Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 2 (30), 2009
ЭКОНОМИКА И РЕЛИГИЯ
Расков Д. Е.
доцент кафедры экономической теории экономического факультета,
руководитель Центра исследования экономической культуры Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук


Собственность в восприятии староверов-странников: спор о паровой мельнице начала XX века
В статье освещаются дискуссии по экономическим вопросам в общине староверов-странников в дореволюционной России. Исследована эволюция взглядов староверов-странников о собственности и капитале. Показано, что религиозное неприятие денег, собственности и торговли сочеталось с поисками компромисса в этих вопросах. По мнению автора, ключевым моментом дискуссии явился «спор о паровой мельнице» в начале XX века. Представлена оригинальная интерпретация возникновения капиталистического предприятия в самой радикальной общине староверов
Ключевые слова: собственность, староверы-странники, капитал, религиозная этика, старообрядческая литература, обмирщение, "монастырский эффект"

Введение
Принципиальные споры внутри староверия в первую очередь затрагивали вопрос о степени компромисса с внешним миром. Частичное или полное религиозное неприятие мира как чуждого идеалам спасения затрагивало такие сферы как политика («моление за царя», светская власть как царство Антихриста), брак и девство, наука (внешняя премудрость), искусство (отказ от театра, светской музыки). Немаловажным вопросом всегда являлось и противостояние религии спасения и рационального хозяйства или экономики. Этот разрыв связи религии и экономической сферы усилился с разрастанием и усложнением системы, которую принято называть капитализмом. По мысли Вебера, эта связь «становилась все более невозможной, чем рациональнее и тем самым безличнее становился мир капиталистического хозяйства» [*]. К богатству, к деньгам, к собственности всегда сохранялось глубокое недоверие или точнее опасение, что эта сфера может захватить душу человека (сребролюбие и любостяжание), увести от Бога. Эти опасения только усиливались представлениями об Антихристовой природе экономики в последние времена. В то же время, парадокс состоял в том, что нестяжание и трудолюбие способствовали накоплению, а компромиссный подход позволял использовать экономический ресурс для поддержания стабильности и защиты от внешнего мира.
Представляет большой интерес тот факт, что в рамках одного из самых радикальных течений староверов — в странническом согласии — со второй половины XIX в. возникают и обостряются дискуссии по экономическим вопросам. Казалось бы, изначальная проповедь побега из мира, «жития птичьего», требование полного отказа от любой связи с миром, в котором действует Антихрист, предполагали однозначность в восприятии собственности. Тем не менее, сначала отношение к деньгам, а затем и вопрос об отношении к собственности и возможности вести торговлю становится в центре внимания и вызывает внутренние споры [*]. Проект полного отказа от всякой связи с внешним миром не мог быть реализован на сколько-нибудь длительном отрезке времени. Постоянно возникала необходимость в компромиссах. Их степень становилась предметом обсуждений. При этом, в этих обсуждениях проявляется очень важная и характерная для старообрядцев особенность: атмосфера демократичности и «народной мыслительности». Грамотность, знакомство с текстами, желание соблюсти в точности заветы предков часто приводили к появлению разных точек зрения и иерархическому неподчинению. Для выслушивания оппонентов, примирения и принятия решения нередко созывались беседо-разбирательные соборы.
Поворотным событием в истории общины староверов-странников начала XX в. становится учреждение паровой мельницы и торговой лавки в г. Данилове Ярославской губернии при непосредственном участии самого главного во внутреннем иерархическом устройстве, «старейшего преимущего» Александра Васильевича Рябинина (1852–1937). Для того чтобы разобраться в нюансах этой дискуссии представляется важным, во-первых, наметить общий контекст нормативного отношения к собственности у странников [*], начиная с инока Евфимия и заканчивая «сопелковцами» и «статейниками». Во-вторых, важно воссоздать экономические подробности устройства паровой мельницы и торговли, привести аргументы сторон в возникшем споре, и, наконец, проинтерпретировать возникшую дискуссию. Дополнительный исследовательский интерес для изучения хозяйственной этики староверов представляет и то неожиданное обстоятельство, что умеренное крыло странников приходит в своих нормативных оценках к откровенной апологетики капитализма [*].
Главным источником по факту заведению мельницы, обсуждению этого вопроса и общей истории страннического согласия стали материалы и рукописи Каргопольского собрания РО БАН, которые указал и порекомендовал к изучению Н.Ю. Бубнов. В вопросах исследования странничества и хозяйственных дискуссий большую помощь оказали работы А.И. Мальцева и Е.Е. Дутчак [*].

Отношение к собственности у странников
Согласие странников или бегунов исходило из того, что единственным способом спасения в последние времена стал побег из мира, выход за его пределы. С особенной бдительностью странники стремились оградить себя от любого взаимодействия с властью. Принятие собственности, закрепленной
и легализованной властью, воспринималось «истинно-православными христианами» как отступление от веры. Первая добродетель для странника: «страну быти мира». Сами представители согласия в объяснении «кто такие скрытники» пишут, что для сохранения цельной и непорочной веры: «Мы истинно-православные христиане ... уходим из своих домов для своего душевного спасения, следуя Святому Евангелию,... мы странники пришельцы есмы настоящего града не имеем, но грядущего взыскуем...» [*]. В Нравственном цветнике начала XX в. предписывалось хранить себя от сребролюбия и любостяжания. В вопросах собст­венности большое внимание уделялось завещанию: «имение не оставлять родственникам по завещанию, но своими руками при жизни раздавать его нищим», «завещания делать в пользу родственников (значит) на письме предавать позору свое неразумие» [*]. Идеалом была раздача имения, милостыня при жизни. Далее наметим основные вехи в эволюции взглядов странников на собственность.
В согласии странников, возникшем в 60-х гг. XVIII в., неизменным авторитетом пользовалось учение инока Евфимия (оформилось в 80-е гг. XVIII в.), труды которого опубликованы благодаря А.И. Мальцеву [*]. Отношение к собственности и экономической сфере вытекали из учения Евфимия. Мир — царство победившего Антихриста. Истинно-православные христиане должны жить за пределами этого мира и тем самым вести «скрытую брань». А.И. Мальцев обращает внимание на то, что социальные и экономические идеи Евфимий не обходит стороной [*]. Приход Антихриста Евфимий связывает с введением подушной подати и переписи населения, с размежеванием земель, которое коснулось перевода в частную собственность рек, лесов и «прочих усадьб», что неизбежно привело к «ратоборству». Ссылаясь на Св. Златоуста, Евфимий признает за христианский идеал общение имуществ: «Межи бо яко границы землям устави еже комуждо глаголати свое. Сей бо глагол святыи Злотоустыи проклятыи и скверныи наречет: «Кому глаголати «мое» — от диавола, — рече, введеся. Вся нам общая сотворил есть Бог, яже суть нужнейшая. И несть мощно рещи — «мой свет», «мое солнце», «моя вода» и прочая» [*]. Земля, вода, солнечный свет не могут быть в чьей-то собственности. Моральные последствия в том, что разделение изначально общего, Богом данного, достояния приводит к усилению таких пороков как зависть, сребролюбие, вражда. Не ускользает от инока Евфимия и такое последствие всеобщего распределения земель как насильственное прикрепление христианина к определенному месту в миру, а значит и к самому миру. Собственность не может не сковывать свободу христианина.
Необходимость платить налоги с каждой души заставляет человека «пещися о дани оной, и домовном строении, и прочем собрании имения, яко же мравия, неусыпно...» [*]. Желание получить больше денег приводит к ненависти, к использованию обмана в мерах и весах и «междоусобной брани», стремлению отнять надел у слабого. По мысли Евфимия, только «умное скитание» может оградить от вопросов собственности и удалить тем самым от «свары», от семи смертных грехов. Странник, как Христов человек, не должен иметь никакой собственности. К тому же «при угрожающей близости концу мира, напрасны все мирские попечения и труды» [*].
