|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (34), 2010 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Миропольский Д. Ю.
заведующий кафедрой общей экономической теории
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
доктор экономических наук, профессор
| |
| | | | | В статье исследуется проблема соотношения экономики и неэкономики. Данное соотношение конкретизируется в направлении отношения экономики к природе. Делается вывод, что продукт, развиваясь, сохраняет и уничтожает природу. Сохранение и уничтожение природы проходит три эпохи: господства природы над продуктом, господства продукта над природой и взаимопревращения природы и продукта | | Ключевые слова: философия экономических ценностей, человек, продукт, природа, вещество природы, универсум, творимое и творящее |
Проблема отношения экономики к природе является одной из самых сложных и запутанных в экономической теории. Производит ли природа? Потребляет ли природа? Участвует ли природа в создании стоимости (ценности) и если участвует, то как? Может ли быть решена экологическая проблема и т. д. и т. п.
В данной статье мы сосредоточиваемся преимущественно на элементарном, качественном отношении экономики и природы. Экономика рассматривается просто как нечто качественно иное по сравнению с природой. Такие более сложные срезы данного отношения как количество, мера, сущность, понятие еще ждут своего обстоятельного исследования и затрагиваются в статье мимоходом.
Экономика является лишь частью бытия человека. Следовательно, решение вопроса отношения экономики к природе упирается в решение более общего вопроса отношения человека к природе. Мы определяем человека как процесс творения *.
Человек пересотворяет преднайденный мир в мир человека. Человек является единством трех фундаментальных определений — единством тела, продукта и духа *. Поэтому творение себя (своего мира) есть творение человеком своего тела, продукта и духа.
Экономика в ее наиболее общем и простом определении и есть продукт как процесс производства и потребления. Поэтому отношение экономики к природе в самом непосредственном виде есть отношение продукта к природе.
Мир природы и мир человека образуют универсум, мир как единое целое. Этот мир развивается, переходя от менее сложных к более сложным формам. Мы не знаем почему это так, каким образом этот процесс развития универсума начался и как он закончится. Именно это незнание является одной из главных причин различных религиозных верований и множественности философских концепций. Я исхожу из того, что универсум есть некая самосотворяющаяся реальность. В этом смысле в природе присутствует творение: она часть универсума и она развивается, порождая все более сложные формы.
Однако процесс творения универсумом самого себя присутствует в природе в свернутом виде, в себе. Эта потенциальность процесса самосотворения обнаруживается в отделенности его творимого и творящего моментов *. Универсум, выступая в форме природы, создает сначала неживые, а затем живые объекты. Но эти объекты не являются одновременно субъектами творения. Они сами себя не творят. Слепая природная необходимость создает слонов и носорогов. Но ни один носорог не будет осуществлять действия, означающие его выход за пределы этой необходимости. Природа творит носорогов, но насороги не творят природу.
Человек же, являясь действительным процессом творения, соединяет в себе творящее и творимое. Он является и объектом, и субъектом процесса творения. В этом смысле универсум как нечто самотворящееся получает в человеке свое высшее воплощение. Мир человека и есть универсум, который выражаясь по-гегелевски, пришел к самому себе. Если человек есть действительное творение, а природа — потенциальное, то, во-первых, человек потенциально содержится в природе. Можно сказать, что природа это неразвитый человек, а человек — развитая природа. Во-вторых, человек из природы возникает. «Человек начинает свою историю на основе природных предпосылок, т.е. условий, созданных не его трудом, а качественно иными процессами взаимодействия материальных объектов, имея в качестве своего прошлого эволюцию Вселенной» *. В-третьих, возникнув, человек природу снимает, то есть, сохраняя, уничтожает.
Продукт — одно из определений человека, следовательно, все, что сказано относительно человека и природы, касается и продукта.
