|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (35), 2010 | | | | ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ | | | Бекетов Н. В.
директор Научно-исследовательского проектно-экономического института Якутского государственного университета им. М.К. Аммосова,
доктор экономических наук, профессор
| |
| | | | | Представлена попытка анализа социально-политической эффективности инновационных процессов в условиях формирования новой реальности — перехода от индустриального к постиндустриальному информационному типу развития общества | | Ключевые слова: инновации, инновационная система, высокотехнологический комплекс, глобализация |
Рассмотрение бытующих представлений о наиболее оптимальном пути развития российского общества в современной политологической и социально-философской мысли является непростой задачей по нескольким объективным причинам. Первой из них является давление собственных политических интересов на данную научную область. По этой причине авторы многих произведений, претендующие на научное освещение насущных проблем, являются в лучшем случае публицистами, которые в состоянии обозначить проблему, но не в силах дать ей объективную научную оценку. Поэтому, затрагивая освещение происходящих реформ современной экономической наукой и политической культурологией, мы ограничимся упоминанием идей, основанных на принципах цивилизационного подхода, которые противостоят концепциям «конца истории» Ф. Фукуямы и «борьбы цивилизаций» С. Хантингтона, рисующих довольно мрачную картину недалекого грядущего. Таковы идеи, дающие научно обоснованную картину исторического будущего России как самобытной культурной полиэтнической целостности среди многообразных культур и сообществ.
Стремление к социально-экономическому и политическому чуду как закономерному итогу цикла реформ российского общества конца ХХ — начала ХХI вв. оказалось во многом утопическим. Опыт реформирования других государств показал, что экономический прорыв возможен не только при тщательно спланированном научно обоснованном внутриполитическом курсе, но и при идейной консолидации общества, когда согласуются адекватные социальные интересы и цели идеологии.
Иное видение способов изменений российского общества в переходный период рубежа ХХ–ХХI вв. принес анализ трансформации основных социально-политических институтов, который выделил такие характерные черты институциональных связей, как структурное многообразие и организационная гибкость. С эпохой Постмодерна меняется не только традиционный образ революции [1], но и образ социальных реформ [2]. Уходит старое понимание реформы как уступки правящей властной элиты недовольным слоям населения с целью удержания власти. Реформа все чаще мыслится как инструмент социальных преобразований, как специфическая социальная технология, как идейный источник социального проектирования. Она становится незаменимым инструментом конструирования социальной реальности. Несмотря на изменение содержания понятия реформы, она по-прежнему остается сложным механизмом работы с предполагаемым социальным будущим. Ее замысел не что иное, как форма намерений, целе-ценностное представление авторов реформы об изменении социального объекта.
Многие события, происходящие в последнее время на политической авансцене истории России, актуализировали проблему реформирования социально-экономических институтов общества в условиях перехода от индустриального к постиндустриальному информационному типу. Необходимость исследования данной проблемы исходит из первых попыток осмысления социально-политической эффективности такого явления, как реформа. Длительное время в исторической и социально-философской мысли современной России господствовала твердая установка, что реформа, как социальный феномен, предназначена для внутриструктурных изменений и служит идейной базой для инноваций в социально-экономической, духовной и политической жизни общества. В 90-х гг. отмечается активное внимание к проблеме всестороннего изучения явления реформ. Анализируется исторический опыт реформирования различных сфер жизни российского общества [3, с. 64–75]. Однако далее анализа социального феномена реформ отечественные исследователи не шли. Проблема осуществления комплекса социально-экономических реформ в условиях техногенной цивилизации, проблема потенции этого явления, анализ динамики осуществления реформы и сопоставление поставленных и достигнутых целей реформирования в основном не были освещены.