Взгляды Евфимия на собственность принято называть «коммунистическими». Интересно, эта оценка мало изменялась со временем: в 1873 г. к такому выводу приходит В.Ф. Ливанов, в 30-е гг. XX в. идеи Евфимия как коммунистические характеризует историк русской церкви Н.М. Никольский, а также историк страннического согласия М.И. Залесский, который сам принадлежал к последователям «статейников» [*]. Следует признать, что бескомпромиссность по отношению к власти неизбежно приводила к подобному отношению к собственности. Поскольку любое послабление по вопросу собственности означало не радикальное неприятие власти и мира, а компромисс. Последующая история страннического согласия показала, что степень этого компромисса менялась в зависимости от конкретных условий, в которые попадали общины: от удаленности от городов и деревень, от способности к самообеспечению. Эти условия влияли и на тип организации внутреннего управления, степень централизации. Соответственно, такой идеальный взгляд на отношение христианина к собственности было трудно воплотить, что приводило к отступлениям на практике и попыткам его переосмыслить.
В первой половине XIX столетия в странническом согласии стали появляться различные направления. Наиболее влиятельным стало «сопелковское», названное так по имени с. Сопелки Ярославской губернии. Альтернативу им составляли «безденежники», которые выступали за полный отказ от антихристовых денег [*]. Как показывает блестящий знаток страннического согласия А.И. Мальцев, до 40-х гг. XIX в. споры между «сопелковцами» и «безденежниками» не носили принципиального характера, поскольку обе стороны исповедовали нестяжание [*]. При ослаблении эсхатологических ожиданий деньги стали рассматриваться «сопелковцами» как безвредные, как средство к добрым делам. Сопелковцы стали поощрять активный поиск укрепления страннических общин, стали устраивать земные дела, превращать согласие в богатую и влиятельную организацию [*].
Позднее после принятия в 1860 г. статей Никиты Семенова (1804–1894), большая часть «сопелковцев» стали называть «статейниками». Самые существенные изменения коснулись вопросов церковной организации и управления. Статьи предполагали восстановление иерархии и централизации, выборы главного, который именовался «старейший преимущий». «Противостатейники» же в Сибири и Поморье придерживались более характерной для беспоповцев «старческой власти» в самостоятельных общинах и ушли в оппозицию [*].
В статьях было признано существование странников и странноприимцев, которые помогают общине, но сами еще не могут принять крещение. Определенные послабления касались передачи имущества. Те, кто вступал в скит или общежительство мог не передавать всего имущества, а распорядиться им по собственному разумению. Идеалом оставалось общение имуществ, отсутствие собственности, но признавались и другие формы. Для тех, кто поступал в общежитие в статьях Никиты Семенова устанавливались строгие правила: «... во общежитии своего ничего не имеется: ни имения, ни воли своея и прочее: ни самому начальнику оного, но вся обща» (Статья 10, пункт 1) [*]. Предписывалось для всякого дела иметь «совет от трех человек». В статье 11 «О распоряжении и содержании имущества собственности» подтверждалось, что поступающие в общину «обязаны непроминуемо все имущество, находящееся при оных... предоставить оное во общую пользу братския экономии». Далее же, ссылаясь на современные обстоятельства, подвергающие опасности полного лишения общественного имущества, допускалось не требовать полной передачи собственности, но лишь «кто что по своему расположению соизволит пожертвовать» [*]. С того, кто не поступал в общежительные обители, а проживал в миру, «на самостоятельном положении и попечении», имения вообще не требовали. Тем самым, отношение к собственности становилось у странников-статейников более гибким. Необходимость жить в непосредственном соприкосновении с городом, принимать помощь от странноприимцев, опасность разорения лесных пустыней заставляли идти на определенные компромиссы по сравнению с идеалами в вопросах отношения к собственности, которым следовал инок Евфимий.
