|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (28), 2008 | | | | ЭКОНОМИКА И РЕЛИГИЯ | | | Лукин С. В.
заведующий кафедрой бизнес-менеджмента Высшей школы управления и бизнеса Белорусского государственного экономического университета (г. Минск),
доктор экономических наук
| |
| | | | | Статья посвящена проблемам ссудного процента в христианском этосе. Выявлено различие между займом и ростовщичеством в ветхозаветном учении. Определен нравственный контекст ограничения процентных отношений в христианстве. Исследовано церковное законодательство о проценте в Средние века. Рассмотрено противоречие между христианским идеалом и практикой предпринимательства | | Ключевые слова: нормативное учение, притча, процент, беспроцентная ссуда, доход от инвестиций |
Процент является, пожалуй, наиболее сложным и неоднозначным феноменом экономической сферы жизни общества, как с точки зрения позитивной экономической теории, так и при нормативном подходе. Он стал камнем преткновения для многих выдающихся экономистов. Да и в самом проценте, если сравнить, например древние ростовщические тридцать, а то и пятьдесят процентов и современный отрицательный реальный банковский процент краткосрочного периода высокой инфляции, произошли глубокие сущностные изменения.
В нормативном плане негативное отношение к отдаче денег в рост, взиманию процента, существовало не только у древних евреев. Хорошо известна позиция Аристотеля по отношению к ростовщичеству, обозначенная им в «Политике» и «Никомаховой этике». В других древних цивилизациях, Древнем Вавилоне и Древнем Китае, процент, постоянный спутник частной собственности воспринимался как неизбежное зло, предпринимались лишь попытки ограничить его *.
Ветхозаветное учение о лихве и росте
Законом Моисеевым запрещалось отдавать деньги и натуральные блага в рост, но делалось серьезное послабление — разрешалось отдавать в рост иноземцу: «Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста» *, «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею» *. Послабление это объяснимо тем, что евреям приходилось жить среди враждебно настроенных к ним народов, среди которых ростовщичество процветало. С ними им приходилось торговать и вступать в кредитные отношения. Кроме этого, Израилю была необходима консолидация накануне жестокой борьбы не на жизнь, а на смерть с населяющими Палестину племенами. Указанное послабление не распространялось, однако, на обедневших пришельцев и поселенцев, живущих среди евреев: «Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришелец ли он, или поселенец, чтобы он жил с тобою. Не бери от него роста и прибыли, и бойся Бога твоего; (Я Господь,) чтоб жил брат твой с тобою. Серебра твоего не отдавай ему в рост, и хлеба твоего не отдавай ему для получения прибыли» *. Запрет отдачи таковым в рост и даже получения прибыли от них был одним из элементов в системе социальной защиты в Древнем Израиле. Заем деньгами или хлебом бедному, причем, не только единоплеменнику, но и пришельцу должен был иметь целью поддержание обедневшего ближнего. Пророк Исаия даже разделяет заем и отдачу в рост, приводя пары противоположных по своему положению людей. В одной паре — заемщик и заимодавец, в другой — ростовщик и дающий рост *.
В то же время такое послабление лишало данный запрет универсальности, вело к раздвоению морали и делало уязвимой страстью любостяжания душу отдающего в рост. Праведник, как считали пророки Давид и Иезекииль «в рост не отдает и лихвы * не берет» *. По словам псалмопевца Давида: «Господи! Кто может пребывать в жилище твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей? Тот... кто серебра своего не отдает в рост, и не принимает даров против невинного» *. Мерзостью называл отдачу в рост и взятие лихвы пророк Иезекииль *. Ростовщичество, несмотря на запрет, и, возможно, благодаря указанному послаблению, распространялось в Израильском обществе. Отдавали в рост и брали лихву не только с иноземцев, но и с единоплеменников. Во времена Неемии обедневшие Иудеи вынуждены были занимать серебро, конечно под проценты и под залог своих полей и виноградников для того, чтобы достать хлеба и заплатить подать царю. Многие из них вынуждены были за неимением залога продавать в рабство своих сыновей и дочерей *. Примечательно, что Неемия, услышав жалобы бедных об этом, не только выговорил знатным и начальствующим Иудеям, призвав их возвратить взятые в залог поля, виноградные и масличные сады бедных «и рост с серебра и хлеба, вина и масла», но и подал пример, простив долги бедных хлебом и серебром себе, своим братьям и слугам *.
Уже в древности ростовщический процент столкнулся с инфляцией, которая, однако, длительное время, вплоть до Нового Времени, была значительно слабее его. Темп древней инфляции был незначителен и реальный процент был немногим меньше номинального. Древняя инфляция проявлялась двояко. Во-первых, в форме снижения массы одноименных слитков золота или серебра, а впоследствии — монет. Например, находящийся в обращении серебряный сикль (шекель) потерял со временем половину своей массы (с 14,5 г. — такую массу более продолжительное время сохранял священный сикль, которым принимали церковные налоги — до приблизительно 7 г. Он назывался «простой сикль»). Таким же образом талант — слитки общей массой 43,5 кг (3000 священных сиклей) превратился в «народный талант» весом 18,75 кг (1290 священных сиклей), римский динарий, по данным профессора В.А.Федосика, с 217 г. до Р.Х. до 54 г. после Р.Х. уменьшился в массе с 4,55 г. до 3,41 г. *К этому добавлялась и «порча металлов», масштабы которой определить, конечно, затруднительно.
Во-вторых, обесценение древних денежных единиц происходило в форме снижения реальной массы и объема однородных товаров, особенно сыпучих тел и жидкостей (зерна, масла и пр.) при сохранении их номинальной массы. По этой причине, между прочим, крайне затруднительно, анализируя те или иные древние источники, в том числе и Библию, сравнивать цены на товары, услуги или недвижимость в сделках, отделенных друг от друга во времени десятилетиями или столетиями. Несмотря на свой относительно низкий темп, инфляция была заметна древним, и они видели в этом проблему. Пророк Иезекииль, например, выступал как против роста и лихвы, так и против обесценения денег и уменьшения мер и весов. «Ефа и бат должны быть одинаковой меры,та чтобы бат вмещал в себе десятую часть хомера и ефа десятую часть хомера: мера их должна определяться по хомеру. В сикле двадцать гер; а двадцать сиклей, двадцать пять сиклей и пятнадцать сиклей составлять будут у вас мину» *. Обязанность обеспечивать, выражаясь современным языком, стабильность покупательной способности денег лежит, считал Иезекииль, на князьях Израилевых, т.е. на правительстве *.
Новозаветный взгляд на лихву и процент
В Евангелии о взимании лихвы и отдаче в рост Спаситель говорит только в притчевой форме, в которой этот пример службы мамоне самым неожиданным образом становится средством понимания возвышенных духовных истин. В притчах о талантах * и о минах * говорится о том, что таланты, способности человека даны ему Богом «в рост». Они должны быть возвращены Ему преумноженными через дела во славу Божию.
Спаситель в своих проповедях ведет речь о состоянии души человека, давая понять, что все его поступки являются следствием этого состояния. В Нагорной проповеди Он недвусмысленно говорит о том, что совершенный человек дает взаймы, не надеясь получить обратно: «И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо он благ и к неблагодарным и к злым» *. Прямого запрета взимать лихву и отдавать в рост здесь нет, но совершенный человек, отдающий без надежды получить свою ссуду обратно, не нуждается в таком запрете. Внутреннее расположение совершенного человека должно быть таково, что он отдает взаймы, не беспокоясь о том, что долг будет возвращен, т.е. для него не существует понятия риска потери ссуды, поскольку он благотворительствует. Беспроцентную ссуду дают и грешники, надеясь получить обратно столько же. Совершенный же человек, не только не дает в рост (что подразумевается), но и дает взаймы, не надеясь получить обратно. Спаситель обозначает некоторые ступени на пути к совершенству. Не дающий в рост и не берущий лихвы совершеннее того, кто делает это. Не ожидающий получить отданное взаймы обратно со спокойной душой (на его внутреннее расположение не должно повлиять возвращение долга и даже возвращение его с неожиданной лихвой), совершеннее того, дает взаймы, надеясь получить назад столько же.
Для более глубокого понимания смысла приведенных выше стихов Евангелия от Луки полезно обратиться к вариантам перевода фразы: «Kai daneizete mhden apelpizontej». Синодальный перевод: «...взаймы давайте, не ожидая ничего» — недостаточно точен. Церковнославянский текст чуть ближе к греческому оригиналу «и взаимъ дайте ничесоже чающе». В Вульгате: «et mutuum date nihil desperantes» (и взаймы давайте, ничего от этого не ожидая). Это еще дальше от греческого первоисточника, чем синодальный перевод. Неточность перевода Вульгаты имела важные последствия. По мнению М.Вебера, (приводящего, правда вариант «Nihil inde sperantes») *это даже стало причиной запрета взимать проценты на христианском Западе на основании лишь договора о ссуде, введенного Ахенским имперским синодом Карла Великого в 789 г. *Гораздо яснее и созвучнее предыдущему стиху перевод православного епископа Кассиана (по мнению многих современных библеистов, давшего один из самых лучших переводов Нового Завета на русский язык): «и взаймы давайте, ничего не ожидая обратно». Очень близок к последнему английский перевод New international version: «and lend to them without expecting to get anything back». Речь идет здесь не проценте или лихве, а о внутренней готовности дать деньги или натуральное благо взаймы без надежды получить обратно вообще что-нибудь. Христианин ожидает награду «в жизни будущего века». Отдавая взаймы здесь без надежды получить что-либо обратно, он осуществляет своеобразные «инвестиции будущего века», веря в обещанное Спасителем воздаяние. Кстати, фраза: «...Kai daneizete mhden apelpizontej» некоторыми толкователями, основывающимися на том, какое значение эти слова имеют в позднейшем греческом языке, понимается как «ни в чем не отчаиваясь», т.е. не считая свое имущество безвозвратно потерянным, потому что награда за него будет дана Богом, ведь дальше говорится у евангелиста Луки: «и будет вам награда великая» *. По словам Матфея Властаря, одолженное таким образом «есть и дар и заем: дар, по безнадежности получить обратно, — заем, по великодаровитости Владыки, Который Сам за него заплатит щедрыми и великими воздаяниями» *.
В словах Спасителя нет прямого запрета взимать лихву или процент. В широком смысле, в них присутствует заповедь относиться к своей собственности как не к своей. Состояние это, однако, является признаком высокой степени христианского совершенства, достичь которого удавалось немногим. В этой мысли укрепляет евангельское повествование о беседе Спасителя с богатым, но стремящимся к благочестию человеком *. Состояние это означает фактический добровольный отказ от частной собственности. Именно с таким настроем души из членов первохристианской общины Иерусалима «никто ничего из имения своего не называл своим» *.
Лихва и процент в церковном законодательстве и практике первых и последующих веков христианства
Процент и лихва были немыслимы в среде Иерусалимской первохристианской общины. Трудно представить их и в имущественных отношениях внутри христианских общин других городов Леванта и Византийской Империи в последующие десятилетия и первые века христианства. Вне своих общин многим христианам приходилось, однако, подобно Лидии из Фиатира *, заниматься производством товаров или оказанием услуг, используя как фактор производства собственный или заемный капитал. Благодаря этой деятельности они могли, помимо содержания своих семей, оказывать помощь своим братьям по вере и покрывать многие необходимые расходы общины (например, на строительство храма или покупку земли для устройства христианских кладбищ). Хозяйственная необходимость заставляла их быть и кредиторами. Капитал предоставлялся в ссуду по сложившейся цене, т.е. под определенные проценты. Св. апостолы и их преемники осознавали, что полный запрет брать процент и лихву для всех христиан станет для многих непосильным бременем. По этой причине, начиная с апостольских времен, церковные правила запрещают лишь клирикам, основным источником жизненных средств которых были пожертвования мирян, отдачу денег в рост и взимание лихвы. Так 44 правило святых Апостолов повелевает, чтобы «епископ, или пресвитер, или диакон, лихвы требующий от должников, или престал, или был подвергнут извержению» *. Такая же норма содержится в 17 правиле I Собора, в 10 правиле VI Собора, созвучно ей и 5 правило Карфагенского Собора *.
Важно заметить, что 17 правило I Вселенского Собора запрещает для клириков и завуалированное взимание лихвы. По словам Матфея Властаря, « некоторые не делают сего (взимание лихвы и наложения роста — С.Л.) открыто, чтобы не быть уличенными в беззаконии, придумывают другой оборот для сего дела и, вручая другим деньги, соглашаются прибыль делить пополам, а в убытке не участвовать. Итак, изобретающих подобные ухищрения или измышляющих другую какую-либо постыдную прибыль правило подвергает извержению и удаляет из клира» *. Тем самым долевое участие в прибыли при ограничении ответственности приравнивается, по сути, к взиманию лихвы и процентов.
Также следует обратить внимание на то, что светские законодатели на христианском Западе в Средние века пытались порой превзойти церковное законодательство в строгости и вводили запрет на взимание процентов. Положительных результатов это не давало, а лишь усиливало раздвоение морали. Так, упомянутый выше запрет, введенный Аахенским имперским синодом Карла Великого в 789 г., способствовал изменениям, результатом которых спустя несколько веков стало появление институциональных кредиторов, акционерного предпринимательства, абстрагированию долговых обязательств. Физические кредиторы прятались за завесу юридического лица. Причем этим институтам давались названия святых, как, например, образованному в Генуе в начале XV века «Банку святого Георгия», прообразу будущих акционерных обществ. На Западе при запретах взимать проценты при ссудах создавались благотворительные учреждения (напр. Montes pietatis), которые, по сути дела, занимались ростовщичеством, причем по отношению к бедным.
Деловая неизбежность и идеал христианской жизни
По мере развития рынка капитала, ценой которого и выступает процент, все явственнее ощущалась, по выражению М.Вебера, пропасть между деловой неизбежностью и идеалом христианской жизни. Католическая нормативная мысль пыталась эту расширяющуюся пропасть нейтрализовать институциональным кредитованием, уже упомянутыми Montes pietatis и т.п. В современной католической экономической доктрине, восходящей к учению Фомы Аквинского и средневековых схоластов, процент — это цена экономии, которая настоятельно необходима в динамичной, ориентированной на инвестиции и рост производительности экономике индустриального века. По словам кардинала Йозефа ХЈффнера: «Поскольку процент — как стимул к экономии — выполняет важную народнохозяйственную функцию, он безупречен в нравственном отношении» *. Вслед за средневековыми, современные католические теологи признают оправданным процент в случае инвестиционной ссуды. В начале XX века иезуитский патер Ричард М. Мак Кеон даже выдвинул тезис о том, что 60 процентов работающих по найму американцев в состоянии экономить в пользу инвестиций, и тем самым существует нравственная «обязанность покупать акции предприятий» *. Нормативная оценка потребительского, а также иных видов кредитования в современной католической доктрине находится в диапазоне от осторожного до негативного. В целом, со времен схоластов, католические теологи «дифференцируют» денежную ссуду и доход от активных инвестиций. Представители новейшей католической экономической мысли критикуют в этой связи классическую экономическую теорию, за то, что она «окончательно смешала» эти виды процентного дохода. В этом с ними, кстати, солидаризуется Дж. Кейнс, признающий немалое влияние нормативной теории, особенно нормативного учения о проценте, на хозяйственную жизнь. «Я был воспитан в вере, — пишет Кейнс в «Общей теории занятости, процента и денег», — что отношение средневековой церкви к проценту было по существу абсурдным и утонченные рассуждения о различии между доходом по денежным займам и доходом от реальных инвестиций — это лишь иезуитская уловка, чтобы обойти на практике нелепую теорию... Теперь представляется ясным, что изыскания схоластов были направлены на разъяснение формулы, которая допускала бы высокую предельную эффективность капитала и держала бы в то же время на низком уровне норму процента, используя для этого закон, обычаи и моральные санкции» *.
Пропасть между деловой неизбежностью и идеалом христианской жизни даже после немалых усилий западнохристианской нормативной мысли устранить не удавалось, поскольку, по выражению М.Вебера, «предпринимательством занимались этически неустойчивые, а не преисполненные этического ригоризма люди».
Протестанты XVI века поступили радикальнее: они просто перенесли идеал христианской жизни на сторону деловой неизбежности. Успех в делах рассматривался ими как плод благочестивой жизни. В частности, Ж. Кальвин считал, что человек должен искать подтверждения своей предопределенности ко спасению в успехе в профессиональной деятельности. Процент как участие в доходе предприятия — заемщика стал считаться чем-то естественным, нормальным и законным. Отрицательное отношение к проценту в протестантской этике распространялось лишь на случаи, когда кредитование бедных приводило к еще большему их обнищанию. К середине XX века, однако, протестантский деловой импульс значительно ослабел. Западное общество бережливого аскетизма все больше трансформируется в гедонистическое общество потребления. Средний индивид умаляется как сберегатель и инвестор, и становится должником и кредитополучателем на рынке потребительского кредитования. Нормативное учение, потеряв религиозный характер, свелось к защите потребителя в широком смысле.
Православный нормативный подход продолжает новозаветную традицию. В нем нет запретов лихвы и процента для мирян, и в то же время ни одна из его форм не считается «безупречной в нравственном отношении». Попытки полностью соединить идеал христианской жизни и деловую неизбежность современной экономики признаются тщетными. Смущение богатого юноши, спрашивавшего Спасителя о совершенстве, оставляется всем православным предпринимателям, преуспевающим в бизнесе, особенно в бизнесе современном. Разрешить эту проблему каждый из них должен соответственно своим духовным силам. Одни, подобно св. Серафиму Вырицкому, бывшему миллионеру, находят силы, оставив бизнес, уйти на монашеский путь. Другие находят силы для широкой благотворительности. В XIX веке, например, известные и очень богатые украинские предприниматели Терещенко установили традицию ежегодной раздачи бедным процентного дохода, получаемого ими от значительных депозитов в банках. | |
|