В поисках смысла изменений многие исследователи видели причины, которые были доступны их взору в тех условиях и исторических реалиях, которые задавали рамки проявления самого феномена социального бытия. Несомненно, многие из теоретических построений оказали существенное влияние на осознание существенных причин изменений в российском обществе, но все же больше они повлияли на формирование понятийных категорий, с помощью которых современное российское гуманитарное знание описывает социальную реальность. И это смыслообразование, процесс осознания динамичности общества, его изменения играет особую роль — неоспоримую важность осознания человеком себя как субъекта истории. Эта духовная потребность в российском обществе, на наш взгляд, усиливается к концу ХХ — началу ХХI вв. наличием следующих причин:
— к первой группе причин относятся проблемы и факторы изменения качественных параметров социальной реальности. Они проявляются в сложных изменениях структурной организации человеческих сообществ и в смене темпов социального движения и развития;
— вторая группа определяется наличием проблем, возникающих в результате неоднородности общественного развития различных народов и стран в едином потоке всемирной истории. Подобная неоднородность сама по себе является позитивным фактором, свидетельствующим о многообразии и вариативности процесса развития общественных институтов у различных народов, но в то же время данная неоднородность является источником проблем культурно-исторического осознания и методологического описания существенных факторов изменения качественных и количественных параметров социальной реальности. Ведь сами по себе социальные изменения не имеют ценности, пока они не осознаны, не зафиксированы мыслительным взором и не проанализированы в рамках причинно-следственных связей. Отсюда понятен факт осознания неоднородности культурно-исторического развития народов в различных теориях плодотворного взаимодействия стран и народов, культурно-исторических типов цивилизаций; либо в концепциях доминирования одной или нескольких стран, использующих собственные геополитические ресурсы; либо в теориях антагонистических конфликтов, «битвы цивилизаций» и противостояния (вызов-ответ); либо в описании таких феноменов, как азиатский способ производства в марксизме, не укладывающихся в единую систему представлений о социально-экономическом развитии. Поэтому многим обществоведам приходится считаться с «соприсутствием» в одном историческом пространстве разнородных социальных организмов и опираться на предложенное Ф. Броделем и И. Валлерстайном понимание миросистем и время-пространств. Несомненно, что неоднородное развитие само по себе порождает региональную или глобальную нестабильность, особенно экономическую;
— третья группа представлена комплексом противоречий, проблем и даже парадоксов, связанных с неадекватным и поверхностным пониманием существующих тенденций развития современных нам цивилизаций (европейского и азиатского миров, постиндустриальных стран и стран индустриальных, догоняющих и традиционных обществ);
— четвертая группа объединяет проблемы, возникающие в условиях глобализации и под ее воздействием в трансформациях социальной реальности глобализирующихся стран;
— пятая группа причин связана с необходимостью перевода спонтанного процесса саморазвития социальной системы в управляемый процесс со стороны человека. Несомненно, это дает возможность изменять социальные отношения, социальные институты или связи согласно антропологическим потребностям, а также возможность усиливать те позитивные тенденции, которые направлены на благо большинства членов общества и позволяют воссоздавать механизмы полноценного воспроизводства человека и его интеллектуальной и материальной культуры.
Россия: сложный и специфический путь перехода
Понятно, что активизировать переход деформированной просоветской рыночной экономики России от индустриального типа к постиндустриальному могут правильно разработанные реформы. Однако немаловажное значение в понимании остроты данной проблемы имеет осознание того, что, в отличие от западноевропейского опыта реформирования в условиях индустриального общества, Россия не имеет опыта реформ, кардинально изменяющих социально-экономическую сферу индустриального общества. Плановая экономика, однопартийная система и тоталитарный режим в России не способны были научить общественных деятелей осуществлять реформы. Да и исторический опыт СССР показал, что те реформы, которые осуществлялись, и даже успешно, не обладали альтернативностью, мобильностью, способностью к коррегированию и двухстороннему реагированию на ход осуществления реформы объекта реформирования и инициатора реформы. Реформационный процесс был всегда односторонним. Не случайно, что попытки разработать и осуществить реформы в современной переходной России не могут увенчаться успехом. Россия обладала всеми шансами перейти к постиндустриальному обществу, расширяя сферы влияния научно-технической революции, но в силу неадекватной политической оценки общественной ситуации во многом утеряла статусные позиции индустриального общества в 90-х годах ХХ в.
Перед руководством страны на протяжении последних 20 лет стоит достаточно сложная задача восстановления не только своих позиций по показателям развития тяжелой, химической и машиностроительной индустрии, но и (главное), освоить опыт реформирования социально-экономических институтов в условиях многопартийной системы и строящихся демократических основ устройства государства и гражданского общества.