Представляет значительный интерес неопубликованная история страннического согласия или скрытничества, как она описана у Максима Ивановича Залесского (1894–1975) [*]. Автор активно и открыто пользуется «внешними» светскими писателями. Много цитирует И. Пятницкого, В. Ливанова, Г. Плеханова, А. Щапова, А. Пругавина. В то же время, история написана на основании страннической библиотеки, куда входили полемические сборники, переписка, решения соборов. Прежде чем привести те сведения и оценки, которые сообщает М.И. Залесский о Никите Семенове по вопросу собственности, необходимо разъяснить необычную особенность данной истории. Дело в том, что основной акцент М.И. Залесский делает на отношении странников к собственности и капиталу. Достаточно посмотреть на то, как названы главы сочинения. В каждой из них воссоздается биография наставника: «Никита Семенович Киселев и применение капитала», «Правитель странников Роман (Гущин) и его задачи по линии капитала», «Корнилий П. Пятаков и Рябинин А. В. или перевод денежного капитала в промышленной». Складывается впечатление, что историю скрытников М.И. Залесский описывает для т.н. прогрессивных людей будущего, для которых чисто религиозные вопросы являются второстепенными. В некоторых отступлениях можно встретить настоящую апологетику капитала: «... но к капиталу в его общем состоянии странники с самого начала отнеслись весьма сочувственно и со вниманием, в нем они видели жизнь, силу несравненно большую, чем что-либо другое. Силу гибкую, плодотворную и влиятельную, которой одинаково служили лица того и другого пола разного рода и состояния. Повторяем, страннические руководители не могли не признать в капитале сильного рычага для движения вперед, для распространения своих взглядов и понятий на народную массу...» [*].
В переложении М.И. Залесского «старейший преимущий» Никита Семенов, с одной стороны, признавал общность братской собственности, с другой — «выступал защитником частного капитала». В подтверждение своей точки зрения он приводит подробности о задержании Никиты Семенова в 1854 г. в Вологде, когда при нем обнаружили сумму в 530 руб., описывает тесные связи с купцами и мещанами Понизовкиными, Носковыми, Полетаевыми, Трутневыми и другими [*]. Нельзя не подивиться тенденциозности подобных интерпретаций: «Ревность к проповеди и сила капитала восполняли друг друга, потому прилив последователей был тогда быстрой», «деньги грешней земли могут сделать больше, нежели обещания на райское наслаждение в загробном мире» [*]. Тем самым, М.И. Залесский показывает гибкость и открытость Никиты Семенова в экономических вопросах, эволюцию взглядов.
Рассмотрение вопроса отношения к собственности у странников в период до начала XX в. показало, что изначальная их позиция отличалась высокой степенью религиозного неприятия собственности. Инок Евфимий подчеркивал, что страннику подобает отказаться от всего моего («мое от дьявола»), что собственность на землю неизбежно ведет к «сварам», к разжиганию грехов. Тем не менее, необходимость поиска компромисса по проблемам хозяйственной этики приводила к разногласиям в вопросах отношения к деньгам, собственности и торговле. Превращение общины странников в богатое и влиятельное согласие, успех проповеди были бы невозможны без определенных послаблений. Прослеживается преемственность во взглядах «сопелковцев», «статейников» и «мельничных». Их отличает более лояльное отношение к деньгам и собственности. Определенным решением этого вопроса стало также разделение на странников и странноприимцев. Тем не менее, собственность и торговля продолжали вызывать споры, наиболее заметным из которых стал спор о паровой мельнице начала XX в.

Спор о паровой мельнице
Наиболее значительная дискуссия по вопросам собственности развернулась в начале XX в. Поводом стала активная экономическая деятельность (строительство паровой мельницы и устройство торговой лавки), которую развернул четвертый по счету «старейший преимущий» после Никиты Семенова — Александр Васильевич Рябинин (1852–1937). Спор о паровой мельнице расколол «статейников» на тех, кто поддерживал А.В. Рябинина и тех, кто выступал против мельницы и самоуправства. Главным в оппозиции стал «старейший Вичугской страны» Федор Михайлов. Полемика началась в 1911 г., договориться не удалось и уже к 1913 г. противоборствующие стороны предали друг друга анафеме.
Как пишет А.И. Мальцев, авторитет А.В. Рябинина (отца Арсения) «был чрезвычайно высок», «не случайно он почитался современниками и почитается странниками до сих пор как второй по значимости среди наставников (после Никиты Семенова) за все время существования согласия» [*]. Попробуем разобраться подробнее в чем состояла экономическая активность в общине скрытников при А.В. Рябинине, какие аргументы использовали стороны в письмах, беседах, соборных постановлениях.
