Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 3 (31), 2009
ФИНАНСОВО-КРЕДИТНАЯ СИСТЕМА. БЮДЖЕТНОЕ, ВАЛЮТНОЕ И КРЕДИТНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЭКОНОМИКИ, ИНВЕСТИЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ
Ткаченко С. Л.
доцент кафедры европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук


Теория внешних воздействий и европейская валютная интеграция
В статье исследуется теория внешних воздействий и европейская валютная интеграция. Приводятся и сопоставляются мнения различных ученых о роли внешних факторов в экономическом развитии государств и интеграционных блоков. Предложена авторская трактовка применения данной теории к анализу мирового финансового кризиса 2008–2009 гг.
Ключевые слова: политэкономия, валютная интеграция, теория внешних воздействий, неофункционализм, экономическое развитие, государственное управление

Целью данной статьи является критический анализ одной из популярных политэкономических теорий, изучающих экономические аспекты интеграции на уровне суверенных государств. Теория внешних воздействий развивалась под сильным влиянием опыта европейской экономической интеграции и применяется к анализу состояния интеграционного процесса на зрелом этапе его развития. Теория является междисциплинарной, а ее наработки активно используются учеными, изучающими интеграционные процессы и формы межгосударственного сотрудничества на межправительственном и наднациональном уровнях.
Теория внешних воздействий представляет собой попытку анализа истоков и динамики интеграционных процессов поверх государственных границ на уровне взаимодействия ключевых акторов государственного управления. В своем нормативном аспекте она объясняет необходимость экономической интеграции и закономерность формирования высшей на сегодняшний день интеграционной модели «экономического и валютного союза» (ЭВС), что определяется действием акторов извне, а также следствием влияния глобальных процессов, затрагивающих мировую экономику в целом. Эмпирический материал для разработки теории внешних воздействий в изобилии дает процесс европейской интеграции, но авторы теории настаивают на ее универсальном характере и возможности применения при рассмотрении интеграционных процессов в других уголках планеты.
Уже на этапе концептуального осмысления проекта «внутреннего рынка ЕЭС» и особенно после провозглашения во второй половине 1980-х гг. плана Ж. Делора о создании «внутреннего рынка ЕЭС» исследователи процесса европейской интеграции столкнулись с тем, что доминировавшие прежде неофункционализм и межправительственный подход не дают исследователям достаточных инструментов для осмысления новых грандиозных масштабов интеграционного процесса. Появление в словаре экономистов-международников в начале 1990-х гг. таких терминов, как «слияние суверенитетов» [*], «многоуровневое управление» [*], «политические сети» [*] знаменовало формирование консенсуса относительно того, что процесс размывания границ между «внутренней» и «международной» сферами политэкономических связей, а также между «государст­вом» и «обществом», как главными акторами этих отношений, приобретает качественно новую форму. Обретя популярность в академической среде Западной Европы и Северной Америки, данный консенсус стало невозможно игнорировать, сохраняя при этом претензии на понимание природы европейской интеграции.
Неофункционализм, основные положения которого были сформулированы в работах Э. Хааса, акцентировал внимание на эволюционном процессе изменения природы межгосударственных отношений, движимом логикой устойчивого стремления государств к сотрудничеству по прагматическим (функциональным) мотивам.
В отличие от неофункционалистов, сторонники межправительственного подхода рассматривали процесс европейской интеграции как цепь межгосударственных переговоров, в которых странам удавалось постепенно сближать свои позиции (национальные интересы) по многим вопросам экономического сотрудничества. На основе таких переговоров весь процесс европейской интеграции двигался вперед, развиваясь скачкообразно, от одних успешных межправительственных соглашений к другим. Традиционно представители этой школы рассматривали в качестве главных, единственно достойных внимания акторов интеграционного процесса, суверенные государства. Однако гарвардский профессор Э. Моравчик расширил этот круг за счет «групп интересов», способных оказывать на институты исполнительной власти определенное влияние. В этой парадигме «европейская политика» рассматривалась как «двухуровневая игра» [*], в которой национальные правительства исполняли роль важного связующего звена между национальным и международным уровнями принятия и реализации решений. Неофункционалисты же, уделяя определенное внимание политическим и социальным элитам, рассматривали национальные правительства лишь в качестве одного из многих акторов процесса, чьими интересами зачастую в анализе можно пренебречь. Среди других акторов, достойных самого внимательного изучения они выделяют транснациональные группы интересов и международные институты с постоянно усиливающимися наднациональными чертами. В качестве примера последних неофункционалисты называли Европейскую комиссию, Европейский парламент или Европейский Суд, предпочитая не замечать, что их реальные полномочия невелики, а их деятельность на ранних этапах европейской интеграции была крайне неэффективна.
Слабостью как неофункционализма, так и межправительственной теории является то, что они исходят из убеждения — интеграционный процесс развивается под воздействием четко осознаваемых «инструментальных» интересов стран-участниц, которые могут быть внятно сформулированы и после детального изучения рационально объяснены. Следовательно, обе теории в момент разработки проекта создания ЭВС и единой европей­ской валюты считали, что у стран имеются зафиксированные или понятные внешним наблюдателям группы целей и интересов, которых они и хотят добиться в итоге процесса экономического и политического сближения. Отметим, что неофункционализм и межправительственный подход считали важным «открыть черный ящик» суверенного государства, то есть понять механизм принятия решений и формулирования национальных интересов. И все же в обеих теориях преобладало убеждение, что внутренние лоббистские группы, влияющие на определение приоритетов государства, формируются вокруг четко осознаваемых интересов. Таким образом, считалось важнее понять природу таких интересов, чем пытаться выяснить механизм их формирования и обеспечения долгосрочной устойчивости.
Обе рассмотренные выше теории склонны четко разделять «высокую» и «низкую» политику, под которыми понимаются внешняя и оборонная политика, и экономическая политика соответственно [*]. Следовательно, общим для них является убеждение в том, что интеграция в сфере экономики может быть осуществлена значительно легче, чем во внешней и оборонной политике. Объяснялось это тем, что тесное многоплановое сотрудничество в области международной безопасности и обороны способно коренным образом изменить сущность государства, а экономическая интеграция к таким глобальным последствиям привести в принципе не способна.
Наконец, межправительственный подход и неофункционализм исповедуют достаточно традиционную концепцию государства. Они исходят из взглядов М.Вебера, согласно которым государство является иерархической структурой с авторитарным механизмом принятия решений, которое обладает как внутренним, так и внешним суверенитетом [*]. Наднациональные черты в интеграционном процессе, которые неофункционализм пытался выявить, а межправительственный подход решительно отрицал, формировались на основе именно такого взгляда на государство.
Некоторые исследователи рассматривают анализ действия внешних сил как важнейшее условие изучения интеграционных процессов в Европе [*]. По их мнению, институциональные изменения в ЕС следует рассматривать в качестве адаптации институтов и процедур ЕЭС к мощному и усиливающемуся воздействию, источником которого является мировая экономическая система. Как отметили в 1991 г. Р. Кохейн и С. Хоффманн: «Форма Европейского Сообщества определяется теми задачами, которые оно должно выполнять, чтобы сохранять европейские компании и национальные экономики конкурентоспособными в быстро меняющейся экономике» [*].

Ключевые аспекты теории внешних воздействий
Идейными истоками этого теоретического подхода являются, с одной стороны, относящаяся к либеральной традиции в политической экономии парадигма взаимозависимости, а с другой стороны, различные теории в рамках структурного реализма (неореализма). Парадигма взаимозависимости рассматривает государства в качестве акторов, чья деятельность протекает в рамках сложной сети контактов и процесса постоянных изменений в мировой экономике [*]. Изменения в одной части системы неизбежно приводят к трансформации других ее частей. И действия государств на международной арене в значительной степени определяются этой их зависимостью и отличаются от процессов, протекающих во внешнем мире. Сторонники данной теории спорили относительно того, является ли взаимозависимость благом или же бедой для суверенных государств, но склонны были признать в качестве очевидного факт усиления зависимости государств друг от друга в широком спектре политических, экономических, культурных и иных сфер взаимодействия.
С другой стороны, нельзя отрицать влияние структурализма (структурного реализма) на развитие теории внешних воздействий [*]. Особенно показательным является обращение к таким составным элементам структурализма, как убеждение в полезности использования механизма баланса сил для анализа взаимодействия государств на международной арене в обстановке анархии. Под последней понимается отсутствие единого и признанного всеми источника власти, способного легитимно регулировать отношения государств, используя весь доступный на национальном уровне арсенал средств, в том числе механизмы правового регулирования и силового принуждения. По мнению Д. Эндрюса, такой же подход может быть применен к рассмотрению международных экономических отношений. Тогда перемещение капиталов должно рассматриваться как «структурный» элемент, аналогичный вооружениям и другим элементам «государственной мощи» в концепции баланса сил. Сторонники такого подхода убеждены, что перемещаемый по неким рациональным мотивам капитал способен оказывать влияние на экономическую политику государств. То есть, оба указанных выше подхода признают лишь один путь взаимодействия государств с внешней средой: последняя способна оказывать на суверенные государства значительное влияние, которое следует изучать.
Но справедливо предположить и то, что внешняя среда оказывает влияние также на характер взаимодействия государств, участвующих в интеграционном процессе. Тогда сам процесс европейской валютной интеграции, а также участвующих в нем акторов, следует рассматривать как объекты/явления, подверженные влиянию внешних сил. Поскольку таких внешних влияний может быть названо достаточно много, обычно исследователи ограничиваются несколькими. Мы рассмотрим лишь два, важные для понимания интеграционных процессов в валютной сфере: трансформацию международных финансов и роль американского доллара.

Трансформация международных финансов
Изменения международной финансовой системы, ускорившиеся после Второй мировой войны, оказывают воздействие на самые различные стороны социально-экономической жизни отдельных государств и интеграционных объединений. По мнению Э.Моравчика, тенденция к отказу от инфляционного стимулирования экономического роста и признание большого значения стабильности цен были «импортированы» в страны ЕС извне национальных границ, сблизив позиции стран-членов по ключевым аспектам макроэкономической политики [*]. Следует также признать, что тенденция к либерализации движения капиталов стала приобретать популярность еще на рубеже 1950–60-х гг. и в ЕЭС она была взята на вооружение после того, как доказала свою привлекательность в других частях планеты, прежде всего в США и Великобритании. Д. Эндрюс справедливо указывает на трансформацию международных финансов как на важную причину, способствовавшую началу процесса европейской валютной интеграции [*]. На протяжении десятилетий финансовые рынки привлекали новейшие технологии для оптимизации своего функционирования. На этих рынках применялись информационные и телекоммуникационные системы, сделавшие задачу перемещения капиталов из одного уголка планеты в другой без существенных трансакционных издержек повседневной реальностью. Затем также постепенно капиталы стали лишаться «национальной окраски», что отражалось в стремлении владельцев капитала из числа государственных и негосударственных институтов размещать и использовать их в максимально благоприятной среде.
В трансформации международных финансов в последние десятилетия можно выделить, по мнению Б. Коэна, две фундаментальные тенденции, касающиеся процессов в валютно-финансовой сфере. Первая тенденция — перераспределение мощи между государствами, проявлением чего является сокращение возможностей для абсолютного доминирования в международных финансах, которым прежде обладала только одна страна — США. Вторая тенденция — перераспределение мощи от государств в пользу рынка, увеличение ресурсов, которыми располагают негосударственные акторы, в решении таких прежде фундаментальных для государства прав, как определение валютных курсов или условий доступа к заемным средствам [*]. В целом, система становится менее гегемонистической, и она оказывается под воздействием хаотических рыночных сил и процессов. Так, факт сокращения доминирования США в мире, особенно в отношении Японии, ЕС и Китая, признается многими экспертами. Хотя возникают вопросы: в какой степени сократилось влияние США? Чем был заполнен вакуум, вызванный сокращением регулирующей и стабилизирующей роли США в международных финансах. По мнению некоторых ученых, особенно популярному в 1970 — 80-е гг., гегемония США полностью закончилась. В частности, доказательству этого тезиса посвящена изданная в 1984 г. знаменитая книга Р. Кохейна «После гегемонии» [*]. Такой же точки зрения придерживался и Р. Гилпин, в 1987 г. отмечавший, что США «фальсифицировали свою функцию лидерства в валютной сфере» [*]. Именно такая анархия в сфере международных финансов определяет главные особенности их функционирования. Финансово-экономический кризис 2008 г. подтвердил справедливость такой оценки.

Роль доллара США
Проблема отношения правящей элиты США к процессу европейской интеграции стал крайне популярной у исследователей современной Европы сразу после 1957 г. Уже в 1960-е гг. авторитетные ученые указывали на вероятность и даже неизбежный характер усиления напряжения в отношениях между США и Западной Европой. Считалось, что интегрирующаяся Европа, расположенная под американским ядерным зонтиком и получившая гарантии своей безопасности из-за океана, своими усилиями по проведению независимой от США линии в мировой экономике, выходит за рамки допустимого и непременно будет наказана Вашингтоном [*]. К.Дайсон в соответствии с базовыми установками теории гегемонистической стабильности считает, что контроль ключевой валюты является важнейшим источником структурной мощи на международной арене [*], и Западная Европа должна была это на себе почувствовать, признав силу американской денежной единицы.
Известно, что крах еще в начале 1970-х гг. Бреттон-Вудской системы поначалу мало повлиял на доминирующие позиции доллара США в мировой экономике и финансах. Доллар оставался ключевой мировой валютой, что признавали все страны с рыночной системой хозяйства, в том числе и государства ЕЭС. Колебания курса американского доллара едва ли в то время существенно зависели от действий стран ЕЭС. Такие флуктуации оставляли мало пространства для маневра европейским политическим деятелям. При снижении курса американской валюты, при прочих равных условиях, импорт из США становился дешевле, что вело к его росту и снижению европейского экспорта в США. Но если курс доллара рос, то это также наносило ущерб значительной части стран ЕЭС, поскольку они являлись импортерами природных ресурсов, цены на которые, по традиции мировых рынков двадцатого столетия, номинировались в американской валюте. То есть любые колебания доллара США оказывали влияние на производство и внутренние цены в странах интегрирующейся Западной Европы, нарушая хрупкую стабильность в экономике возрождавшейся Западной Европы [*]. Следовательно, государства ЕЭС более всего были заинтересованы в отсутствии потрясений у американской денежной единицы, а также в стабильности финансовой системы США. Эта международная заинтересованность в устойчивости финансов США давала Вашингтону существенную структурную силу. Как отметил Р. Гилпин: «Меры макроэкономической политики, и особенно налоговой и валютной политики США, стали самой важной детерминантой валютных курсов» [*]. Эти связанные с национальным экономическим потенциалом возможности США рассматривались как подрывающие политическую автономию Западной Европы. Создание же единой европейской валюты можно было представить в качестве своеобразной контрстратегии ЕЭС, направленной на устранение названной выше несправедливой ситуации однобокой зависимости денежных единиц стран Западной Европы от доллара США.

Недостатки теории внешних воздействий
Структуралистский подход к изучению международных экономических отношений исходит из того, что структурные изменения неизбежно влекут за собой политические последствия. Но, как отмечает К.Дайсон, «отсутствующим элементом» структуралистской конструкции является ее неспособность объяснить процесс формулирования акторами целей своей политики, а также перспективы достижения искомых результатов [*]. Если анализ интеграционного процесса ограничивается изучением только его внешних факторов, то он не учитывает эти «отсутствующие элементы» анализируемой концепции. Мы считаем, что внешние воздействия и ограничения могут вести акторов в том или ином направлении, но при этом всегда останется пространство для выбора. Как справедливо отмечали У. Сандхолц и Дж. Зайсман: «Структурные изменения, которые мы рассмотрели, не ведут к определенным последствиям. Структурные изменения являют собой вызовы и возможности. Они создают возможность выбора для тех, кто принимает решения». А принятие и реализация на практике решений — прерогатива тех институтов власти, которые облачены соответствующими полномочиями. Если у государственных институтов таких полномочий нет — они должны их обрести. Если они ими обладают, но используют неэффективно — должны произойти изменения внутри самих институтов, направленные на повышение эффективности их работы. Таким образом, внешние воздействия — вызов интеграционному процессу, но признать их в качестве единственного и главного мотора было бы, на наш взгляд, совершенно неверно.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия