Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 1 (25), 2008
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ
Емельянов Р. А.
доцент кафедры гуманитарных, естественнонаучных и правовых дисциплин
Омского института (филиала) Российского государственного торгово-экономического университета,
кандидат философских наук

Емельянова Ю. С.
ассистент кафедры экономики и управления Волгоградского государственного педагогического университета

Трансформации власти и социального влияния в условиях глобализации

Власть является элементом общественной организации, без которого невозможны жизнеспособность и функционирование общества. Она призвана регулировать взаимоотношения между людьми, между ними, обществом и государственно-политическими институтами. Более того, власть является одним из главных ресурсов любого человеческого общества. Притягательность власти с данной точки зрения состоит в том, что властные рычаги дают возможность влиять на производство, распределение и потребление всех прочих ресурсов. Очевидно, что те, кто занимает подчиненное положение, будут стремиться к свержению существующих властей, чтобы занять их положение. Поэтому борьба между теми, кто обладает властными рычагами, и теми, кто стремится их взять, составляет неизменный закон человеческой жизни. Общество не есть некое механическое соединение тех или иных институтов и отношений – это форма самоорганизации человечества, где единство не навязано извне, а дано как бы изнутри. С данной точки зрения немаловажное значение имеет тот факт, что помимо насилия власть имеет своим основанием целый ряд других источников. Поэтому и политическая, и государственная власть никогда не бывают всеисключающей властью. Рядом с ними, зачастую в противовес им, существует множество организаций, объединений, институтов гражданского общества, таких как церковь, семья, образование, бизнес, общественное мнение, средства массовой информации, профсоюзы и заинтересованные группы.
Власть в широком смысле есть действие, предполагающее способность к преобразованию. В этом смысле власть логически предшествует субъективности. Э. Гидденс считает необходимым подчеркнуть, что концепция власти в социальных науках, как правило, имеет тенденцию отражать лишь одну сторону дуализма субъекта и объекта. Например, власть очень часто описывается как реализация намерения или воли, как способность достигать желаемого или интенциального результата; в других случаях, наоборот, власть рассматривается, прежде всего, как свойство общества или социальной общности. Дуальность власти состоит в том, что, с одной стороны, она воплощает способность акторов приводить в действие решения, которые выбирают они сами, а с другой – она представляет собой «мобилизацию направления», заданного институционально. Общества организованы вокруг процессов человеческой деятельности, структурированных посредством коммуникаций и исторически детерминированных в отношениях производства, опыта и власти.
По мнению Ю.М. Осипова, «власть – энергоинформационная, в основе своей духовная, генетически обусловленная способность мироздания, вселенной, бытия, природы владеть собой или удерживать себя в пределах самого себя, владея при этом всеми элементами и частями самого себя, свойственными себе процессами и изменениями, количествами и качествами, удерживая их в себе и при себе, соответственно, способность чего-либо одного в мире владеть чем-либо другим, его возможностью, удерживать его в себе, при себе, около себя, определять количественную и качественную динамику, организовывать, управлять, определять судьбу» [1. С. 211]. Власть – способность организации в интересах организующего. В современном мире, опутанном законами и институтами, власть становится все менее явной. Государство истаивает, передавая власть невидимому, даже и непознаваемому, субъекту. Это означает изменение характера власти, но не ее исчезновение. Властные импульсы не требуют сегодня ни отношения «власть – подвласть», ни явного управленческого действа со стороны субъекта власти, ни осознанного, тем более открытого, подчинения «подданных». Сейчас преобладающими становятся связи и сети, побуждения и манипуляции [2. С. 308].