Эта задача отягощена тем, что успешный опыт реформирования в западноевропейских странах, невозможно не только перенять, но и извлечь из него позитивные уроки в силу специфичности менталитета российских управленцев — реформировать все без учета аналитики, мнений ученых и опыта работы моделей реформирования в локальных масштабах. Сегодня сформировано устойчивое мнение специалистов по вопросу перспектив заимствования успешных социально-экономических моделей западноевропейских стран менее развитыми странами. В. Иноземцев подчеркивает, что между развитыми и развивающимися странами наблюдается все меньше зависимости. Глобализирующиеся развитые страны все дальше уходят в своем технологическом развитии и отделяют от себя локализирующиеся за пределами научно-технического прогресса страны третьего мира. Беспрецедентный технологический отрыв поставил постиндустриальные страны в растущую независимость от сырьевых стран. В обществе, где информация и знания являются непосредственной производительной силой, социальная система становится наиболее динамичной, позволяя талантливым людям усиливать научно-технологический прогресс страны. Самодостаточность западной цивилизации, ее колоссальный научно-технологический отрыв и высокие темпы позитивных социально-экономических изменений перечеркивают надежды развивающихся и индустриальных стран на успешное воплощение стратегий «догоняющего» развития. Данную позицию подтверждают социально-экономические показатели «догоняющих» и модернизирующихся стран третьего мира. За последние 30 лет основная доля создаваемых в мире богатств находилась в распоряжении 20% граждан развитых стран и возросла с 70% до 82,7% , а доля доходов 20% бедных жителей «стран третьего мира» снизилась с 2,3 до 1,4% [4, с. 47–118].
Какова же должна быть стратегия реформирования российской социально-экономической системы, выбравшей прогерманский образец системы образования и американскую модель воспроизводства инноваций, чтобы сформировать устойчивый фундамент перехода к постиндустриальному типу с развитыми инновационно ориентированными региональными экономическими подсистемами?
Несомненно, специфика реформаторской деятельности определяется тем, в какой сфере общества или области она применена. Ее качественные основы можно выявить, анализируя результат реформирования, форму деятельности и механизм осуществления реформы в социуме, а также сам характер данной деятельности. Результат реформирования — это новый системный объект, который будет иметь самостоятельное существование в социальной структуре общества. Реформа должна быть направлена не только на изменение социальных объектов, социальных институтов или социальных связей, которые являются недееспособными в осуществлении своего социального предназначения, а на создание нового социального объекта, имеющего комплексные интеграционно-системные характеристики. Созданный объект, социальная связь или социальный институт по завершению реформирования должны полноценно функционировать с уже действующими структурно-функциональными компонентами всей целостной системы общества, в том числе, и в экономической сфере. Полноценно -это значит, что они должны не только не вносить дисбаланс в функционирование экономической подсистемы и системы общества в целом, но и улучшать их качественные характеристики.
Отправной точной процесса реформирования отечественных экономических институтов и социально-экономических связей, согласно целям инновационно ориентированной модели экономики, является способность к синтезу предыдущего опыта и адаптации его к условиям и потребностям экономической реальности, умение систематизировать деятельность людей, реализующих проект реформы. Нужно отметить, что в истории российского общества неудачи реформирования социально-экономической сферы чаще всего заключались в скачках от решения одной проблемы к другой, в авторитарном подходе реформатора и вере в свой личный опыт, а не в опыт специалистов в конкретной области. Что дает нам анализ исторического опыты применения реформирования? В рамках исторического развития общества в целом произошла дифференциация сфер его деятельности и, соответственно, усложнились сами способы его изменения.
Проанализируем некоторые тенденции осуществления реформ в период перехода от индустриального к постиндустриальному информационному обществу. Если до первой трети ХХ в. социальные преобразования носили преимущественно эволюционный или революционный характер в определенных областях жизни общества, то историческая реальность 60–90-х годов ХХ в. акцентирует свое внимание на утверждении того, что научно обоснованный и контролируемый процесс проведения реформ, прежде всего, служит социально-экономическому и политическому прогрессу общества. Если для XVII–XIX вв. было характерно проведение реформ во всех сферах жизни человеческого общества одной яркой личностью, то в XX в. в обществе с многофункциональной и сложной социально-экономической и политической структурами личность реформатора нивелируется или ассоциируется с руководителем (президентом) государства.
Интересно, что при историческом описании реформационных процессов в России прошлого они названы именами их зачинателей (реформы Петра I, реформы М.М. Сперанского, аграрная реформа П. Столыпина). Для описания же реформ второй половины XX в. используются такие термины, как «новая экономическая политика», «реформа образования 1961 г.», «перестройка», «политические реформы первой половины 90-х гг. и т.п. Появляется опыт социальной практики реформирования в какой-либо определенной сфере и развитие данного явления идет обезличенно, без упоминания имен. Административный аппарат управления территориями и государством в целом как бы присваивает идейные разработки реформ себе, и процесс приобретает автономный характер. Даже социальные институты с целью реализации функций самосохранения и воспроизведения все чаще используют реформирование своих структур и социальных связей. И личность здесь уже выступает как генератор идей, некая движущая сила, осуществляющая свои действия в соответствии с запросами и потребностями социальных институтов.
Следующая тенденция, характеризующая особенность реформ в постиндустриальном обществе показывает нам, что процесс осуществления реформ прямо пропорционально зависит от доступа к власти группы лиц, поддерживающих социальные преобразования. Сама структура власти предъявляет определенные требования по умению реформировать к личности, входящей в нее. Самоорганизующаяся система власти создает в обществе на основе философского, политологического, социологического и культурологического анализа определенные технологии осуществления реформ. В соответствии с этим реформы конца XX в. носят узкоспециализированный, целенаправленный характер. Причем всегда более или менее можно отследить динамику реформ, пользуясь научно разработанными средствами социальных измерений.
Интересно и то, что с развитием индустриальной базы общества, усовершенствованием технических и технологических сторон материального производства социальной опорой процесса реформирования в основном выступали собственники средств производства. Крупные производственные магнаты чаще апеллировали к представителям структур власти, и политика реформ приобретала характер, строго ориентированный на интересы представителей индустриального клана. Интеллектуальный потенциал представителей крупных производителей, собственников, их заинтересованность в социально-экономических преобразованиях с целью совершенствования и процветания их собственного бизнеса, расширения сфер его влияния в обществе были основной движущей силой экономических преобразований.
Однако роль технической интеллигенции в управлении различными областями жизни общества становилась тем значительнее, чем активнее шло развитие материально-технического производства. С бурными темпами научно-технического прогресса возрастает доля участия технической интеллигенции в преобразовании общества. Этот процесс тесно связан с тенденцией гуманизации в техническом образовании. В период перехода от индустриального общества к постиндустриальному в образовательных программах происходит увеличение гуманитарного цикла изучаемых предметов. За гуманитариями закрепляется функция духовного производства в обществе, создания идейной базы любых преобразований, и изменения реальности носят умозрительный характер — идей, зафиксированных в научно-исследовательских монографиях, художественной литературе, предметах изобразительного искусства. При этом техническая интеллигенция занимает позиции материального воплощения идей, реализует инновационные программы и начинает активно разрабатывать свои технологии реформ, опираясь на практический опыт. Существенной деталью является то, что технико-технологическая база общества поощряет преобразования, ведущие к упрочнению ее статуса, и препятствует тем, кто пытается ее разрушить. Взаимные уступки интеллектуальной гуманитарной элиты общества, ратующей за либеральные реформы, и технической интеллигенции, сферой влияния которой является создание совершенной технико-технологической базы общества, все чаще осуществляются путем договора.
В связи с этим выделяется следующая тенденция — взаимодействие традиционного уклада жизни и инноваций, вносимых реформами в жизнедеятельность общества. Переходный период от индустриального общества характеризуется мгновенным реагированием социальной структуры на инновационные процессы. Реформы одной сферы общества одновременно обусловливают реформирование других. Традиционный уклад рушится в короткие сроки, создается новый, вносимый течением инноваций. Однако в течение некоторого времени вновь созданное становится традиционным, и уже другое нововведение пытается разрушить утвердившееся.
Помимо отмеченных тенденций в развитии российского постиндустриального информационного общества есть специфические черты, оказывающие огромное влияние на процесс индустриализации и развитие информационных технологий и инновационного сектора экономики в России. Это коррумпированность органов исполнительной власти и слабость механизмов формирования гражданского общества.
Существует и другая немаловажная проблема — деконструкция социально-политических институтов индустриального общества, влияющая на проявление прогрессивных тенденций в экономике и управлении. В социально-политической деятельности государства, базирующегося на экономике перехода индустриального типа общества в постиндустриальное информационное, существует множество специальных направлений, для работы по которым требуется участие институтов гражданского общества. Однако в России конца XX в. гражданское общество по западному образцу отсутствует. В этом есть свои глубинные социальные причины: длительное господство института государства над обществом и регулирование самоуправляемых процессов экономики механизмами контроля политической элиты. Фактически у нас отсутствует возможность для самостоятельного существования институтов гражданского общества.
Одновременно при влиянии вышеуказанных тенденций идет формирование инновационных кластеров в регионах России с увеличением доли инновационного малого предпринимательства, созданием новых рабочих мест и внедрением научных разработок ученых вузов. Однако все ли так хорошо как планируется?
Проблемы создания цикла воспроизводства инноваций
Согласно «Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации» [5], Правительством была сформулирована стратегическая цель перевода российской экономики с инерционного энергосырьевого на инновационный путь развития. Переход на инновационный путь развития предполагает существенные изменения в самих механизмах экономического роста. Планируется рост инновационных малых и средних предприятий на 40–50%, а доля инновационной продукции в выпуске всей промышленной продукции должна увеличиться до 35% (в 2005 г. она составляла 2,5%). Одновременно должна сокращаться доля сырьевого сектора с 8,4 до 6,8%. В Концепции очень красиво говорится о формировании национальной инновационной системы и современного высокотехнологического комплекса. В то же время имеются некоторые опасения относительно ключевых аспектов развития российской экономики по инновационному сценарию. Необходимо отметить, что выполнение столь амбициозных планов требует экстраординарных усилий, выходящих далеко за пределы нынешней вялотекущей и внутренне противоречивой политики.
Чтобы российская экономика внедряла инновационные разработки, необходимо воссоздание всего цикла воспроизводства инноваций. Независимо от типа экономики затраты на воспроизводство инноваций распределяются следующим образом:
— фундаментальные исследования и разработки требуют условно 1 руб.;
— прикладные разработки и создание опытных образцов требуют условно 10 руб.;
— конструирование, создание и оптимизация технологий, вывод на рынок нового продукта требуют условно 100 руб.
Для того чтобы разрушить, к примеру, инновационный сектор экономики США, лучше всего ликвидировать венчурные фонды, которые финансируют университетские лаборатории и выделяют рисковый капитал (вкладывая который можно не получить ожидаемый результат) на экономически перспективные прикладные разработки. Первый элемент круга воспроизводства инноваций присутствует всегда. Это ученые, для которых наука и исследования — суть их жизни независимо от материального обеспечения. Третий элемент представлен крупными фирмами, имеющими собственные исследовательские лаборатории, для которых инновации — это путь к созданию конкурентоспособного продукта на рынке. Но даже из опыта таких развитых стран, как США, Германия, Япония, мы видим, что лидерами здесь становятся фирмы, работающие в сфере автомобилестроения, машиностроения, IT-технологий, газо-нефтедобычи. Так где же будут воспроизводиться инновации для остальных секторов экономики? И каким должно быть образование специалиста, чтобы оно было востребовано предприятиями со своей региональной спецификой?
Сегодня в экономике России нет ни второго, ни третьего элементов круга воспроизводства инноваций, да и деятельность ученых в вузах сегодня невозможна из-за нищеты лабораторий и устаревшей материально-технической базы. За годы реформирования экономики были ликвидированы и прикладная наука, и крупные фирмы, создающие высокотехнологичную продукцию. В последние годы Российскую Академию наук обязали заниматься инновациями. Но даже если допустить, что на первом уровне фундаментальных разработок все будет сделано хорошо, то где взять фирмы, способные конструировать, создавать опытные образцы и организовывать производство нового инновационного продукта (от создания нового оборудования для производства нового продукта до вывода его на рынок)? Понятно, что в ситуации отсутствия основных субъектов инновационного процесса в экономике невозможно при помощи идеи создания студенческих инновационных бизнес-инкубаторов при университетах сформировать весь инновационный кластер экономики. А ведь эту задачу полностью переложили на плечи вузовской науки.
Несмотря на идущую реформу образования и реализуемый национальный проект, сделать это пока невозможно. Причины в следующем:
— оборудование научно-исследовательских институтов и лабораторий настолько устарело, что требует кардинального переоснащения;
— не разработаны и не проанализированы различные механизмы воспроизводства инноваций в разнообразных сферах экономики (для технических и инженерных областей применения, для медицины, математически-прикладных областей, химического производства и т.п.);
— отсутствуют эффективные механизмы финансирования создания инновационного продукта предприятиями и его вывода на рынок. Практика создания венчурного финансирования и реструктуризации производства столь незначительна, что свидетельствует о долгосрочном финансировании и государственном «инкубировании» всего комплекса воспроизводства инноваций;
— наука, инновации, создание и использование новых возможностей в образовании — это необходимость вложения в развитие материально-технической базы университетов больших средств. И, несомненно, здесь велик риск и слишком длителен срок для оборота вложенных средств. Инновационный сектор еще нуждается в бережном выращивании. Кроме того, он развивается при помощи сложных, громоздких структур и механизмов, а субъектов, готовых к работе в данной области, в России пока нет. Эта область непривлекательна по причине высокого риска, юридических коллизий и отсутствия необходимого специального образования;
— многочисленные манипуляции массовым сознанием за последние двадцатилетие разрушили многие смыслы и ценности нашего общества. Можно сказать, что существует иллюзия, будто разрушены старые ценности советского общества, хотя на самом деле разрушены были и те, которые определяли жизненный смысл большинства людей. На смену разрушенным не пришло ничего нового, а споры о национальной идее и ценностях современной России еще больше утвердили конформизм;
— взяточничество, так называемый «черный откат» за работу над проектом ученых при всей уголовной подоплеке практически стал нормой.
Сегодня ученые являются единственным объективным экспертным сообществом, способным предвидеть кризисы, риски и оценивать открывающиеся возможности. Наука -единственный эталон для системы образования, ведь университетское современное образование неотделимо от науки. Именно в научной среде еще остались люди, которые организовывали блестящие инновационные проекты, брались за крупные технические проекты и с успехом осуществляли их. М. Хайдеггеру принадлежит фраза: «человек — это возможность», о науке можно сказать, что она возможность в квадрате. Только от нас зависит, чем она станет — опорой, надеждой или чудом.
В заключение еще раз подчеркнем, что в условиях формирования постиндустриального информационного типа общества в начале ХХI в. происходит деформация сложившейся технологии осуществления реформ. Синтез эволюционных и революционных элементов создает новый тип реформ, степень осуществления которых зависит от степени владения информацией и степени контроля социальных и реформационных процессов.
Характерными чертами реформаторской деятельности в индустриальном типе общества являются: прямой или опосредованный доступ к власти (личность либо сама является прямым носителем власти, либо использует все возможные формы доступа к властным структурам); потребность в реформаторском творчестве властных структур, с целью укрепления власти, уступки господствующего класса, потребности эволюционных социальных форм организации жизни; зависимость эффективности реформ от экономики; формирование технологий осуществления реформ и их активное применение для достижения прогрессивных целей социального развития; переоценка статуса реформаторской деятельности личности в условиях демократического государственного устройства в реалиях ХХ в. и формирование основ института реформаторства в начале ХХI в.
И все же не всякая преобразовательная деятельность считается реформаторством. Реформаторство представляет собой особый вид преобразовательной деятельности субъекта, направленный на создание нового системного объекта в социуме и его подсистемах с целью разрешения противоречий в социальных отношениях, создания новых социальных связей или разрушения старых, мешающих полноценному функционированию социального объекта или социальных отношений. Важным ее критерием является характеристика значимости системных объектов, созданных в результате реформационных изменений в определенном общественно-историческом времени для функционирования социума и его структуры. Значимость результатов реформирования должна быть признана несколькими поколениями, поскольку только время жизнедеятельности созданного объекта способно охарактеризовать степень созидательности. И только в силу этого реформирование будет нести новые ценности в общественные отношения, в идеологию, общественную психологию и менталитет. |
| |
|
|