Если природа — недоразвитый человек, то природа — недоразвитое тело человека, недоразвитый продукт человека и недоразвитый дух человека. Природа как недоразвитое тело и дух меня сейчас не интересует. Интерес представляет природа как недоразвитый продукт. Продукт, будучи процессом производства и потребления, присутствует в природе в себе, в свернутом виде. Следовательно, все вещество природы способно к превращению в продукт. Но если вещество природы способно к превращению в продукт, следовательно, превратившись в продукт, оно в продукте присутствует. Значит, продукт зависит от вещества природы. И действительно, исторически человек осваивал то вещество природы, которое заставал на поверхности Земли по мере ее заселения. На Чукотке невозможно собирать дикий рис, а в Индокитае охотиться на северных оленей. Зависимость продукта от вещества природы настолько заметна и очевидна, что некоторые считают будто эта зависимость и доказывает то, что природа производит и потребляет. В одном случае, мол, природа произвела человеку дикий рис, в другом — северных оленей. А человеку нужно только подставлять рот. В реальности, конечно, человек, обнаружив в природе рис и оленей, совсем для него не предназначенных, сумел приспособить эти природные вещества для своего производства и потребления. По мере развития продукта для трансформации в него становятся пригодными различные природные субстанции. Это дает преимущества тем народам, на территории которых эти ресурсы есть. Скажем, на аграрной стадии возможности хорошей жизни были у тех, кто обладал плодородной, орошаемой землей. На индустриальной — у тех, кто располагает железом и нефтью. Когда-нибудь человек приспособит для своего производства и потребления центр Антарктиды, хотя сегодня кажется, что природа там для него ничего не «произвела».
Превращение в продукт постепенно вызревает в природе. Добывание и пожирание корма животными постепенно подготавливает производство и потребление человека. Причем эта подготовка иногда носит столь изощренный характер, что очень сложно удержаться от признания пусть примитивной, но уже хозяйственной и, шире, социальной жизни у животных. Например, М.Л. Бутовская и Л.А. Файнберг, исследуя поведение обезьян, констатируют, что чаще всего у видов, «специализирующихся на питании фруктами, отмечается развитие деспотической социальной иерархии, а у видов приматов, потребляющих преимущественно стебли и листья растений, группы, напротив, весьма аморфны, иерархия практически отсутствует» *. Однако, все же подготавливая производство и потребление, добывание и пожирание сами действительным производством и потреблением не являются.
Когда человек выделяется из природы, он выделяется с продуктом. Становление человека, есть становление продукта, как одной из его определенностей. Поэтому приведенный выше отрывок из работы И.А. Сафронова не надо понимать так, что человека создала природа. Природа создала лишь предпосылки человека, человек выделился из органического мира «благодаря труду» *(читай — благодаря продукту).
То, что человек выделяется из природы вместе с продуктом, а у животных производства и потребления нет, для некоторых не очевидно. Например Ю.И. Семенов заявляет, что «хабилисы изготовляли орудия при помощи орудий, т.е. производили» *. Однако если бы у хабилисов «не было найдено орудий, то никто из исследователей не усомнился бы в том, что они являются животными по своей морфофизиологической организации, включая структуру мозга» *. И далее автор продолжает: «производственная деятельность с одной стороны, мышление и язык — с другой, возникли не одновременно, а с разрывом примерно в 0,5–1 млн лет» *.
В итоге Ю.И. Семенов однозначно полагает, что производственная деятельность в животной форме возможна и необходима *. Аналогичных взглядов придерживается Б. Ф. Поршнев *.
М.Л. Бутовская и Л.А. Файнберг занимают менее категоричную позицию. Опираясь на точку зрения Т. Вайна и В. Мак-Грю, они полагают, что отделять человека от животного по критерию умения изготавливать орудия с помощью орудий нельзя. Эти авторы считают, что человекообразных обезьян «можно научить изготавливать орудия с острым краем при помощи камня-молотка» *. То, что шимпанзе не изготовляют орудий, подобных примитивным чопперам они объясняют «скорее отсутствием потребности в орудиях подобного рода, нежели недостаточным уровнем развития интеллекта» *.
Тем не менее, не называя хабилисов людьми, М.Л. Бутовская и Л.А. Файнберг видят различия между ними и шимпанзе в разном уровне потребления мяса и использования орудий для его добычи *. То есть, эти авторы смещают акцент с производства средств производства к производству и потреблению конечных продуктов.
Точку зрения резко противоположную Ю.И. Семенову занимает А.М. Румянцев. Для него производство — исключительно человеческий феномен. Поэтому олдувайские гальки были произведены и произведены мыслящим человеком *. По мысли автора животные не комбинируют полученных ими представлений о природе. «Для того, чтобы сделать орудие труда, необходимо комбинировать разнообразные представления об окружающей природе. Изготовление олдувайской гальки не “запрограммировано” природой, поскольку оно не обусловлено безусловным рефлексом ... обработка олдувайской гальки осуществлялась вне действия безусловного рефлекса, вероятно, уже в момент после удовлетворения изготовителем своей настоятельной потребности в еде, но в предвидении охоты, в предвидении разделки туши убитого животного»16. Для подтверждения своей точки зрения А.М. Румянцев ссылается на эксперименты, когда обезьянам предлагали каменные орудия, но «ни одна никогда не использовала их для обработки другого материала» *.
Такой же позиции придерживается В.П. Алексеев, который считает, что «об орудийной деятельности, или труде можно говорить только как о труде человеческом...» *.
В.П. Алексеев обосновывает свою позицию, опираясь на исследования Т. Винна. Изучая древние орудия, Т. Винн выделяет четыре свойства психики, которыми должен обладать человек, изготовивший их: а) понимание отношения части к целому (и наоборот); б) осознание соотношения частей; в) осознание пространственно-временных отношений; г) понимание идентичности объектов или операций *.
В.П. Алексеев полагает, что указанные четыре свойства соединяются вместе на сравнительно развитых стадиях антропогенеза. Если же речь идет о начальных актах труда, то выделенные его признаки могут возникать по отдельности независимо друг от друга. Однако даже один возникший признак достаточен, чтобы свидетельствовать о начале человеческой трудовой деятельности. Олдувайские гальки, по мнению, В.П. Алексеева, демонстрируют отдельные из выделенных Т. Винном свойства, следовательно, свидетельствуют не об условно-рефлекторной животной деятельности, а о начале человеческого труда *.
По поводу этой дискуссии можно заметить следующее. Если твердо держаться мысли, что продукт — одно из определений именно человека, а не животного, то хабилисы либо не были людьми, но тогда они не производили и не потребляли, либо производили и потребляли, но тогда людьми являлись.
Но, решая этот вопрос, нельзя забывать о процессе становления продукта, а значит и человека. Когда животные (древние обезьяны) начали совершать первые акты производства и потребления, то в этих актах производства и потребления они животными уже не были. Если процесс производства и потребления был лишь мимолетным, то и возникший человек был мимолетным. Но это был уже человек (человек экономический). Поэтому я, конечно же, не могу согласиться с исследователями типа Семенова и Поршнева и полагаю, что хабилисы были настолько людьми насколько они производили и потребляли. Вопрос заключается лишь в том, насколько они были людьми? На какой стадии развития находился их продукт? Румянцев и Алексеев придерживаются той точки зрения, что изготовление орудий труда — факт, свидетельствующий о том, что качественный скачек произошел и существо, производящее орудия труда — в основном уже человек. Доводы, которые приводят Семенов, Файнберг, Бутовская ставят этот критерий под сомнение и вполне возможно, что со временем он будет опровергнут. Кроме того, нужно понимать, что согласно развиваемой здесь концепции, на стадии выделения человека из мира природы определяющим признаком человека является тело. А продукт и дух — вторичны *. Но для нашей темы это не принципиально. Для нашей темы принципиальным является то, что природа не производит и не потребляет. Производит и потребляет только человек. Продукт — нечто качественно иное, чем природный процесс и в природе процессов производства и потребления, т.е. продуктов, нет.
Итак, продукт, имеющийся в природе в себе, выделился из природы вместе с более общим процессом выделения из природы человека. Теперь человек, как форма развития универсума, должен природу снять (уничтожить и сохранить). Что означает это снятие природы с точки зрения продукта?
Продукт возникает не наряду с природой, а из природы. То есть продукт замещает собой природу, одновременно сохраняя, как уже отмечалось, в себе ее вещество. Каменное рубило это не камень, данный природой, это именно рубило. Но камень (вещество природы) в рубиле сохраняется. В этом смысле рубило уничтожило фрагмент природного вещества (камень), одновременно сохранив его в себе как подчиненный момент. В этом и заключается снятие природы продуктом.
Но возникает вопрос, камень как фрагмент природы изолирован или связан со всей вселенной? Конечно, связан. Получается, что и в производстве, и потреблении рубила человек находится в отношении со всей вселенной. «Непосредственно я ем вот этот хлеб. Но ... в силу единства и связанности космоса, я под видом этого хлеба вкушаю плоть вселенной. Ибо в истории этого хлеба, как и всякой частицы вещества, заключена история всей вселенной» *. Из этого вытекает, что продукт, сняв очередной фрагмент природы, оставляет вовне себя остальную, еще не снятую природу. Однако он с этой неснятой природой связан и она является условием его производства и потребления. Условием, без которого производство и потребление невозможно.
Произведя и потребив рубило, первобытный человек вторгся во все мироздание. Он вторгся в то, что сам не создавал, а значит, он понятия не имеет о последствиях этого внедрения. А последствия печальные, ибо система, не человеком созданная, выведена из равновесия. Например, создав рубило, человек смог убивать больше оленей и получил больше мяса. В итоге, оленей стало мало, а людей, которые размножились, стало много. Как быть? Придется кроме рубил использовать копья и сети для ловли рыбы. Таким образом, если раньше человек производил и потреблял рубила и оленей, то теперь рубило, копья, сети, оленей и рыбу. То есть, встав в один раз на путь производства и потребления продукта и заместив продуктом мельчайшую частицу природного вещества, человек попадается в ловушку своих отношений с природой и включается в гегелевскую дурную бесконечность замещения природы продуктом. Изготовив рубило, человек нарушил вселенную и получил негативный ответ в виде нехватки оленей. В окружающей среде образовалась брешь, которую надо заткнуть. Чем может заткнуть эту дырку человек? Тем, в чем он хорошо преуспел, — продуктом (копьями, сетями). А следующую прореху в природе, которая неизбежно возникает, чем он закроет? Конечно, дополнительным продуктом. Разворачивается дурная бесконечность. Например, тасманийцы, которые считаются одним из наиболее примитивных сообществ, выжигали на своих охотничьих угодьях старую траву. Это способствовало тому, что кенгуру, на которых тасманийцы охотились, получали свежую траву и лучше размножались. По этому поводу В. Р Кабо пишет: «Выжигание травы было причиной периодических пожаров, которые охватывали огромные территории. Экологический эффект этих пожаров очень велик: на обширных пространствах Тасмании произошла смена растительности, влажные леса уступили место кустарникам и открытым саваннам, изменился характер почвы, климат ... усилилась эрозия. Огонь был наиболее эффективным орудием воздействия первобытного человека на природу в его интересах, и он, конечно, не мог предвидеть всех последствий его вмешательства» *.
В дурной бесконечности замещения природы продуктом хорошо видно качественное отличие добывания и пожирания корма животными и производства и потребления продукта человеком. Животное, существуя в определенной экологической нише, само является ее органическим элементом и за пределы ниши не выходит. Оно не способно эту нишу изменить. Напротив, будучи органическим элементом ниши, животный вид меняется вместе с ней или вымирает. Человек же, существуя в определенной природной среде, сам начинает ее изменять, встраивая в нее все новые и новые продукты. Если же природная среда изменяется независимо от человека, то человек не изменяется вместе с ней. Он остается человеком и изменяет в ответ среду так, чтобы она продолжала быть средой его обитания. Изменяет конечно же путем производства и потребления очередных продуктов.
Когда закончится это замещение природы продуктом? Решая одну проблему в своем отношении с природой, путем замещения очередного фрагмента природы, продуктом, человек неизбежно получает другую проблему. Следовательно, завершиться данный процесс может лишь тогда, когда человек получит возможность и практически, и теоретически предопределять последствия замещения природы продуктом. Но предопределять последствия можно лишь тогда, когда ты сам творец природы. Иначе говоря, проблема отношения продукта к природе будет решена лишь тогда, когда человек превратит природу в продукт. «... Саморазвитие человека в направлении целостности состоит именно в том, чтобы «подчинить» себе законы и основания предшествующих ему форм движения. Следовательно, хотя человек как мыслящий субъект имеет различные предпосылки своего эмпирического бытия, тем не менее он становится действительным человеком, когда они воспроизводятся им в качестве результата собственного развития» *. Лишь тогда процесс снятия природы, начатый в каченном рубиле, будет завершен. Природа будет сохранена и одновременно уничтожена. Но если природа превращена в продукт, значит продукт стал природой, и не второй природой, а единственной. Что это будет за природа? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Он упирается в то, каков будет человек (сверхчеловек) будущего. Захочет ли будущий человек воспроизводить изначально данную природу? И.А. Сафронов, например, считает, что человеку нужна не изначальная природа планеты Земля, а очеловеченная природа, т.е. «преобразованная в соответствии с необходимостью реализации новых возможностей социального бытия человека» *. Но, если будущий человек захочет воспроизвести «девственные» леса и чистые реки, то он сможет это сделать. Но эти «девственные» леса, конечно же, девственностью обладать не будут. Это будет продукт человека. Нечто производимое и потребляемое.
Процесс снятия природы продуктом проходит три эпохи: эпоху господства природы над продуктом, эпоху господства продукта над природой и эпоху взаимопревращения природы и продукта, которая только что была обрисована.
Эпоха господства природы над продуктом обусловлена тем, что продукт еще только выделился из природы как нечто качественно от нее отличное. Будучи простейшим, продукт представляет собой непосредственный переход производства в потребление и потребления в производство. Если переход производства в потребление и обратно непосредственен, значит человек (пусть это даже чуть-чуть человек) все что производит, производит сам и для себя. Точно так же, все что он произвел, он сам же и потребляет. Но если ты сам все производишь и сам все потребляешь, значит ты полностью господствуешь над своим производством и потреблением (над этой своей человеческой определенностью).
Однако как может господствовать над своим производством и потреблением существо, которое еще только начинает выделяться из природного мира, существо, которое мало отличается от животного и делает первые попытки производить и потреблять? Господство над производством и потреблением возможно здесь лишь за счет того, что продукт еще почти природное вещество. Это вещество природы едва-едва подвергается трансформации. Не даром прижился термин «присваивающее хозяйство».
Выше уже обсуждался вопрос о том, что продукт, снимая фрагмент природы, оставляет остальную природу в качестве условия своего производства и потребления. И эта ситуация сохраняется до тех пор пока природа не исчезнет. Теперь представьте, что продуктом снят не фрагмент природного вещества, а «фрагментишка», маленький, «вшивенький», почти незаметный. В этом случае бытие продукта полностью зависит от неснятой природы. Природа абсолютно господствует над производством и потреблением человека. Ее случайность и хаотичность захватывает продукт и делает его таким же случайным и хаотичным.
Получается странная вещь. Человек, умеющий произвести и потребить свой продукт от начала и до конца, — господин своего продукта. Однако так как примитивный продукт сильнее зависит от буйства природы, чем от умелости и усилий человека, то человек — раб своего продукта, а через продукт — раб и природы тоже. Он господин и раб одновременно. Эту противоположность в свое время подметил Ю. И. Семенов. Он разделил всю деятельность человека на два вида: «... на деятельность, результаты которой зависят, прежде всего, от самого человека, — свободную практическую деятельность и на деятельность, результаты которой опосредованы не поддающейся контролю человека игрой случайностей, — несвободную, зависимую практическую деятельность» *. И далее констатировал: «На самых ранних стадиях развития человечества сфера свободной практической деятельности была необычайно узкой. Почти вся практическая деятельность первобытных людей была несвободной, зависимой» *.
Задолго до Ю.И. Семенова Н.И. Зибер ставил тот же вопрос: «Действительно ли человек, стоящий на низших ступенях развития, менее стеснен в выборе своей деятельности нежели средний европеец?» *И ответил на него так: «Довольно сослаться на факт неполного удовлетворения одной частной потребности первобытного человека, на недостаточность способов его передвижения, чтобы убедиться в противном... Он правда свободен, говоря теоретически, уйти в каждую минуту жизни куда пожелает, но принимая на себя все тяжкие условия, которые делают это передвижение фактически невозможным» *. Средний же европеец, считает Зибер, посредством поезда может перемещаться куда угодно и поэтому действительно свободен *. Правда эта свобода перемещения омрачена сроками отхода (и направлениями движения) поездов. Однако, в целом, Н.И. Зибер заявляет: «Самое стеснение, самая механичность и правильность общественного производства, перемещения и потребления ведут к предоставлению каждому отдельному индивиду такой свободы выбора действий, о какой и не снилось вольному сыну лесов и степей...» *.
Но есть и другие оценки жизни первобытных людей. М. Мид отмечает: «На Самоа поражает отсутствие каких бы то ни было различий между работой, которую необходимо делать и нельзя любить, и игрой как чем-то таким, что делают охотно, работой как главным делом взрослых и игрой как главным делом детей» *. М. Салинз приводит факт из той же серии: у некоторых австралийских племен слова «работать» и «играть» не различаются *. Я. Линдблад, оценивая жизнь латиноамериканского племени акурио, отмечает, что они живут совершенно свободно: «Каждый мужчина делает то, что считает нужным» *.
Видно, что возникло обычное разноголосие мнений. Ряд авторов, подобно Семенову и Зиберу упирают скорее на несвободу экономического поведения первого человека. Другие же исследователи (Мид, Салинз, Линдблад), наоборот, подчеркивают ее свободный характер. Противоположность позиций связана с их недиалектичностью. Рабство, несвобода первых людей является прямым следствием и продолжением их свободы. Равно как и наоборот свобода вытекает из рабского экономического положения. Практическая деятельность диких людей была несвободной, если соотносить ее с природой. В этом Ю.И. Семенов и Н.И. Зибер правы. Однако, если соотносить практическую деятельность (производство и потребление) с самой собой, то здесь первобытный человек был на порядок свободнее современных людей, ибо в отличие от нас, господствовал над своим производством и потреблением. Правда, господство это жалкое.
Итак, на первоначальном этапе своего существования человек — господин своего ничтожного продукта и раб неуправляемой природы. Человек хочет расширить область своего господства и сократить область, где он игрушка стихийных, страшных сил. Получается, что человек не только вынужден замещать природу продуктом из-за нарушений, вызываемых в природе производством и потреблением, но он и хочет этого замещения, так как оно делает его более свободным от природы.
Страстное желание человека сделать природу управляемой и тем самым освободиться от нее выражается в магической практике и приписывании лидерам сообществ способности сотворять природу. Леви-Брюль со ссылкой на другого автора приводит очень выразительный пример: «На острове Киривина в архипелаге Тробриан «наш влиятельный вождь Булитара спросил меня однажды обладаю ли я ... оккультными способностями. Когда же я ответил, что не стремлюсь к этому, он сказал: «Кто же делает ветер, урожай и дождь в твоей стране?» Я ответил: Бог. «А, — сказал он, — это верно: Бог выполняет эту обязанность для твоего народа так же, как я делаю для своего. Бог и я — мы оба равны» *.
Однако для того, чтобы не мистически, а реально «подавить» неуправляемую природу надо развивать продукт. Радикальным способом развития продукта является освоение таких производительных сил, которые требуют разделения труда. Именно разделение труда позволяет человеку вступить во вторую эпоху — эпоху господства продукта над природой. В предшествующую эпоху — эпоху господства природы — это господство приводило к тому, что человек, контролируя свой продукт, был одновременно не властен над ним. Теперь же все меняется. Процессы производства и потребления становятся стабильными и гарантированными. Случайности природных процессов оказывают на них все менее заметное влияние. Человек может жить спокойно и самодовольно радоваться покорению природы. Однако эта радость длится не долго. Уже обсуждался вопрос о том, что, производя и потребляя продукт, человек проникает не только в ту часть природного вещества, которую он превращает в продукт, но и во всю вселенную. Неснятая, оставшаяся природа оказывается нарушенной и начинает угрожать человеческому существованию.
В эпоху господства продукта над природой ситуация доходит до крайности. Во-первых, в эпоху господства природы над продуктом, продукт, как отмечалось, мало отличался от природного вещества. Олень поджаренный на костре, почти то же самое, что олень разорванный волками. А вот в эпоху господства продукта над природой продукт — полная противоположность необработанному природному веществу. Он — страшное чудовище из металла и пластика, постоянно изрыгающее ртуть, радиацию и ядовитые газы. Эта антиприродная субстанция все в большей мере становится средой существования человеческого тела и духа. Так как тело человека остается связанным с природой, то продукт угнетает тело человека. А нездоровое тело рождает нездоровый дух.
Во-вторых, по мере расширения продукта, неснятая часть природы сокращается и подвергается все более массированным и разносторонним нарушениям. В результате неснятая природа, как условие человеческого производства и потребления становится нарушенным условием. Возникает глобальная экологическая проблема, которая уже со своей стороны ставит под вопрос дальнейшее существование как самого монстра (продукта), так и тела, и духа человека.
Таким образом, человек, господствуя теперь через продукт над природой, попадает в новую зависимость от нее и под страхом самоуничтожения должен от этой зависимости избавиться. И, тем не менее, как бы ни осложнялся процесс, природа подчинена.
А как обстоят дела со второй стороной проблемы? Имеется в виду первоначальное господство человека над продуктом. Выше отмечалось, что первобытный человек полностью производит свой продукт и полностью его потребляет. То есть контролирует процессы производства и потребления. В эпоху господства продукта над природой и с этой стороны ситуация радикально изменяется. Разделение труда приводит к тому, что конкретный единичный человек производит не весь продукт, а только его мельчайшую частицу, обусловленную местом человека в этом разделении труда.
Получается, что остальной производимый продукт за пределами данной частицы выступает по отношению к человеку как чуждая неконтролируемая стихия, какой раньше была природа. Персонифицировать весь производственный процесс может лишь общество. И это общество в глазах индивида тоже становится чуждой и часто враждебной силой. Кроме того, специализированный производитель потребляет продукты, которые он сам не производит, как в старые добрые первобытные времена. Этот разрыв производства и потребления ведет к тому, что специализированный производитель не знает, кто и как будет потреблять его продукт и будет ли потреблять вообще. Он ни в чем не может быть уверенным. Точно так же он не может быть уверен, что неподвластная экономическая система поставит ему продукты для потребления нужного количества и качества. И здесь контроль утрачен.
В итоге, человек был господином своего продукта и стремился господствовать еще и над природой. Теперь, став господином природы, он одновременно стал рабом своего собственного продукта. Н.И. Зибер прав в том отношении, что современный человек при помощи поезда имеет несравненно больше возможностей преодолевать расстояние. Но Зибер не хочет видеть того, что на этом поезде винтик (специалист) везет винтики. И везет он эти винтики не потому что в этой перевозке раскрываются его человеческое существо, а потому что в пункте В на его винтики спрос выше, чем в пункте А. Мы опять получили несчастное, мучающееся существо.
Выходом из этой ситуации может быть только наступление третьей эпохи — эпохи взаимопревращения природы и продукта. Ф. Энгельс, возражая против гипотезы тепловой смерти вселенной, и, соответственно, человечества, в свое время писал: «Сколько бы миллионов солнц и земель ни возникло и ни погибло; как бы долго ни длилось время, пока в какой-нибудь солнечной системе и только на одной планете не создались условия для органической жизни; сколько бы бесчисленных органических существ не должно было раньше возникнуть и погибнуть, прежде чем из их среды разовьются животные со способным к мышлению мозгом, находя на короткий срок пригодные для своей жизни условия, чтобы затем быть тоже истребленными без милосердия, — у нас есть уверенность в том, что материя во всех своих превращениях останется вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на Земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время» *. Пафос этой статьи другой. Человек, превратив природу в продукт, а продукт в природу, застрахует себя от всех возможных природных коловращений и создаст условия для подлинного развития духа. | |
|