Власть суть конструкты или коммуникативные коды, т. е. принципы упорядочивания необъятного в своей комплексности социального мира. Всякая социальная роль и ролевая коммуникация управляется своим собственным кодом – парадоксальным единством различного: власти-безвластия, собственности-несобственности, любви-нелюбви. Власть есть то отношение между человеческими субъектами, которое на основе производства и человеческого опыта навязывает волю одних субъектов другим путем потенциального или фактического применения насилия, физического или символического. Институты общества построены так, чтобы навязывать отношения власти, существующие в каждый исторический период, включая способы контроля, границы действий и социальные контракты, полученные в результате борьбы за власть.
Современный капитал, в отличие от классического капитализма XIX века, стремится купить не только способность к труду человека, он хочет подчинить человека в целом. А.В. Бузгалин выделяет следующие уровни подчинения человека глобальной гегемонии капитала: первый уровень – капитал подчиняет наемный труд и творческие способности; второй уровень – подчиняет человека как клиента, потребителя; третий уровень – подчиняет человека как члена гражданского общества и участника политической жизни [3. С. 199].
В сегодняшней трактовке власти подчеркивается важность коммуникаций. Структура общества представлена учреждениями, способными связывать эти мимолетные события, а принцип структурирования заключается в дифференцировании коммуникаций. В современном обществе дифференцируются не группы людей, а типы коммуникаций, в которых человек участвует. «…Описание власти того, кто ею обладает, не исчерпывается определением власть имущего в качестве причины либо в качестве потенциальной причины. Скорее, власть можно сравнить с комплексной функцией катализатора» [4. С. 21]. Н. Луман приходит к выводу, что власть представляет собой шанс повысить вероятность возникновения прежде невероятных селективных связей. Власть есть управляемая кодом коммуникация. И далее автор углубляет свой анализ: «Приписывание власти тому, кто ею обладает, регулируется данным кодом с далеко идущими последствиями, которые требуют усиления мотивов подчинения ей, ответственности, институализации, обращения к ней с требованиями перемен и т.п. И хотя в рамках властных отношений действуют обе стороны, ответственность за все происходящее приписывается одному лишь власть имущему» [4. С. 29].
Власть отличается от других коммуникативных средств тем, что ее код требует не эмоций, а действий. Власть, следовательно, есть некая материальная сила. В информационном обществе она становится вписанной на фундаментальном уровне в культурные коды, которые формируются посредством информационных технологий и на основании которых люди представляют социальную реальность и принимают различные решения.
Несмотря на некую внешнюю виртуальность, порожденную информационными технологиями, власть реальна в том смысле, что где и когда бы она ни концентрировалась, она наделяет индивидов и организации способностью осуществлять свою волю независимо от общественного мнения [5. С. 340]. Экономическая система пронизана властными отношениями иерархо-субординационного толка, она не является свободной, она организуема. Механизм экономики включает в себя сложнейшую подсистему всеобщей властной организации, состоящей из ряда типических (одного типа) и огромного множества конкретных властных организаций [6. С. 367].
Современные технологии предопределили трансформацию экономической и политической власти элит в мощь информационную. Концентрация информационных ресурсов, каналов и средств обработки информации (того, что Н. Луман назвал катализаторами коммуникаций) в руках меньшинства становится новой формой капитала. И наоборот, доступ к власти становится дополнительным источником капитала. Возникают (в том числе и в России) элиты от власти, т.е. элиты, сформированные во время своего срока пребывания у власти, период которого они используют для достижения более постоянного доступа к материальным ресурсам и социальным связям. Эти взаимосвязанные процессы лежат в основе новой социальной иерархии информационной эпохи. «Как в XIX веке модернизация привела к распаду закосневшее в сословных устоях аграрное общество, так и теперь она размывает контуры индустриального общества. Модернизация относительно самой себя» [7. С. 10]. Характеризуя масштаб преобразований, приносимых рефлексивной модернизацией, Э. Тоффлер подчеркивает, что происходит как демассификация производства, так и утверждение новых стилей труда, новых ценностей, нового разнообразия, и эти изменения не сводятся только лишь к экономической сфере, а носят глобальный характер, проникая во все области жизнедеятельности людей. По его мнению, изменения в неэкономических сферах как раз и помогут определить, что происходит в сфере экономической. «Во все большей степени, – отмечал он, – люди осознают, что вокруг нас формируется новая культура. И дело не только в компьютерах… Это новые установки по отношению к труду, полу, нации, досугу, авторитетам и т. д.» [8. С. 13].
В общеметодологическом плане важнейшим следствием прихода рефлексивной модернизации является возрастание ментального фактора в социальной жизни, усложнение отношений между знаком и означаемым, уменьшение вещественного характера многих компонентов социальности (ее развеществление), виртуализация отдельных социальных институтов и общественных связей. Речь идет о том, что в отдельных областях и на отдельных этапах возникает квазиреальность, смоделированная компьютерным образом, созданная искусственными средствами аудиовизуальная смысловая среда, которая выдается или принимается субъектом за подлинную или близкую к подлинной. О виртуализации общества можно говорить, поскольку в деятельности людей, в их отношениях друг с другом образы замещают реальность. Это замещение происходит во всех сферах жизни. Когда процесс овеществления приходит к своему логическому завершению, социальный конструкт перестает быть аутентичной реальностью, тем референтом, по отношению к которому артефакты и социальные технологии суть знаки. Эту ситуацию описал один из самых знаменитых представителей постмодернистской социальной теории Ж. Бодрийар, написав об «утрате реальности» в современную эпоху. Знаки не обмениваются больше на означаемое, они замкнуты сами на себя. Самоподдержание социальной системы продолжается как симуляция, скрывающая отсутствие «глубинной реальности». В свете концепции кардинального изменения в «способе означивания» логичен вывод Ж. Бодрийара о том, что симуляция модернистски понимаемой социальности стала тотальной практикой в постмодернистскую эпоху. Симулируется и реальность власти истеблишмента, и реальность подчинения масс. Симуляция реальности социальных институтов – симптом и фактор развеществления обществ [9. С. 39].
Проследим процессы виртуализации на примере властных отношений. Сегодня огромная роль принадлежит компьютеризации, современным телекоммуникационным и информационным технологиям. Потребность в обращении к концептуальным проблемам изучения скрытых форм власти возникает в связи с неадекватностью (одномерностью) традиционного понимания политической власти как процесса принятия государственных решений и необходимостью оптимизации когнитивных моделей для объяснения сохранения и воспроизводства элитарного характера политической власти в условиях действия формальных демократических институтов. В современной модели политической философии ведется поиск вариантов, моделей более совершенных форм власти. Как и в прежние времена, исследования ведутся в основном в рамках социальных или биологических отношений, и все предложения сводятся к совершенствованию этих отношений или изменению их взаимодействия. Ученые разрабатывают варианты стабилизации, гармонизации посредством изменения биологических или общественных составляющих человека.
Наряду с биологической и социальной составляющими необходимо вести речь о третьей составляющей, которую можно назвать человеческой. Методологически верным будет рассматривать дальнейший прогресс через совершенствование человеческих отношений, вектор развития которых будет, видимо, совершенно иным, чем это обусловливалось биологическими и общественными факторами [10. С. 246]. В практическом контексте аналитический поиск направлен на выявление форм политической власти, выходящих за рамки «общественного договора» с целью их нейтрализации и/или ограничения с помощью институциональных, правовых и моральных регуляторов. С. Льюкс существенно расширил и развил многомерное видение власти, введя в научный оборот концепцию «третьего лица власти» (формирование внешнего консенсуса между субъектом и объектом в результате навязывания объекту чуждых ему ценностей и целей).
В общую структуру «третьего лица власти» вписываются идеи А. Грамши, раскрывшего роль идеологии и «ложного сознания» как факторов, обусловливающих гегемонию правящего класса в современном демократическом обществе. В концепции «символической власти» П. Бурдье власть формирует определенный тип социальной реальности на основе навязывания консенсуса в заданном видении мира и легитимации соответствующего гносеологического порядка. Данная концепция вносит существенный вклад в понимание скрытых и трудноуловимых форм власти, изучение которых является одной из важнейших задач современной политической философии. У М. Фуко скрытые формы власти имманентны конкретным видам знания, определяющим социальные практики в различных областях человеческой жизни. Они формируют «дисциплинарную власть», дисперсивную в своем многообразии, практически неосознаваемую и проникающую в те сферы человеческой жизни, которые ранее считались свободным от власти. Дж. Скотт показал действие неосознаваемых механизмов власти при употреблении определенных типов речевых транскриптов (публичного и скрытого), формирующих и закрепляющих господство одних социальных групп над другими.
Среди новых реальностей конца XX – начала XXI в. необходимо выделить развитие бурного, неоднозначного и противоречивого процесса глобализации, что даст толчок началу зарождения новейшей экономической теории XXI в. По мнению Г.Ю. Дубянской, глобальная экономика может и должна исследоваться как конечная целостная система, все подсистемы которой (региональная экономика, макро- и микроэкономика, вплоть до домоэкономики) функционируют и развиваются как системно-структурные элементы глобальной системы. «Примером терминологического архаизма может служить использование словосочетания «рыночная экономика» для сущностного, категориального определения экономики конца XX в. Как известно, под рыночной экономикой имеется в виду экономика, основу которой составляет рыночно-ценовое регулирование и индивидуальные решения экономических субъектов, посредством которых распределяются ресурсы. Все другие регуляторы, механизмы и законы, помимо рыночных, как бы выводятся рыночными теоретиками за скобки. Ненаучность, абсурдность и неадекватность подобного «узкорыночного» мышления не вызывает сомнения. Ибо современная (во временном смысле) экономика отличается сложнейшей многоуровневой и многосубъектной системой регулирования. Здесь и все больше набирающее силу и значение глобальное регулирование, осуществляемое глобальными экономическими субъектами, и региональное, и государственное, и корпоративное регулирование. Рыночное же регулирование – это лишь один из видов регулирования, и в настоящее время далеко не самый главный. Следовательно, назвать нынешнюю глобальную, сложно структурированную и управляемую экономику с ее структурными подсистемами – экономиками различных уровней – рыночной может только ярый представитель идеологии рыночного фундаментализма» [11. С. 73].
Экономическая глобализация, как считает В.Т. Рязанов, ведет, с одной стороны, к увеличению масштаба производства, ориентированного на емкий глобальный рынок, с другой – к унификации экономического пространства в виде сближения «правил игры» в хозяйствовании, единообразия в потребительских предпочтениях через доминирование мировых торговых марок и т.п. Формируются новые источники и факторы экономического роста. Но одновременно возникают и серьезные опасения по поводу самого поддержания экономического развития в условиях демонтажа национально-цивилизационного структурирования экономики, не говоря уже о его сбалансированности и гармонизации [12. С. 571].
На понятие «влияние» одним из первых обратил внимание М. Дюверже. Занимаясь определением предмета политической науки, он указал, что подход к предмету политологии как науке о власти вообще, хотя и открывает широкие возможности для исследования природы государственной власти путем сопоставления ее с властью в других областях общественной жизни, но оставляет в стороне такое понятие, как «влияние». В кратком энциклопедическом словаре по общей, социальной и юридической психологии М.И. Еникеева и О.Л. Кочетова влияние рассматривается как процесс и результат изменения индивидом или социальной группой поведения других людей их позиций, оценок и установок [13, с. 22]. В толковом словаре русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой находим следующую трактовку: «Влияние – 1. Действие, оказываемое кем-, чем-нибудь на кого-, что-нибудь, воздействие; 2. Авторитет, власть» [14, с. 86].
Социальное влияние – это волевое общественное отношение, в котором субъект (актор), опираясь на материальную основу, каковой является собственность, и выражая проистекающие из этого интересы, оказывает неформальное воздействие на субъекта власти с целью изменения его политического поведения. Тайное или явное влияние может вызвать изменения (или воспрепятствовать нежелательным изменениям) в склонностях, мнениях, установках и убеждениях, а также непосредственно в поведении и деятельности. Если власть политическая и государственная имеет общественно-опосредованный характер, то влияние наоборот является носителем личностно-непосредственного характера.
Влияние, в отличие от власти, имеет, как правило, неявный характер, основывается на доверительных отношениях между субъектом и объектом. Часто оно покоится на моральных принципах, обусловленных авторитетом и связанным с ним уважением к объекту влияния. К этому следует добавить, что влияние является свойством и результатом общения людей, находящихся на одном иерархическом уровне (ситуация действительно такова, что бизнес-элита и политическая элита составляют единый круг общения). Если власть есть присвоение чужой воли, то влияние скорее не присвоение, а программирование, детерминация чужой воли, где одним из главных аргументов выступают собственность, богатство [15. С. 82].
Глобализация – далеко уже не интернационализация, ибо нации-страны уже перестают составлять из самих себя мировое хозяйство, они оказываются уже не первичными его элементами (частями), а в большей степени производными от него элементами (частями). Не нации-страны образуют теперь мировое хозяйство, а мировое хозяйство имеет в своем составе национальные, страновые образования, которые легче назвать именно образованиями, а не в полном смысле слова хозяйствами. Классическая макроэкономика, базировавшаяся на национальных, страновых основаниях, предполагавшая полноценный национальный хозяйственный центр (прежде всего с независимой валютой) и полноценные экономические границы, практически исчезла. На ее место пришла неклассическая макроэкономика, которая уже не свободна и не самостоятельна, как и не первична вовсе, а открыта и зависима, производна и вторична. Всемирный экономический процесс теперь важнее и судьбоноснее, чем любой национальный, хотя национальное начало вовсе до конца не исчезло. Так или иначе, но глобализация, отмеченная сегодня воцарением глобализма, существенно изменяет характер всего ранее называвшегося национальным, предъявляя всему этому жесткие нормы подчинения [16. С. 12]. В своей энциклопедической статье «Государство» Ю.М. Осипов пишет, что «государство влияет на хозяйственную жизнь общества как своим, т.е. всей своей системы, присутствием, почти при этом и нейтрально, как бы объективно, бессознательно, так и деятельски активно, вполне сознательно, даже и субъективно» [17. С. 279].
В последние десятилетия сначала к СССР, а затем и к России стараются приклеить негативные ярлыки с непременным словом «империя» в различных сочетаниях – «империя зла», «имперское мышление», обвиняя ее в агрессивности, непомерных амбициях, утрате чувства реальности поверженной державы. Стоит, однако, разобраться в коренном значении этого слова. В.М. Сологубов приводит фигуральные смыслы этого слова: престиж, влияние, авторитет. Все известные нам империи образовались с помощью силы, а в новейшей истории – и денег. Не было ни одной, которая была бы центром притяжения благодаря своему престижу, влиянию и авторитету. Зарождение империи по старой схеме уходит в прошлое. Грубая сила, даже подкрепленная деньгами, откровенный диктат и эксплуатация ресурсов не образуют более империй. Ядром новообразований не являются более государство или группа государств. Бал правят те, кто контролирует мировые финансовые потоки, находясь в тени. Результатом их деятельности мы видим глобализацию мировой экономики.
В мировом хозяйстве осталось немного белых пятен, где еще не осуществляется названный контроль. Будучи технически более развитой, Россия естественным образом станет лидером большой группы стран – источников сырья, защищая как свои, так и корпоративные интересы на мировом рынке сырья и ликвидируя существующий перекос цен между сырьем и мануфактурным продуктом. И в период колонизации, и в период глобализации Россия играла и будет играть иную роль, нежели нынешние страны-лидеры. В этом смысле ее можно назвать империей, но империей новой формации, основанной на престиже, влиянии, авторитете и потенциально обладающей огромной центростремительной силой. Первые признаки этого мы видим уже сейчас на примере международных политических и экономических новообразований без участия ведущих держав, в числе главных инициаторов которых является Россия [18, с. 37–43].
Таким образом, власть реализуется через общение, через определенный «язык», который понятен всем сторонам общественного отношения власти. Некая угроза заложена в информационных технологиях; они вывели человечество из-под гнета индустриальных отношений, но одновременно они несут в себе возможность не менее тотальных постиндустриальных форм несвободы. Государство является, на наш взгляд, основным субъектом социального влияния (под государством в данном контексте мы понимаем наиболее всеохватывающее явление, включающее все формы убеждения, давления, принуждения и т.д.). Поскольку под государством обычно подразумевается властная сила, система, аппарат, то отношения влияния переплетаются с властными отношениями, дополняют их. На наш взгляд, способность действующих лиц влиять на других зависит от многих факторов: от политических возможностей, имеющихся в их распоряжении; от характера и степени самого влияния; от того, в какой области функционируют те, кто является объектом усилий по оказанию влияния; наконец, от той степени повиновения, какой хотят добиться.


Литература
1. Осипов Ю.М. Власть // Философия хозяйства: альманах Центра обществ. наук и экон. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова. – 2005. – № 6.
2. Осипов Ю.М. Россия: ни глобальное, ни национальное, а имперское //Экономическая теория в XXI веке – 2(9): Глобальное и национальное в экономике /Под ред. Ю.М. Осипова, В.В. Чекмарева, Е.С. Зотовой. В 2-х т. Т. 2. – М.: Экономистъ, 2004.
3. Бузгалин А.В. Ренессанс социализма. М.: Едиториал УРСС, 2003.
4. Луман Н. Власть. – М., 2001.
5. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. – М., 2000.
6. Осипов Ю.М. Теория хозяйства: Учебник в 3-х т. Т. 1. – М.: Изд-во МГУ, 1998.
7. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М., 2000.
8. Тоффлер Э. Футурошок. – СПб., 1997.
9. Бодрийар Ж. Симулякры и симуляция //Философия эпохи постмодернизма. – Минск, 1996.
10. Бардаков А.И. Методология исследования политической власти в России // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Матер. Третьего российского философского конгресса. Т. 3. – М., 2003.
11. Дубянская Г.Ю. Императивы глобовидения и девелоповидения как ответы на вызовы современности // Экономическая теория в XXI веке – 3(10): Проблемы пореформенной экономики /Под ред. Ю.М. Осипова, В.С. Сизова, Е.С. Зотовой. – М.: Экономистъ, 2005.
12. Рязанов В.Т. Экономическая стратегия России в условиях растущей глобализации мировой экономики // Экономическая теория в XXI веке – 2(9): Глобальное и национальное в экономике / Под ред. Ю.М. Осипова, В.В. Чекмарева, Е.С. Зотовой. В 2-х т. Т. 2. – М.: Экономистъ, 2004.
13. Еникеев М.И., Кочетов О.Л. Общая, социальная и юридическая психология: Краткий энциклопедический словарь. – М., 1997.
14. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений /РАН. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. 4-е изд., доп. – М.: Азбуковник, 1997.
15. Емельянов Р.А. Власть собственности: Монография / ВолгГТУ. – Волгоград, 2003.
16. Осипов Ю.М. Глобальное и национальное в экономике //Философия хозяйства: альманах Центра обществ. наук и экон. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова. – 2003. – № 6.
17. Осипов Ю.М. Государство //Философия хозяйства: альманах Центра обществ. наук и экон. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова. – 2005. – № 1.
18. Сологубов В.М. Глобализм как высшая стадия капитализма? // Философия хозяйства: альманах Центра обществ. наук и экон. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова. – 2005. – № 6.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия