|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (29), 2009 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Смирнов И. К.
профессор кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук,
заслуженный деятель науки Российской Федерации
| |
| | | |
Актуальные проблемы теории экономической ценности в значительной степени обусловлены «революцией в философии», провозглашенной представителями различных течений неопозитивизма. Отрицая возможности философии как теоретического познания действительности, неопозитивисты утверждают, что единственно возможным знанием является только специально-научное знание. Одно из направлений неопозитивизма — аналитическая философия сводит философию к анализу употребления языковых средств и выражений, толкуемых как подлинный источник постановки философских проблем. Другое направление — лингвистическая философия отрицает логическую формализацию как основной метод анализа и занимается исследованием типов употребления выражений в естественном обыденном языке, в т.ч. когда он применяется при формулировке философских понятий. Известно, что идейным источником лингвистической философии является философия «здравого смысла».
Постулаты современного неопозитивизма и постмодернизма находят понимание, утверждение и развитие в отечественной экономической науке, в т.ч во взглядах представителей московской научно-образовательной школы философии хозяйства Основатель и руководитель этой школы Ю.М. Осипов утверждает, что философия хозяйства базируется на двух исходных положениях: во-первых, хозяйство рассматривается как жизнь, а жизнь — как хозяйство; и, во-вторых, в хозяйстве-жизни выделяются его имманентная и трансцендентная части. Последняя, определяющая основное содержание философии хозяйства, реализует себя не по принципам имманентной части, обычно изучаемой традиционной логикой, а по иным — трансцендентным — принципам, т.е. согласно другой логике (нелогичной логике) [1, с. 310].
Нелогичная логика предлагает особое понимание стоимости-ценности как одновременно субстанции, отношения и оценки, да к тому же и имеющей твердо выраженную трансцендентность. Она готова признать за стоимостью–ценностью «идеальность, ирреальность, виртуальность, хотя находит стоимость абсолютно реальным феноменом» [1, с. 316].
Такое понимание ценности не поддается строго научному критическому анализу и оценке, поскольку представители данной философии хозяйства не претендуют на признание ее в качестве самостоятельной завершенной научной теории, имеющей свой четко определенный предмет. Они утверждают, что их философия хозяйства есть мировоззренческое знание, которое, как известно, включает в себя мировоззрение житейское (обыденное), философское и религиозное.
Мы считаем, что получить истинное знание о ценности можно лишь тогда, когда она рассматривается не по безразличным и равнодушным друг к другу частям, образующим целое в лучшем случае как механизм, а в движении от клеточки к развитому организму. Содержание этого движения и, следовательно, содержание ценности определяется в зависимости от того, в какой сфере рассматривается это движение — в сфере непосредственного бытия, сущности или действительности.
Можно, конечно, изучать ценность в пределах каждого из названных типов мировоззрения, но общая картина мирожизни ценности представляет собой не их механическое единство (механизм ценности), как утверждают московские философы хозяйства, а организм.
Включает ли в себя органичное понятие ценности элементы житейского, философского и религиозного мировоззрения ? Конечно, включает, но в снятом виде как свои моменты. Впрочем, нелогичная логика предлагает новое понятие механизма — немеханический механизм, который имеет такое замечательное свойство как трансцендентность. «Условно и схематически ради познания, объяснения и рассуждения, — пишет Ю.М. Осипов, — такой механизм смоделировать можно, но его никак нельзя смоделировать как работающий механизм, ибо работает этот механизм на базе трансцендентного начала, вовсю пользуясь работающей трансценденцией (примерно тем, что принято сейчас называть «черным ящиком») Такой механизм не свести даже к диалектике, ибо он не просто сложнее, но включает в себя — вполне и диалектически — то, о чем и сказать то нечего (бывает «раскусанная» и даже моделируемая диалектика, а бывает, увы «нераскусанная», а потому и никак не моделируемая — разве лишь через включение в модель « черного ящика», т.е. по сути своей самого обыкновенного ничто)» [2, с. 219].
Заметим, что такой немеханический механизм ничем не отличается от классического механизма, который по своему понятию представляет упорядоченное множество равнодушных, безразличных и соотносящихся друг с другом лишь внешним образом частей. В отличие от организма, механизм имеет источник своего движения не внутри, а вне себя, т.е. он не имманентен ему, а трансцендентен.
