|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3/4, 2002 | | | | ЭКОНОМИКА И РЕЛИГИЯ | | | Расков Д. Е.
доцент кафедры экономической теории экономического факультета,
руководитель Центра исследования экономической культуры Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук
| |
| | | |
Духовная и материальная жизнь человека и общества нераздельно связаны друг с другом. Хозяйственный стиль в большинстве случаев выступает проекцией определенной "картины мира", "символического выражения мирочувствия". Особенно это справедливо по отношению к традиционному или средневековому обществу, в котором религиозные ценности определяли мировоззрение.
В контексте истории российского предпринимательства XVIII-XIX вв. большой интерес представляет, в частности, осмысление причин исключительной роли старообрядцев в торговле хлебом, лесом, солью, в модернизации первой и наиболее мощной частнокапиталистической отрасли хозяйства - текстильной промышленности.1 Обычно объяснение ведется по двум линиям - либо через устойчивое этическое своеобразие (М. Вебер), либо через так называемый "эффект гонимой группы" (У. Петти), т.е. либо через внутренние мировоззренческие установки, либо через внешние социальные условия или положение "меньшинства" в обществе. В данной статье мы попытаемся разработать главным образом первую из двух возможных линий и раскрыть картину мира и хозяйственное мировоззрение русского старообрядчества.
Вся история старообрядчества тесно связана с сохранением древнерусской религиозной традиции. Известна чеканная формула мятежного протопопа Аввакума: "Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных; до нас положено: лежи оно так во веки веком".
Консерватизм - стержень умонастроения и поведения старообрядцев. Широко известна огромная заслуга "ревнителей старой веры" в сохранении для будущих поколений коллекций древних икон, книг, системы древнерусских литературных жанров (патерик, мартиролог, духовные стихи), древневизантийского пения по крюкам. Именно старообрядцы и поныне сохраняют традиционную русскую крестьянскую культуру. В то же время необходимость воспроизводства традиции в условиях постоянно изменяющегося окружающего мира приводила к парадоксальному требованию максимальной подвижности и адаптации к новому - для сохранения "неподвижного", т.е. традиционного старого.
Раннее старообрядчество было поставлено перед необходимостью оправдать свой конфликт с господствующей Церковью и царской властью. "Справа книг" патриархом Никоном в 50-60х г. XVII в. представлялась как отход от истинной веры, катастрофическим и глобальным событием, исполненным глубокого и трагического смысла. Учение о наступлении Антихристова царства и о последних временах явилось убедительным обоснованием "искажения" веры, стало основой религиозного мировоззрения староверов.2 Реформа была воспринята не иначе как перемена веры.
Что же нового было внесено в богослужебные книги? В Символе веры устранялся противительный союз "а" в словах "рожденна а не сотворенна", словосочетание "несть конца" заменялось на "не будет конца"; в новом тексте Св. Дух именовался не "Господом Истинным", а просто "Истинным", произошло изменение написания имени Христа с "Исус" на "Иисус". Новый текст молитвы Господней тоже отличался: вместо традиционного "Господи Исусе Христе Сыне Божий помилуй нас" предписывалось молиться: "Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй нас"3 . На соборе 1666-1667 гг. были осуждены такие старые церковные обряды, как двуперстное сложение при крестном знамении, хождение "посолонь", восьмиконечная форма креста, ведение богослужения на семи просфорах, двукратное пение "аллилуйя".
Сами по себе эсхатологические ожидания не были новыми ни для истории христианства в целом, ни для средневековой Руси, но в старообрядчестве они получают новую жизнь, становятся сердцевиной вероучения. Основная задача - блюсти чистоту веры предков и сохранить церковную общину до второго пришествия. До сих пор настольной книгой старообрядцев является "Книга о вере", напечатанная в 1648 г. огромным для того времени тиражом в 1200 экземпляров.4 В ней развивалась теория поэтапного завоевания мира Антихристом, общая и для популярных в то время "Кирилловой книги" и "Поучений" Ефрема Сирина. Первый этап - 1054 год - разделение на Западную и Восточную церковь и отпадение Запада, второй этап - 1595 год - заключение Брестской Унии и "прельщение" Малой Руси к Западному костелу, предсказывалось, что третий церковный кризис случится в 1666 году.5 В Никоне увидели предтечу Антихриста, в реформах отступление от православия.
Нельзя ни обратить внимания на особое, благоговейное отношение староверов к обряду. Многие старообрядцы настаивали на том, что между господствующим исповеданием и старообрядчеством существует "глубочайшее разногласие в основных догматах церковных".6 Первоначально обряд был приравнен к догмату, и любое изменение в обрядовой стороне православия воспринималось староверами как догматическое новшество, как отступление от самого христианства. Обряд воспринимался как наглядная запись догматической истины. В определенном смысле, первенство обряда над догматом в русской церкви было предопределено фактом заимствования готового состава церкви у народов, которые шли первоначальным путем от внутреннего содержания к символике воплощения. Кажущееся невежество имело глубокие мировоззренческие корни. Стремление материализовать сакральное и жажду окружать себя священными предметами справедливо подчеркивал в статье о смысле старообрядчества известный историк, общественный и государственный деятель, А.В. Карташов: "Яркое отделение чистого от поганого, святого и священного от профанного в русском благочестии имеет свои прецеденты только у древнего Израиля с его Ковчегом Завета... Ни у одного из христианских народов не наблюдается столь напряженного культового благоговения, как у русских."7 В старообрядчестве воплотилась жажда не просто личного спасения, но устроения и здесь на Земле всей жизни "по-Божьи" и с довольством и достатком и с благами земными, с "благоденственным и мирным житием". Старообрядцы, давшие России уникальное сочетание глубокой веры и зажиточного быта, раскрыли потенциал практической метафизики русского православия.
Старообрядчество нельзя приравнивать к одному обрядоверию. Внимательное отношение к внешним проявлениям культа, к мелочам - следствие богобоязненности, ощущения приближения Страшного суда, желания в точности "блюсти" православную веру. Это хорошо понимал протоиерей В.В. Зеньковский, когда писал, что "для старообрядчества решался не местный, не провинциальный вопрос, а вопрос всей мировой истории - и поэтому тема Антихриста не была случайной или поверхностной в богословском сознании старообрядчества. Старообрядчество по своим воззрениям было историософично, боялось неправедного обмирщения церкви, заражения церкви мирским духом. Его положительный пафос, конечно, не в ритуализме, не в простом сохранении старины, а в блюдении чистоты церкви".8
Итак, "картина мира" старообрядцев как особого церковного общества слагалась из трех важных звеньев: (1) отправной точкой их мышления было эсхатологическое учение о Третьем Риме и единственности русского православия, из которого вытекало, что отступление от старой веры символизирует приход в мир Антихриста, (2) представление о незыблемости обрядов, согласно которому обряд фактически возводился до высоты догмата, (3) неизбежность близкого конца мира делала особенно важной проблему спасения души, первым условием которого было пребывать в лоне истинной православной церкви (т.е. старообрядчестве), а вторым являлось соблюдение истинного христианского жития.9
Это новое мировоззрение, ставшее культурной нормой, формирует внутригрупповую сплоченность старообрядцев, "отгороженность" от мира, замкнутость на себя, напряженность и истовость не только в вопросах веры, но и в бытовой, хозяйственной жизни. В мире, покинутом благодатью, остается лишь небольшая группа истинных ревнителей веры, которые только и смогут спастись во время Страшного суда. Отсюда близкое к иудейскому острое ощущение собственной избранности, дающее силы и в мирских делах. Отсюда доверие, взаимопомощь и взаимовыручка в предпринимательстве.
С момента разрыва с церковью, несмотря на все утверждения о преданности старой вере, старообрядцам пришлось приспосабливаться к новым условиям, создавать новое учение, возрождать утраченные традиции без непосредственной связи с прошлым. Отказ от литургии, браков, нежелание молиться за царя в большинстве беспоповских толков - это ли не головокружительные новшества. Это соотношение традиций и новаций для беспоповства проницательно подметил С.А. Зеньковский: "Наиболее радикальное крыло старообрядчества, которое поверило, что антихрист одержал победу над русским государством и русской церковью, ушло особенно далеко. Оно должно было фактически создавать новую "старую" веру без иерархии, без церквей, без полноты таинств, и придумывать новый "старый" обряд, который во всяком случае в части старообрядческого движения был по существу гораздо более радикальным нововведением, чем все "никонианские" новшества"10 .
Парадоксальным образом движение шло не назад к древнемосковской вере, а к вере новой, основанной на желании более горячей, более активной и более целостной религиозной жизни. Консерватизм оборачивался новаторством, стремление сохранить в неприкосновенности достижения прошлого стимулировало смело творить невиданное ранее будущее. Эта энергия на первом этапе развития старообрядчества привела к крупным творческим "новизнам" в духовной жизни, а в последующем заложила основу для экономических инноваций русского старообрядчества.
Мировоззрение старообрядцев остается православным, однако меняются акценты. В понимании хозяйственных вопросов старообрядцы чаще апеллируют к Ветхому Завету. Для старообрядцев лишь неправедное богатство - зло, но благословен тот, кто наживает богатство и кормит других. Торговля, если не брать лихвы, узаконена, "честные гири угодны Богу". Подобное ветхозаветное отношение к собственности сохранилось в среде старообрядцев вплоть до наших дней.
В этой связи интересно упомянуть о результатах, которые были получены во время проведения полевой работы среди местного "старожильческого" старообрядческого населения в Усть-Цилемском районе современной республики Коми (бывшей Архангельской губернии). Это место компактного проживания старообрядцев, которые начинают селиться в этих северных краях, начиная с конца XVII в. На вопрос об отношении купцов-староверов к богатству, приобретательству, наставница поморской общины беспоповцев с. Усть-Цильма, дед которой был крупным торговцем, - А.А. Чупрова - рассказала, на наш взгляд, очень примечательный апокриф на притчу об Иове. На примере этого апокрифа становится более понятна "инструментальная" схожесть старообрядчества и протестантизма, проявляющаяся во внутримирском аскетизме, обращении к Ветхому Завету, и одновременно содержательное отличие староверия.
У старообрядчества и кальвинизма общим является обращение к ветхозаветным текстам, но совершенно отлично и даже противоположно толкование и, как следствие, императив отношения к богатству и приобретательству. В притче рассказывается о праведном Иове, который был богат и вел добродетельную жизнь. В интерпретации А.А Чупровой, Бог насылает на богатого Иова, которому "надо было много" и "для Сатаны работал, стихийные бедствия.11 "Сначала наводнение уносит все богатство кроме золота и в некоторое время опять накопил богатство Иов, но опять "все для Сатаны работал, а Богу ничего", затем пожар, и опять восстановил все Иов, но обладая богатством, "людям шибко не помогал", "милостыню убогим мало подавал, все для себя надо было". И тогда в третий раз, "Бог подумал - ладно" и парализовал Иова да слепым сделал. Тут ему ничего не нужно стало, все раздал, что было, все царство свое, сделал келейку, стал в ней жить и ничего более не требовал, ничего не заводил. Вот Бог крестил Иова в святые, Святый Иов стал, а был такой богатый купец. Многое-то именье оно очень тяготит". Как видим, апокриф существенно отличается от ветхозаветного текста. Отсутствует, важный для кальвинистов, момент прижизненного вознаграждения Иова за повиновение воле Божией. "Дал господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде".12
В целом, ориентация на Ветхий Завет привносит в старообрядчество более лояльное и терпимое отношение к торговле и предпринимательству. Богатство может быть праведным, честная торговля узаконена, "честные гири угодны Богу", торговля приемлема, если не брать лихвы. Культурные нормы старообрядчества создают предпосылки для более рационального отношения к хозяйству. Они не остаются законсервированными, а находятся в постоянном изменении. Эсхатология, учение об Антихристе способствуют формированию в культурных нормах принципиально нового. Несмотря на внутреннюю неоднозначность хозяйственной этики, отношение старообрядцев к богатству, труду, смыслу хозяйственной деятельности претерпевает изменения и становится более лояльным по отношению прежде всего к торговле. Но в тоже время, идеалы старообрядчества остаются традиционными, обезличенный капиталистический порядок, свободный от этического регулирования, чужд духу старообрядчества. Богатство у старообрядцев не становится самоцелью. Хотя для трудовой этики характерны аскетизм, основательность, методичность и большая, чем в официальном православии, ориентация на Ветхий Завет.
Уяснив картину мира старообрядцев, выделим следующие черты, характерные для хозяйственного стиля ревнителей старой веры:
1. "Мирская аскеза". Перенесение в обыденную мирскую жизнь строгой келейной этики аскетического христианства. Это предполагает включение предпринимательской деятельности, повседневных трудов в мир священного. К работе, труду требуется такое же серьезное и ревностное отношение, как к исполнению религиозных обрядов. Аскетизм в миру задает большую, чем у остального населения, регламентированность жизненного уклада, подчинение его правилам христианской жизни, большую упорядоченность микрокосма. Это делало старообрядцев более рациональными. В потребительской сфере мирской аскетизм налагал жесткие ограничения: отказ от роскоши и "радостей жизни", неприятие чувственной культуры. В этом проявлялось сходное с протестантизмом, отмеченное М. Вебером, сочетание виртуозности в сфере экономики с самой интенсивной формой набожности. Следующие две нормы в производстве и потреблении являются в известном смысле следствием мирского аскетизма.
2. Трудолюбие и малое соотношение "отдых-труд". Эта социальная норма кратко может быть выражена твердой убежденностью старообрядцев в том, что "праздность - училище злых". Большая дисциплинированность и относительная производительность делали найм староверов на работу более предпочтительным по отношению к остальному населению. Помогало это качество и управленцам. Исследователи старообрядческого предпринимательства в биографиях известных купцов не раз отмечали, что не власть, слава и деньги двигали предпринимателями, не они были целью жизни, а дело, которое они взялись вести.13
3. Бережливость. Со стороны потребления было распространено ограничение мирских радостей, более строгая мораль. Отказ от расточительства и необдуманных трат приводили к более низкой предельной склонности к потреблению.14 Причем, низкая склонность к потреблению способствовала быстрому накоплению капиталов, необходимых для инвестиций в новые отрасли промышленности, в развитие торговых сетей. Ограничение потребительского спроса со стороны относительно небольшой группы не сказывалось на макроэкономических показателях и не приводило к ситуации недостаточности спроса. Бережливость группы староверов ставила ее в экономически более выгодное положение по сравнению остальными агентами рынка. В качестве яркой иллюстрации этого тезиса достаточно вспомнить стиль жизни крупных предпринимателей, родоначальников семейного дела. Образ Петра Егоровича Бугрова (1792-1857) увековечен художественной литературой. Фактически он явился прототипом заволжского тысячника Потапа Максимовича Чапурина - героя романов П.И. Мельникова-Печерского "В лесах" и "На горах". Занимаясь казенными подрядами и хлебною торговлею, П.Е. Бугров сумел быстро стать миллионером, но это никак не сказалось на характере его потребления. П.И. Мельников в "Отчете о современном положении раскола" так описывал эту типичную черту староверов: "Совершенно чуждый образу жизни нового поколения ..., Бугров живет так, как жил он прежде, будучи не капиталистом, как теперь, а рядовым мужиком деревни Поповой... Имея несколько больших каменных домов в Нижнем Новгороде, большую водяную мельницу в Семеновском уезде и кредит чрезвычайно обширный, ворочая сотнями тысяч, этот старик живет хуже всякого мещанина средней руки и делает это не от скупости, не из ханжества и вообще не по каким-либо расчетам, а по привычке к простому быту".15 Бугров держал себя просто и с работниками и с губернатором, "разъезжая по своим делам, он на пароходах брал место в третьем классе, возил с собою каравай с огурцами или луком и довольствовался подобною пищею, не прибегая к услугам пароходного буфета. И его одежда, порядочно поношенная, соответствовала такому образу жизни".16 Суровость образа жизни и непритязательность отличала родоначальников купеческих династий Рябушинских, Морозовых и др.17
4. Взаимное доверие и дух общины. Для старообрядцев было свойственно осознание собственной избранности, что предполагало большую степень доверия к своим единоверцам и меньшую к остальному миру. Сплоченность однородной группы поддерживалась единым мировоззрением, единой исторической судьбой во время гонений. Купец-старообрядец отождествлял себя с общиной, интересами которой он жил. В общине он мог получить беспроцентный кредит, наладить связи с другими регионами. Примечательно, что со стороны остального населения к самим старообрядцам было больше доверия.
5. Императивы социального служения, а также спасения и укрепления общины. Богатство не рассматривалось как самоцель, а лишь как средство для сохранения и укрепления общины, для социального служения. Эта норма проявлялась в распределении заработанных благ в среде старообрядцев. Нередки были случаи пожертвований, завещаний целого капитала в пользу общины, меценатства. Типичен пример московского купца Тимофея Ефремовича Соколова, прихожанина Преображенского кладбища федосеевцев, который в 1845 г. пожертвовал в своем завещании в пользу общины колоссальную по тем временам сумму в 3 млн. рублей, а тысяче человек повелел выдать по тулупу.18 Причем благотворительность и меценатство не ограничивались рамками общины. Купцы-старообрядцы пополняли коллекции музеев, строили богадельни и больницы, даже поддерживали театральное искусство (С.Т. Морозов). К примеру, Румянцевскому музею Кузьма Терентьевич Солдатенков, коммерции советник, завещал библиотеку и собрание картин, а Григорий Матвеевич Прянишников, балахнинский купец 2-й гильдии, пожертвовал собрание книг и икон. Уникальные собрания древних рукописей и старопечатных книг оставили после себя Иван Никитич Царский, купец, попечитель Рогожского кладбища, и Тихон Федорович Большаков, московский 2-ой гильдии купец, соревнователь московского Императорского общества истории и древностей российских, корреспондент Публичной библиотеки.19
Таким образом, хозяйственный стиль купцов-старообрядчества проявлялся как в производстве (трудолюбие), так и в потреблении (бережливость) и распределении (служение общине). Картина мира старообрядцев создает предпосылки для более рационального отношения к хозяйству. Отношение старообрядцев к богатству, труду, смыслу хозяйственной деятельности претерпевает изменения и становится более лояльным, прежде всего, по отношению к торговле. В тоже время, идеалы старообрядчества остаются традиционными, обезличенный капиталистический порядок, свободный от этического регулирования чужд духу старообрядчества. Богатство не становится самоцелью, хотя трудовой этике и свойственны аскетизм, основательность, методичность. В целом, хозяйственный стиль соответствует христианским ценностям и в этом смысле не является абсолютно уникальным. Уникально воплощение этого стиля в рамках русского капитализма. Уникально гармоничное сочетание религии и рыночной экономики. |
| |
|
|
