодействия. Это несоответствие наиболее ярко проявляется в экономической науке, где особенно велик контраст между логическими выводами неоклассической теории и функционированием экономической системы» [11, с.27]. Как указывает М. Нуреев, институциональная экономика отвергает методы маржинализма и равновесного анализа, беря на вооружение эволюционно-социологические методы [12, c.5].
Сегодня исследование реальных экономических проблем редко обходится без использования инструментов НИЭТ, которая является прямой преемницей неоклассической экономической теории, но, вместе с тем, «обладает большей степенью свободы и поиска» [18, с.82]. С другой стороны, методологическое сходство со старым институционализмом у НИЭТ гораздо менее выражено. В рамках НИЭТ институты исследуются с помощью инструментов экономической теории, а в старом институционализме сама экономическая теория рассматривалась через призму институтов. Например, Р. Коуз объяснял появление идеи трансакционных издержек однобоким развитием экономической теории, в которой, как говорил А. Смит, «невидимая рука» управляет механизмом цен. Успех НИЭТ Коуз объяснял внутренним развитием самой теории, когда в поле зрения исследователей попали такие феномены, как издержки рыночного обмена, процессы внутри фирмы, организационная структура, контракты и др. [10, с..341]. Появление институционализма было вызвано и тем, что возросшая степень абстракции в микроэкономике заставила поставить вопрос о предмете экономической науки: «Мы имеем потребителей, лишенных человеческих качеств, фирмы — без организации и даже обмен без рынков»1.
Большой заслугой Коуза стало решение проблем, связанных с внешними эффектами, общественными благами и др., которые стоят на стыке экономики и права. Он перенес правовую логику прецедентного, общего права в область экономического исследования [18].
Особенностью институциональной методологии является ее междисциплинарный характер. Сочетание социокультурного, правового, экономического, психологического, исторического и наконец, философского подходов позволяет учесть гораздо больше значимых факторов при изучении поведения индивидов.
В современном институционализме существуют два подхода к определению понятия «институт». Исторически первым, относящимся ко времени Веблена, и поддерживаемым сегодня многими авторами, например, Нортом, Э. Фуруботном, Р. Рихтером и др., является понимание института как правил игры, представляющих собой формальные нормы и неформальные ограничения, накладываемые на взаимодействие людей. В концепции Уильямсона такая интерпретация соответствует уровню институциональной среды, а сами институты рассматриваются как механизм управления контрактными отношениями. Это позволяет перенести центр институционального анализа на уровень опосредуемых ими отдельных трансакций.
Институты выполняют в обществе следующие функции.
1) Регулирование поведения индивидов с целью снижения наносимого друг другу ущерба или его компенсации.
2) Минимизация усилий по поиску контрагентов и достижению соглашения посредством формирования предсказуемой и относительно безопасной среды.
3) Передача информации и обучение, обеспечивающие наследование институциональных норм и правил.
4) Снижение неопределенности в условиях неполноты информации и стабилизация экономической ситуации.
Институты выступают в качестве особых ценностно-нормативных комплексов, регулирующих поведение индивидуумов. Они также представляют собой устойчивые конфигурации, образующие статусно-ролевую структуру общества. Исследователь Г. Б. Клейнер подчеркивает, что «институты не только влияют на поведение социальных агентов, но и лежат в самом основании восприятия ими действительности. Институты создают не только ограничения или стимулы для социальных действий, ... но сам повод или возможность для них» [9, с.7].
Развивая характерные для западных концепций установки методологического индивидуализма, российские исследователи концентрируют свое внимание на анализе хозяйственных процессов на микроэкономическом уровне и изучении локальных порядков, оставив в стороне макроэкономические модели, описывающие институциональное устройство в масштабах всего общества. В таком подходе институты рассматриваются, прежде всего, как правила, регулирующие практику повседневной деятельности, которые, одновременно, получают обратные импульсы, влияющие на их развитие, образуя гибкую поддерживающую структуру, которая изменяется под влиянием практического действия экономических факторов.
Всех их объединяет общая методологическая черта, состоящая в том, что исследователи рассматривают институты как внешний по отношению к общественным отношениям набор правил, выполняющих для них функцию ограничений. Институты, реализующие координационные функции, рассматриваются как условия для создания взаимовыгодного обмена и как рамки экономической деятельности.
В зависимости от способа регламентации различают формальные и неформальные институты. Деятельность институтов первого рода основана на строгих предписаниях, правилах и инструкциях, которые закреплены нормативным и, возможно, юридическим образом. В неформальных институтах отсутствует строгая регламентация социальных ролей, функций, средств и методов деятельности, а также санкций за ненормативное поведение. Они заменяются неформальным регулированием посредством традиций, обычаев и социальных норм. Тем не менее, неформальный институт выполняет соответствующие регулятивные функции, причем, во многих случаях оказывает большее влияние, чем формальное правило.
К неформальным институтам исследователи относят обычаи, традиции и привычки. Под термином «обычай» в институциональной теории понимают «вид социального принуждения, которое осуществляет по отношению к индивидам коллективное мнение тех, кто чувствует и поступает одинаково»2. Если обычай представляет собой социальный феномен, являясь элементом давления общества или социальной группы на отдельных индивидов, то привычка носит личностный характер.
Привычка представляет собой правило поведения, которое использует домашнее хозяйство в своей деятельности. При этом важно то, что выполнение такого правила служит проявлением рациональности, так как оно может быть эффективным с точки зрения экономии на издержках поиска и обработки информации. «Сущность привычки состоит в приобретении склонности к некоторым видам и способам реакции...» [1, с.194]. Таким образом, усвоение привычки предполагает некоторую активность того, кто ее принимает.
Как видим, сущность институционального подхода заключается в акцентировании внимания на нормах, правилах и стереотипах мышления, управляющих поведением людей в реальном мире. Функционирование институтов определяется сферой деятельности, которую они регулируют, культурными традициями и многими другими факторами. Изменения институтов чаще всего происходят потому, что меняются ценности, которые обусловливают их существование, или они сами становятся несовместимыми с другими ценностями и институтами [7].
Совокупность действующих в обществе институтов составляет его институциональную среду. Институциональная среда образует ограничительные общественные рамки для принятия индивидуальных решений, задает систему положительных и отрицательных стимулов, направляя деятельность людей по определенному руслу. Таким образом, институциональная среда может оказывать как поддерживающее, так и ограничивающее влияние на хозяйственную деятельность. Жесткость сдерживающих рамок связана с плотностью институциональной среды.
Плотность институтов в какой-либо социально-экономической системе можно определить как комбинацию факторов, включающих межинституциональную взаимозависимость, общие приоритеты и цели развития общества или его части, наконец, общие культурные нормы и ценности. Большое значение имеет сам процесс институционализации как стремления к некоторому идеальному состоянию. Показателем плотности или институциональной насыщенности может служить субъективное ощущение индивидуумами того, что регулирование той сферы, где они осуществляют свою деятельность, находится на должном уровне. Недостаток формальных институтов способствует образованию неформальных норм и правил, которые заполняют институциональные пустоты, отражая, как правило, интересы локальных групп, имеющих сравнительное силовое преимущество.
Плотность институциональной среды определяется следующими факторами.
1) Наличие в обществе разнообразных институтов, включая фирмы и предприятия, финансовые и страховые компании, торговые палаты, агентства по подготовке и переподготовке персонала, торговые ассоциации и союзы, инновационные центры, учебные заведения, домашние хозяйства, органы региональной и местной власти и т.п.
2) Теснота взаимосвязей между институтами. Системы контактов и взаимообменов между субъектами не только позволяют узнать друг друга, но также воплощаются в общих правилах и нормах поведения, различных соглашениях и контрактах, которые способствуют созданию так называемого общественного климата, например, организационной культуры.
3) Способность институтов к согласованному реагированию и адаптации в ответ на изменяющиеся условия.
Индивидуумы своими действиями развивают институциональную среду и изменяют ее плотность. При этом можно выделить следующие закономерности.
1) Как правило, целенаправленные изменения формальных институтов как составных частей институциональной среды в какой-то момент начинают сдерживаться вектором развития институциональной структуры в целом.
2) Изменение плотности институциональной среды является результатом взаимодействия индивидуумов, объединенных в группы по общности специальных интересов.
3) Успешность действий по изменению плотности институциональной среды должна рассматриваться с поправкой на инертность эволюционных институциональных изменений неформальных институтов.
Институциональная среда, выступающая интеллектуальным результатом воспроизводственной деятельности людей, общества и государства, формирует соответствующие трансакционные отношения, которые, в итоге, влияют на трансакционные издержки жизнедеятельности людей.
Среди важнейших проблем в области исследования институциональной динамики можно назвать проблему эффективности институтов. Сама постановка проблемы не является однозначной. Эффективность института — это особое явление, обусловленное как внутренними связями, так и внешними отношениями с равнопорядковыми подсистемами и с системами более общего уровня.
Если допустить, что эффективность института представляет собой качественный показатель, то она может проявляться косвенно в обобщенных характеристиках, например, в степени доверия населения к действующим в обществе формальным институтам.
В современных исследованиях доверие анализируется и как элемент внутренней институциональной среды организации, являясь важнейшей составляющей теории эффективного управления организацией. На основе доверия формируется институт организационной приверженности, которая Дж. Гринбергом и Р. Бейроном понимается как степень отождествления человека с организацией, в которой он работает, уровень причастности к ней и сила желания продолжать работать в этой организации [4]. В концепции организационной приверженности рассматривается степень сопричастности сотрудников делам организации, а также их заинтересованности в продолжении совместного сотрудничества. На микроэкономическом уровне степень доверия работников к организации может оцениваться посредством изучения приверженности, критериями которой являются стаж работы в конкретной компании, наличие совместительства в других организациях, а также степень участия в проводимых мероприятиях.
Существует несколько теоретических подходов, объясняющих неэффективность норм и правил.
В первом подходе акцент делается на деформализации правил как непрерывной трансформации институтов, в ходе которой формальные правила, в значительной степени, замещаются неформальными предписаниями, встроенными в неформальные отношения [17, с. 63].
Второй подход основывается на таком понятии, как мутация института, означающая перерождение, изменяющее первоначальную направленность воздействия на социально-экономические отношения [5, с. 214].
В третьем подходе рассматривается дисфункция институтов, согласно которой существование неэффективных норм является закономерным результатом хозяйственной динамики, в процессе которой происходит снижение качественного состояния среды и закрепление достигнутого состояния [20, с. 36], [6].
В четвертом подходе изучается концепция институциональных ловушек, объясняющая возможность длительного существования неэффективных институтов и факторов, поддерживающих это состояние [15], [3].
Эти подходы, обосновывая институциональные механизмы возникновения неэффективных состояний экономической системы и условий, способствующих сохранению такого положения, вместе с тем, задают некоторые требования к разработке институционального обеспечения управленческой деятельности, выполнение которых должно обеспечить предупреждение деформализации, мутации, дисфункции внедряемых норм и правил, а также попадания в институциональные ловушки. Возможности этого заложены в оптимизации содержания институционального обеспечения на основе его параметрической и структурно-функциональной моделей в процессе институционального цикла управленческой деятельности. Достаточная частота актуализации норм и правил позволит обнаружить неэффективные состояния, корректируя институциональное обеспечение, а следовательно, и деятельность организации в необходимом направлении.
Эффективность институтов есть их способность оказывать влияние на общественные отношения в определенном, полезном для общества направлении. В этой связи достаточно показательную закономерность выделяет Г. Б. Клейнер. Он отмечает, что если в работах родоначальников неоинституционализма институты оценивались положительно как инструменты, «увеличивающие предсказуемость среды и результатов деятельности», «облегчающие поиск партнеров» и т. п., то в работах конца 1990 — начала 2000-х гг., посвященных изучению российской институциональной действительности, стали чаще упоминаться неэффективные институты, которые не выполняют свои функции, а также институциональные ловушки [9]. Более того, В. М. Полтерович в своих трудах показывает, что каждый полезный институт, как правило, способствует образованию института с противоположными свойствами, или «антиинститута». Особенностью антиинститута является то, что он уменьшает эффективность действия своего института-прародителя [15]. Взаимодействие института и антиинститута, по мнению Т. И. Заславской, ведет к перерождению исходного института, изменяя его первоначальную функцию [5].
Важной особенностью институционального подхода является применение нового инструментария для измерения эффективности институциональных взаимодействий — категории трансакционных издержек, которая была сформулирована Р. Коузом в работе «Природа фирмы» (1937).
Введение в экономический анализ понятия трансакционных издержек, которые характеризуют сферу обмена, дополняя категорию производственных затрат, явилось крупным теоретическим достижением институционализма. Признание факта платности самого процесса взаимодействия между людьми позволило по-новому осветить природу экономической реальности. Понятие трансакционных издержек необходимо для понимания принципов функционирования экономической системы, продуктивного анализа целого ряда экономических проблем, а также выработки политических рекомендаций.
Выделение нового класса издержек потребовало изучения реакции экономических агентов на такого рода затраты. «Так как трансакционные издержки ограничивают возможности взаимовыгодного сотрудничества, экономические агенты оказываются заинтересованы в их сокращении и будут готовы предпринимать необходимые для этого меры. С точки зрения трансакционного подхода различные формы организации деятельности людей — это не что иное, как орудия по снижению трансакционных издержек. В этом состоит главная функция любых социальных институтов» [8].
С точки зрения снижения трансакционных издержек, различные институты обладают неодинаковой эффективностью. Одни справляются с этой задачей лучше, другие — хуже. Этим, по мнению теоретиков трансакционного подхода, объясняется эволюция организационных структур. Институты, которые требуют слишком высоких издержек, отмирают, в то время как более экономичные организационные структуры выживают и получают распространение. Экономия трансакционных издержек обеспечивает институциональную эволюцию.
Современные экономисты предложили множество трактовок, иногда диаметрально противоположных, категории трансакционных издержек. Так К. Эрроу определяет трансакционные издержки как затраты по эксплуатации экономической системы. Он сравнивал роль трансакционных издержек в экономике со значением трения в физике. На основании подобных аналогий он сделал вывод о том, что чем ближе экономика к модели общего равновесия Вальраса, тем ниже в ней уровень трансакционных затрат, и наоборот [26]. Трансакционные издержки показывают цену, которую платят субъекты экономики за несовершенство общественно-государственного порядка. Например, отсутствие институтов, регулирующих коммерческий кредит, создает трансакционные издержки в форме неплатежей, тогда как отсутствие института арбитража ведет к затратам неисполнения контрактов и т. д. Таким образом уровень трансакционных издержек определяет общественный спрос на институты: чем выше такие затраты, тем больше спрос на институциональное регулирование, и наоборот.
Трансакционные издержки включают затраты, связанные с
— принятием решений;
— выработкой планов и организацией деятельности;
— ведением переговоров о содержании и условиях кооперации с деловыми партнерами;
— изменением планов, пересмотром условий сделки и разрешением спорных вопросов в случае, когда это диктуется изменившимися обстоятельствами;
— обеспечением выполнения достигнутых договоренностей.
Трансакционные издержки включают также потери, возникающие вследствие неэффективности совместных решений, планов, заключаемых договоров и созданных структур. Кроме того, к ним относятся убытки от неоптимальных реакций на изменившиеся условия и неэффективной защиты соглашений. Одним словом, они включают все факторы, которые, так или иначе, влияют на сравнительную работоспособность различных способов распределения ресурсов и организацию производственной деятельности.
Значительный вклад в развитие институционализма внес О.Уильямсон. Он исходит из таких допущений о поведении субъектов, как ограниченная рациональность и оппортунизм. В своих трудах Уильямсон рассматривает выбор, который делают субъекты между различными способами управления контрактами, включающими рынок, фирму или их сочетание [22]. Этот выбор определяется уровнем трансакционных издержек, присущих каждой из структур. Трансакционные затраты, в свою очередь, зависят от специфичности актива, по поводу которого заключается сделка, от предполагаемой частоты взаимодействия, а также от уровня рискованности вложений и неопределенности. Это направление можно назвать теорией организации, наиболее разработанным разделом которой является теория структур управления трансакциями. Трансакционная концепция вертикальной интеграции играет основополагающую роль в сравнительном анализе способов экономической организации, предложенном Уильямсоном.
В рамках теории трансакционных издержек Уильямсон развивает подход, связанный с изучением неполных контрактов. Центральные понятия экономической теории — рынок, рациональность, оптимизация, принцип упущенных возможностей — активно используются в институциональном подходе Уильямсона [18, с 90]. Уильямсон пишет: «Концепции трансакционных издержек сродни ортодоксальной микроэкономической теории в своем утверждении, что рациональность есть центральный вопрос функционирования экономической организации... предлагаемый подход утверждает, что любое явление, которое возникает или может быть по-новому понято как следствие процессов контрактации, продуктивнее всего изучать на основе концепции трансакционных издержек [22, с 23.].
Институциональный анализ признает неопределенность как важнейшую характеристику внешних условий, с которыми сталкиваются индивидуумы в процессе своей деятельности. При принятии многих важных решений возникает ситуация, при которой невозможно даже с помощью анализа распределения случайных величин оценить будущие результаты осуществляемого выбора3. Не имея возможности рационально оптимизировать выгоды и убытки, индивидуумы вынуждены придерживаться других принципов поведения.
Теория трансакционных издержек Уильямсона дала обоснование эффективности таких нестандартных способов ведения бизнеса, как вертикальная интеграция и вертикальные ограничения. В дилемме «эффективность-справедливость» Уильямсон явное предпочтение отдавал эффективности. Эффективность стала оправданием для многих форм ведения бизнеса [25].
Третий яркий представитель НИЭТ — Д. Норт — показал значение для экономического развития таких институтов, как конституция, право, экономическая организация и идеология [18, с. 92]. В своих работах он стремится объяснить, как формируются различные типы институциональной инфраструктуры, которые задают траекторию экономического развития. Институты не существуют сами по себе, но являются, во многом, следствием мышления человека и особых ментальных моделей.
В трактовке Д. Норта трансакционные издержки состоят из затрат, связанных, во-первых, с оценкой полезных свойств объекта обмена и, во-вторых, с обеспечением прав и принуждением к их соблюдению. Эти издержки минимизируются посредством использования социальных, политических и экономических институтов [11].
Говоря об институционализме как методологии экономической науки, нельзя не сказать о таком новом направлении в экономической теории, как эволюционная экономика. Эволюционная экономика изучает институциональную среду сквозь призму дарвинистских концепций естественного отбора, согласно которым наиболее жизнеспособные институты выживают, а слабые институциональные нормы погибают, исчезая с экономической сцены. «Важно иметь такие правила, которые устраняют не только проигравшие экономические организации, но и проигравшие политические организации» [11, с. 107]. Примером действия этого принципа является смена политического устройства в бывших советских странах, которая произошла из-за неэффективности экономических институтов.
Возникновение институционализма тесно связано с развитием исторического подхода в экономической методологии. Одним из признанных лидеров данного направления является Д. Норт. По его мнению, «институты образуют базисную структуру, опираясь на которую люди на протяжении всей истории создавали порядок и стремились снизить неопределенность в процессе обмена. Вместе с приемлемой технологией институты определяют величину трансакционных и трансформационных издержек, и следовательно, определяют рентабельность и привлекательность той или иной экономической деятельности. Институты связывают прошлое с настоящим и будущим, так что история становится процессом преимущественно инкрементного (непрерывного) институционального развития, а функционирование экономических систем на протяжении длительных исторических периодов становится понятным только как часть разворачивающегося институционального процесса» [11, с.151]. В работах Норта дальнейшее развитие получили концепция адаптивной эффективности общества как способности реагировать на изменения внешней среды и теория зависимости от предыдущего развития. К праву, организации, политике и истории обращались и старые институционалисты, но они представляли экономическую систему как результат конфигурации внеэкономических институтов [18, с 94].
Анализ институционализма показывает, что экономическая методология лишь в самом упрощенном ее понимании представляет собой совокупность экономических методов и процедур. Экономическая методология в широком смысле имеет дело с анализом мировоззренческих стандартов научного знания и общего социокультурного фона его создания. Автор согласен с высказыванием А. М. Орехова о том, что дальнейшее развитие экономической науки предполагает более активное использование институциональной методологии, так как ее эвристические резервы далеко не исчерпаны [13, с.109]. |
| |
|
|