Рассмотрим экономическую ценность на уровне житейского мировоззрения, непосредственного знания или «здравого смысла». Ее на этом уровне познания нет, она как таковая не существует ощутимо, зримо, непосредственно перед созерцающим, осязающим и оценивающим хозяйственную жизнь и экономические блага субъектом предстает не их ценность, а их цена или деньги как наличное бытие ценности.
Для прагматичных хозяйствующих субъектов — продавца-производителя и покупателя-потребителя — цена — это оценка предлагаемых и покупаемых экономических благ. Что же и как оценивает продавец-производитель? Его цена предложения необходимо соизмеряется с затратами на производство и возможностями реализации произведенного продукта. Для покупателя-потребителя цена спроса определяется способностью приобретаемого блага удовлетворить его потребности и ресурсами, обеспечивающими покупку. Отношение, сторонами которого являются цена предложения и цена спроса, определяют рыночную цену товара. Такой механизм ценообразования понятен и достаточен для прагматичных хозяйствующих субъектов и экономистов-теоретиков, мыслящих и творящих на уровне житейского мировоззрения, «точки зрения», мнения.
На уровне философского мировоззрения цена рассматривается представителями философии хозяйства не просто как отношение спроса и предложения, а как нечто, посредством чего в объекты вменяется ценность-стоимость.
«Стоимость, конечно, производится, — утверждает Ю.М. Осипов, — но она предварительно (выделено нами. И.С.) изливается — сверху вниз, денежным дождем, а потом уже производится (рождается) где-то в низах, там где бурлит реальность... Излияние стоимости сверху есть одновременно и ее вменение (как бы вселение в нестоимостные объекты — вплоть до самого человека)» [2, с. 224].
Таким образом, цена — это не денежное выражение стоимости, как считают имманисты, а, наоборот, денежное выражение отношения спроса и предложения, изливающееся сверху, оплодотворяющее, делающее возможным зачатие и рождение стоимости, как цены цены. Родившаяся ценность трансцендентна и поэтому непознаваема, чудо-тайна. Во всяком случае — это не труд, не полезность и не энергия. Тем не менее, стоимость объявляется субстанцией, первоосновой цены. Коль скоро это так, рассуждают философы хозяйства, сама стоимость не может иметь субстанции. Последнее утверждение настолько важно, что вся рассматриваемая концепция стоимости названа «несубстанциональной».
Получается какая-то действительно мистическая, потусторонняя картина. Не имеющая субстанции-первоосновы эфемерная стоимость, испаряясь, образует ценовые облака-тучи, которые денежным дождем изливаются на ту же бесплотную и безжизненную стоимость, зарождая в ней хозяйственную жизнь.
Определенная таким образом стоимость есть лишь предполагаемое, но не считываемое с измеренной реальности, число. Стоимость не измеряется каким-либо внешним измерителем. Подобно времени М. Хайдеггера, она сама себя «временит». «Аналогия стоимости и времени наиболее показательна: как всякая оценка и расчет есть моменты самооценки и саморасчета стоимости, точно также и всякое наше счисление чего-то во времени есть «момент» самоисчисления времени» [2, с. 27].
Идеальная, иррациональная, виртуальная стоимость живет, работает посредством своего экономического немеханического механизма. Работа этого механизма сравнима с работой человеческого мозга и есть тайна подобно тайне мозга.
Если работу мозга и механизма стоимости нельзя объяснить из них самих, остается признать, что она вменена им, трансцендентна. Обращаясь к автору «Философии хозяйства», С.Н. Булгакову, его последователи утверждают, что хозяйственная жизнь, которая есть жизнь стоимости, телеологична и эсхотологична. Однако речь здесь идет «не просто о телеологии и эсхатологии, а о великой телеологической и эсхатологической Тайне, которую мы можем ощущать, даже знать — как тайну, но раскрыть или разгадать не можем» [3, с. 593]. Это Промысел Божий.
Таково понятие стоимости представителей научно-образовательной школы философии хозяйства на уровне религиозного мировоззрения.
Попробуем теперь проследить движение понятия ценности не на основе нелогичной логики, а логики обычной (формальной) и диалектической («нераскусанной»).
Это движение вначале предстает как анализ товара и его цены, абстрагирование, снятие их непосредственности, т.е. исключение из сферы непосредственного предметного рассмотрения всего эмпирического, внешнего по отношению к «чистому» абстрактно всеобщему знанию.
Пределом абстрагирования в понятии товаров является их чистая абстракция, сведения их чувственно конкретных определенностей, качественных различий, единичности и особенности к единству, равенству, всеобщности
Такой анализ товара представлен в «Капитале» К. Маркса. Вначале товар рассматривается как вещь, как нечто чувственно-конкретное, обладающее двумя свойствами — способностью удовлетворять потребность и способностью обмениваться. Первое свойство в процессе абстрагирования становится потребительной стоимостью, а второе меновой. Абстрагируясь от потребительной стоимости, К.Маркс анализирует движения меновой стоимости и обнаруживает, что она есть форма стоимости, субстанцией которой является абстрактный труд.
Двигаясь в обратном направлении, синтезируя полученные в результате анализа товара абстракции, К. Маркс приходит к понятию цены как денежного выражения стоимости. Однако такой синтез стоимости (ценности) нам представляется не вполне диалектичным. Дело в том, что движение понятия в сфере непосредственного бытия и в сфере сущности разнонаправлены. Если в сфере непосредственного бытия оно есть движение от чувственно конкретного, единичного и особенного к абстрактно всеобщему, то в сфере сущности наоборот — движение от абстрактно всеобщего к конкретно всеобщему.
Марксово же восхождение от простой, единичной, случайной формы стоимости к полной, или развернутой форме и от нее к форме всеобщей претендует на изображение диалектического движения стоимости от единичности и особенности к всеобщности Но стоимости как только единичности нет. По своему понятию она есть всеобщность экономических благ независимо от того, что понимается под этой всеобщностью — абстрактный труд, абстрактная полезность, энергия и проч. проч.
Стоимость в простой, единичной форме выступает как становящаяся, еще не положенная, как стоимость «в себе». В самом начале своего формирования она представляет собой волевое отношение субъекта к объекту, оценку им значимости объекта для него. В обмене товарами она определяет себя уже не только как значимость для одного, но и получает признание в качестве значимости для другого, не только как единичность, но и как особенность. В договоре же купли-продажи (вербальном или литеральном), в правовом отношении как выражении не только общей воли обменивающихся, но и всеобщей воли значимость вещи приобретает всеобщее признание и она полагается как стоимость
Следует, конечно, иметь ввиду и то немаловажное обстоятельство, что в диалектической логике движение вперед есть в то же время возвращение назад, что начало движения определяет себя как его неразвитый результат, а результат — как развитое начало, что здесь анализ является в то же время синтезом и наоборот. Действительно, стоимость в ее первом простейшем определении как всеобщности экономических благ является неразвитым определением цены, а цена — развитым определением. Это не исключает возможности и необходимости раздельного анализа и синтеза стоимости и цены на уровне формальной логики, на уровне рассудочного мышления.
Что же представляет собой цена как нечто непосредственно данное? Она материальна, поскольку покупатель выкладывает за приобретаемый, а продавец получает за отчуждаемый товар определенную осязаемую сумму денег, но она же и идеальна, поскольку представлена в прейскуранте цен (литеральном или вербальном) и в сознании покупателя и продавца, до того, как они превратят идеальное в реальное. Непосредственно она есть денежное свидетельство соглашения между продавцом и покупателем, персонифицирующими спрос и предложение определенных предметов, объектов Она — денежный знак, свидетельство «мира» между ними, равновесия между спросом и предложением.
На чем же зиждется этот мир? Очевидно на тождестве оценок, «точек «зрения» продавца и покупателя относительно приобретаемого и отчуждаемого объекта, товара и денег. Цена, таким образом, выступает как денежная форма отношения спроса и предложения, выражающая их общую волю. Спрос и предложение — стороны отношения, выступающего в форме цены. Вне этого отношения они односторонни и, следовательно ,абстрактны, во всяком случае недостаточно определены. Соответственно, отношения без сторон в действительности не существует, т.е. оно существует как абстракция. Как стороны, а точнее моменты одного отношения, спрос и предложения содержат себя друг в друге как свое отрицание, а само отношение спроса и предложение есть ничто иное, как их непрерывное взаимное полагание и отрицание, переход их друг в друга.
Спрос, содержащий в себе предложение, является внешним выражением, формой потребности, а предложение, содержащее в себе спрос, — средством удовлетворения потребности. Потребности, которые можно определить как воление, стремление субъекта сделать внешнее своим, собой, а себя внешним, реализуются в процессе и результате практической и теоретической деятельности субъекта. Эта деятельность определена целью и подчинена ей, т.е. является целесообразной. В качестве таковой выступает, прежде всего, труд, рассматриваемый не просто как обмен сил и вещества живого организма с природой, т.е. жизнедеятельность, а как деятельность целесообразная. Таким образом, и нелогичная, и диалектическая логика на определенном этапе исследования ценности-стоимости приводят к необходимости рассмотрения ее в свете теологии и целесообразной деятельности.
По своему понятию цель — это, прежде всего, осознанная потребность, но не только. Она движущаяся цель, которая согласно диалектической логике в своем движении проходит три ступени: во-первых, идеальная цель, во-вторых, осуществляющаяся цель и, в–третьих, осуществленная цель Соответственно, труд определяет себя как идеальный, потенциальный (рабочая сила), как процесс и как осуществившийся, застывший процесс. В качестве своих моментов идеальная цель включает в себя не только осознание субъектом своих потребностей, но и возможностей их удовлетворения и идеальный образ своей реализации.
Вначале цель, как идеальная, противостоит в себе объекту. Она соотносится с объектом потому, что объективность находится в ней самой как идеальный образ объекта. Ее первой определенностью, как идеальности, является отрицание объективного. Вторая ее определенность — отрицание отрицания и полагание отрицательного по отношению к субъекту, т.е. полагание, делание находящегося в ней объекта внешним. Это полагание еще не сама осуществленная цель. Определенный целью объект есть средство. Если в качестве целесообразной деятельности рассматривать труд, созидающий материальные блага, то и предмет, и средство труда выступают в качестве средства реализации его цели, а результат — это не овеществленный труд, а объективированная субъективная цель. Действительно, результат завершает, венчает начало, а началом труда является его цель. Сам процесс труда представляется процессом реализации, материализации его цели.
Через средство цель связывает себя с результатом, продуктом, в котором она должна воплотиться. Осуществленная в результате внешней целесообразной деятельности цель конечна. Но результат продукта этой деятельности может стать и становится средством новой цели, которая осуществляется в продукте, являющемся средством новой цели, и так до бесконечности. Если снова обратиться к труду, то этот непрерывно возобновляемый процесс определяется как воспроизводство. Не имеющий конца процесс, или «дурная» бесконечность, снимается истинной бесконечностью, которая есть внутренняя целесообразная деятельность. Здесь цель имеет средство в самой себе, а не во вне. В одно и то же время, в одном и том же отношении она есть цель и средство, причина и следствие, начало и результат, субъективность и объективность — самоцель.
Цель и средство — стороны одного отношения. Без цели нет средства, так же как без средства цель скорее мечта. Когда же появляются средства осуществления мечты, она трансформируется в цель. Хотя цель и средство стороны одного отношения, они в этом отношении неравноправны. Цель в отличие от средства активна Она есть волевое отношение, содержащее внутри самой себя побуждение к своей реализации. Реализуясь, цель не только полагает и определяет средство, но подчиняет его себе и в конечном счете поглощает его.
Возможность, способность нечто удовлетворять потребность обычно называется полезностью. Однако это определение нуждается, на наш взгляд, в существенном уточнении. По своему понятию, как отношение, полезность включает в себя не только полезность цели как идеальный образ своей реализации, но и полезность идеального образа средства своей реализации, т.е. полезность затрат, издержек реализации. Полезность, которая в первом определении предстает как полезность цели, становится полезностью самоцели. Таким образом полезность продукта труда, как реализованной цели, экономического блага, определяется не только его способностью удовлетворить потребность, но и полезностью затрат на его производство, которые присутствуют в цене предложения и не могут не учитываться в цене спроса.
Потребности людей, равно как и средства их удовлетворения, различны. В этом отношении полезности цели и средств, самоцели специфичны.
Такое определение понятия полезности затрагивает сложную проблему соотношения понятия и сущего, сущего и должного. Цель как идеальное, как понятие может и, как правило, не совпадает с результатом своей реализации. Но реальная целесообразная деятельность всегда начинается с определения цели как идеального образа результата и этот идеальный образ не может содержать в себе реальное средство своей реализации. Это средство в самом начале движения цели всегда идеально. Поэтому первоначальное определение полезности цели, как идеального образа ее результата, включает в себя полезность содержащегося в ней идеального средства своей реализации, идеальных затрат. Точно так же должное, как цель, может не совпадать с сущим, как реализацией должного.
Разнообразные и безграничные потребности человека удовлетворяются с помощью разнообразных, но ограниченных средств. Субъект, определяя полезность выбранной цели как идеального образа результата своей деятельности, соотносит ее с полезностью возможных, ограниченных средств реализации выбранной цели. С помощью одного средства могут быть реализованы разные цели и, наоборот, одна и та же цель может быть осуществлена с помощью разных средств. Выбор оптимальных средств реализации определенной цели предполагает их соизмерение, а последнее требует однородности их специфических полезностей. Такая однородность достигается сведением специфического, (единичного и особенного) к всеобщему.
Отвлекаясь в непосредственно данной цене от денежной и какой-либо иной конкретной формы отношения спроса и предложения, мы получаем абстрактный спрос и абстрактное предложение, спрос и предложение вообще или спрос и предложение как всеобщности. Но сколь бы абстрактным не был спрос, он предполагает и содержит в себе абстрактное предложение как свое отрицание, так же как абстрактное предложение есть в то же время абстрактный спрос. За всеобщим спросом обнаруживается всеобщая потребность, а всеобщее предложение являет нам всеобщее средство удовлетворения этой потребности. Освобожденная от своей непосредственности, от своих денежных одежд, цена предстает перед нами как отношение всеобщей потребности и всеобщего средства удовлетворения этой потребности. Продолжая рассмотренное выше движение к «чистой цене», к «голой» абстракции цены, мы достигаем понятия всеобщей, родовой полезности разнокачественных экономических благ, делая их одно-род-ными. Эта однородность, всеобщность разнокачественных экономических благ, обладающих специфической полезностью, делает их ценностями. Мы пришли к понятию экономической ценности как всеобщности экономических благ. Это понятие не бессодержательно, не эфемерно. Оно содержит в себе в снятом виде, все богатство определений, полученных в результате сведения непосредственно данного, чувственно-конкретного к абстрактно всеобщему. Ценность, как абстрактно всеобщее, наличествует в действительности как чувственно конкретное и измеряется его количеством.
Ценность на разных этапах своего становления и развития — это деньги, цена, спрос и предложение, их отношение, цель, средство и самоцель, понятие, должное, сущее, единичное и особенное, но в снятом виде. Она есть то, что присутствует, как субстанция, не только во всех названных, но и во всех вообще процессах и явлениях хозяйственной жизни. Ценность — зародыш хозяйственной жизни, сама эта жизнь и ее финал. Деньги, конечно, являются наличным бытием экономической ценности, но не ее адекватной, истинной формой. Ценность ищет и находит такую форму своего существования, где она самополагается, где она в одно и то же время, в одном и том же отношении — цель и средство, т.е. самоцель. Одним из примеров такого реального существования экономической ценности является капитал.
Таким образом, ценность является полезностью, но не всякая полезность есть ценность. Ценность — это единичная полезность, положенная как всеобщность, т.е. полезность, специфичность, единичность, качественная определенность которой снята, которая низведена тем самым только до количественной определенности.
Ценность не есть нечто вмененное в товаре, а его свойство, его субстанция. Но имеет ли субстанцию сама стоимость? Это очень сложный вопрос, от ответа на который зависит очень многое. Сложность этого вопроса заключается уже в том, что не существует однозначного, общепризнанного определения самого понятия «субстанция». Ее определяют и как нечто неизменное в изменяющемся предмете, и как его предельную абстракцию, его первооснову, первооснование, как нечто материальное и как только идеальное. Позитивисты вообще отрицают существование субстанции.
Мы понимаем под ней начало, зародыш, клеточку системы, которая представляет собой организм (Механизм по определению лишен субстанциии). В таком понимании субстанция должна быть источником движения, а им диалектическая логика признает противоречие.
Впервые субстанцию как нечто внутренне изменчивое рассмотрел Кант. Гегель развил учение Канта, исследовал противоречие субстанции. У него изначально субстанция выступает как исчезающее в основании отношение между внутренним и внешним [4, с. 152], как снятое единство сущности и бытия, как содержательная основа или абсолютная «суть дела» [4, с. 165]. Это не непосредственное, а опосредствованное, снятое единство. Так чистое бытие, т.е. бытие, лишенное всех определенностей, есть непосредственно ничто и, наоборот, ничто есть непосредственно чистое бытие. Исчезание этого непосредственного единства в основании приводит к появлению нечто, отличного и от чистого бытия, и от ничто. Анализ есть движение от непосредственного бытия, от единичного, внешнего к сущности, абстрактной всеобщости к внутреннему. Движение в обратном направлении представляет собой синтез. Его результат есть нечто внешнее по отношению к внутреннему. Сущность являет себя вовне, абстрактно всеобщее становится конкретно всеобщим. Однако на рассудочном, формально логическом уровне анализ и синтез разъединены во времени и пространстве, они разные и противостоят друг другу внешним образом. В диалектической же логике анализ и синтез образуют тождество. В одно и то же время, в одном и том же отношении анализ есть и не есть синтез, а синтез есть и не есть анализ. Они непосредственно предполагают и отрицают друг друга, непрерывно переходят друг в друга, образуя единство противоположностей, т.е. противоречие. Разрешаясь, снимаясь, это противоречие, опосредствуясь снятием, переходит в основание. Этот процесс снятия непосредственности, конкретности, достигая предела абстрагирования, становится субстанцией. Таким образом, на уровне диалектического мышления субстанция ценности предстает как единство противоположностей, т.е. как противоречие Непонимание этого, а точнее понимание субстанции только на уровне формальной логики и тем более нелогичной логики приводит к серьезным ошибкам
В чем, например, на наш взгляд, ущербность экономической теории К. Маркса? В том, что объявляя абстрактный труд субстанцией стоимости, а стоимость субстанцией становящегося и развивающегося товара и капитала, он лишил их противоречия как источника движения, который согласно диалектической логике должен находиться в субстанции как единстве противоположностей. Он не ответил на вопрос, почему стоимость становится меновой стоимостью, а последняя противоречием, разрешающимся в движении ее простой, общей и всеобщей форм?
К. Маркс чувствовал неполноту, односторонность своего исходного определения стоимости. Не следует ли, — спрашивал он самого себя, — понимать стоимость как единство потребительной и меновой стоимости? Не представляет ли сама по себе стоимость как таковая нечто всеобщее по отношению к потребительной и меновой стоимости как ее особенным формам? Имеет ли это значение в политической экономии?» [5, с. 86]. Думается, что, если бы ученик Гегеля ответил на этот вопрос с позиций диалектической логики, структура и содержание «Капитала» были бы совсем иными.
Определенная диалектически ценность элементарна и эта ее предельная простота есть тождество с самой собой. В элементарной стоимости как отношении тождества различаются стороны. Эти разные стороны не иное стоимости, не труд, не полезность, не энергия, не что-либо отличное от стоимости, а она сама в своей рефлексии. Сторонами, а точнее моментами ценности, образующими ее субстанцию, являются потребительная и меновая стоимости.
Ценность как всеобщность в единичном обнаруживает себя в обмене, являющемся объектно-объектным и субъектно-субъкетным отношением.
Объекты вступают в отношение друг с другом потому, что они имеют в себе ценность как свою всеобщность. Действительно, в обмене товаров лишь обнаруживается их всеобщность. Ценность как всеобщность внешне представлена в сторонах отношения обмена, в единичном. Это ее первый внешний вид. Далее ценность сама по себе, как таковая, становится предметной, это — деньги. Это второй внешний вид ценности. Наконец, в третьем виде ценности всеобщее есть не только внешнее, объективное всеобщее, но и субъективное всеобщее. Потребляя ценность как всеобщность, в единичном, субъект становится собственником некоего всеобщего, которое принадлежит его собственной внутренней всеобщности. Этой ценностью в единичном могут быть материальные вещи, услуги, знания, культура, предметы искусства, другие духовные ценности, религия.
Человек есть цель и средство самого себя, т.е. самоцель. Как определяющий, сознавающий, реализующий, присваивающий цели и средства самого себя, он — «самость», собственнник самого себя. Все другое и всех других он рассматривает как внешние средства реализации своей цели. Но и все другие, и каждый рассматривают всех других и каждого в этом качестве. В этом всеобщем противоречивом взаимодействии людей обнаруживает себя интересный и сложный процесс формирования субъективной и внутренней всеобщности человека как его ценности.
Рассматривая цели всех других как средство реализации своей цели, индивид не осознает, что его цель в то же время и в том же отношении является средством всех других и каждого их них. Она становится самоцелью. Но чего или кого?
Этот сложный процесс взаимодействия множества целей и средств, и равнодействующую этого взаимодействия пытались понять, объяснить и раскрыть с помощью «невидимой руки рынка» А. Смит, «хитрости разума» Гегель и «производственных отношений» Маркс и марксисты.
Под «невидимой рукой рынка» А. Смит понимал невидимые, неслышимые и неписанные обычаи, правила и законы поведения субъектов рыночных отношений.
«Разум, — писал объективный идеалист Гегель, — столь же хитер, сколь могущественен. Хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, позволив объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель. В этом смысле можно сказать, что божественное провидение ведет себя по отношению к миру и его процессу как абсолютная хитрость. Бог дает людям действовать как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается из этого осуществление его целей, которые отличны от целей, руководивших теми, которыми он пользуется» [6, с. 397–398].
Почти о том же самом писал материалист и атеист Энгельс. «Желаемое совершается лишь в редких случаях; по большей же части цели, поставленные людьми перед собой, приходят во взаимное столкновения и противоречия или оказываются недостижимыми частью по самому своему существу, частью по недостатку средств для их осуществления. Столкновения бесчисленных отдельных стремлений и отдельных действий приводят в области истории к состоянию совершенно аналогичному тому, которое господствует в лишенной сознания природе. Действия имеют известную желаемую цель, но результаты, на деле вытекающие из этих действий, вовсе нежелательны. А если вначале они, по-видимому, и соответствуют желаемой цели, то, в конце концов, они ведут не к тем последствиям, которые были желательны. Таким образом, получается, что в общем и целом случайность господствует также и в области исторических явлений. Но где на поверхности происходит игра случая, там сама эта случайность, всегда оказывается подчиненной внутренним, скрытым законам. Все дело лишь в том, чтобы открыть эти законы» [7, с. 306].
Таким образом, и невидимая рука рынка, и хитрость разума, и производственные отношения и ценность — стоимость на поверхности явлений, по видимости не зависят от воли и сознания индивида, они выходят за пределы субъективного рассудка и объявляются Кантом трансцендентными.. Но уже Гегель показал, что эти непознаваемые вещи в себе в отличие от определяемого конечным материалом обыденного сознания единичного являют собой познаваемою разумом абсолютность, всеобщность, принадлежащую единичностям. «Абсолютное — писал он, — как бы по своей доброте, отпускает от себя единичности, чтобы они наслаждались своим бытием, и это же наслаждение само затем гонит их обратно в абсолютное единство» (ЭФН, т. 1, с. 158).
Ценность, правила поведения людей на рынке, экономические законы, сами люди как всеобщность не трансцедентны, не вменены вещам и людям, а являются результатом их деятельности. Тайна стоимости есть всего лишь «товарный фетишизм» вполне познаваемый и объяснимый.
Московская научно-образовательная школа философии хозяйства претендует на многое, вплоть до выхода за пределы предмета теоретической экономии и науки вообще. Ее предмет безграничен. «Философия хозяйства обращает внимание не на одно производство потребительных благ (как и на производство антиблаг, а то и просто “непотребных” вещей), но и на производство знания, сознания, души, смыслов, идей, культуры; порядка институтов, цивилизаций, права, политики государства; хаоса, кризисов (и катастроф), войн, переходов, перестроек, революций и т.д., т.е. на производство человека и его истории» [1, с. 121]. Более того, философия хозяйства нацелена на осмысление производства бытия вообще, не смущаясь при этом и производством бытия виртуального, фиктивного, даже ирреального. Но и это не все: философия хозяйства интересуется и производством небытия, смерти, антижизни. При таком понимании неограниченного (неопределенного) предмета философии хозяйства о ценности можно говорить и писать все, что угодно, но эту ценность нельзя назвать экономической. Научная дискуссия становится бессмысленной. Нельзя опровергнуть того, что не доказывается, не обосновывается.
Проблемы философии экономической ценности могут изучаться только в пределах теоретической, а точнее политической экономии, предметом которой является собственность человека. |
| |
|
|