Известны некоторые экономические подробности о заведении мельницы и торговой лавки. Деятельность общины странников развернулась в г. Данилове Ярославской губернии. Под покровительством А.В. Рябинина были запущены слесарная и никелировочная мастерская, где работали специалисты по металлообработке с Урала. В мастерской делали иконостасы, киоты, самовары, тазы. С 1906 г. стала работать торговая лавка, в которой предлагались хлеб, бакалея и даже табачные изделия. Работники трудились в основном на «монастырских условиях», что, по всей видимости, предполагало отсутствие денежной заработной платы. В торговлю было вложено около четырех тысяч руб. Возможно, в организации лавки помог и ранний опыт А.В. Рябинина, который в 1880 г. работал приказчиком в лавке В.С. Кузнецова в Невьянском заводе Екатеринбургского уезда Пермской губернии [*].
Самые жаркие споры разгорелись вокруг паровой мельницы. Подробные сведения о всех шагах и затратах приводит историк странничества М.И. Залесский. Сначала за 1350 руб. была куплена земля на имя И.С. Виноградова. Общая ценность мельничного предприятия составляла не менее 25 тыс. руб. Кроме земли, почти 10 тыс. руб. обошлось оборудование всего мельничного корпуса, 5800 руб. — двигатель, 5750 руб. — вальцовка и все принадлежности. А.В. Рябинин консультировался с профессионалами в Петербурге, в частности с Иваном Петровичем Белозеровым — подрядчиком по строительству кирпичных и деревянных построек. Общинная собственность была записана на лиц. Управление мельницей было формально передано товариществу оборотистых странноприимцев из Ярославской, Пензенской и Казанской губернии. Нанимали тех, кто работал «честно и усердно, но бесплатно», желая принять крещение странника [*].
Поначалу все шло неплохо. В Данилове было заведено духовное училище с богатой библиотекой [*]. 21 августа 1910 г. с «преимущим старшим» был избран А.В. Рябинин. Почти сразу его активная экономическая деятельность вызвала противление, как со стороны других наставников, так и со стороны благотворителей. Слишком плохо новые инициативы согласовывались с отказом от мира и всех его благ, слишком большое участие проявлял в этих делах лично глава странников, слишком уязвимым становилось положение общины в отстаивании собственной правоты перед лицом других согласий.
Попробуем проследить аргументы сторон в этом споре. Главный оппонент Федор Михайлов подчеркивает, что осенью 1910 г. купчиха Агафья Понизовкина выразила свое несогласие с устройством мельницы и отказалась помогать общине. Собственная экономическая деятельность общины странников заставляла благотворителей задуматься о целесообразности помощи. Поневоле согрешали и мирские купцы, но когда сами странники стали организовывать мельницу, это было воспринято с настороженностью. Опасались и упреков в отступничестве со стороны других согласий.
Несмотря на введенную централизацию, у странников-«статейников», в общине которой возникло это обсуждение, сохранялась демократичность в принятии решений. В частности, это подтверждает назначение внутреннего расследования по вопросу организации мельницы, проведение беседо-разбирательных соборов, обширная полемическая переписка.
В июле 1912 г. Собор Вычугской страны, объединивший оппозицию А.В. Рябинину, отлучил ставленника А.В. Рябинина Спиридона Кузьмича и назначил Кирика Харламповича. Тем самым первоначальный спор о мельнице и торговле усиливался спорами о превышении полномочий и злоупотреблении положением [*]. Сторонники Федора Михайлова задавались вопросами: Как можно бежать в пустыню с мельницей? Не противна ли мельница и торговая лавка Божественному писанию? Опираясь на Добротолюбие, Василия Великого, Феофилакта Болгарского, оппоненты выражали уверенность, что забота о житейском, приобретение богатства ведут к погибели. «Вместо мироотречника оказался мукомельник», — сетовали участники собора [*].
Большой Собор, проводившийся с 14 по 25 мая в Вычугской стране, объявил 17 вин А.В. Рябинина. Жанр «изъявления вин» наряду с вопросоответными сочинениями был популярен в старообрядческой литературе. Он позволяет лучше понять предмет разногласий, аргументы сторон. Первая вина А.В. Рябинина состояла в самом заведении мельницы: «При Вашей обители выстроена мельница и Вы, Александр Васильевич, своим вмешательством находитесь этому заведению хозяин, как-то: денег давал под землю и на мельницу, и твои послушники работают на мельнице, и торгуют в лавке, по твоему приказанию...». Вторая в непосредственном участии в организации торговли: «Тоже и на торговлю денег дал и доход от всего получаете. И табаком в воскресные и праздничные дни торгуете, и сим учинил великий соблазн» [*].">[*]. Обращает на себя внимание тот факт, что самой серьезной виной противники считают личное участие А.В. Рябинина в организации паровой мельницы и торговли. В результате опроса многих лиц они устанавливают, что сам А.В. Рябинин являлся хозяином мельницы: покупал под нее землю, вкладывал деньги, нанимал людей и получал доход. Возмущает противников лидера «статейников» торговля табаком, которая велась даже в воскресные и праздничные дни.
Истина, по мнению Кинешемских христолюбцев, не может быть доказана в богословском споре, поскольку искусство обращения с текстами может оправдать любую деятельность. Важно, что данная деятельность производит великое смущение и волнение, что ведется вопреки мнению других наставников. Не книжная премудрость может привлекать в общину, а пример христианской жизни, пост, смирение [*].
Личный интерес и личное участие А.В. Рябинина беспокоили странников. Пугало настроение «старейшего преимущего», которое следующим образом было отражено в письме К.П. Пятакова Федору Михайлову: «Я (А.В. Рябинин — Д.Р.) хочу поставить мельницу. Вот у меня уже и амбар весь срублен и двигатель приторгован. И взял биржевую газету и начал читать. Потом и говорит мне: “Вот, отец, как хорошо эти биржевые газеты, все знаеш — где, что и как продается”. И потом взял счеты и начал считать — сколько пользы принесет ему мельница. [...] Александр Григорьевич сказал ему: “А ежели узнают раскольники про мельницу, будут завинять всех нас за мельницу”. Он ответил: “Ето оправдаем Писанием. Мы етаго не боимся”» [*].
Тем самым, противников А.В. Рябинина, главным образом, беспокоило участие в делах самого «преимущего старейшего», его явная заинтересованность в хозяйственных вопросах. Кроме того, в качестве дополнительных доводов против заведения мельницы и торговли ссылались на осуждение благотворителей, которые отказывались помогать экономически самостоятельной общине и на осуждение со стороны «раскольников», т.е. других согласий и толков внутри староверия. Получается, что внешне выгодное предприятие грозило оскудением получаемой милостыни, что отражалось в большей степени на более удаленных общинах. Обмирщение ослабляло позиции «странников-статейников» в борьбе с другими согласиями («вместо мироотречника оказался мукомельник»).
Какие же аргументы в свою защиту приводил А.В. Рябинин? Сам факт, что эти аргументы приводились, соборы и разбирательства не утихали, говорит о том, что лидер странников» стоял на своем и не думал отказываться от мельницы и от торговли, считал себя полностью правым. По признанию многих современников — это был человек со страстной волей и умом. Он постоянно находился под угрозой преследования после того, как сбежал из-под ареста в Екатеринбургском уезде. С 1885 г. находился в Ярославском уезде, в 1914 г. попадает снова под арест, только революция позволяет ему освободиться из Александровского тюремного острога г. Иркутска [*].
В свое оправдание А.В. Рябинин ссылался на Апостола Павла. У М.И. Залесского приводится следующие слова главы странников: «Апостол сам лично торговал, а я сам не торгую, у меня на это особые люди определены, я только дела поставил и денег дал». В вопросе постройки мельницы ссылался на 9-е Правило 6-го Собора: «Клирик если имеет корчемное заведение на правах хозяина и отдает его в найм, нет в этом нового» [*]. А.В. Рябинина, обращаясь к своим критикам, говорил: «... не могу братия упразднить, не могу! Вы впали в ересь мессалианскую и меня тащите за собой... Мельница дело святое и богоугодное! ...» [*] Мельница и торговля, по замыслу наставника, служила благим целям: для «прикрытия христиан», «научения проповедников», для собственного пропитания.
Из показаний старца Антония Андреева следует, что А.В. Рябинин сам вкладывал средства в торговлю и другим предлагал это делать. На упреки о торговле в праздничные дни отвечал: «да ведь знаем, что не ладно, да что ж де сделаешь, если мы в свое время не отопрем, то ведь власть будет преследовать, да при том же с вокзалу... должны идти в другую сторону и мы лишимся доходу» [*].
Е.Е. Дутчак в истории таежных общин староверов-странников сравнивает пример заведения мельницы А.В. Рябининым с устройством ветряной мельницы в белобородовской общине, не вызвавшей противления и споров [*]. В аргументации, которая была призвана защитить инока Арсения от обвинений в «обмирщении», Е.Е. Дутчак выделяет два типа. Первый основан на отстаивании верного истолкования соотношения дела и соблазна: «делающий по заповеди Божией, а на них если и соблазняются, то не нужно оставлять делание ради соблазняющихся». Второй тип обоснования правильности предпринимательства защитники наставника основывали на предшествующем опыте монастырей, которые занимались и торговлей, и промыслом [*]. Заслуживает внимания тот факт, что ветряная мельница не вызвала тех споров, что паровая. Конечно, это могло зависеть от различных конкретных обстоятельств: авторитета и личного участия наставника, наличия оппозиции. Важно и другое — ветряная мельница по сравнению с паровой принадлежала к традиционному типу ведению дел. Паровая же мельница повсеместно стала символом новых капиталистических отношений, символом технического прогресса. Как правило, паровая мельница требовала использования наемного труда. Эта техническая, организационная и символическая разница между паровой и ветряной мельницей также отчасти объясняет разницу в их восприятии у староверов-странников.
Но вернемся к конкретным обстоятельствам противостояния сторонников и противников мельницы. 15–20 мая 1913 г. в Казани собор, на котором главным был А.В. Рябинин, признал отступление и клевету Федора Михайлова. Кроме того, в решения собора вошли две главы по мельнице, в которых показывалось, что на мельнице работают только мирские, не имеют прямого контакта с «преимущим старейшим», а также отмечалось, что мельница служит не А.В., а христолюбцам, т.е. служит благому делу [*].
В более поздних опровержениях учения Федора Михайлова 30-х гг. XX в. мельница даже не упоминается. Обсуждались только иерархические вопросы управления и подчинения, внутреннего церковного устройства [*]. Это и понятно, поскольку к тому времени сама мельница уже перестала принадлежать общине странников.
Заслуживает внимания то обстоятельство, что после возвращения в г. Данилов по инициативе А.В. Рябинина на базе мельницы и прилегающих земель был организован колхоз «Аксиома». В распоряжение колхоза дали земли, лес, инвентарь, они обзавелись коровами, лошадями, пасекой. Численность работающих не превышала 25 человек. Как указывает М.И. Залесский, в результате были подняты гектары целины и заброшенных земель, было построено жилье, сараи, конюшня и скотный двор. В 1923–1926 гг. в колхозе «Аксиома» стали жить и проповедники, что, по всей видимости, и послужило причиной его ликвидации [*].
Рассмотрение аргументов А.В. Рябинина показало, что он твердо стоял на своем, защищал экономическую деятельность общины странников. Привлекая богословские и исторические подтверждения, защитник паровой мельницы и его сторонники доказывали, что это дело богоугодное, т.к. помогает вести проповедь, привлекать странников, «прикрывать общину», что заведение мельницы и торговли продолжает монастырские традиции. Безусловно, подобные действия и споры были скорее исключением, чем правилом в истории страннического согласия. Тем не менее, спор о паровой мельнице явным образом продолжал старое противостояние «денежных» и «безденежных», «статейников» и «противостатейников», а также продемонстрировал внутренний модернизационный потенциал радикального крыла староверия.

Заключение и интерпретация
Сам факт заведения паровой мельницы и торговли у радикального крыла староверов-странников симптоматичен и заслуживает интерпретации. В определенной степени — это парадокс. Отказ от мира на одном этапе приводил к его освоению на другом. Обмирщение неизбежно приводило к его отрицанию и попыткам возврата к изначальным идеалам. Предельные позиции внутри радикального течения расходились. С одной стороны, тотальное неприятие капитализма, с другой — его открытая апологетика.
Вопрос восприятия собственности находились в прямой связи с общим вопросом отношения странников к миру. В проповеди радикального разрыва с внешним миром было скрыто противоречие. Как справедливо указывал А.И. Мальцев: «... проповедь побега, выхода за пределы «антихристова» мира по сути дела свелась к вопросу о форме и степени допустимой связи с ним. Вопрос же такого рода подразумевает многовариантность ответов» [*].
Побег от мира, выход за его пределы имеет двойственную природу, поскольку согласно диалектической логике на новом этапе уход от мира может давать господство над ним. Отказ от богатства мог оборачиваться еще большим богатством. Достаточно вспомнить т.н. монастырский эффект, о котором писал М.Вебер и С.Булгаков, согласно которому аскетизм в потреблении и трудолюбие приносят монастырю богатство. Очевидно и то, что на следующем этапе богатство подтачивает духовные основы монастырского уклада, что провоцировало подвижников уходить на новые места. В странническом согласии происходили похожие процессы. Отказ от благ этого мира привлекал мир, к иному ощущалось больше доверия. Неслучайно в странническое согласие приходит капитал, что неминуемо приводит к внутренней полемике и спорам. Наличие собственности может позволить решить ряд вопросов, но может и ослабить духовное влияние общины. Именно эта внутренняя борьба и была характерна для странников начала XX в.
Дискуссия по вопросам собственности показывает обостренное чувство правды, многоликость староверия. Образованность и начитанность многих наставников и простых мирян заставляла их высказывать свою точку зрения, участвовать в дискуссиях. В этом проявлялись соборные черты православия. Наличие различных точек зрения и уверенность в собственной правоте вели к длительным дискуссиям по вопросам собственности. Поиск форм жизнеобеспечения заново ставил вопрос о соответствии нововведений идеалам Писания и Предания.
В результате подробного рассмотрения эволюции нормативного отношения к собственности в странническом согласии и конкретных обстоятельств дискуссии о паровой мельнице удалось прийти к следующим основным выводам. Во-первых, степень компромисса с внешним экономическим миром уже, по крайней мере, с 40-х гг. XIX в. становится в центр внимания противоборствующих общин староверов-странников: «сопелковцев» и «безденежных». В дальнейшем вопросы о деньгах, торговле, собственности также сохраняют свою центральное значение в идентификации общин и выборе путей приспособления к внешнему миру. Христианский идеал «общения имуществ» переосмыслялся и требовал конкретной адаптации к нуждам и задачам общин. В этом контексте спор о паровой мельнице являлся крайним проявлением этой тенденции. Во-вторых, в развернувшейся дискуссии представляют интерес аргументы защитников и противников торговли и паровой мельницы. Противники указывали на «обмирщение», проявления сребролюбия, личное участие самого наставника, уменьшение пожертвований и милостыни, ослабление общины в борьбе с другими согласиями. Все эти аргументы органично согласовывались с учение странников об отречении от мира, в котором господствует Антихрист. Гораздо сложнее с богословской, книжной точки зрения было защитникам этих предприятий. Центральным становился аргумент об иерархическом послушании. Они использовали также такие аргументы как оправдание благими целями, обращение к опыту монастырей и авторитету святых (таких как Апостол Павел). В-третьих, спор о паровой мельнице следует рассматривать в контексте парадокса, который состоит в том, что отказ от мира на одном этапе, открывает неожиданные возможности по освоению и господству над миром на втором этапе, что, в свою очередь, подрывает изначальную последовательность и радикальность учения.
Строительство паровой мельницы, заведение торговли — редкое явление для странников. Вызывает большой интерес сам факт и возможность появления капиталистического предприятия под патронажем главы самого радикального и бескомпромиссного направления в староверии, что является яркой и еще недостаточно изученной страницей истории старообрядческого предпринимательства.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия